«Русская совесть». Вечер памяти Г.М.Шиманова
30 октября в библиотеке им Пушкина на Бауманской по инициативе слушателей Творческого объединения Чистые «пруды» был организован вечер памяти русского мыслителя Геннадия Михайловича Шиманова, который отошел ко Господу весной, в день св. Учителей словенских Кирилла и Мефодия. Вечер был назван «Русская совесть» и носил неофициальный, дружеский характер - выступали друзья, соратники, родственники, ученики.
Шиманов - в современном интеллектуальном пространстве России фигура значительная и противоречивая. Начинал он с противостояния официальному атеизму и в этом его путь сомкнулся с диссидентским движением, наполненным жгучим отрицанием всего советского бытия. Но с годами мировоззрение Шиманова, да и его социальные взгляды претерпели существенное изменение – христианскую цивилизацию он перестал связывать с «западными свободами» и вошел особым эшелоном в патриотическое движение современной, терпящей муки России.
Вечер начался просмотра небольшого видеоинтервью с Шимановым, где он в домашней обстановке, хорошо знакомой всем участникам Русских собраний, проводимых хозяином в последние несколько лет, рассказывал свою биографию, нисколько не щадя своего самолюбия. Непринужденность и откровенность признаний поражали и открывали перед нами чистую и мужественную душу - не покаяние, не желание исправиться и искупить свои ошибки звучало в словах, а полное забвение себя, отсутствие каких бы то ни было личных целей и интересов. Одно двигало автором – засвидетельствовать правду пути, и в этом была главная честь говорящего. Путь же лежал через топкие болота интеллектуальных соблазнов, каменистые ущелья преследований, ледяные вершины непонимания и многие ловушки всех этих пространств.
Погас экран, запечатлевший образ Геннадия Михайловича, и, как бы продолжая его интонацию, начали говорить люди.
Выступление директора Института Русской цивилизации Олега Анатольевича Платонова, горячо любящего и труды, и саму личность Шиманова, можно было бы озаглавить -
Духовный человек
«Геннадий
Михайлович – это человек особой формации, духовный человек. Именно из таких
людей в
Затем Платонов рассказал, как встретился с Шимановым лично и как в основу работы Института Русской цивилизации легли теократические и другие идеи Шиманова. «На многих наших собраниях мы обсуждали и главную, коренную идею славянофилов и их последователей - Что такое Святая Русь? А это особые благодатные свойства русского народа, делающего его новым богоизбранным народом, народом богоносцем. Но избранным не для подавления других народов, а для жертвенного служения им, для избавления их от мирового зла. Были сформулированы и основные черты русского народа, такие, как: духовная цельность, неразрывность веры и жизни, без веры русский человек – не полон; второй принцип - добротолюбие; затем нестяжательство, преобладание духовных форм жизни над материальными; следующее, - соборность, любовь к общинным ценностям, растворение человека в православной Церкви, в православном государстве, в православном народе. И этим достигается самое высшее состояние свободы человека. Затем - патриотизм, после веры в Бога патриотизм – высшее выражение духовности человека. И, наконец, симфония светской и государственной власти.
Все эти мысли и идеи поддерживались Геннадием Михайловичем и делали нас с ним одним целым».
Платонов заверил, что их институт будет проводить исследование духовного наследия этого выдающегося, и даже было сказано – великого - человека, и пригласил всех присутствующих в зале к сотрудничеству. В конце он показал – каталог изданий Института Русской Цивилизации - итог 20-летней деятельности организации.
Следующим выступал игумен Кирилл (Сахаров). Его речь была построена как живой комментарий к одной из статей Геннадия Шиманова.
Пульсирующая мысль вооружает
«Не так много таких людей, которые помогают нам разобраться, кто мы, какова наша роль в мире. Шиманов вместе с присутствующим здесь Владимиром Николаевичем Осиповым, был именно таким человеком. На меня большое впечатление произвела «Статья о русском народе» Шиманова. В ней он говорит, что отклики, оценки нашего народа поражают своей полярностью: у Суворова: «Мы русские – какой восторг!», а у фашистов: русские – недочеловеки. А если взять среди современников, то помним, как Новодворская говорила, что место нашего народа у одного дурно пахнущего места – и это правильно. (Почему-то на такие русофобские высказывания мы не слышим сколько-нибудь достаточной реакции государства!) Известно, как радикально высказывался о России Чаадаев, что нет у нас ничего своего, и ничего мы не принесли в этот мир и так далее.
Потом Шиманов цитирует Достоевского, что нашему народу свойственно особое бичевание, превосходящее здравый смысл. Здесь есть над чем задуматься. Смирение - добродетель, но в отношениях с другими, нужно говорить иначе, не умаляя своего достоинства. События в Бирюлево, Кондапога, Пугачев и пр. подвигают нас к тому, чтобы обратиться к нашему наследию. Я считаю, что в Священном Писании и Предании достаточно текстов, которые нас вооружают, мобилизуют, и отнюдь не настраиват на непротивленчество толстовского пошиба.
Далее Шиманов отмечает такие качества русского народа, как доброжелательность, непаразитарность, открытость. И мне особенно запомнилось приведенное в статье высказывание одного лидера Северного Кавказа ( 19 в.). Он сказал: «Вы, русские, - люди удивительные. Никто с вами не совладает в противоборстве, но вы не умеете пользоваться плодами своих побед. То, что вы получаете, вызывает у вас только одни проблемы и расходы. И, как правило, очень многие недовольны и неблагодарны». По-моему очень важное свидетельство!
Затем в статье приводятся идеалы русского человека, идеалы, которых больше нет нигде, ни у каких народов – Беловодье… за полями, за лесами, святой Град Китеж! Вот какая мечта! Это удивительно! И следом Шиманов приводит, что в нашем народе есть какая-то размытость воли, нечеткость реакции. В пастырской деятельности я всегда с этим сталкиваюсь. С одной стороны, это приятное качество - жалость, что мы не запрограммированы как роботы какие-нибудь, с другой стороны, отсутствует достаточная пружинистость нашей воли.
Несомненно, наследие Геннадия Шиманова, с приемственностью идей славянофилов, привлекает, его надо изучать, им пользоваться - пульсирующая мысль нас вооружает!
И еще хочу сказать, вот такие наши собрания, встречи должны иметь какой-то выход. Поделюсь одной проблемой: какое обилие в Москве вывесок на иностранном языке! На нашем «золотом берсеневском острове», от Театра Эстрады до памятника Петру, посчитали вчера –11 вывесок на английском языке. Ведь эти «знаки оккупации» подавляют нас, расслабляют волю, не мобилизуют нас в момент «Х». Нужно восставать против этого, как бы далеко не зашло, надо неуклонно идти и действовать, протестовать.
И в конце хочу поздравить Олега Анатольевича с назначением главным редактором «Русского вестника». Будем бороться, собрание наше проходит недалеко от Богоявленского собора, что в Елохове. Чуждые силы стараются парализовать духовенство, оторвать его от нужд и чаяний народа, но некоторые пастыри пытаются, и уже прорвали кольцо страха и выходят навстречу патриотическому движению».
Выступление Владимира Николаевича Осипова,
издателя легендарного журнала «Вече».
Мне посчастливилось знать этого замечательного русского человека и выдающегося русского национального мыслителя Геннадия Михайловича Шиманова.
Не слишком болей за чужое!
Геннадий Михайлович личность, конечно, необычная. Ведь это надо себе представить, как он, не желая сдавать экзамены на аттестат зрелости, взял и завербовался в Сибирь на лесоповал рубить лес! И сразу окунулся в такую жизнь, которую он в Москве конечно, не видел. В первые же дни там, в этом поселке, в тайге, случилась драка, им не давали зарплату, жили впроголодь… много было трудностей, и ничего этого он не предвидел.
Потом он поехал в Ташкент, жил там какое-то время. Затем три года служил в армии, причем лямку тянул на Севере, порядки были очень суровые. Потом вернулся в Москву, но о карьере своей не задумывался. Этот человек вообще был лишен чувства карьеры, его интересовала только мысль – мысль «зачем мы живем на свете?». Он ежедневно посещал Историческую библиотеку, перелопачивал массу литературы: исторической, философской, особенно философской, и религиозной. Он знакомился и с баптистской литературой, и с католической, и с православной. Ну и конечно понял, что православие есть истинная вера, истинная религия, которой потом придерживался всю жизнь.
Он действительно был очень глубокий мыслитель. В то время его современники больше реагировали на коммунистическую диктатурой, на ее суровость: при Хрущеве она была очень суровой, а при Брежневе смягчилась, это вообще был самый мягкий период Советской власти - уже не было массовых репрессий, при Брежневе сажали только тех, кто высовывался.
Вот в этот период, хрущевский, а затем брежневский, Геннадий Михайлович и начал мыслить, и мыслить «о главном». Он печатался в журнале «Вече», который я издавал с января 71 года по 73-й год, один номер - в 74-м году. За три года вышло девять номеров по три номера в год. Толстые такие фолианты, как Новый мир, наверно, если Новый мир перепечатать на машинке.
Это был журнал не антисоветский, там никаких призывов к свержению советской власти не было. Я сам давал свою фамилию, как редактор, и адрес – пожалуйста! Это был журнал культурологический, главное место занимали проблемы Православия, православной мысли, православного богослужения и Православной Церкви. И проблемы русского национального самосознания. Мы писали о Достоевском, Константине Леонтьеве, о славянофилах, большие были статьи, обстоятельные. Знакомили публики с русскими национальными мыслителями. Были, конечно, и статьи в защиту природы и памятников культуры, когда разрушались храмы.
Геннадий Михайлович Шиманов был самый активный автор журнала «Вече». В каждом номере были его статьи, очень яркие статьи, это была живая мысль! Он к этому времени уже полностью сформировался как христианский мыслитель и как национальный мыслитель. Он себя прямо называл русским националистом. Иногда это слово у кого-то вызывает недоумение, вопросы. Он был националистом в духе великого русского философа Ивана Ильина. Этот национализм не досаждает никаким другим нациям, он не направлен против каких-то других наций, он только болеет за свою нацию.
И у Геннадия Михайловича было такое в его мыслях и произведениях - что все-таки надо болеть за свое. Тот, кто слишком болеет за чужое, он тем самым уже как бы изменяет себе. Тут мысль Феодосия Печерского, который говорил о том, что нельзя быть православным и особенно хвалить католицизм.
Вообще, Геннадий Михайлович был глубокий мыслитель, он ставил проблемы, на которые многие, может быть, не обращали внимания. Мы все гордимся русской литературой, замечательной литературой. Вадим Валерьянович Кожинов говорил, что в мире культуры отмечается, конечно, культура Греции и Рима, культура Возрождения и русская литература 19 века. Это его мысль. Однако Геннадий Михайлович подошел с другой стороны. А что, собственно, такое наша русская литература? Онегин, Печорин, Рудин, Обломов, что за персонажи? А кто создал великую Русь? великую Россию? Такую необъятную страну! Вон японцы, хотя и рядом были, не смогли освоить Сахалин, а мы пришли с другой стороны планеты и его освоили. Это все делал русский человек! А тут Рудины, Обломовы и как бы воспевание их. И он пришел к такой жесткой мысли, что русская литература во многих своих произведениях где-то виновна в революции. Одно дело Пушкин, великое солнце литературы, к которому никаких претензий быть не может. А вот после Пушкина, как-то так получилось, что появился критический реализм, и вот многим стало приятно мазать, мазать черной краской все, что видишь. Появились такие публицисты, как Писарев, например и т.д.
И вот эта мысль у Геннадия Михайловича Шиманова была - о вине нашей литературы в революции. Обидно, может быть, это читать и узнавать, хотя в то же время мы гордимся нашей литературой, это великое явление мировой культуры, но и от этого факта не уйдешь. (Я знаю, что мой тезка Владимир Николаевич Крупин придерживается такого же мнения. Есть Лесков, Фет, Тютчев, у Гончарова, кроме Обломова, есть Обрыв, восхитительный роман, где есть более положительные герои, но не много.).
Теперь о другом. Мне разное инкриминировали, когда издавал журнал, все искали антисоветчину. Но в Шиманове антисоветчины не нашли. Тогда мне предъявили другое - не напечатанное в моем журнале «Открытое письмо Никите Струве», где у них с Шимановым шла полемика – Россия и Запад.
Дело в том,
что Геннадий Михайлович, в то время, как
многие его собеседники больше были озабочены тяготами советской диктатуры, - он
видел намного дальше. Шиманов говорил, что если мы придем к западному бытию, это будет погибель! А ведь туда многие стремились, ведь все диссиденты
были западники - он же утверждал, что Запад деградирует, что там произошла
дехристианизация. Христианство уходит с Запада, это видел еще
Геннадий Михайлович это все предвидел, видел сползание, отречение Запада от христианства. И вот в полемике со Струве, который был, конечно, на стороне диссидентов - за свободу слова, печати, против диктатуры КПСС, - Геннадий Михайлович заявлял открыто, пускай, пускай пока существует диктатура КПСС, она диктатура, поеживаешься от нее, но все-таки она лучше, чем маразм Запада.
И вот сейчас думаешь - прогнали всех, а все-таки тогда гомосексуализм был запрещен, срок за него давали, пусть небольшой, но давали, и аборты были запрещены, правда, их разрешил тогда Хрущев, но все-таки была какая-то мораль. Правда, была свистопляска в 20-е годы, но потом, в начале 30х годов, все как-то закончилось и были укреплены моральные критерии. И тут Шиманов был прав. Но вот казус, в письме он хвалит работу КПСС, а мне предъявили этот документ как антисоветский! Они не поняли, что он их хвалит и защищает!
И в конце вот что. Я писал в некрологе для газеты «Завтра», что когда я уже сидел в Мордовии, второй срок получил за журнал «Вече», Шиманов начал здесь издавать журнал «Многая лета». Он успел выпустить 5 номеров. О славянофильстве, о наших национальных проблемах, но говорил: «Я стою на позиции советской власти». Правда в журнале он сильно поднимал тему масонства, убеждал, что это страшная организация, которая терроризирует весь мир. Его вызвали в органы и сказали, что, мол, мы не против, чтобы вы издавали этот журнал, но ваша оценка масонства не совпадает с нашей, советуем вам прекратить издание. Ну он прекратил. Потом, когда началась перестройка, он начал выпускать журнал «Непрядва», очень хороший положительный славянофильский журнал. Выпустил 13 номеров».
Чаял русского социализма!
Геннадий Михайлович Шиманов был человеком поистине удивительным. Какой бы областью он не занимался – политологией или богословием, – он всегда оставался бескомпромиссным рыцарем истины. Это был мыслитель, который старался докопаться до самых корней, какие бы запретные табу на них не накладывались. Ради истины он пожертвовал своей карьерой, известностью, даже здоровьем – в общем, всем, что могло отвлекать настоящего философа от поиска одной только правды.
И в то же время это был человек редкой порядочности и честности, очень добрый, деликатный в общении, но несгибаемо принципиальный, с подчеркнуто самостоятельным мышлением. Знаменательно, что, даже хваля какого-нибудь деятеля, Шиманов всегда оговаривался: «хотя я с ним во многом не согласен…»
Все это ярко проявилось в его значительной работе «Десять статей о русском социализме» (первоначальное название «Нужен ли нам социализм?»).
Мне довелось
познакомиться с Геннадием Михайловичем где-то в
Нет смысла пересказывать эту замечательную работу – ее следует прочитать. Укажем только на основные подходы мыслителя к проблеме.
Разговор о социализме в наш век труден – слишком уж его идеи опорочены (если не сказать более сильно) и консерваторами, и либералами. Либерализм Шиманов резко порицал. Но он не был и консерватором. Он был традиционалистом. Тут тонкость – для Шиманова важны основные ценности здорового общежития: религия, семья, община, нация. Но их реализацию он видел не в возврате к старым дореволюционным и тем более - советским формам (ибо и там, и там они искажались), а к поиску новых, высших форм общественной жизни, в которых бы эти ценности достойно воплотились.
Вот в качестве такой новой формы Шиманов чаял социализма - социализма с национальным (русским) и семейным «лицом». И потому оценка той или иной модели социализма делается им не на основе классовых позиций (они ему были чужды), а с точки зрения того, насколько хорошо реализуются базовые ценности семьи и национальности. И в этой связи Шиманов жестко критикует современную ему патриотическую мысль, которая упирается исключительно в идею царской власти.
Но еще большей критике подвергается им большевистская, реализованная в СССР модель социализма. Она критикуется Шимановым именно за то, что, по его мнению, она изуродовала институт семьи и, под видом дружбы народов, проводила политику угнетения русских и уничтожения русской культуры. С огромным бесстрашием Шиманов излагает известную конспирологическую теорию о большой роли евреев в русской революции. И надо сказать, его интерпретации всех интенций, мотивов и последствий этого участия звучат очень убедительно. Интересно читать его оценку «Капитала» Маркса: замысел книги, по Шиманову, великолепно соответствовал целям разрушения основ русской жизни. Именно поэтому эта книга была определенными силами поднята на щит и рекомендована как гениальное сочинение, решающее основные политэкономические вопросы.
С другой стороны, следует отметить, что и Сталина Шиманов отнюдь не превозносит, обращая внимание на жестокие методы его деятельности. Принимая все технические и социальные достижения советского строя, он все же избегает положительной оценки советского социализма – разрушение семьи и наций (в первую очередь русской) для Шиманова оказывается куда более важным.
Очень большое место в статьях о русском социализме о занимает вопрос соотнесения социализма и Церкви. Обычный взгляд таков, что христианство и социализм – вещи несовместные. Однако Шиманов думает иначе. На основании изучения жизни Византийской империи, святоотеческого наследия и современной церковной практики он приходит к выводу, что Церковь, к сожалению, так и не выработала адекватной социальной доктрины, и потому воспитывает асоциальных и вненациональных христиан. Говоря: «да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли», нынешние христиане ничего не делают для наступления этого. А что касается национальности, то в Русской по названию Церкви не услышишь даже молитвы о русском народе! Но, если Церковь начнет серьезную работу по осмыслению своей роли в обществе, то в ее доктрины неизбежно будут включены учения и о национальности, и о социализме. Ибо, как пишет Шиманов, «социализм – суррогат Царства Небесного, но не альтернатива ему. Альтернативой его делает лишь враждующая с Богом идеология. В Царстве Небесном действительно все будет принадлежать всем, и самая малая тварь будет обладать всем миром. Частная собственность в Царстве Небесном невозможна. Она есть порождение разделяющего всех греха. Но преодоление частной собственности начинается уже здесь, на этой больной земле». Интересно, что Византию мыслитель рассматривает как наполовину социалистическую страну – там был достаточно сильный государственный сектор экономики, процветали сельские общины, осуществлялось государственное регулирование частного сектора. И до тех пор, пока элементы социализма в Византии имели место, она жила.
И, наконец, в последней, десятой статье о социализме, разбираются сугубо экономические вопросы. И тут мы неожиданно узнаем, что «социализм невозможен без частной собственности! Нет, конечно, общественная собственность должна быть тоже, но параллельно с частной…» Участники нашего шимановского кружка (в основном пенсионеры) при обсуждении этого тезиса возмущались, шумели: «Начал за здравие, кончил за упокой!» - «Это ложка дегтя в бочке меда!». Но Шиманов твердо отвечал, что такая ложка дегтя социализм не испортит, а наоборот, придаст ему особый привкус и сохранит его от гниения. Мне пришлось вступить по этому вопросу с Шимановым в публичную полемику. Мы обменялись сначала одной парой статей, через несколько лет – другой парой (эти статьи опубликованы в «Молодой гвардии» и на «Русской народной линии»). Каждый свою точку зрения не изменил. Но надо сказать, что эта полемика нисколько не повлияла на наши дружеские отношения.
Есть в работе о социализме и еще одно интересное рассуждение - о том, что является важнейшим вопросом современности. Шиманов считает, что это вопрос - почему погибла христианская цивилизация? И его необходимо разрешить. И в последние полтора года Геннадий Михайлович с огромным упорством, превозмогая смертельную болезнь, над ним работал. Его смерть – образец мужества и христианской верности возложенному на него Богом послушанию искать истину.
Выступление Кирилла Шиманова, сына
мыслителя.
Интересно жить!
Взгляд человека со стороны и взгляд из семьи - это разные вещи. Отец, у него мышление было нестандартное, рассказывал, как он в детстве, в возрасте лет пяти закрывал глаза - и весь мир пропадает, открывает глаза – небо, бабочки летают, и он думает: почему существует «нечто» и не существует «ничто»? Я до сих пор не могу понять этой мысли, и почему отцу это было интересно?
Он не окончил школу, уехал работать в колхоз - какой-то глупый поступок. Потом – в Сибирь, потом бежал оттуда в Среднюю Азию. И действительно, он не стремился к карьере. Хотя никаких пафосных оценок, которые я здесь слышал… дать не могу. Отец был не пафосный человек, каких-то крайностей не было. «Беззаветное служение Родине» - когда я это слышу… не про него слова! Ничего беззаветного у отца не было! Он был нормальным здоровым человеком, растил двоих детей. Карьеру он не делал, не стремился к образованию. Ему было интересно жить, интересно вариться в среде, сначала, конец 60-х – начало 70-х годов, это была среда еврейских диссидентов. Я их помню с детства, приходило много гостей, приносили бутылку портвейна, распивали ее, я прекрасно помню ваш самогон (кивок в зал). Это была особая жизнь!
Что могу сказать? Последние дни отца. Он умер очень быстро, полтора года у него был рак. Но он был нормальным больным - не верил, что умрет. В быту он был человек очень наивный. Его можно было обмануть на улице, продать ему какой-нибудь чудо-аппарат, он мог открыть дверь незнакомому человеку. Хотя совсем наивным он не был. Он почему-то думал, что он может исцелиться от рака диетой и голоданием. И, в общем-то, он себя заморил. И когда писал последнюю работу, он почти ничего не ел. Видимо, ему и не хотелось, и он до, практически, конца думал, что будет жить.
Что еще могу сказать? Спрашивайте.
- У вас был протест против его жизни? Вы воспринимали это как некое чудачество?
Нет. Я отца очень уважал с детства. Когда я был маленький, я думал, что я тоже буду писать статьи о русском патриотизме. Отец, он же менял свои взгляды, он поначалу был диссидентом и противником советской власти, и я в своем детстве, это помню, когда я был семилетним ребенком, я тоже был противником советской власти, как мой папа. Я понимал, что этого нельзя говорить ни в детском саду, ни в школе, но, тем не менее, я был внутренним диссидентом. Когда отец сменил свои взгляды, это было где-то в середине 70-х годов, соответственно, я слушал - отец очень убедительно говорит о русском народе, о том какой великий русский народ, я тоже поверил в величие русского народа. Потом отец стал довольно критичен к русскому народу. И я также.
- В какой степени его мировоззрение стало вашим мировоззрением? Или оно развивалось по ходу времени?
Я всегда с удовольствием принимал мнение отца, потому что я не писатель, не мыслитель, мне достаточно своей жизни. Я русский патриот, я критически отношусь к русскому народу, я критически отношусь к православию, хотя я сам православный, это не составляет моей жизни. Я много работаю, у меня четверо детей.
- Если не секрет, профессия ваша?
Я архитектор-реставратор.
- Вопрос. А над чем работаете сейчас?
Ново-Иерусалимкий монастырь, Библиотека им Ленина. Ряд других не таких звучных объектов… Это работа текущая, она никак с идеологией не связана.
- Значит, вы не следуете в фарватере его мировоззрения?
Следую, следую.
- Но разделяете его?
Разделяю! Я не хожу на митинги, не пишу книги. Мне это не интересно.
- Но вы это делаете руками!
Я делаю это ради денег.
- Вы делаете, потому, что это надо делать.
Просто попал в эту профессию, но благодаря матери, а не благодаря отцу. И я спокойно, напряженно работаю.
-Расскажите о последних днях его жизни, вы были единственным, кто был с ним.
Отец умер за три недели. Он всю жизнь был на ногах, помогал мне, забирал детей из школы. Тот период, когда он был не самостоятельным, был коротким... Вот-вот…
Интересно, что он рассказывал, что в последние дни, он почувствовал, что умирает, и говорит: «Кирилл, я, наверное, умру, я начинаю видеть галлюцинации». А за два года до этого умерла его мать, моя бабушка, она рассказывала, что тоже видела галлюцинации.
Я говорю: «А как это?». «Я лежу и вижу - какая-то точка перед глазами, которая начинает расти и в какой-то образ превращается, я пытаюсь до этого образа достать, а он уходит». Ничего более разумного он не сказал, еще более интересно. Но вот когда он умирал, я вижу, что он рукой что-то ловит.
Что еще могу сказать о его смерти? Вот так. То есть, это было довольно быстро, без мучений. Я даже сначала не понял, что он умер, он, как лежал на кровати без сознания, так и умер, в один час.
- Вы так выразительно говорите! Ваше лицо в какие-то мгновенья так освещалось внутренним светом. Вы нам очень много сказали! Но ответьте как сын – вам что-нибудь интересно в его книгах?
С удовольствием читаю.
- А что самое интересное для вас?
Его последняя статья «Гибель христианской цивилизации». Она - причина его смерти. Он так вложился в нее - не спал, не ел. Эта статья – это итог его жизни.
Выступление Кирилла Георгиевича Максимова, политолога, участника Русских собраний, собеседника и друга Шиманова. (Устное выступление Максимова дополнено фрагментами из его статьи о Шиманове).
Шел в ногу со временем и его ошибками.
Сегодня мне особо хотелось бы отметить одно уникальное качество Геннадия Михайловича – его удивительную целеустремленность! Этого нам, русским, часто не хватает.
Противостоять ложным идеям очень трудно, особенно если они навязываются обществу сверху, а идеи истинные в это время загоняются в подполье, но и там отравляются ядом общегосударственного мнения. Противостояли этому немногие группки диссидентов и отдельные борцы за правду, к которым и должно отнести Геннадия Михайловича Шиманова.
Он был боец, и это, наверное, главная черта его незаурядной натуры. И вообще надо отметить, что он был человеком внешне мягким и тактичным, но одновременно сильной воли и характера, и отнюдь не был простачком, как его некоторые воспринимали. Он был не чужд и непрямых действий, что собственно и позволило ему выжить в тех тяжелых условиях и не сломаться нравственно, идя к истине далеко не прямым путем.
Начинал он, как известно, с либерально-демократических позиций, от которых, уверовав в Господа, категорически отказался, и таким образом, перешел из одного стана оппозиции в другой – патриотический, став русским патриотом в хорошем и даже практическом смысле этого слова.
Вторым фактором, позволившим Шиманову выжить была его природная политичность, которую он очень редко показывал, но она у него несомненно была. Откуда она у него, я не знаю. Но быстро и трезво оценивать политическую ситуацию он несомненно умел и действовал в ней весьма эффективно. Именно это помогло ему избежать тюрьмы при Советах, хотя сумасшедшего дома избежать не удалось. В дальнейшем именно это его качество сделало его публицистику предельно актуальной. Он всегда шел в ногу со временем и его ошибками, его статьи точны и злободневны, всегда попадают в десятку.
Шиманов несомненно войдет в политическую историю страны.
Вклад его не философский, а публицистический. Здесь он был мастер. Излагал он все простым доходчивым языком, что собственно и создавало ему популярность в среде интеллигенции.
Это был человек, который не мог не писать - журналист по природе и по натуре, причем критичный, но тактичный, собак попусту не дразнил. Лгал только умолчанием, что христианство прямо, кажется, не осуждает, да и условия оккупационной жизни к этому вынуждают постоянно.
У него была хорошая память не только на факты, но и на их смыслы. Боролся за точность мысли и ее изложение, писал медленно, но тщательно.
Он был бессребреник, получил ли хоть один гонорар за свои работы – не знаю, о гонорарах вообще не думал, это точно. И вообще, Шиманов как бы «не имел слабостей», да и дурные привычки изживал радикально. То есть, он был человеком волевым, и даже очень. Он посвятил жизнь идее, и ради этого пожертвовал всем, даже семейным благополучием и самоутверждением на политической арене.
Если отбросить всякие нюансы, то можно сказать, что целью его жизни после прихода к Православию было утверждение русского начала в нашей истории и противодействие русоненавистничеству.
Один только шаг Шиманова от демократического сатанизма к Православию в трудные для последнего времена – героический и крайне трудный. Он искал русской правды, и не боялся парадоксов. Он, например, считал, что у нас только при социализме христианство может стать но-настоящему действенным, а без христианства не устоит и социализм.
Силовое сопротивление силам зла Шиманов не приветствовал, ибо силы добра здесь, на земле, проявлены слабее – и действуют они прикровенно. Насколько я понимаю, своей деятельностью публициста Шиманов старался сделать их сильнее - и честь ему за это и хвала!
Геннадий Михайлович Шиманов - личность не однозначная, нелинейная и даже противоречивая, но доброта, доброжелательность, скромность, сосредоточение на главном, борьба за правду – сделали его выдающимся человеком, которого мы будем помнить.
Вера и верность. О статье Геннадия Шиманова «О чем помалкивают язычники?» Попытка комментария.
В основе
статьи Геннадия Шиманова «О чем
помалкивают язычники?» - реальное письмо, ответ учительнице, которая увлеклась
неоязычеством. Это написано в
То начало 90-х годов, когда произошло, как говорят, религиозное возрождение, когда был очень большой приток людей в Церковь – это были годы необыкновенной надежды. Мы не могли двери закрыть в воскресной школе собора, потому что огромное количество людей хотели там быть. И не просто быть, все обращались к Церкви с доверием, с такими вот вопросами – ну скажите, как нам жить? Это было подлинно, я это помню. А что теперь?
Сейчас ситуация другая, и даже не в том дело, что многие, так сказать, разочаровались в церковной политике, мы честно должны констатировать, что что-то очень серьезное изменилось в отношении людей и Церкви. Многие уже пишут и говорят, что за 25 лет свободы Церкви мы оказались в положении неоязычества. Я полностью с этим согласна, потому что те отношения к святыням, к таинствам, отношения христиан между собой, которые мы сейчас наблюдаем, они более соответствуют отношениям договорным, а не тем, светлым, дружеским, отношениям святых (призванны к святости), которые реально были вначале. Они были, мы можем свидетельствовать это, мы жили там. В эти 90-е годы мы своими руками снимали мощи преподобного Серафима на Ленинградском вокзале, мы с ними вот по этой улице шли. Сколько чудес мы видели, пока мощи были в соборе! В общем, это – боль утраты, я думаю, это боль всего нашего народа - настороженность, отчужденность, которая появилась в Церкви.
И в статье «О чем умалчивают язычники?» Шиманов срывает все покровы с язычества, разоблачает его смертоносность для нашей души. Я сделала выборку некоторых тезисов и хочу их представить.
Первое. В
письме разбирается расхожий тезис, что «Русь
крестили огнем и мечем». Шиманов говорит – нет, не огнем и мечом: еще до
крещения шел процесс христианизации славян. «Крещение
Руси было логическим продолжением ее стихийной христианизации».
И далее он проводит аналогию с христианизацией Рима – а что, разве мы можем сказать, как происходила христианизация Рима? С ней боролись, а она происходила. Он говорит о христианизации славян, как о неком глобальном духовном явлении, которое мы должны засвидетельствовать. А потом уже должен быть осмыслена роль княжьей власти.
«Если бы этого процесса не было, то святой
Владимир (роль которого в христианизации Руси была несомненно огромной) был бы
бессилен христианизировать Русь. Этот процесс буквально подпирал правителей и
вынуждал их поначалу бороться с ним, затем задуматься о происходящем и,
наконец, подчиниться ему. И, подчинившись, форсировать его, чтобы обеспечить
религиозное единство Руси».
Это чрезвычайно ценное заключение, здесь, в историческом контексте, автор усматривает прикровенное действие Промысла Божиего, приведшего Русь ко Христу.
Далее он спрашивает, а как можно переплавить народы в единый народ? И совершенно безапелляционно связывает рождение русского народа с христианством. «Примирить или даже смирить их (племена) могла только новая и далеко превосходящая их по своему духовному строю религия, которая, при всей её новизне, отвечала бы глубинному складу славян». А сколько сейчас слышишь от людей культуры, в среде писателей, ученых, что Русь, мол, до христианства была та, настоящая Русь, и там, там наши боги, там наш русский народ, а мы здесь запутались, что-то надо там искать... Шиманов отвечает: «Если бы их сменила внутренне чуждая славянам религия, то она не привилась бы на славянском древе, рухнула при первой же политической смуте». И в другом месте будет сказано: «Русский народ рождался в ходе христианизации восточно-славянских племён». Ответственно и бескомпромиссно. Но это не есть частное мнение мыслителя, это его глубокое историческое чувство, укрепленное верой и духовной интуицией.
«Государственная необходимость Крещения, о
которой у нас пошла речь, как раз и объясняет, почему оно, будучи добровольным
в своей основе, сопровождалось насилием». Как же крещение может быть насильным? И он отвечает в следующей
фразе – «Это было насилие повивальной
бабки!» Блистательный образ! Да
она тянет к жизни, тянет, чтобы первый вздох дитяти состоялся. Хотя Шиманов и
говорит, «я не богослов», но на самом деле здесь присутствует народное
богословие, не схоластическое, но духовное, очень живое и точное. И далее: «Государство не может осуществлять свои
задачи одними лишь рассуждениями о должном и призывами к нему. Оно сочетает
метод убеждения с методом принуждения в разумных пределах».
Как это нужно в педагогике! И куда мы попали с этой новой «свободой»?! Она съедает и школу, и ребенка. Мне пришлось немножко познакомиться с английской педагогикой - это катастрофа: она попросту исчезла! Дети предоставлены сами себе, и побеждает худший. У нас еще все-таки не такая картина, а поэтому нужно сохранять разумное понимание свободы. Шиманов точно чувствует ее границы: вот сейчас это еще благая свобода, а вот сейчас уже нет. Он и в фильме, который мы смотрели, помните, спрашивает - нужна ли нам такая свобода?
О насилии по отношению к язычникам.
Говорится о деликатности этого насилия: «Не
было ничего даже отдалённо напоминающего ритуальные убийства христиан
язычниками-славянами, ничего из того, что творилось в течение трёх веков в
языческом Риме».
Действительно, ничего в памятниках не зафиксировано. А раз в памятниках не зафиксировано, то, как мы можем говорить, что «огнем и мечом». Это антиисторичный миф.
Далее - о жертвоприношении. Это одна из очень трудных тем для понимания - мистика открывается не всем. Шиманов чувствует ее и подкрепляет свою тончайшую интуицию точными знаниями. Он говорит, что в основе всякого культа лежит жертвоприношение. И дальше приведены различные прямые и косвенные свидетельства очевидцев о жертвоприношениях. Они взяты из разных действительно авторитетных источников, даны с чрезвычайной корректностью и с точными ссылками.
Раздел жертвоприношении у Шиманова - это несколько страниц, и они потрясают. Он приводит и описания древних историков, и данные научных раскопок, и свидетельства арабских путешественников, и выдержки из летописей, слова митрополита Иллариона - «мы не как поганые приносим жертвы». Я их зачитывала в разных аудиториях - эффект огромный: люди, оказывается, вообще этого не знают. Затем он говорит – все эти жертвы были заменены Одной – Спаситель принес Себя в жертву! И это принципиально меняет мир и нашу жизнь: Жертва принесена, и наша задача эту Жертву принимать, ею стоять и совершенствоваться. Такие богословие не просто убедительно, оно действенно, оно отвращает от язычества, которым многие стали увлекаться сейчас, особенно в среде интеллигенции.
Итак, разрушено капище, и отсюда следующий очень важный и дерзновенный тезис - не было в русском народе двоеверия! Христианство вошло в жизнь, оно было принято на Руси как соприродное русской душе. Если бы не так, страна большая - оно упало бы многочисленными бунтами.
«Став христианами, - пишет Шиманов, - бывшие
язычники сохранили только о с т а т к и прежней веры, которые окрасились
уже новым мирочувствием».
Конечно, не в один момент, не магически, но очень быстро произошел этот отход. Остались масленичные блины? Остались. Остались ряженые на святках? Остались, и Троицкие хороводы на Ивана Купалу, и вышитые полотенца с солнцеворотом, но они стремительно теряли свое духовное содержание, и не могли противостоять христианству. Сердце свое народ отдал Христу. Кровные жертвы богам прекратились довольно быстро. Язычество рассыпалось на свои атрибуты и ими ушло в эстетическую, обрядово-бытовую народную жизнь и там существовало долго, придавая особый колорит, аромат национальному бытию народа, живущему на земле предков. Но это не двоеверие. Шиманов прав.
Хотя в
оппонентах у него очень авторитетный русский мыслитель, протоиерей Георгий Флоровский.
У него удивительные книги «Отцы 4 и 8 века», он понимал подвижничество,
пустынничество - это ум высочайшего напряжения и глубокой духовности. Его книга
«Пути русского богословия», написанная в
Именно в этой книге Флоровский говорит о двоеверии как о нашей национальной беде.
Шиманов, отвечая на сетования учительницы о двоеверии, пишет: «Вы понимаете это слово таким образом…будто христианизация была поверхностной, не затронувшей подлинных глубин народного духа, которые остались-де целиком языческими…». Действительно, именно глубина народная приняла христианство, и не стала воевать с внешней формой жизни – авось само образуется. И образовалось, как мы знаем, но не без курьезов. Бывало, что идолов прятали в подвалах храмов, а потом воздвигали вновь. Еще свт. Тихон Задонский боролся с перунами. Едешь по воронежской земле, тебе показывают - вот здесь Тихон приказал деревянных перунов рубить и складывать.
«Но прежнее мировоззрение рухнуло в своей основе, - продолжает Шиманов, - эти люди были в религиозном отношении уже
новыми людьми. Они уже знали истинного Бога. И поэтому не могли приносить в
жертву идолам людей. Об этом уже не было и не могло быть речи. Как и о том,
чтобы вернуться к многожёнству, которое было в языческие времена повсеместным».
Вместе с многобожеством Русь сразу же отошла и от многоженства.
И дальше идут несколько абзацев, посвященных тайне супружества, которые говорят, что перед нами высочайший лирик, который недаром в юности был потрясен стихами Есенина. Сколь глубокое чувство любви, супружества как тайны свершения и какое благоговейное отношение к женщине!
«Недопустимость многожёнства с христианской
точки зрения объясняется тем, что жена ниже своего мужа только по своей роли в
организации жизни (она создана Богом как помощница мужу, а не как равная ему в
этом деле). Но по своей человеческой ценности она не умалена перед ним. Здесь
неравенство внешнее сочетается с равенством внутренним и является условием
брачного единства, невозможного без иерархии. Подобным же образом дети
функционально ниже своих родителей, но при этом никак не ниже их по своей
ценности. Родители, как правило, отдают им лучшие кусочки и, при случае,
жертвуют собою ради них. Но это у нас, т.е. в мире, уже посещённом Христом. А в
мире языческом было допустимо приносить своих детей в жертву богам-людоедам».
Захотелось вспомнить Грецию. Ведь мы греческую классическую культуру очень почитаем: Ника, Акрополь, Гомер! А ведь там были языческие культы с человеческими жертвоприношениями. И когда я была в Греции, ну что ищешь? - ту белую царицу, которую изучали в университете – а находишь обширный музей царских древностей, мумифицированную легенду. Духа живого нет! Но мало человеку Афинского Акрополя, ему нужна любовь, только в ней он чувствует жизнь. И у нас уже были мыслители, Зернов, например, которые писали о темной, языческой стороне Греции. Но как-то мы этого не любим, подлинная мистика Греции скрыта от нас золотым занавесом фидийского фриза. И вот Шиманов, не поддавшись соблазну пластики, отдергивает занавес, и чары перестают действовать. И сразу становится понятно, на какую же высоту поднят человек в христианстве. И нечего нам кланяться даже нашей прекрасной классической Греции!
О любви сказаны такие слова, явлено такое чувство радостной необходимости женского начала при приоритете мужского, что можно назвать этот отрывок гимном христианскому супружеству.
«В многожёнстве есть надмение мужской
природы над женской, которое противоположно любви. Противоположно любви и разнузданное
сластолюбие, потому что истинная любовь возвышается над сластолюбием и
обуздывает его. А без любви с её высокими глаголами не может быть подлинного
брака. Поэтому в браках языческих жена мало чем отличалась от наложницы. Муж
видел в ней не доверенную ему Богом половину себя самого, а своё имущество,
которое можно умножить. И это мужское надмение было узаконено язычеством, стало
оправданным в глазах самих язычниц. Но... глубины человеческие не обманешь. Они
знают, что Бог создал для Адама не множество гурий, а только одну бесценную
Еву. И поэтому в женских глубинах должно было таиться понимание своего
унижения». За эти слова просто
хочется сказать – спасибо! Призыв к половой свободе, который сейчас обрушился
на головы и сердца нашего юношества, именно унижает их, лишает их любви. Это
рецидив дремучего язычества. «В том-то и
сила язычества,- пишет Шиманов, - что оно потакает низшим началам, разрушающим
душу».
Далее о значении крови в жертвоприношениях. Мало кто отваживается говорить на такие страшные темы. Шиманов находит и нужные слова, и верную интонацию. «Они чувствовали, - пишет он, - что жертвоприношения дают им силу. И чувствовали не мечтательно, а осязательно, как это бывает, когда пьющий вино чувствует опьянение. Но кровь, по словам её пивших, сильнее вина. А в силе была их честь». Культ силы мы наблюдаем и сейчас: сила физической мощи, здоровья, власти, богатства. Какие жертвы приносятся ради этого?
Почему же,
спрашивает далее Шиманов, боги, которым приносились жертвы, не помогли
славянам-язычникам побороть русских христиан, этой помощи от идолов не имевших?
И отвечат: «В силе, которую получали от своих богов
язычники, было какое-то тайное бессилие… Эта сила имела наркотический характер.
Наркотики тоже дают людям многое, но только временно и за счёт их внутреннего
разрушения. В наркотиках есть нечто общее с золотом, полученным от нечистой
силы…В кровавых жертвоприношениях была наркотическая сила, которая обманывала
язычников. За этими истуканами скрывались, как ныне за денежными купюрами, вполне
реальные силы». Знакомый недруг! Древний лжец, использующий человеческие
слабости для укрепления своей власти над человеком. Вот кому порабощает
стремление к силе! С огнем шутят русичи, воздвигающие новых идолов на наших
запустевших полях, кидающие топоры через голову, и сердцем хороводящие вокруг
костров. «Золото окажется черепками, -
вторит Шиманов народной правде, - а человек, польстившийся на него, сходит, как
правило, с ума».
Возрождающийся в наше время культ крови, провозглашающий и культ силы, первенства – должен быть осмыслен именно в этом духовно-религиозном контексте. Русская кровь, как в своем выступлении подчеркнул Олег Анатольевич Платонов, в понимании и славянофилов, и Шиманова - это, прежде всего, печать некоего особого устроения души. Это вольная, то есть, свободно принятая и исповедуемая ответственность за святость души, и не только своей личной, но и за души всех людей.
«Язычество это болезнь, порождённая
первородным грехом наших прародителей, - пишет Шиманов, - и последующими личными
и групповыми грехами их потомков. Т.е. людей, созданных по образу Божию,
который остался в них после грехопадения, но уже в искажённом и порою едва
различимом виде. Борьба в человеке этих двух начал – его богообра́зной
природы и уродовавшего её греха – отразилась в языческих религиях».
Читаешь предложение за предложением - и соглашаешься, да все так! Но до этого никто так просто не сказал! Многие сложные религиозные образы открываются, и становится понятными из этого простого письма учительнице, которое все дышит живой верой.
«Я,
Наталия Геннадиевна, не богослов, но дерзну сказать несколько слов о
первородном грехе, как понимаю его сам. Потому что в разговоре о язычестве, в
который Вы меня втянули, обойти эту тему значило бы обойти самое главное. Я думаю, что на вере и верности держится весь мир».
Сегодняшний вечер мы назвали «Русская совесть», совесть – в той древней трактовке СО-весть, со-вет с Богом, но можно было бы назвать его «Вера и верность» - по словам Шиманова. Какой крепостью веет от пары этих слов! Да и весь текст написан твердо, по-монашески. Монах ведь это – горячий камень, горячий изнутри, но камень! Ничего с ним не сделаешь, он крепок, но горит изнутри. «Вера и верность» этот понятия, которые представляют незыблемую ценность для всей русской цивилизации и для Геннадия Михайловича – болит его душа о России!
«Подлинное христианское общество (не как
Церковь, а как воцерковлённый народный организм со всеми присущими ему
функциями – политическими, хозяйственными, военными и т.д.) есть самое трудное
дело в мире…Только в борении за осуществление идеала созидается и
поддерживается разумная жизнь общества. Угасить праведный идеал и подменить его
ложными - значит направить общество по пути деградации и, в конечном итоге,
погрузить во мрак».
Сколько ответов на сегодняшние «вопросы жизни»! В 1999 году многое, во что мы погрузились теперь, было еще не явлено, но Шиманов уже предупреждал – беда близко!
И в конце этого удивительного письма - размышления о национальном. Наверно, все, читающие Евангелие, Апостол, скажут сразу - «ни эллина, ни иудея»! Но как правильно понять эту фразу?
Шиманов действует здесь как классический богослов: он разворачивает полный текст цитаты и дает к ней параллельное место. Мысль его прильнула к Священному Писанию, и слова апостола обрели исторический и духовный контекст.
«Нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Галл. 3, 28). Сразу становится понятно, что речь не о национальностях, мужчина и женщина останутся. И далее, параллельный текст: «Отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос». (Колоссянам 3,8-11).
Параллельное место также развернуто, что дает возможность сопоставить не словосочетания, а цельный образ, в котором дан путь преображения нашей души - все, все, оставьте свое зло, обновляйте себя по образу Спасителя, в Нем мы все едины!
«Речь идёт не об упразднении различий между
людьми. С явлением Христа эти различия отступают на второй план; что во Христе
явилась в мир сама Истина, обновляющая и возвышающая эти различия, исцеляющая
их от болезней и уродств; во Христе восстанавливается духовное родство всех,
разрушенное первородным грехом, и начинается собирание нового человечества, многообразного
в своём единстве».
Именно эта формула - «многообразие в единстве!» - и была принята многими нашими русскими мыслителями как национальная программа христианства. Пришел к ней и Вадим Валерьянвич Кожинов, который выпестовал плеяду новых русских поэтов, развивших в себе подлинный народный слух. Национальное для христианина - то богатство жизни, особенности мышления, язык, которые и делают отношения человека с природой и другими людьми - живым союзом. И только греховную, хищническую часть, которая просачивается всюду, и в национальное, - эту часть надо отсекать.
«Всемирность истины тем и отличается от «всемирности» космополитической идеи, что истина не упраздняет народы, а высвечивает их черты и очищает от всего больного». А христианские отношения между людьми дают возможность и нациям оставаться в чистоте и вести диалог.
Блистательная статья! Тот школьный академизм, который, конечно же, мы любим за его порядок, стройность, ссылки, - а вот, надо сознаться, тесен он бывает для русской мысли. Россия может больше. Откровение никогда не было для нас чем-то отвлеченным, но всегда личным, сокровенным. И о Божием народ наш или молчал, или говорил как о своем родном, и слова находил как для песни.
Большой радостью была для меня встреча с этой статьей Геннадия Михайловича. Хотелось, чтобы и вы к ней обратились – она оптимистична, придает бодрости. А нам она ой как нужна, ибо никакие договорные отношения не спасут нас, а вот те золотые 90-е, когда все хлынули в Церковь и мы ощущали духовное единство, они еще помнятся – и нам нужно возвращать ту радость христианства и множить ее.
И, как писатель, я хотела ответить на критику русской литературы Шимановым. В послесловии к своей статье он приводит слова В.В. Розанова, который задолго до него мучился этим вопросом – где же слава России? что воспевает русский пиит? на чем воспитывать юношество? Он даже доходит до восклицания «Что за гадость русская литература!» Но говорил это, будучи сам глубоко к ней причастен. Так восклицает хозяин, некстати и надолго отлучившийся из дома – какой у меня здесь беспорядок! Сколько грязи накопилось! Но он живет в этом доме, и будет его чинить, если найдет чем и хватит сил.
Настоящий писатель людям и жизни обязан правдой, и от этого своего долга – не отойдет. Он не волен петь славу, если сердце скорбит. А у русских писателей оно скорбело о многом. И читатель, ругая писателя, а все сострадает его героям и чистит жизнь по его картинкам. Это литература, слово се́рдца.
Но есть словесность – это более широкое поле. У о. Геннадия Нефедова в гимназии лет пятнадцать назад была создана программа русской словесности «Круг чтения». Туда вошли фрагментами и летописи, и жития, и путевые заметки, и исторические сочинения, и фольклор, песни. Такая богатая палитра создалась - и героики достаточно, и плачей! И понятным стала особая роль нашей художественной литературы – этого особого явления покаянного признания, исповедального свидетельства, которого требовало и могло дать только слово, рожденное культурой.
Кстати Шиманов, влюбившийся в юности в стихи Есенина понимал это и благоговел перед ношей поэта.
Ну и в заключении выполняю просьбу Геннадия Михайловича, он просил – почитайте!
Вот, написанное 1 ноября 2008 года.
***
Наши мертвые нас не оставят,
И защитники нас не сдадут,
И того, кто так ловко правит,
Приведут на суд, приведут!
А пока на столы Парастаса
Мы печенья и свечи кладем,
И глаза подымаем на Спаса,
И блаженные песни поем.
Страшно, страшно лишиться отваги!
А лишились, и отдали честь.
И куда уж бессильной бумаге...
Но жив Гермоген! Есть!
Муратов Виктор Валерьевич, инженер,
пчеловод, участник русских собраний.
Творчество Геннадия Шиманова. Взгляд с
земли.
Мое выступление не
случайно имеет название «Взгляд с земли». У нас часто события оцениваются
только с точки зрения интеллектуальной, мировоззренческой, а вот так, чтобы это
соприкасалось с жизнью земли, с хозяйственной жизнью, это бывает очень редко.
Именно эту позицию я и хотел обозначить.
С Геннадием Михайловичем
я встречался несколько раз: и на съезде Союза русского народа, и в более узком
кругу, на его семинарах, и прочел его книгу «Записки из красного дома» - тоже
встреча. И вот должен сказать - книга произвела на меня впечатление какого-то
горного хребта, на котором есть блистающие вершины, а есть и провалы, впадины,
досадно контрастирующие с вершинами. Но сразу хочу оговориться - я не хочу
бросать ни на кого тень, и если у меня появятся какие-то критические интонации,
то это говорит о том, что я хочу дополнить, как-то развить уже сказанное здесь.
И потом заявленная позиция, землемерная и земляная, она вынуждает меня к
некоторой ответственности.
Дело в том, что
область патриотического мировоззрения, которая была предметом исследования
Геннадия Михайловича, не позволяет нам иметь никаких впадин и пропастей. Ее
лучше бы сравнить с крепостной стеной. И эту крепостную стену нашего
мировоззрения надо сделать цельной, она не должна иметь никаких проемов, потому
что во времена информационной войны, как сейчас, в эти проломы, как раньше
вражеские орды, так теперь устремляются потоки вражеской информации. Потому-то
мы должны сделать нашу мировоззренческую стену монолитной и крепкой.
Я должен сказать, что
в патриотических собраниях уровень рассмотрения проблемы часто оказывается
очень низким, и если у Геннадия Михайловича, как я сказал, есть блистательные
вершины, достижения мысли, то у других зачастую этого просто нет – и это наша
беда.
В области
духовно-интеллектуальной, на мой взгляд, мы терпим наиболее сокрушительное
поражение. Мы не можем говорить, что в каких-то других областях, у нас есть
существенные провалы. А в этой области,
которая является сердцевинной и стержневой, мы на сегодняшний день оказались
довольно слабыми. И мне кажется, что как-то избавиться от этих изъянов и
построить крепкую крепостную стену нашего мировоззрения мы сможем путем использования системных понятий.
Мы должны использовать
такие понятия, как: структура, система, логика. Мы должны определить четко цель
наших патриотических устремлений. Всего этого нет. В любом собрании, если мы
спросим людей, каким образом они видят цель патриотического движения, я думаю,
единого ответа не услышим.
А дело в том, что с
выявлением таких понятий, как: система, структура, логика, цель - оказывается,
что мы в наши духовно-интеллектуальные упражнения должны будем привнести
некоторые инженерные приемы. Они дадут нам возможность поставить вопрос о
достижении цели, о том, в какой степени мы приближаемся к достижению этой цели.
Мы должны использовать минимальное количество инструментов для того, чтобы в
возможно короткие сроки достигнуть максимального эффекта.
Такой практики нет, и
может быть, поэтому наше патриотическое движение не дает заметных результатов.
Мне кажется, было бы полезно использовать накопленный технический и
технологический опыт в организации нашей общественно-идеологической
деятельности.
В результате этих
размышлений у меня выявились некоторые, необходимые, на мой взгляд,
фундаментальные разделы, которые являются, как мне кажется, принципиально
важными и без которых не может существовать никакое рассмотрение. Нужно
определить наши основные базовые
установки, некоторые я уже назвал.
1. Цель
патриотического движения.
2. Логика нашего
мировоззрения.
Они помогут нам
получить представления о том, каким образом мы будем достигать эту цель,
которая на сегодняшний день достаточно четко еще не определена.
3. Также, мы должны
выработать представления об идеальном обществе,
или каком-то более или менее для нас приемлемом, соответствующем нашему
пониманию о правильной организации социальной и хозяйственной жизни.
Дело в том, что
использовать термины «капитализм» и «социализм» сейчас малоэффективно. Они не
отражают глубинных, духовных процессов в обществе. Эти характеристики загоняют
нас в русло чуждых течений. К тому же,
сейчас социальные и экономические образы часто сливаются, например,
шведских капитализм, по мнению многих экспертов, превращается в социализм и пр.
4. Далее. Чтобы
выстраивать всю эту систему, нам нужно определить стержневое русское
качество. Это несущая способность конструкции, а оно у
нас не определено в достаточной степени.
Вопрос из зала. Вы можете определить это качество?
Нет. Я просто хочу
обозначить структуру. Я не ставлю цель назвать все.
5. Затем, у нас должны
появиться непреложные правила жизни,
и эти правила должны найти воплощение в хозяйственной жизни.
Вот основные пункты,
которые могут помочь нам как-то структурировать наше патриотическое движение:
первые относятся к духовно-интеллектуальным сферам, последние – к реальной
жизни. Проникновение одних в другие - совершенно необходимое условие. Идеи и
наши духовно-интеллектуальные упражнения – это один уровень, хозяйственное устроение – другой, оба они - неразрывные составляющие жизни
человеческого сообщества. Когда действия ведутся только в какой-то одной
области, то они не дают существенных результатов. Нужно, чтобы выработанная
идея и логика пронизывали все общество. Когда я был в Германии, там я увидел
эту пронизанность всего общества единой внутренней логикой действия, которая
отражалась даже в интонации.
Реплика из зала. Но мы их победили!
Да, победили, но не
удержали победы. Русский народ, может быть, выше всех народов, но мы должны
осознать свои вершины. Мы не смогли осознать собственного величия - вот в чем наша
проблема!
Возвращаясь к нашей
теме, хочу сказать, что обсуждения в узком кругу на семинарах у Шиманова, его
так называемые Русские собрания - были очень полезными. На одном из таких
собраний обсуждалась работа Геннадия Михайловича об Откровении. Там было всего
два листочка машинописного текста, и работа предварялась словами
Ломоносова. Пересказываю:
«Создатель дал роду человеческому две книги: первая книга – видимый сей мир. Он Им создан, для того, чтобы человек, смотря на величие, красоту и стройность его, признавал Божественное всемогущество. Вторая книга – Священное Писание. В ней дано Создателем благоволение к нашему спасению... Грех всевать между этими книгами плевелы и раздоры». (См. статью "Видимый мир от разумного Существа устроен". Ломоносов М.В. Сочинения. М.-Л., 1961. С. 403.).
Получилось так, что мои мысли тогда еще не
до конца были оформлены. И вот, когда прозвучала эта фраза, она стала для
меня Откровением. И чем дальше, тем
больше она становилась таким базовым, фундаментальным соображением, из которого
многое потом вытекало. Например, стало ясно, что благодать и Божественный
промысел можно узреть не только в
Священном Писании, но они явлены и в окружающей нас природе. Природа, созданная
Творцом несет на себе отпечаток благодати.
Одни стяжают ее, погружаясь в Священное писание, молитву, Божественное
откровение, другие, крестьяне - взаимодействуя с природой.
И говоря об истоках русской духовности, мы
должны помнить, что слагается она не только из усвоения народом Божественного
Откровения, нельзя пренебрегать и тем, что человек получал и получает от родной
земли. Русская духовность во многом
определяется нашими природно-климатическим факторами. И здесь, может быть,
уместно обратиться к опыту мыслителей нордической традиции, которые усматривали
глубокую связь духовной составляющей народа с его землей, демонстрируя их
непреложное единство.
И наша задача, по-видимому, состоит в том,
чтобы объединить эти духовные импульсы сверху и снизу, чтобы общество было
пронизано ими, наподобие нервной системы, поддерживающей жизнь всего организма.
Вопрос
из зала. Как это сделать? Вот
проблема!
Вот основные выступления с этого
прекрасного живого вечера памяти Геннадия Михайловича Шиманова. Были и яркие
реплики, и вопросы, и замечания, уточнения - состоялась встреча, диалог
со-бытия́. Из многих воспоминаний, личных свидетельств складывался образ
русского мыслителя, нашего современника, жизнью которого была - Россия.
И в конце, в качестве музыкальной реплики
прозвучала Аве Мария в исполнении певицы Марии Васильевой. А завершили вечер
Свиридовым. Его оратория «Отчалившая Русь» на стихи Есенина как бы
сконцентрировала все, что говорилось и чувствовалось в этот вечер в этом белом мраморном зале
Пушкинской библиотеки на Спартаковской.
Материал подготовила
писатель,
поэт, бакалавр богословия, член СП России.
