Особенности России, повлиявшие на отношение русского народа к богатству: природа, государственное устройство, религия. Князь Владимир и его попытка подражать Иерусалимской общине. «Стяжатели» и «нестяжатели». Борьба Церкви и государства за церковную собственность в XVI-XVII вв. Влияние петровских реформ на экономическое положение Церкви, секуляризация церковных земель.
Особенности России, повлиявшие на отношение русского народа к богатству: природа, государственное устройство, религия.Русский путь вимущественной этике – особый и во многом удивительный. Первое, что бросается в глаза: Россия так и не вкусила прелестей настоящей, «западной» частной собственности. Причем, был выработан особый русский менталитет, для которого характерно презрение к накопительству, недоверие к собственности и нелюбовь к богатству. Во всяком случае, все эти качества выражены на славянском Востоке гораздо сильнее, чем на Западе. Посмотрим хотя бы на наши народные пословицы и поговорки:
"Пусти в душу ад - будешь богат"
"Деньги копил, да нелегкого купил"
"Богатому черти деньги куют"
"Когда деньги говорят, то правда молчит"
"Черт мошну тачает - скряга ее набивает"
"Убожество учит, богатство пучит"
"Беда деньгу родит"
"Деньгами души не выкупишь"
"Работай - сыт будешь; молись - спасешься; терпи - взмилуются"
"Отец богатый, да сын неудатый"
"Не хвались серебром, хвались добром".
Безусловно, в этом отвержении богатства следует видеть промысел Божий, охраняющий народ, так искренне воспринявший христианство, от страшных, разлагающих соблазнов этого, по словам Златоуста, родившегося от диавола, социального института. Рассмотрим несколько наиболее важных для России факторов, повлиявших на то, что «у ней особенная стать».
Суровые природные условия. Влияние природно-географических условий на жизнь в России часто недооценивают, особенно историки западной ориентации, которые видят в историческом пути России повторение западной Истории, но (де, по вечной российской отсталости) с запозданием на пару веков. Однако суровость российского климата оказывается столь сильным фактором, что именно он во многом определил уникальность пути России.
Западная Европа почти вся живет в климатических условиях Крыма. Нет засух и заморозков, плодородные почвы и длинный – 8-9 месяцев – период полевых работ. Центральная Россия не только севернее Европы, но из-за меридионального расположению изотерм, климат там суровее, чем в более северных Финляндии и Норвегии. В России длинная холодная зима, период полевых работ составляет четыре-пять месяцев, весной часты заморозки, в первой половине лета – засухи; дожди часто приходятся на уборочную страду, хорошие почвы – только а степной полосе (которая была занята кочевниками), а в Московской губернии – скверный подзол, песок и глины.
Следствия из этого важны и разнообразны. Прежде всего, трудные природные условия обуславливали очень низкую урожайность. В течение многих веков русские крестьяне в среднем собирали урожай «сам третей» (т.е. отношение посеянного зерна к собранному равно 1:3), когда как на Западе в средние века обычен урожай «сам шестый» или даже «сам десятый». Аналогично, из-за ограниченного периода выгона, наше скотоводство всегда сильно отставало от западного. Но самое главное – нестабильность урожаев. В среднем каждый третий год был для русского крестьянина неурожайным и грозил голодом. И дело здесь вовсе не в пресловутой русской «лени» - таковы природные условия Средне Русской равнины, которая не защищена ни от холодных арктических масс, ни от сухих континентальных антициклонов. Замечательный современный историк Л.В. Милов называет русский социум «обществом с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта» /72:417/. Характеристика неброская, но если вдуматься, говорящая очень многое.
Этот «минимальный объем совокупного прибавочного продукта» оказывался вечной головной болью для государства. Князья, а позже и царь, и бояре, и дьяки ломали голову, как добыть средства для войска, для администрации, для широких строительных проектов. Ясно, что их надо взять у крестьян. Но также ясно, что экономические меры не годятся: излишков нет, а имеющийся минимум крестьяне отдавать не собираются. Остается экспроприировать, и для этого в конце концов вырабатывается строй, который принято называть крепостным правом: крестьян прикрепили к земле и заставили нести подворное «тягло» (в XVIII в. «тягло» стало подушным). Кроме того, владетельные (крепостные) крестьяне принуждены платить оброк дворянам, или отрабатывать на их полях барщину, а «черные» (свободные) крестьяне – вместо этого платить увеличенные налоги государству. И это не русская дикость, а печальная необходимость, ибо иначе из крестьян вообще ничего не вытрясешь. Эта коллизия приводила к постепенному ужесточению крепостного права, так что Россия в этом отношении шла вразрез с Западом – там развитие товарно-денежных отношений крепостное право разрушало.
Таким образом, русский крестьянин вынужден был противостоять и суровым природным условиям, и домогательствам государства и помещиков. И он издавна нашел коллективную защиту от обеих напастей. Это - крестьянская община. Историки западной ориентации утверждают, что община инспирирована государством чуть ли не в XVIII в. для удобного изъятия «тягла» (налогов). Отрицать роль общины в распределении «тягла» между крестьянами было бы нелепостью – она действительно делала это, и очень эффективно. Но главная роль крестьянской общины в другом – она явилась социальным институтом, обеспечивавшим выживание крестьян в условиях частых хозяйственных катастроф. Это и делало общину столь действенным гарантом выживания русских крестьян, и в таком качестве, причем решая все проблемы соборно, община была подлинно христианским социальным институтом.
Государственный строй. Скудость русской земли имела многообразные последствия и в государственной сфере. На Западе земля ценилась и всякий – верхи и низы - хотел ею завладеть на правах собственности. В средневековье (приблизительно X-XIII вв.) земля имела многих хозяев: короля, сеньора, вассала, крестьянина. И каждый из них считал землю по праву своей. В конце концов победил класс дворян, сумевший присвоить землю в полную собственность.
На Руси все было не так. Создатели русской государственности – варяги, вместо овладения землей, предпочли контроль над торговлей, что давало гораздо большие выгоды. Путь «из варяг в греки», набеги на Византию с целью получить торговые привилегии – вот их стратегия. Не став привязываться к земле, они установили оригинальный способ правления, когда каждый из династии рюриковичей стремился занять наиболее почетное и наиболее богатое в торговом отношении княжество (это явление можно назвать языческой «протестантской этикой»). Практика «перелетов» князей стала нормой, но жестких законов наследования не существовало, что приводило к постоянным междоусобицам. С точки зрения политической такая система была далека от совершенства: «перелеты» князей создавали слишком хрупкое единство Руси. Но с точки зрения имущественной этики она была хороша: князь правил, командовал дружиной, но не был собственником. Отметим, что и крестьяне киевской Руси были свободны и жили общинами /73:23/. Таким образом, Русь в домонгольские времена не знала права частной собственности на землю. Однако торговые пути вскоре были перерезаны кочевниками, и князья обратились к собственным землям. Начиная со съезда в Любече (1097г.), становится нормой садиться на землю отца. При отсутствии центральной власти, это привело к распаду Русского государства и еще большим междоусобицам, что сыграло роковую роль во времена татарского нашествия.
Татарское иго – снова промысел Божий, отрезавший Россию от Запада. Монголы всячески поддерживали выгодное им разделение на княжества, а манипулирование ярлыком на великое княжение позволило им долгое время удерживать в подчинении русские земли без фактической их оккупации. Русские удельные князья постепенно приобретали менталитет собственника: «мой удел – моя собственность», и старались эту собственность увеличить – за счет чужых уделов. С другой стороны, князья стали на правах собственности раздавать своим служилым людям земли - «вотчины». Начала образовываться боярская аристократия. Казалось, что на Руси победит классический феодализм с приматом частной собственности. Однако задача освобождения от татарского ига настоятельно требовала создания сильного государства. Эта задача была промыслительно решена возвышением Московского княжества, которое благодаря коллаборационистской политике сумело поглотить окрестные княжества, а затем вышло из под контроля Орды. Стремление к централизации и установлении сильной власти было у Москвы столь велико, что она, увидев в вотчинном землевладении угрозу своему абсолютизму, изменило политику и стало раздавать их на период службы. Эти новые земельные пожалования – «поместья» - стали раздаваться незнатным служилым людям великого князя – «дворянам». Иван Грозный яростно боролся с вотчинным укладом, и преуспел в этом. Однако после смутного времени вотчинное землевладение снова стало преобладающим. Впрочем, владельцы и вотчин и поместий должны были служить, хотя Петр I уравнял статус вотчин и поместий.
Крестьяне, ремесленники и купцы составляли «тягловое» сословие – она должны были или работать (на государство и помещиков) и/или платить подати. Закреплением крестьян за поместьями государство решало задачу успешной службу дворян. Крепостное право, появившееся в конце XVI в., в дальнейшем не ослабевало.
Православие. В 988 году Русь приняла православную веру и стала одной из митрополий Византии. Для судеб проблемы собственности в России это событие имело огромное значение.
Хотя в то время формально Восточная и Западная церкви были едины, но конфликт уже назревал, и вскоре – в 1054г. – произошло разделение церквей. Это средостение между церквами поставило непреодолимый заслон западному влиянию, как чисто церковному, через подчинение римскому престолу, так и цивилизационному, проповедующему безоговорочное признание необходимости и благодатности частной собственности. Русские (по крайней мере, до Петра I) всегда косо смотрели на западные порядки и нравы, и вовсе не стремились перенимать европейские социальные институты.
Русь приняла православие, когда Византия уже прочно обосновалась на «умеренной» доктрине. И Русская Церковь, будучи верной ученицей Константинополя, приняла без рассуждений византийскую имущественную концепцию. Может даже показаться, что в смысле развиваемой нами концепции для Руси присоединение к западной церкви было бы большим благом, ибо в то время официальная позиция католичества была ближе к святоотеческому учению, чем к «умеренной» доктрине. Однако, в долговременной перспективе все видится иначе: уже в XIII веке Западная церковь перешла на «умеренные» позиции и в дальнейшем, под влиянием нарастающего капитализма, все более и более склонялась в сторону благосклонного отношения к свободной торговле, банковскому делу и получения прибыли по процентам на капитал. Все это, из-за тяжелых природных условий, препятствующих получению прибыли, привело бы не к промышленному развитию России, а превращению ее в сырьевую колонию Запада. И привело бы, если бы не Православие! Промысел Божий, выразившийся в принятии Русью православия, сохранил ее от колониальной участи и вывел на путь самостоятельного развития. Западная экспансия частной собственности была промыслительно предотвращена, и России была предоставлена возможность осуществлять свою, предназначенную Творцом, историческую задачу, как говорят – «идею».
Мы не будем русскую идею формулировать, ибо до сих пор на этот счет у русских мыслителей бытуют разные, несводимые воедино, мнения. Вместо этого рассмотрим несколько сюжетов русской истории, наиболее ярко характеризующих имущественную этику, сложившуюся в России.
Князь Владимир и его попытка подражать Иерусалимской общине. Россия – это особая цивилизация. Русский – человек с уникальным идеалистическим менталитетом, никогда не удовлетворяющимся разумным компромиссом. Он принял христианство всерьез, – «все могу в укрепляющем мя Христе» (Фил.4,13), – как необоримую силу, которая позволит ему преодолеть падшесть и начать жить в Царстве Божием уже на земле. Это относится и к имущественной проблеме. Крестившись, русичи тут же уразумели, что предлагаемый им идеал вечного сосуществования богатых и бедных, построенного на милостыне первых и терпении вторых, не совсем то (или даже совсем не то), чего чают их души. Об этом говорит и необычайная популярность творений Златоуста на Руси. Об этом говорит и попытка, может быть не слишком серьезная, этот бескрылый идеал преодолеть. Речь идет о деятельности св. князя Владимира сразу после крещения Руси. Интересную информацию об этом дает Карташев:
"Св. Владимир поразил народное воображение не тем только, что он, как и его предшественники, ублажал пирами своих дружинников и заслуженных сотрудников, но и заботился по крайней мере о праздничных трапезах всего бедного населения государства. Мы знаем из истории только один классический порыв христианской апостольской церкви решить вопрос социальной и материальной правды путем общения имуществ. Опыт показал, что этот порыв посилен лишь на краткое мгновение эсхатологических ожиданий, что в "долготу дний" в истории, по немощи космической и человеческой природы, он естественно (должен был) переходить в фазу компромиссных достижений церковного общества... Как широкая русская натура, св. Владимир не только в деле внешнего крещения всей страны, но и внутреннего радикального изменения и обновления его социальной жизни, воспылал желанием повторить опыт первоапостольской церкви: - употребить всю силу государственной власти, все средства государственной казны на то, чтобы крещение люди почувствовали, как говорит книга Деяний что у них "одно сердце и одна душа", что у них "все общее". До Владимира еще ни одному главе христианского народа не приходила в голову такая мечта... Он хотел сохранить и расширить всеобщий пир и всеобщую радость братолюбивой христианской жизни. Сама летопись не без удивления сообщает об этих христианских пирах у Владимира каждое воскресенье" /74:125/.
Далее Карташев приводит несколько выдержек из летописей, говорящих о необычайной щедрости князя Владимира и о его неслыханном нищелюбии, когда Владимир не только устраивал обеды для бедных на своем дворе, но и приказал развозить продовольствие по улицам, выкликивая тех, кто не мог ходить. По сути дела это уже социальная помощь в государственном масштабе. Деятельность св. Владимира Карташев оценивает так:
"Таким образом, в начале русского христианства был момент исключительного порыва к исполнению евангельского идеала, подобный порыву первобытной иерусалимской церкви к самоотверженному подвигу общения имуществ" /74:129/.
Подвиг св. Владимира действительно уникален. Его попытка осуществления "глобальной милостыни" вполне созвучна идеям св. Иоанна Златоуста о преображающей роли милостыни в социальной сфере. И плоды этой деятельности безусловно остались в народном сознании многие столетия и во многом определили характерные для русского народа особенности отношения к собственности и милостыне.
«Стяжатели и нестяжатели». Спор между ними - замечательная страница истории Русской Церкви, в которой выступают все основные стороны проблемы собственности: личный идеал, социальный идеал, церковная собственность, власть и Церковь.
Формально спор шел о том, должны или не должны монастыри владеть селами. Св. Нил Сорский на Поместном Соборе 1503г. высказал мнение, «чтоб у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием» /75:72/. Это положение св. Нил подтверждал жизнью в устроенном им на р. Соре ските – крохотной церкви и нескольких келий вокруг, где селятся вместе с Нилом, прошедшим аскетическую школу Афона, его единомышленники - «заволжские старцы». Все ориентировано на безмолвие, изучение Писания и молитву. Общей трапезы нет. Каждый старец ведет свое убогое хозяйство, кормится своим трудом. Допускается продажа «трудов своих рукоделия» (за малую цену) /76:6/, и «милостыня от христолюбцев нужная, а не излишняя». Наконец, «церкви не украшати» и никаких ценных вещей в келлии «не подобает имети». Иначе говоря, нестяжание – как личное, так и коллективное. Причем, настолько радикальное, что «не подлежит творити милостыни» /76:6/, ибо «нестяжание вышше есть таковых подаяний» /76:7/и монах должен творить «душевную милостыню» (помогать брату словом), а не «телесную». Воззрениям св. Нила сочувствовали его ученик Вассиан Патрикеев, позже – св. Максим Грек и некоторые другие. Образовалась «партия» «нестяжателей», которая стала вести острую полемику со св. Иосифом Волоцким и его последователями.
Воззрения же св. Иосифа были диаметрально противоположными. Он считал, что можно прекрасно сочетать личное нестяжание монахов с богатством всего монастыря. Эти идеи Иосиф сумел воплотить в основанном им Успенском монастыре в Волоколамске. Благодаря огромному организаторскому таланту и исключительному авторитету, полученному Иосифом в борьбе с ересью жидовствующих, монастырь стяжал значительные земельные наделы и очень большие материальные ценности. Но эти богатства были общими: каждый монах имел минимум личных вещей (количество которых, впрочем, зависело от его духовного возраста). Отвечая св. Нилу Сорскому на Соборе 1503г., Иосиф говорит: «Если у монастырей сел не будет, как тогда честному и благородному человеку постричься? если же не будет честных старцев, откуда взять на митрополию или архиепископию, или епископа на всякия честные власти?» /77:390/. Тогда на Соборе мнение Иосифа победило, его последователи, «иосифляне», надолго стали определять церковную политику.
Может показаться. что вопрос о владении монастырями сел – вопрос частный и сугубо внутрицерковный. Но это не так. На самом деле были подняты вопросы исключительной важности о идеальном устроении имущественной стороны Церкви и Ее роли в социальном развитии страны.
Экстраполируя скитскую идеологию св. Нила Сорского, можно представить вполне определенную социальную «модель» Церкви. Полное личное и коллективное нестяжание должно резко повысить духовный уровень Церкви, служители которой имеют нравственный, а не канонический авторитет. Такая старческая, молитвенная, вобравшая в себя и древнюю традицию пустынножительства и новые веяния исихазма, Церковь должна стать подлинной духовной водительницей людей всех сословий – от крестьянина до Великого князя.
Иначе себе представляет Церковь св. Иосиф Волоцкий. Церковь, имеющая большие материальные средства, а значит – независимая от государства (хотя и тесно сотрудничающая с ним в рамках «симфонии»); Церковь с жесткой дисциплиной, сильным епископатом и множеством богатых монастырей; Церковь-орден, где послушание является главной добродетелью; Церковь, которая стремится и к высокой духовности, и к широкой благотворительности – такая Церковь, по мысли Иосифа, должна быть не только духовным вождем народа, но и социально-образующей силой русского государства.
Последнее наиболее интересно и требует комментариев. Дело в том, что богатства своего монастыря св. Иосиф широко использовал на благотворительные цели. В голодные годы от монастыря кормились до семи тысяч человек монастырских крестьян, а обычно – 400-500 человек, «кроме малых детей», причем для этого монастырь продавал скот и одежду и даже залез в долги; для беспризорных детей был построен приют /79:52/. Известный историк русского средневековья Сергей Зеньковский /80/ считает, что Иосиф Волоцкий ратовал за сохранение сел за монастырями потому, что имел в виду глобальные социальные преобразования, когда монастыри примут под свой омофор большую часть русских деревень. И тем самым монастыри должны стать главным институтом распределения богатств, которые они получают в виде пожертвований, между бедным крестьянским людом. По сути дела это не что иное, как грандиозная попытка воцерковить всю социально-экономическую сферу путем вбирания всего мирского хозяйства в монастырское. С. Зеньковский пишет: «Не будет преувеличением назвать Иосифа Волоцкого христианским социалистом, стремившимся во имя Бога превратить всю Русь в одну монастырскую общину иноков и мирян» /80:32/.
Планам св. Иосифа воплотиться не привелось: он умирает в 1515г., долгое время будучи в опале у Василия III. Часто рисуют портрет Волоцкого игумена как начетчика, виртуозного мастера демагогически использовать Писание, как человека, приверженного внешней дисциплине в ущерб духовности, противопоставляя Иосифа проповеднику «умного делания» св. Нилу. Однако его поражающий воображение замысел (если он действительно имел место – прямых документальных подтверждений мы не имеем) рисует нам совершенно другой образ – широко мыслящего человека, который в монастырской дисциплине видел не самоцель, а средство не только личного совершенствования, но и социального служения ближнему. В замысле св. Иосифа Волоцкого можно видеть еще одну – удивительную - попытку русского духа преодолеть падшесть мира сего.
Борьба Церкви и государства за церковную собственность в XVI-XVII вв. В споре «стяжателей» и «нестяжателей» важную роль играла проблема секуляризации церковных земель. Дело в том, что Церковь, благодаря толерантной религиозной политике татар, накопила значительные земельные богатства и продолжала их увеличивать - через дарения, вклады за упокой души, купли и пр. По оценкам историков, в XVI в. монастырскими были около 1\6 обрабатываемых земель. Причем, это не просто земли, а земли с деревнями, крестьяне которых административно и судебно подчинены крупным монастырям. Такая ситуация сильно заботила верховную власть, ибо монастыри не платят с земель налогов. А потому государство было бы очень не прочь забрать их себе и раздавать «служилым людям» в «кормление». Тревожило это и лучших представителей Церкви, поскольку они слишком хорошо знали, что богатство развращает, причем - даже монахов, посвятивших себя одному Богу. Сплетением этих причин объясняется и появление заволжских старцев и то, что отрешенного от мира св. Нила уговаривают (видимо, посланные от Великого Князя) прийти на Собор и высказать там основные идеи нестяжателей. Как упоминалось, «стяжатели» резко воспротивились перспективе потери сел и победили: Иван III, хотя и пытался провести идеи Нила в жизнь, но в конце концов отступил перед их сплоченным фронтом.
Но подспудная борьба власти и Церкви продолжалась и дальше. Василий III приближает к себе инока Вассиана Патрикеева – непримиримого нестяжателя, который пишет ряд ядовитых сочинений против Иосифа. Иосифляне берут реванш: последователь Иосифа, бывший монах Успенского Волоколамского монастыря митрополит Даниил сумел обвинить Вассиана в целом букете ересей и сослать его в тот же монастырь, где, по свидетельству кн. Курбского, «по мале времени его уморили» /81:77/.
Тот же Даниил теми же методами заточил в монастырь и другого известного нестяжателя - св. Максима Грека. Сам Максим Грек – личность оригинальная: бывший доминиканец, а затем инок Святой Горы, приезжает в 1518г. в Москву как переводчик Писания. Он переводит толкования Златоуста на Евангелия от Матфея и Иоанна, а также толкования на Деяния, составленные в основном по Златоусту. Таким образом, российское общество оказалось ознакомленным с подлинным святоотеческим учением по имущественному вопросу. Однако, рассматривая монастырский быт на Руси, он вдруг обнаруживает, что западные картезианские монахи живут более строгой жизнью: «несть у них ничтоже свое, но вся обща, нестяжание же любят» /82:151/. Также и афонские монастыри «без имениих, рекше без сел живут, одными своими рукоделии и непрестанными труды» (цит. по /83:169/). Наоборот, русские монастыри не только имеют села, но и дают деньги в рост окрестным крестьянам. Последнее особенно возмущает Максима, ибо деньги отдавались «за пять шестой», а если долг не отдавался, то монастырь забирал землю должника /77:370/.
Стоглавый Собор 1551г. подтверждает незыблемость церковного землевладения. Не следует думать, что это была победа Церкви. Подлинно церковные взгляды ни св. Нила Сорского, ни св. Иосифа Волоцкого победы не одержали. Победили третьи: «иосифляне», для которых земельные владения были источником безбедной жизни и гарантом их экономической независимости от государства. Результаты этой победы противоречивы. С одной стороны, Церковь на долгое время сумела отстоять перед государством свой суверенитет. Однако, с другой стороны, духовная жизнь в монастырях стала клониться к упадку, и ее возрождение началось лишь в XIX веке, после секуляризации монастырских земель.
Разумеется, все это мы видели в Византии. Там сильное государство долгое время довольно успешно препятствовало приобретению монастырями значительных земельных владений. На Руси все немного иначе: и Церковь долгое время была не «своя», а, являясь константинопольской митрополией, была вполне независима, и монастыри сумели обогатиться до образования сильного централизованного государства. Поэтому глухое противоборство, происходившее под маской «симфонии» Церкви и государства, тесно связано на Руси с земельными имениями, а потому носит более откровенный характер.
Борьба продолжается. Иван Грозный опричным террором разрушает господство вотчинного уклада, и Церковь фактически теряет в противостоянии государству боярского союзника. События смутного времени на пару десятилетий оттесняют вопрос на второй план. Однако во времена Алексея Михайловича противостояние Церкви и государства приобретает особую остроту. По Уложению 1649г. церковные посады и слободы (занимавшиеся торговлей и промыслами) были переданы в ведение государственной казны, что лишало монастырей доходов от них. Кроме того, был учрежден Монастырский приказ, который стал ведать судопроизводством на монастырских землях, что заметно уменьшало фактическое влияние монастырей на течение дел в своих землях. Кульминацией столкновения Церкви и Русского государства был конфликт между патриархом Никоном и царем Алексеем Михайловичем. Царь победил, и после этого уже стало ясно, что подчинение церкви государству и, как следствие, секуляризация церковных земель – лишь вопрос времени.
Влияние петровских реформ на экономическое положение Церкви. Секуляризация церковных земель. Реформы Петра I осуществили первое – подчинение. Патриаршество, при полном безгласии иерархов, было упразднено, а учрежденный вместо него Синод фактически стал частью государственного аппарата. Такого не было даже в Византии – там (хотя патриарх в подавляющем большинстве случаев был креатурой императора) традиции были настолько сильны, что ликвидация патриаршества скорее всего привела бы к религиозным волнениям, и такой император вряд ли бы надолго удержался у власти. В России же такая «симфония по-русски» осуществилась. Правда, она усугубила трагичный старообрядческий раскол, который с тех пор стал неисцельным.
Что же касается монастырей, то Петр существенно сократил их число (по некоторым данным – вдвое /75:277/ ), а оставшиеся решил сделать домами престарелых, помещая туда инвалидов и ветеранов. Помимо этого, он стал отбирать часть доходов монастырей на государственные нужды /75:270/. Последующие императрицы это тяжелое положение монастырей только усугубили. При них Церковь стала поистине «управляющим» своими имениями, но не собственником их.
Наконец, «26 февраля 1764г. издан был знаменитый указ о церковных владениях, который подводил черту под многовековым – начиная с 1503г. – спором между Церковью и государством» /75:276/. По этому указу, изданному, как известно, императрицей Екатериной, все церковные имения, включая деревни, передавались в ведение Коллегии экономии, а взамен этого всем церковным учреждениям Коллегия выделяла определенную сумму, причем в зависимости от назначаемого Синодом класса. Количество монастырей было сокращено более чем вдвое: от 954 монастырей осталось 226 штатных (т.е. получавших государственное содержание) и 161 заштатный (которые кормились подаянием и собственным трудом) /75:279/. Как быстро выяснилось, содержание оказалось слишком малым, и монастыри стали пустеть.
Нельзя сказать, что церковь безропотно приняла такой грабеж. Ростовский митрополит св. Арсений Мациевич стал перечить, и по требованию Государыни, он был заточен в крепость, где и умер. Остальные же иерархи и монашествующие, видя сколь крута императрица, на открытый протест не отваживались.
В результате петровских и последующих реформ Церковь фактически превратилась в часть государственного аппарата, стало «министерством исповедания». Синод и Сенат стали параллельными органами, подчиненными императору и управляемыми через государственных чиновников. Поэтому Церковь, которая и ранее исповедывало «умеренную доктрину», теперь стало жестко следовать курсу правительства.
А правительству нужны деньги и деньги. Но, как мы выяснили, их можно получить только через эксплуатацию трудового населения, в первую очередь – крестьянства. Отсюда политика ужесточения крепостного права – именно XVIII век. явился пиковым по жесткости крепостничества. И неудивительно, что Церковь, в лице своих иерархов, не только не противилась усилению крепостного права, но и активно эту меру поддерживала.
Контрольные вопросы.
1. Как влияют природные условия России на ее экономическое положение?
2. Чем отличается экономика Руси в домонгольский период от экономики Московского государства?
3. Какова роль Православия в истории России?
4. Что предпринял св. князь Владимир после крещения Руси?
5. Кто такие «стяжатели» и «нестяжатели»? Приведите примеры святых из обеих групп.
6. В чем заключались противоречия между государством и Церковь. в XVI-XVII в.?
7. Каковы результаты реформы Петра I для Церкви.
8. Когда и как произошла окончательная секуляризация церковных земель?
