Г.М. Шиманов
Статья Н.В. Сомина «Русская идея обязывает» ставит важную тему в дискуссии о судьбах русского народа – тему нового социализма, понятого не по-марксистски, а по-православному. На ней я и сосредоточусь. А в заключение добавлю несколько слов о том, с чего, на мой взгляд, следует начинать, выбираясь из ямы, в которой мы оказались.
В чём отличие православного социализма от советского, выстроенного с такими бесчисленными жертвами и рухнувшего так бесславно? Что было ценного в этом рухнувшем социализме?
Дать сразу точные и полные ответы на эти вопросы не просто. Но постепенно, если русские люди поймут их важность и если дискуссия о судьбах русского народа продолжится, эти ответы будут высвечиваться со всё большей определённостью. Ложные мысли будут отбраковываться, а правильные утверждаться. И, скорее всего, потянут за собою другие правильные мысли, ныне пока ещё незаметные.
Я согласен далеко не со всеми идеями Сомина, заявленными в его статье. Однако перечислять всё, с чем я не согласен, не буду. Буду писать лишь о главных его, на мой взгляд, ошибках.
Одна из них заключается в том, что для него что Ротшильд, что крестьянин, нанявший другого крестьянина на какой-то срок, это явления одного порядка. Это равным образом эксплуататоры, отличающиеся друг от друга лишь размерами своих злодеяний.
Правда, в названной статье об этом в лоб не говорится. Сомин ограничивается в ней лишь отрицанием рыночного хозяйства. А что такое рынок – поди разберись. На эту тему потребовалась бы отдельная работа. В советское время работали колхозные рынки. Работали рынки при феодализме и в античные времена. Были они везде, где господствовал т.н. «азиатский способ производства». Рынки были, а капитализма не было. Как так?.. Получается, что рынок и капитализм не одно и то же?
Вот потому-то и могут возникать в головах читателей соминской статьи некоторые неясности насчёт отношения Сомина к разным видам частной собственности. Допустима ли она при социализме хотя бы в мелких её видах? Или, будь его власть, он запретил бы в СССР даже колхозные рынки?
Однако в других работах Сомин не скрывает своего неприятия частной собственности во всех её видах. Для него частная собственность, что самая крупная, что самая мелкая, это источник зла. Это начало разрухи в обществе.
При этом он отделяет частную собственность от личной собственности, которая, по его мнению, не связана с эксплуатацией. А частная собственность связана. Собственная одежда, квартира, мебель, дача – это хорошо, а собственная мастерская, в которой работают наёмные рабочие, это плохо. Потому что её владелец их эксплуатирует.
О частной собственности поговорим ниже, а пока спросим: так ли уж безгрешна эта личная собственность? Конечно, она по определению исключает явную эксплуатацию других лиц. А исключает ли она скрытную их эксплуатацию?
Если у меня прекрасная большая квартира, да ещё в центре большого города, то я хороший жених для многих девушек, особенно из провинции. Даже если я несимпатичен. А у тебя лишь комната на окраине маленького городка или избушка в деревне. И кому ты нужен при всех твоих достоинствах?.. Кому-то и ты, скорее всего, пригодишься. Но наши возможности несоизмеримы. И не только по части брачной.
Если я получил выгодное образование, если я получил выгодную должность, если я обладаю выгодными связями, то у меня будет не только великолепная квартира в столице, но и многое другое, не доступное обыкновенным людям. Я буду пользоваться всем лучшим из того, что предоставляет бесплатно или за малую плату социалистическое государство своим гражданам. И детям своим я дам всё самое лучшее. А ты, плебей, будешь пользоваться из всех социалистических благ наименьшими. И дети твои тоже.
Вот почему в советское время (при всех его достоинствах, особенно понятных в наше время) было такое стремление выбраться из нищей деревни в районный город, а из него в областной или, если повезёт, в Москву, Ленинград или Киев. Вот почему была такая борьба за выгодное образование, за выгодную должность и выгодные связи.
И это стремление к лучшему было, до известной степени, естественным. Однако затем оно перерастало в карьеризм, в ослепляющий душу материализм, в использование своего рабочего или служебного места для служения своекорыстным личным и групповым интересам.
Тащи с работы всякий гвоздь,
Ты здесь хозяин, а не гость!
Но тащить гвозди с работы это удел самых мелких сошек. Чем выше поднимался человек в социальном отношении, тем более скрытным становилось его фактическое воровство. Оно принимало форму махинаторства, причём, как правило, коллективного. На этой почве складывалась система взаимных услуг за счёт остальных членов общества. Складывалась система «блата». «Ты – мне, я - тебе». А затем стали возникать своего рода «мафии» в разных видах общественной жизни, боровшиеся за господство в той или иной её области. Торговая мафия, научная мафия, концертная мафия, спортивная мафия и т.д. Затем стали выстраиваться т.н. «теневые» структуры в промышленности, обслуживающей непосредственные нужды населения. Они росли, совершенствовали свою технологию, создавали свои системы безопасности, вырабатывали свои законы, нарушение которых каралось с куда большей жёсткостью, нежели та, которую проявляло государство по отношению к нарушителям своих законов.
Государство проигрывало в соревновании с этими подпольными структурами, потому что добросовестные граждане, которых было большинство, были разрознены, а недобросовестные организованы великолепно. Само же государство, скованное марксистскими догмами, думало о происходящем близоруко или даже кривоглазо, т.е. таким образом, чтобы не замечать причин гниения общества, таящихся в самой его идеологии и в самом его устройстве.
По Сомину, личная собственность это лишь обычная одежда, квартира, мебель, дача. Ну, конечно, книги, компьютер. Ему самому ничего больше не нужно. Поэтому он думает, будто и остальным людям тоже не нужно ничего сверх этого. А они нуждаются. Они мечтают об улучшении своей жизни. Особенно женщины. Тем более, что жить красиво, как говорится, не запретишь. Не запретишь потому, что при социализме самой красивой жизнью живут социалистические бояре и дворяне, а они не такие безумцы, чтобы отказывать себе в самых законных удобствах и преимуществах. А если не отказывать себе, то надо позволять и другим пользоваться чем-то подобным. Но, разумеется, в соответствии с их положением в обществе.
Поэтому, в отличие от Сомина, «нормальному» человеку нужен автомобиль, и лучше престижной марки. Ведь тот, кто его не имеет, выглядит в глазах его жены и его детей растяпой и неудачником. «Нормальному» человеку нужны золотые кольца для жены, серебряная посуда и прочие драгоценности. И чем их будет больше, тем лучше. Чтобы жена его радовалась, а её приятельницы ей завидовали. Нужна не просто дача, а роскошная дача. Нужны вклады на сберегательных книжках, и тоже чем больше, тем лучше. Нужна лучшая школа для его детей и многое-многое другое. И этой жажде всё большего личного довольства нет конца. Нет конца жажде всё большего личного и семейного обогащения, с которой связана жажда всё большего личного престижа и всё большей личной власти.
Личная собственность при социализме это совсем не простая вещь. Она и условие социализма, без которого социализм превращается в военную казарму (т.е. в карикатуру на себя самого). Она и начало превращения социализма в капитализм.
Личная собственность при социализме, не ограниченная ни изнутри высоконравственным сознанием её владельца, ни извне высоконравственным влиянием общества, это зародыш капитализма, развивающийся до времени в оболочке социализма, а затем разрывающий эту оболочку.
Что роднит этот зародышевый капитализм с высокоразвитым капитализмом? Эгоизм. Но в высокоразвитом капитализме эгоизм не скрывает себя или почти не скрывает, а в зародышевом он стыдлив или почти стыдлив. Он старается выглядеть не эгоизмом, а нормальным и законным для социалистического общежития настроением. Поэтому имитирует свою заботу об обществе. Однако в своей глубине социалистический эгоист относится к обществу так же или почти так же, как эгоист капиталистический: общество для него есть нечто внешнее, не связанное с его сердцем, с его мечтами, с его любовью и болью.
Итак, безгрешность личной собственности – это иллюзия Сомина. На самом деле борьба добра и зла происходит и в сердце личного собственника. Происходит она и в сердце собственника частного.
Отнимать у последнего свободу воли нехорошо. Особенно в том случае, если это не плутократ, а представитель мелкой и средней частной собственности. Свободу воли дал ему Бог, поэтому покушаться на неё христианин не имеет права. Раскаяться может даже олигарх. Раскаяться и поставить свои богатства на службу обществу. Тем более способен на служение обществу владелец любого ларька или даже завода.
Вот мы и подошли к разговору о частной собственности при социализме. Сомин демонизирует частную собственность, а я хотел бы показать её неоднозначный характер.
Вернёмся к той частной мастерской, в которой работают наёмные рабочие. По Сомину, её собственник – эксплуататор в любом случае, независимо от того, как он оплачивает работу своих рабочих. И в каких условиях они работают у него.
Если бы этот владелец мастерской стал, ради выяснения вопроса об эксплуатации, отдавать весь доход от своего предприятия своим работникам, не оставляя себе ничего, то, спрашивается, можно ли было в этом случае считать его по-прежнему эксплуататором? Это было бы нелепо. А если бы он оставлял себе от дохода только одну копейку? Тоже нельзя. Но тогда возникает вопрос, с какой конкретной суммы денег или с какой части дохода, оставляемой им себе, начинается его превращение из добросовестного человека в эксплуататора?
Справедливая плата. Вот ахиллесова пята марксистской и соминской социальной философии. Если справедливая плата возможна в принципе и если она выплачивается, то обнаруживается воочию несостоятельность утверждения, будто всякая частная прибыль есть непременно результат эксплуатации наёмного труда. Не потому ли понятие справедливой платы отсутствовало в советской экономической псевдо-науке, что оно разрушало марксизм в корне?
На это марксисты могут возразить, что в условиях жёсткой конкуренции, которая неизбежна при развитом капитализме, все частные владельцы вынуждены или снижать заработную плату своим работникам до того минимума, на который те соглашаются, или платить им по справедливости, но самим отставать при этом в конкурентной борьбе. А кому хочется отставать?
Заметим, что в это возражение уже вкралось нехарактерное для марксистов понятие о справедливой плате. Но без него не обойтись, если речь заходит об эксплуатации. Эти два понятия невозможны друг без друга. Хотя марксисты, будучи софистами, пытаются обойтись без него. Но не будем задерживаться на этом моменте.
Во всём остальном их возражение верно лишь в том случае, если конкуренция достигла своего пика. Тогда она действительно упраздняет свободу частного предпринимателя полностью и тем снимает с него ответственность за эксплуатацию его работников. Ответственность за эксплуатацию переносится в этом случае с конкретных предпринимателей на высшую фазу капитализма, при которой свобода частных предпринимателей исключена полностью.
Но разве таково положение даже в настоящее время? В каких-то случаях конкуренция сегодня так жестка, что действительно не оставляет выбора. В других же случаях выбор есть. Больший или меньший выбор.
А если он возможен в некоторых случаях даже сегодня, то был тем более возможен в слабокапиталистическом прошлом. А в докапиталистическом прошлом и подавно. Частная предпринимательская деятельность тогда была, но возможность оплачивать труд наёмников справедливо или несправедливо была тоже. Из чего следует, что никакой фатальной связи мелкого и среднего капитала с эксплуатацией не существует.
А если так, то справедливая плата тем более возможна при работе частного предприятия в условиях социализма, потому что в ней будут кровно заинтересованы, помимо наёмных работников, и государство, и общество. В условиях социализма справедливая плата не только возможна, она неизбежна, за редкими исключениями, связанными с особо хитрыми махинациями частных собственников предприятия.
Но что же она такое, эта справедливая плата?
Определить её теоретически очень трудно или даже вообще невозможно, потому что она колеблется в зависимости от общего положения в стране или даже от положения самого предприятия. Однако практически она возможна и реальна в том случае, когда представляет собою какое-то равновесие между законными интересами собственника предприятия и законными интересами нанимаемого им работника. Когда она представляет собою свободное их согласие. Или более или менее свободное. Как на обычном рынке свобода продающих и покупающих не абсолютна, так и здесь.
Так что с этой стороны все возражения против мелкой и средней частной собственности при социализме должны быть сняты как несостоятельные.
А вот вопрос о пользе мелкой и средней частной собственности для социалистического государства должен быть рассмотрен.
Она, будучи при социализме на своём месте и под контролем общества и государства, способна разгрузить государство от множества мелких и средних хозяйственных, бытовых и культурных забот. Государство должно быть сосредоточено на главных своих задачах, а не на стирке белья для населения, не на продаже пирожков, ремонте автомобилей и других полезных, но не главных делах, с которыми частные предприниматели справляются куда успешнее государства. Успешнее потому, что им виднее все местные особенности, учесть которые не способен никакой Госплан. Да и способность частных предпринимателей реагировать быстро на местные нужды несравнимо выше соответствующей способности Госплана.
Поэтому чрезмерная централизация вредна для самого государства. Отвлечение его внимания на мелочёвку (которая в масштабе страны необъятна) не только снижает качество выполнения им главных его задач, но и ведёт к разбуханию чиновничьего аппарата. А это разбухание делает невозможным качественный контроль за ним и позволяет мелким и средним чиновникам использовать своё служебное положение в своекорыстных целях. Стремясь командовать всем и вся, государство выращивает питательную среду для паразитирующих на государстве.
А почему сказанное не относится к крупным бюрократам?.. Крупный бюрократ, связанный с крупными государственными предприятиями, тоже доступен соблазнам своекорыстия, но он на виду у всех, его действия и отношения с людьми намного прозрачнее для общества, нежели действия и отношения бюрократов мелких. Кроме того, предприятия, с которыми он связан, не выпускают, как правило, продукции, интересной для населения. Поэтому его возможности наживаться на махинациях с продукцией зависимых от него предприятий невелики или отсутствуют вообще. Обладая огромной властью, он может наживаться иными способами, но возможности этого иного рода зависят в сильнейшей степени от нравственного состояния общества и от качества государственного контроля.
Мелкие же и средние чиновники, связанные с предприятиями, обслуживающими непосредственные нужды населения, куда ближе к соблазнам организованного своекорыстия. Здесь куда больший простор для неформальной самодеятельности как чиновников, так и представителей государственных предприятий. Здесь слуга государства, заражённый своекорыстием, служит двум господам, одним из которых является он сам, но старается создать видимость, будто служит только одному государству. Контроль за ним в мутном и продолжающем мутнеть от своекорыстия обществе становится всё более формальным.
Именно здесь, а особенно в торговле, самые уязвимые места социалистического хозяйства. Здесь быстрее всего возникают паразитические связи, которые растут и разъедают социалистическое общество.
Бесспорно, что нравственное выздоровление общества, которое так и не произошло в СССР, значительно изменило бы положение в лучшую сторону и в этой области. Но оно не могло изменить его в корне. А почему?.. От нравственного состояния общества зависит многое, но далеко не всё. Характер общества определяется не только нравственным его состоянием, но и теми идеями, которые заложены в его основание.
Идея же всецелой централизации общества, упраздняющая свободу мысли его членов и свободу их самоорганизации, это глубоко порочная идея. Столь же порочная, как и идея всецелой децентрализации общества, его распада на независимые друг от друга атомы. Крайности сходятся.
К этой теме мы ещё вернёмся, а пока обратим внимание вот на какое обстоятельство.
Стремление человека к личной выгоде нельзя запретить, и советская практика великолепно подтвердила эту простую истину. Запретить нельзя, а ввести это стремление в рамки закона, в рамки нравственности и здравого смысла, можно и должно. Должно потому, что если не дать стремлению человека к личной выгоде законного выхода, то он будет искать и найдёт выходы незаконные, разрушительные для общества и государства.
Что же касается упомянутого выше здравого смысла частных предпринимателей (да и не только их), то он подсказывает, что правильный личный интерес должен не противоречить интересам общества, а сочетаться с ними.
Ведь все мы в одной лодке. Разрушая общество ради своего личного успеха, эгоист готовит катастрофу для своих потомков. Об этом он не дотягивается подумать. А надо, чтобы все дотягивались уже с малых лет и не были эгоистами. В новом социалистическом государстве эта простая истина будет заучиваться вместе с таблицей умножения или даже ещё до неё. Она будет не просто пропагандистской идеей, далёкой от реальной жизни, но основой реальной жизни. Она сделает людей зоркими в социальном отношении. Поэтому эгоистам в новом социалистическом мире будет трудно скрывать свой эгоизм. Он станет для них неудобным. А если так, то эгоисты будут всё чаще отказываться от него.
В новом социалистическом обществе, если оно у нас будет, природа его членов будет светлеть. В том числе и природа частных предпринимателей. По мере их духовного взросления они будут видеть смысл своей деятельности всё больше не в личном и семейном обогащении, а в служении Богу и своему народу своими делами и своими капиталами. И в этом будет высшая их выгода.
А теперь ещё об одном обстоятельстве.
Отрицание социалистами мелкого и среднего капитала при социализме превращает практически всех мелких и средних предпринимателей (а также связанных с ними лиц) в противников социализма. А это такая услуга врагам социализма, которую переоценить невозможно. Потому что от представителей мелкого и среднего капитала зависит в громадной степени, на чьей стороне будет победа. На стороне капитализма или социализма.
Правильный социализм должен не отталкивать от себя представителей мелкого и среднего капитала, а привлекать их к себе, разъясняя им две важные истины. Во-первых, то, что капитализм был создан не ими, а мировым антихристианским и антинациональным банковским капиталом, разрушающим все традиционные человеческие ценности и превращающим жизнь человеческую в кошмарную ночь без рассвета. И, во-вторых, ту истину, что всякому добросовестному человеку выгоднее жить в обществе нравственном и под его контролем, нежели под контролем врагов человечества. Создание же нравственного общества и нравственного государства как раз и есть цель правильного социализма, который пора научиться отличать от его подделок.
Но и сказанным дело не ограничивается. Мелкая и средняя частная собственность, контролируемая государством и обществом, это преграда, не позволяющая социалистическому государству перерождаться в государство тоталитарное. А такая опасность есть в жёстко централизованном государстве, в котором всё хозяйство, все СМИ, вся педагогика, вся наука и вся культура принадлежат государству. При таком всевластии государства и, следовательно, беззащитности населения велик соблазн для его руководителей сделать государственную идеологию практически обязательной для всех граждан страны. Как это было в СССР.
Без государственной идеологии государство обречено на гниение и, в конечном итоге, на распад. С утратой государственной идеологии подавляющее большинство населения утрачивает организующие его ориентиры и нормы жизни. Оно граждански слепнет и рассыпается на не связанные между собою атомы. А вслед за этим гражданским ослеплением начинается всё большее нравственное и духовное его ослепление. Или, что одно и то же, гниение. Причём вместе с гниением населения гниют сами представители государства, его функционеры.
Вот почему так понятно стремление государственных мужей утвердить в стране государственную идеологию, объединить под её властью по возможности всех.
Но как быть с теми, для кого она неприемлема? Отправлять их на лесоповал?.. Нет, все граждане должны иметь право думать по-своему. Иначе мы создадим бесчеловечное государство, которое будет уродовать людей. Превращать их в подобия манкуртов.
Значит, необходим какой-то разумный компромисс между стремлением утвердить государственную идеологию и стремлением утвердить право граждан на инакомыслие. Этот компромисс должен быть гарантирован не только соответствующей статьёй Конституции. Конституции слишком часто оказываются фальшивыми. Нужна более весомая гарантия.
Правильно организованный частный сектор как раз и будет гарантией того, что социалистическое государство не воспользуется своей силой для подавления инакомыслия в стране. А не воспользуется оно ею потому, что при законной мелкой и средней частности собственности такой силы у него не будет. Мелкая и средняя частная собственность станет надёжной опорой и убежищем для всех инакомыслящих, а попытки её ликвидировать или стеснить станут сигналом опасности для населения всей страны.
Вот такие соображения в связи с частной собственностью при социализме.
А теперь ещё одна важная черта правильного социализма, о которой в статье Сомина нет ни слова.
Правильный социализм невозможен иначе, как в виде правильно организованной нации. А во всемирном масштабе он невозможен иначе, как в виде союза или сообщества правильно организованных народов.
Сомин не обратил внимания на то, что капитализм не случайно разрушает вместе с христианской религией нацию, национальную общину и семью. А разрушает он их потому, что все эти институты взаимосвязаны, взаимозависимы и по большому счёту невозможны друг без друга.
Что истинная религия исходит от истинного Бога – это понятно многим. А о том, что языки, эти зародыши народов, были сотворены Богом, забыли, похоже, даже христиане. Хотя об этом написано чёрным по белому в Священном Писании. Теперь едва ли не все привыкли смотреть на атомизированное псевдо-общество как на нормальное общество. Вот до чего докатились.
Но Бог космополитических обществ не создавал. Их создавали Его враги, чтобы властвовать над разрозненными и потому беспомощными человечками. Властвовать и выстраивать их в новую Вавилонскую башню, отличную от прежней по её внешности, но ту же самую по её сути.
Вот почему истинный социализм невозможен без признания социалистами важности организующих нацию идей. Тех самых идей, которые советские социалисты вымыли почти полностью из русского народа.
И, наконец, о мысли, которой Сомин завершает свою статью. В ней он доходит, на мой взгляд, до верха нелепости. Судите сами.
Он утверждает, что русские люди находятся сегодня в таком состоянии, что надеяться на какие-то изменения в них к лучшему бесполезно. Разбудить русских к высшей жизни может теперь только такая страшная катастрофа, какой не было ещё никогда в русской истории. Вот её-то, вещает он, и остаётся нам ждать в надежде на то, что она возродит русских.
В чём сила его нелепой мысли?.. В том, что катастрофа, о которой он говорит, действительно вероятна. На неё работают могучие силы. И она действительно произойдёт, если русские останутся в своём нынешнем состоянии.
Но почему Сомин решил, что она, если произойдёт, чему-то научит русских? В катастрофическом состоянии люди, как правило, вообще не соображают. Они мечутся в поисках спасения, а их метания организаторы катастрофы обдумывают заранее и готовят для них заранее новые идейно-политические ловушки.
Так не лучше ли начать думать сегодня, а не после того, как катастрофа произойдёт?
Мы не знаем, что будет с нами завтра. Может быть, случится самое худшее, а, может быть, не случится. Но мы обязаны знать, что наше будущее зависит в значительной мере от нас самих и потому должны правильно действовать. Или, как минимум, искать причину своего нынешнего бессилия и, найдя её, устранить.
Казалось бы, главная причина бессилия русских это вопиющая их безграмотность по части организующих нацию идей – религиозных, семейных, общинных и собственно национальных. Безграмотность обрекает их на взаимное непонимание в вопросах, чуть поднимающихся над бытовым и хозяйственным уровнем, а не понимающие друг друга не могут ни осознать общенациональные цели, ни, тем более, осуществлять их.
Но на самом деле причина бессилия русских гораздо глубже. Она не просто в их невежестве, а в такой его степени, которая не позволяет им о нём даже догадываться. «Пусть государство организует нас правильно, - и мы будем жить нормально, без особых проблем». Вот установка, похоже, подавляющего большинства современных русских, привыкших жить под управлением государства и не испытывающих нужды в собственных мыслях – ни о религии, ни о нации, ни о национальной общине, ни даже о семье при всём её нынешнем очевидном развале. И, тем более, не испытывающих нужды в какой-то национальной идеологии. Это слишком заумные для них предметы.
Русские уверены, что тех идей, которые у них есть, вполне достаточно для правильной жизни нации. Что вся беда лишь в преступных их правителях - в политике геноцида русского народа, которую те проводят. А поскольку изменить эту политику русские не могут, то им не остаётся ничего другого, как сознавать своё фатальное бессилие и истлевать в отчаянии.
При таком самогипнозе русским не нужны никакие катастрофы для их исчезновения из истории. Они вымрут и без них спокойно и почти мирно, хотя и не сразу.
Какой-то шанс на их возрождение появился бы только в том случае, если бы они догадались о том, что раньше у них были организующие их идеи – семейные и общинные, национальные и религиозные. Были, но были слабыми, а потому и были вымыты из них за последние триста лет их жизни, особенно в советские времена. Не говоря уж о времени послесоветском.
Если бы русские догадались о том, что они ограблены по части самых важных для жизни идей, то стали бы стягиваться в кружки с целью ликвидации своей национальной безграмотности. Причём по всей России. И это стягивание стало бы их ответом на политику геноцида русского народа. Малые кружки связывались бы между собою с целью взаимопомощи, а со временем превращались бы в малые русские общины. А затем во всё более крупные. И, в зависимости от того, какие масштабы приняло бы это движение, русское население или превратилось бы в новый русский народ, или так и осталось разрозненным русским населением.
Трудности, связанные с образованием русских кружков, неизбежны, но обещать лёгкий и беспроблемный путь выхода из нынешнего положения, в котором находятся русские, было бы заведомой утопией.
23 апреля
Shimanov. narod. ru
ПОСЛЕ НАПИСАННОГО
Я забыл написать о том, как обстояло дело с эксплуатацией наёмного труда в СССР. При отсутствии частной собственности никакой эксплуатации у нас не могло быть в принципе. Если частный предприниматель был эксплуататором по определению, то советское государство было по определению благодетелем тех, кто на него работал. Даже в том случае, если оно платило им намного меньше бывшего эксплуататора.
А почему так?.. По той причине, что всё недоданное работникам в виде заработной платы шло в общенародный котёл, из которого возвращалось каждому в виде бесплатной медицины, бесплатного образования, практически бесплатных жилья и транспорта, не говоря уж о растущей скоростными темпами экономике, от успехов которой зависело общее благосостояние всех. Невозможно перечислить всё, что получал каждый советский человек бесплатно или за малую плату при таком устройстве обществе.
Это был, казалось бы, самый разумный способ его организации, если бы только не одно крохотное обстоятельство, которое вроде бы и не скрывалось, но зато и не обсуждалось открыто.
Каким должно быть общество в духовном отношении – этот вопрос решала правящая партия в лице её руководителей. Эти руководители знали, есть Бог или нет Бога; знали, что есть добро и что зло. И как надо жить, а как не надо. Они распространяли правильные знания в народе, а несогласных наказывали, потому что те становились препятствием для правильного развития общества. Упорнейшие из несогласных становились врагами общества, а врагов, как учил пролетарский писатель Максим Горький, следовало уничтожать. Или наказывать так строго, чтобы после этого уже ни у кого не оставалось желания сопротивляться своим руководителям.
Это стремление к сохранению единства страны было, в принципе, правильным. Дай людям полную свободу – и они разнесут страну вдребезги. Начнут с безобидной, казалось бы, идейной розни, а закончат тем, что всё рухнет на их же головы.
Вот почему эту политику советского государства оправдывали раньше и оправдывают сегодня многие. Её оправдывали и оправдывают, кроме того, ссылками на тяжелейшие внутренние и внешние обстоятельства, не позволявшие советскому руководству действовать как-то иначе.
Но если так, то приходится признать закономерным и результат этой политики: превращение граждан страны в покорных овец, не способных ни самостоятельно мыслить, ни, тем более, самостоятельно организовывать себя. Разве что на уровне очереди за пивом.
Даже правящая многомиллионная КПСС, лишившись привычных приказов из Политбюро, превратилась тут же из главной организующей силы страны в стадо недоумевающих баранов, не знающих, как им защищать социализм в их собственной стране. И надо ли его защищать.
Вот какою ценою советские люди оплачивали свою бесплатную медицину и все остальные свои завоевания. Завоевания были, бесспорно, огромными, но и душа человеческая тоже не мелочь. Она вмещает в себя весь мир. А что такое душа без её свободы и самостоятельной мысли? Что такое душа без её свободной связи с Богом и другими душами?
Нет, ложной была высказанная выше мысль, будто всякое разномыслие это начало краха общества. Эта ложная мысль подобна столь же ложной мысли о том, будто всякая частное предприятие фатально связано с эксплуатацией наёмных работников.
Инакомыслие инакомыслию рознь. Возможно разрушительное для общества инакомыслие, но возможно и созидательное. А как их отличить?
Теоретически это так же трудно, как дать теоретическое определение справедливой оплаты труда, годное для всякого общества, независимо от того, в каких конкретных условиях оно находится. Как невозможно рекомендовать один размер одежды для детей и взрослых, так и в мире идей невозможно определить что-то заранее, независимо от конкретных обстоятельств, в которых находится общество. Однако практика позволяет людям разобраться и с размерами одежды, и со многими другими проблемами.
Выше уже сказано о необходимости компромисса двух начал – государственной идеологии и права человека на инакомыслие, включая его право на самоорганизацию вместе с его сомысленниками. Дополню сказанное ещё одной мыслью.
Отрицание государственниками законности инакомыслия это причина заболевания самой государственной идеологии, а отрицание инакомыслящими спасительности государственной идеологии это заболевание самого инакомыслия.
Только безумцы не понимают того, что без государственной идеологии государство деградирует, а в деградирующем государстве плохо становится всем, не только большинству населения. Деградация государства бьёт и по инакомыслящим.
Что же касается необходимости инакомыслия для здоровья государственной идеологии (или даже всякого правомыслия вообще), то здесь можно сказать следующее. Наличие инакомыслия, особенно умного, мобилизует правильную мысль, заставляет её совершенствоваться. Если возражать против правомыслия запрещено, то оно консервируется и мертвеет. Превращается в декорацию. А жизнь общества продолжается, приобретает всё новые черты, уже не осмысливаемые закостеневшими умами мнимых ортодоксов. Вот где начало кризиса правомыслия, а вместе с ним кризиса связанного с ним общества.
