Сомин Н.В. Феномен Экземплярского

Н.В. Сомин

ФЕНОМЕН ЭКЗЕМПЛЯРСКОГО

(о жизни и нравственном богословии проф. Киевской Духовной Академии

Василия Ильича Экземплярского)

Введение

Исследование непростой истории Церкви начала XX века только начинается, и потому неудивительно, что вне поля зрения исследователей остался целый ряд значительных личностей, без которых эта история не только неполна, но и не может быть адекватно понята. Одной из таких личностей, безусловно, является выдающийся русский богослов-моралист Василий Ильич Экземплярский.

Этот удивительный человек производил на современников громадное впечатление своим исключительно высоким настроем мыслей, пламенной любовью ко Христу и незаурядным мужеством. Только один штрих: Экземплярский – автор уникальной коллекции «Лики Христа в мировой живописи». Ради этого он приобрел фотографический аппарат, сделался фотографом-любителем и таскал его с собой, даже по заграницам, ради пополнения своей коллекции (которая составила более 10000 единиц /31/).

Однако, в нынешних церковных кругах отношение к Экземплярскому неопределенно-настороженное: "то ли скандалист, то ли обновленец, - кто его знает". А знать бы стоило, поскольку его деятельность, несмотря на ее небесспорность, имеет для Церкви непреходящее значение. Его публицистика стала отражением ряда наиболее острых проблем, стоявших перед Церковью. А потому рассмотрение воззрений Экземплярского далеко не безразлично для понимания судеб Церкви в последующей истории XX в. В данной работе делается попытка выяснить основные идеи его богословия и церковной публицистики , причем ставится цель разгадать "феномена Экземплярского", т.е. определить место в церковной жизни этого замечательного человека.

Биографических сведений об Экземплярском известно довольно мало. Он родился 26.01.1874 г. (в некоторых источниках - в 1875 г.) в Киеве. Его отец - протоиерей Экземплярский Илья Тихонович - после рождения сына овдовел, принял монашество с именем Иероним, в 1885 г. хиротонисан во епископа и умер в 1905 г. архиепископом Варшавским. Упомянуть об этом имеет смысл не столько потому, что сыновья архиепископов встречаются отнюдь не часто, но главным образом из-за уникальной личности архиепископа Иеронима. О нем вспоминали: "Святитель поражал всех, знавших его, своей исключительной приветливостью, ласковой речью, чуждой обидного упрека, нежным обращением со скорбной, мятущейся и даже виновной перед ним душой. Чувствовалась такая теплота и доброта души, что искренность охватывала человека, и он высказывал все сокровенное, как доброму, участливому отцу" /17:194/. Можно предположить, что пример отца, являющего подлинную христианскую любовь, имел для сына исключительное значение, во многом определившее всю его последующую жизнь.

Василий Экземплярский, окончив Киевскую Духовную Академию, в 1904г. защитил магистерскую диссертацию "Библейское и святоотеческое учение о сущности священства" /1/ и вскоре стал профессором нравственного богословия Киевской Духовной Академии и Секретарем Киевского философско-религиозного общества. Казалось бы, обычная карьера ученого-профессора. Но это впечатление обманчиво. Происходит событие, ставшее для Экземплярского настоящей катастрофой.

2. История увольнения

В 1911 г. было решено составить сборник статей о недавно умершем Л.Н. Толстом. Пригласили участвовать и Экземплярского. Он специально к сборнику подготовил статью "Гр. Л.Н. Толстой и св. Иоанн Златоуст в их взгляде на жизненное значение заповедей Христовых" /10/. И тут разразился гром. Митрополит Киевский Флавиан (Городецкий), по письму ректора Киевской Академии епископа Иннокентия (Ястребова), провел в Святейшем Синоде решение об исключении Экземплярского из Академии, причем мотивом исключения явилась упомянутая статья. Обо всем происшедшем Экземплярский узнал из газет. Позже он писал: "Меня не только не признали нужным выслушать, но даже не потребовали от меня никакого объяснения, так, как если бы дело было ясным само по себе и ни в каком пояснении не могло нуждаться" /2:3/.

Нельзя сказать, что увольнение Экземплярского прошло незамеченным. Об этом писала газета «Новое время», в защиту Экземплярского выступил С.Н. Булгаков /27/. Осведомленная газета "Колокол" отметила, что Экземплярский уволен за "антиправославную литературную деятельность". Для профессора Духовной Академии такая убийственная формулировка, естественно, грозила не только запретом на религиозно-публицистическую деятельность, но и ложилась несмываемым пятном на его доброе имя. В "Постановлении Св. Синода" Экземплярскому инкриминировалось, что он "...дерзнул:

- сопоставить великого учителя Церкви и святого Иоанна Златоуста с отлученным от Церкви за отрицание ее и ее учения писателем графом Львом Толстым и утверждать, при этом, что "на высоко поднятом словом и страдальческой жизнью знамени св. Иоанном Златоустом был начертан тот же святой призыв, что и у Л.Н. Толстого".

- назвать сего отлученного от Церкви писателя "великим усопшим проповедником", а его антихристианское учение путем "в землю обетования" /2:6/.

Представляется однако, что злосчастная статья явилась лишь поводом увольнения, точнее – той зацепкой, которая позволила раскрутить процесс увольнения. Дело в том, что Экземплярский был квалифицированным богословом, свято чтившим всю православную догматику. А потому в статье нет ни малейшего сочувствия к тем ересям, за которые был отлучен от Церкви Толстой. Суть статьи совершенно другая: в ней утверждается, что Толстой считал евангельские заповеди жизненно важными и требующими исполнения сейчас, в этой земной жизни. В этом сила Толстого, благодаря чему он и привлекает симпатии множества людей. И в этом он вполне солидарен со св. Иоанном Златоустом. Но у Златоуста та же мысль выражена гораздо ярче и полнее. А потому интеллигенции, вместо Толстого, следует обратиться к изучению творений великого учителя Церкви и великого христианского моралиста. Экземплярский, чтобы подчеркнуть православность статьи, перепечатал ее в качестве приложения к брошюре «За что меня осудили», в которой высказал свое мнение о решении Синода.

Архиепископ Николай (Зиоров), отмечая исключительную религиозность Экземплярского, считал, что его увольнение - плод интриг архиепископа Антония (Храповицкого), воевавшего против "либералов"/22/. Но думается, что самого текста синодального "Постановления" достаточно, чтобы понять подлинные причины происшедшего. Там можно найти, что Экземплярский "дерзнул":

"- утверждать, что "господствующее направление современного богословия, которое Экземплярский иногда презрительно называет "казенным", "официальным" богословием, "стремится притупить остроту разлада между Евангельскими заповедями и наличной жизнью христианского общества, скрывает правду Христову, не признает ее жизненности, освящает явно несправедливые устои современной жизни и, особенно, жизни общественной: от имени Божественного учения, путем искусственного подбора мест из новозаветного, и преимущественно ветхозаветного Откровения, для чего оказались возможным оправдать весь строй, господствующий в жизни христианских народов, со всеми его ужасами, противными не только христианскому, но и языческому сознанию" /2:7/ (цитата взята из пререкаемой статьи Экземплярского).

Ситуация проясняется. Для Св. Синода столь нелицеприятная оценка богословия и богословов – вопиющая дерзость, поклеп на богословскую науку, а значит – и на всю Церковь. И членов Синода можно понять. Церковь свята и непорочна, а потому такие выпады – просто-таки хула на присутствующего в Церкви Духа Святого. Ясно, что таким не место в Академии. Но давайте все-таки попытаемся более внимательно разобраться в вопросе. Тем более, что проблема очень серьезна.

3. "Казенное" богословие

Даже поверхностный взгляд на работы В.И. Экземплярского не оставляет сомнения, что, действительно, выпад против "официального" богословия не является случайностью. Во многих своих работах, и до и после увольнения, он бескомпромиссно критикует современных ему богословов. И это не мелочные укусы, уличение в противоречиях или плагиате. Экземплярский ясно понимал, что проблема куда трагичнее. В брошюре «За что меня осудили?» - этой пламенной попытке объясниться - он писал:

"Пред лицом верховного Евангельского идеала жизни признаваемого святым и истинным, всегда возможна двоякая оценка жизненных явлений - что и составляет задачу нравственного богословия. Возможно ли этот верховный святой идеал сделать пробным камнем качества и совершенства существующих жизненно бытовых форм и отношений, или же, признавая последние истинными с точки зрения их господства в данный момент истории, стремиться низвести верховный идеал жизни до ее наличного уровня и от имени христианства освящать такие стороны жизни, которые не находятся в соответствии с евангельским идеалом. Первую оценку явлений жизни я считаю единственно законной в христианской этике, как науке нормативной, и на этой точке зрения всегда стояли, в моем сознании, святые учители Церкви. Вторую же оценку жизненных явлений я считаю ошибочной по существу, и это направление нашей науки, можно сказать господствующее у нас, я характеризую термином "официальное" или "казенное" богословие" /2:14/.

Конечно, можно было бы найти более мягкие эпитеты, чем "казенное" и "официальное", но мысль совершенно ясна: богословие, вместо того, чтобы выявлять истину Христову, оправдывает именем Христа реалии жизни, текущей вовсе не по Евангелию, а по "стихиям века сего". Столь чеканное выражение этой мысли, причем сделанное на высоком уровне обобщения, свидетельствует о том, что это не просто скороспелое критиканство, но что мысль эта – глубочайшее, выстраданное всей жизнью, явившееся результатом тяжелых раздумий убеждение. Боль за Церковь Христову язвит его душу:

"Но в одном прежде никто не упрекал христианство, это - в его бесчувственности, в равнодушии к людскому горю и нужде, в потворстве греху и себялюбию. Но теперь эти упреки обычны. Христианство, эта религия любви и самоотречения, это радостная весть всем униженным, оскорбленным и обездоленным, этот призыв к беззаветной жертве на служение горю и нужде ближних - теперь эта религия, эта радостная весть, этот благородный призыв объявляются враждебными жизни, а Церковь православная - защитницей того зла и неправды, какие царят в мире. Это, конечно, страшное недоразумение, и причины, вызвавшие его, заключаются до известной степени, по моему мнению, в том одеянии, в какое стремится наше богословие облечь христианство, пытаясь приблизить святой небесный идеал к условиям нашей жизни, называемой христианской" /2:16/.

Воистину – «страшное недоразумение»: Церковь, чистая Невеста Христова, призванная провозглашать истину и являть высочайшие идеалы, проповеданные Самим Спасителем, вдруг начинает Его Именем оправдывать и даже освящать «наличный уровень» совсем не Евангельского строя жизни, «со всеми его ужасами, противными не только христианскому, но и языческому сознанию». Это «недоразумение» - основная тема Экземплярского, тема, ставшая лейтмотивом его жизни.

У читателя может остаться впечатление, что, позволяя себе так остро критиковать современное ему богословие, Экземплярский отрицает догмат о святости Церкви. Это не так. Наоборот, как раз вера в святость и непорочность Церкви заставляет Экземплярского возвысить свой голос. Конформизм некоторых богословов он воспринимает как хулу на Церковь, как ее дискредитацию. А если оскверняют святыню, разве можно молчать… Именно любовь к Церкви и заставляет Экземплярского говорить и говорить:

"И если наши богословие призвано быть слугою Христовым в мире, то оно должно исповедывать и проповедовать истину Христову во всей ее чистоте и лучезарной красе, а не извращать в угоду началам, господствующим в нашей наличной жизни. И я утверждал, что не нужно и не должно следовать духу времени в понимании вечного и абсолютного, не нужно и не должно оправдывать зло жизни на основе христианства. И я говорил об этом, быть может слишком навязчиво, в каждой своей статье, в каждом почти академическом чтении. Может быть, я ошибался и преувеличивал извращенность нашей богословской мысли, и дай Бог, чтобы это было так, чтобы меньше был соблазн от такого изложения христианского учения. Но я жалею не о том, что говорил по этому вопросу, но лишь о том, что говорил слишком мало и слишком слабо" /2:17/.

Экземплярский так и остался "нераскаянным" в своем "осуждении". Здесь-то и возникают критические для понимания «феномена Экземплярского» вопросы. Прав ли Экземплярский? И какое место в Церкви занимает эта неординарная личность?

На последний вопрос ответ, как представляется, может быть дан сразу. Дело в том, что в Церкви нужны разные служения, в том числе - и служение пророческое, нужны правдолюбцы, т.е. люди особенно остро воспринимающие неправду, искажения Христовой истины, конформизм, и имеющие мужество прямо об этом сказать. А материала для обличений, увы, в Церкви предостаточно. Именно на такое служение и воздвиг Господь профессора нравственного богословия В.И. Экземплярского. И подготовил его к этому, надо прямо сказать, очень нелегкому служению: воспитал его в семье, где Экземплярский воочию увидел, что такое христианская любовь, дал ему твердую веру во Христа, талант проповедника, кристальную честность, и стойкость в отстаивании правды. Тут уместно заметить, что недоброжелатели (М.Э. Постнов) характеризовали его как человека «недалекого» /29:229/, т.е. бессмысленно лезущего на рожон. На первых порах Провидение охраняло его от ударов мира. Но после смерти владыки Иеронима защищать этого очень неудобного для начальства человека стало некому, и его участь была предрешена.

Однако, все это отнюдь не является аргументом в пользу положительного решения первого вопроса. Ведь пророческое служение – самое опасное. Легко можно стать и ложным пророком. Но брошенные Экземплярским обвинения столь серьезны, что ответ на вопрос «прав ли Экземплярский?» имеет исключительное значение. Если Экземплярский прав, то тогда мы обязаны иначе взглянуть на всю историю Церкви в XX веке. Точнее, должны ввести в эту историю новое измерение. Ибо тогда большевистские гонения на Церковь предстают как кара Божия за то, что церковные деятели сделали Церковь, по слову Экземплярского, «защитницей того зла и неправды, какие царят в мире». Если же Экземплярский неправ, то тогда, разумеется, прав Синод, который вовремя распознал лжепророка и критикана, выкинув его из церковной среды. Поэтому имеет смысл более конкретно рассмотреть то публицистическое наследие, которое оставил после себя Экземплярский.

4. Нравственность и политика. Дискуссия о смертной казни. Социальное зло

«Критический период» Экземплярского начался в 1905г. , когда он выступил с докладом «К вопросу об отношении нравственности к политике» /26/. В нем он констатирует, что, хотя христианство в европейских странах формально победило, в отношениях между ними царит сила. А история нам повествует, что зачастую безнравственная политика приводит к успеху. Но, утверждает Экземплярский, так не должно быть. Да, христианский идеал высок, но отсюда вовсе не следует, что он неисполним, в том числе – и в жизни общественной. Да и если присмотреться к историческим событиям внимательней, то мы увидим, что успехи циничной политики недолговечны. «Утверждать, - пишет Экземплярский, - что христианский нравственный идеал, как бесконечно высокий, неприложим к жизни, значит утверждать и противное вере во Христа как Учителя человечества, и противное свидетельству самой истории» /26:304/.

Экземплярский убежден, что жизнь не только индивидов, но и целых народов и государств должна управляться не эгоистической выгодой, а Христовыми заповедями. Увы, этого нет и в помине. И именно это дает основание Экземплярскому очень остро сформулировать задачи нравственного богословия:

«Пред лицом такого несогласия жизни и ее идеала ясна задача христианской этики. Она не должна пытаться сгладить сознание этого разлада жизни и идеала, но, напротив, будить это сознание с целью направлять жизнь по пути внутреннего преобразования и просвещения ее светом вечной истины» /26:306/.

Тема «нравственность в политике» находит у Экземплярского конкретное продолжение применительно к непростой внутреннеполитической ситуации в России. Речь идет о вышедшей в 1907г. статье /25/, в которой Экземплярский включается в развернувшуюся тогда дискуссию о смертной казни. Впрочем, эта тема всегда волновала русское общество. Однако, ее рассмотрение часто велось с прагматических или исторических позиций. Так, А.Ф. Кистяковский в своей известной работе /30/ утверждает, что отвлеченно-нравственное рассмотрение этого вопроса не ведет ни к каким научным результатам. И только историческое исследование может решить вопрос. Экземплярский с этим категорически несогласен. Он утверждает, что «именно нравственно-христианская точка зрения должна явиться господствующей при решении вопроса о смертной казни» /25:2/.

И здесь Экземплярский делает любопытное наблюдение. Противники смертной казни известные юристы последнего времени: Кистяковский, Таганцев, Спасович, Кузьмин-Караваев в своих доказательствах ссылаются на христианство. Но защищают смертную казнь как раз богословы: архиеп. Антоний (Храповицкий), прот. Буткевич, прот. И. Соловьев, проф. Е. Аквилонов. Экземплярский ошарашен: увы, несомненно имеет место «стремление освятить авторитетом Христа те устойчивые учреждения государственной жизни, которые несогласны с духом Христова учения. Несколько велик грех в этом отношении представителей русской богословской мысли, - больно даже и говорить» /25:6/. И далее он подробно разбирает доводы современных ему богословов, убедительно показывая, что в Евангелии нет ничего, на чем могло бы основываться их мнение. Особенно его возмущает ссылка на Ин.19,10 («Пилат говорит Ему: мне ли не отвечаешь? не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя»). Действительно, привлекать казнь Христа для доказательства законности смертной казни – по меньшей мере безнравственно.

Еще одна важная для Экземплярского тема: социальное зло. В своем докладе на заседании Киевского религиозно-философского общества /23/, он прежде всего задает вопрос об активном отношении Церкви к социальному строю:

«Вопрос идет о том, придется ли церкви всегда оставаться лишь в положении зрителя человеческих страданий и горя (…) Есть ли в христианстве данные для того, чтобы церковь, верная Евангелию, могла деятельно участвовать в решении т.н. социального вопроса, чтобы она могла освещать светом небесного учения многоразличные стороны общественной жизни, являться в мире этом воинствующей за правду, осуждающей зло, благословляющей добро, поддерживающей слабых?» /23:3/.

Сам Экземплярский уверен, что «христианство по природе своей нравственной проповеди обнимает не только личность, но и общество» /23:5/, что «христианская проповедь социальна по своему существу. Любовь не может быть принципом индивидуалистической морали» /23:27/. И здесь Экземплярский формулирует один важный принцип: нравственные идеалы, к которым должна призывать Церковь, должны браться из Нового Завета, а не из исторической жизни Церкви. Говоря о должном пути «развития человеческой общественности», Экземплярский замечает: «Путь этот один – учение Евангелия, а не жизнь христианская, не путь истории» /23:7/. Дело в том, что исторический путь Церкви сложился так, что «многие века она была в отношении к общественной жизни как бы рабом нерадивым, спрятавшим великое сокровище мировой любви, данное ей Господом Иисусом Христом» /23:2/, что в общественной сфере она шла «всегда позади социальных завоеваний гуманизма» /23:5/. А потому не историческая жизнь Церкви, полная компромиссов, а только верность Евангелию может правильно нас сориентировать. В этой работе Экземплярским сформулирован другой важный тезис: любовь и только она является для Церкви мерилом отношения к социальной сфере. А потому постоянное игнорирование Церковью социальной проблематики говорит о недостатке любви.

Пока шла речь о сравнительно небольших работах Экземплярского, где он не мог дать развернутой аргументации. Но у него есть и монография – увы, затоптанная в грязь жемчужина русского богословия.

5. Судьба главной книги Экземплярского

За год до увольнения, в 1910 г. вышел основной труд Экземплярского "Учение древней Церкви о собственности и милостыне" /5/. Как считал А. Введенский (будущий обновленческий «митрополит») /6/, именно эта книга явилась главной причиной увольнения Экземплярского. Это вполне вероятно, поскольку сам Экземплярский о ней пишет: "В "Учении древней Церкви о собственности и милостыне" я с особенной горячностью боролся с господствующим направлением наших систем нравственного богословия" /2:12/. И действительно, в книге можно найти ряд смелых обличений, например:

"...положение, занятое нашим нравственным богословием по данным вопросам, совершенно не соответствует духу Евангельского учения, а иногда прямо искажает смысл учения Слова Божия" /5:4/.

"Огромное большинство богословских статей, проповедей, отделов в учебных системах ставит своей задачей изложения (...) христианского учения о собственности и милостыне не то, чтобы с возможною чистотою, ясностью и полнотою изобразить христианское идеальное учение, но почти противоположное: оправдать всеми возможными соображениями разума и всеми возможными текстами Слова Божия, в их нередком перетолковании, действительно существующие и господствующие порядки жизни" /5:5/.

"Советы наших богословов богатым приобретать, охранять и умножать свое имущество, как истинный дар Божий, дар совершенный; а бедным советы "сохранять внутреннюю независимость духа" и внутренно "хотеть быть бедными" способны заставить покраснеть каждого, знакомого с учением Церкви" /5:6/.

Отметим, что в последнем случае Экземплярский имеет в виду проф. М.А. Олесницкого, чей курс нравственного богословия /19/ был принят в качестве учебника в академиях и семинариях.

Но цель этой выдающейся работы вовсе не в обличениях. Сам Экземплярский писал: «Наша цель иная: изложить положительный христианский взгляд на предмет» /5:3/. Книга Экземплярского - единственная в русском богословии монография, целиком посвященная вопросу собственности и богатства со святоотеческой точки зрения. Ее содержание полностью основано на учении святых отцов III-V вв.: Тертуллиана, Климента Александрийского, Киприана Карфагенского, Григория Богослова, Василия Великого, Иоанна Златоуста, Амвросия Медиоланского, бл. Августина, бл. Иеронима и др. Добрую половину текста книги составляют выписки из Писания или святоотеческого предания - около 300 цитат из Библии и около 700 - из святых отцов. Заметим, что Экземплярский был великолепным знатоком патристической литературы. Весь материал книги собран им не из «цитатников», а на основе непосредственного изучения святоотеческих текстов.

И вот на основе столь обширного материала Экземплярский воссоздает подлинное святоотеческое учение о собственности и милостыне, обладающее поразительной высотой. Русский богослов убедительно показывает, что в основе него лежит милосердие и любовь к ближнему. С облегчением читаешь эту книгу: из нее льется чистый ключ подлинно Евангельского учения, которое было искажено «представителями русской богословской мысли», иногда до неузнаваемости, заимствованиями из протестантских и католических источников. Сила приведенных святоотеческих мнений столь впечатляюща, что ознакомившись с ними непосредственно убеждаешься: вот истина, и ничего иного святые отцы и не могли говорить. Экземплярский замечает: «В этих святоотеческих творениях и слышно биение живого, христиански любящего сердца и видно совершенное проникновение духом Евангельского учения» /5:6/. Автору уже приходилось писать об этой книге /7/, а потому приведем лишь основные выводы, который делает Экземплярский из святоотеческого учения о богатстве и собственности:

"Право собственности не принадлежит к области благодатной христианской жизни, к сфере Божьего царства и потому не может быть рассматриваемо как святыня для христианской совести, и к нему не может быть прилагаем предикат "священное", но лишь "неприкосновенное". Это потому, что право частной собственности, как оно осуществляется в жизни людей, принципиально противоречит началу всеобъемлющей христианской любви, не знающей границ моего для другого; право собственности возникает, поэтому, не на основе христианского братства людей, но на основе недостатка такого братолюбия, когда человек противополагает себя и свое другим...Христианская любовь, разрушающая эгоистические перегородки жизни, ставит идеалом своим не отобрание чужого, но свободное отдание своего на общую пользу...Ясно само по себе, что при таком отношении к началу личной собственности, идеалом устроения материальной стороны жизни членов христианской церкви должно явиться общение имуществ на основе свободной братской любви по примеру жизни первохристианской общины" /5:51-52/.

О богатстве и бедности: "самый факт разделения людей на богатых и бедных не есть Божеский закон и богатство не есть Божий дар человеку, но такое разделение есть результат недостатка братской любви среди людей и обиды слабейших более сильными"/5:154/.

Вывод этот разительно отличается от господствовавшей в богословской науке того времени апологии частной собственности, указания на ее "священный" характер, на признание ее незыблемым основанием, на котором только и возможно устроение христианского государства. Сам Экземплярский это отчетливо осознает: «положение, занятое нашим нравственным богословием по данным вопросам совершенно не соответствует духу Евангельского учения, а иногда прямо искажает смысл учения Слова Божия» /5:4/. По Экземплярскому, положение и впрямь серьезное: то учение о собственности, которое всегда казалось «общепринятым», которое преподавалось в семинариях и академиях – не святоотеческое. И это показано профессионально - богословски аргументировано и литературно талантливо. Его книга вскрыла неблагополучное состояние русского нравственного богословия в отношении одного наиболее важных его разделов – учения о собственности. Свою правоту Экземплярский доказал. Осталось самое трудное – чтобы это неблагополучие было услышано православным народом.

К сожалению, выдающийся труд русского богослова, который по праву должен войти в золотой фонд христианской богословской науки, так и остался практически неизвестным православной общественности. После скандала 1911г. имя Экземплярского замалчивалось. На его книгу нашлось лишь несколько кратких откликов, либо глухо-нейтральных, как у С. Н. Булгакова /8:I/ (хотя Булгаков хорошо знал Экземплярского и сочувствовал ему), либо негативные, как у Н. Стеллецкого /28:95/ или М. Тареева, который ехидно писал: «Из таких выписок, взятых у Иоанна Златоуста и других отцов Церкви можно было бы составить целую книгу (см. Экземплярского «Учение древней Церкви о собственности и милостыне») (…) Но святые отцы в своих выводах не шли далее проповеди милосердия» /21:89/. Заметим, что проф. Тареев неправ: святые отцы как раз шли «далее проповеди милосердия». Так, св. Иоанн Златоуст считал, что если милостыня подлинная - не бросание монеток нищим, а когда все отдают всем все – то результатом будет… Иерусалимская община, в которой был осуществлен христианский коммунизм. Тогда «Никто ничего из имения своего не называл своим», а «все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян.4.32-35). И великий святитель прямо с амвона призывал своих прихожан последовать примеру первохристиан.

Все это Экземплярский сопровождает подробными ссылками на святых отцов, доказывает, убеждает. Но время работает против него. Капитализм в России бурно развивается. Мир страстно стремится к обладанию собственностью. И, естественно, ждет от Церкви не обличений, а оправдания всему совершающемуся. В такой ситуации никакие доказательства просто не будут услышаны. Коллеги Экземплярского это давно поняли, а вот он, «недалекий», все пытается грести против течения. Апология частной собственности, увы, проповедуется и сейчас, во времена криминального капитализма на Руси. Это, на наш взгляд, является еще одним подтверждением глубокой правды Экземплярского о печальном сползании богословия к оправданию имеющих силу реалий жизни.

Только через три года, в 1913 г., в России вышел перевод книги прелата Игнатия Зейпеля "Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви" /9/ - книги, по которой, к сожалению, все православные судят о святоотеческом учении по этому вопросу. Книга следует социальной доктрине католичества, изложенной в известной энциклике Rerum novarum папы Льва XIII, а потому православного взгляда на предмет от нее ждать не приходится. Лукавство этой книги не так просто распознать. Дело в том, что многочисленные святоотеческие цитаты даны в немецком издании книги на языке оригинала (т.е. на древнегреческом и латинском) без перевода. В то же время авторский текст комментирует эти цитаты тенденциозно, в духе теории благодатности частной собственности. Видимо, Зейпель рассчитывал на то, что сопоставить текст с цитатами смогут только знатоки древних языков. Благодаря С.Н. Булгакову, редактору перевода, все цитаты были переведены на русский и тем самым поистине "иезуитский" замысел автора стал явен.

По своим нравственным достоинствам книга Зейпеля безнадежно уступает вдохновенному творению Экземплярского. Но «никакой пророк не принимается в своем отечестве» (Лк.4,24): наши богословы судят о святоотеческом учении "по Зейпелю", а работа Экземплярского забыта. Может быть, еще пяток экземпляров ее пылится где-то на полках российских библиотек. Никакого интереса к ней не проявляется и о переиздании ее ничего не слышно. Нынешние богословы заняты совершенно другими проблемами...

5. Юродивый профессор

Нельзя сказать, что после изгнания Экземплярского из Академии, его публицистическая деятельность затухла совсем: был издан уже упоминавшийся доклад /23/, вышла его работа о Ницше /13/. Однако продолжать свою деятельность опальному профессору стало гораздо труднее. Лишь когда на Киевскую кафедру вступил св. митрополит Владимир (Богоявленский), Экземплярскому удалось существенно ее продвинуть. С 1916 г. он стал выпускать богословский журнал "Христианская мысль". И в первых же номерах журнала Экземплярский публикует одну из самых впечатляющих своих статей "Христианское юродство и христианская сила" /11/, затем вдогонку посылает дополнение к ней /4/..

Сразу же становится очевидным, сколь сильно за эти годы углубилась его нравственная позиция. Все основные темы Экземплярского остаются, но невооруженным взглядом видна страшная боль от пережитого, делающая его высказывания пронзительными откровениями. Вот он пишет о том, что мир не идет за Христом:

"Чтобы не видеть режущего разлада между устоями современной культуры и заветами Христа, между бытом нашим, укладом всей нашей жизни, даже еще более: каждым шагом ее и волей Христа; чтобы не видеть этого, надо вовсе закрыть глаза, забыть о Евангелии и в одном искать утешения: как все, так и я" /11,1:68/.

Тут не просто констатация, тут глубокая скорбь от этого «режущего разлада». Вот Экземплярский говорит о социальном зле:

"Восстань во имя Христа против обычаев мира, и миллионы раздавят тебя, не люди даже, а этот самый быт, весь уклад жизни раздавит, - и не как героя, не как мученика за Христа, не как преступника даже, а просто как человека, неспособного к жизни, ненормального, чудака, самодура" /11,1:71/.

Картина удивительно верная: социальное зло безлично (хотя и является следствием личных грехов "миллионов"), оно как каток - раздавит и даже не заметит. Но давит оно прежде всего пытающихся идти за Христом:

"Подумайте о судьбе человека, который бы, давая всякому просящему, раздал свое имущество. Если такой человек получает жалование раз в неделю, в месяц, то, по раздаче полученного, неминуемо возник бы вопрос, что сам он будет есть: или голодать, или просить у других самому. Если известный человек имеет только деньги, но не имеет ни разума, ни сил их заработать, то, исполняя прямую заповедь Евангелия, он ставит на всю свою жизнь видимо неразрешимый вопрос: что сам я буду есть? Так в области материальной культуры человек неизбежно сталкивается с двумя законами жизни: волей мира, законами капиталистического строя, и волей Христа. Исполните лишь одну евангельскую заповедь: "всякому просящему у тебя дай", и вы окажетесь в положении отщепенца в "мирской" жизни /11,1:71/.

А вот какая боль слышится в его словах о своих коллегах-конформистах:

"...как понять тот вопиющий к небу факт, что едва ли в истории человеческого быта была такая мерзость и неправда, которую бы люди не защищали от имени Евангелия Христова? Когда я был на школьной скамье, то мне казалось, что это - сплошное предательство Его, измена Господу ради своекорыстных целей, я негодовал, возмущался. Потом раздражение сменило другое чувство - настоящее горе. Я понял, что почти общее явление не может быть объяснено случайными причинами. Ведь люди - всегда люди. И если в истории человечества бывали [не] готовы пожертвовать жизнью ради своих научных убеждений, вроде известной астрономической теории, или тем более из-за служения идеалу правды на земле, то ведь, и христианские богословы не особая же порода людей, вовсе не какие либо изменники Евангелию. Нет, это просто люди, отражающие в своем сознании общие взгляды своих современников на христианство, как бы невольно преклоняющиеся пред очевидной силой законов наличной действительности и как бы боящиеся, что буквальное понимание слов Христовых явится безумием в глазах мира" /4:69-70/.

Но как жить в этом мире, оставаясь преданным Христу? Ответ: это можно сделать только обуяв, став юродивым:

"Нужно обезуметь, чтобы жить в мире по законам Божьего Царства. Можно сказать, что степенью такого безумия измеряется степень преданности Христу, степень отрешенности от себя и от всего "мирского", и не в монастырском смысле, когда тщетно пытаются создать новый мир, но в обычном, будничном смысле, когда жить хотят по Божьему" /11,1:74/.

Почему так? Да потому, отвечает Экземплярский, что все христианство - юродство. Так, стремление к совершенству – благое стремление. Но в то же время избави нас Боже сознательно поставить себе это целью:

"Думается мне, что решительно невозможно видеть смысл жизни в достижении святости и совершенства, если неизбежно бывает так, что когда человек сознает себя святым и совершенным, он оказывается хуже и грешнее самого великого грешника" /11,1:79/.

Ибо святость не усилиями человеческими достигается:

"...не только абсолютность нравственного идеала делает невозможным услаждение от достижения этого идеала для человека с чуткой совестью, но и самое это совершенство, самая святость рассматриваются не как приобретение самого человека, но как Божий дар, дар благодати, посылаемый не ради дел человеческих и заслуг человека перед Богом, но как дар любви Отца ради Сына Своего Иисуса Христа" /11,1:80/.

"Мы получаем таким образом в Евангелии новое, по сравнению с ветхозаветным учением, откровение о смысле жизни. Цель ее - совершенство и совершенствование. Но оно достигается новым путем - отказа от личной святости и верой во единого Святого и единого Совершенного" /11,1:81/.

Отсюда следует, что христианская вера - юродство. Но то же самое - и надежда, и любовь. То же можно сказать и о самой крестной смерти Спасителя:

"Воплощение и страдание Сына Божия - это величайшая тайна и в то же время величайшее юродство Евангелия. Поистине "таинство странное" видеть рождение Безначального, ограничение абсолютного, страдания Всеблаженного, смерть Вечного. И однако в этом именно таинстве, в этом безумии веры евангельский источник всей христианской любви" /1,3:33/.

Любовь христианская – вот критерий, которым этот человек меряет все. Экземплярский всегда понимал любовь как самоотречение, и для него нет ничего величественнее этого: "...высшая первая красота - в страдании добра; настоящее величие - в добровольном смирении, наибольшая сила - в видимом ничтожестве, и счастье - в жертве" /11,3:33/. Вся его жизнь - стремление к самоотречению во имя поистине безумно любимых им Христа и Его Церкви:

"Юродство этой (христианской - Н.С.) любви в том, что она всецело отрекается от себя, отрекается даже от всех видимых проявлений к себе любви Божией, мирится с тем, что одна участь верующего и неверующего, любящего и нелюбящего Бога. И сила этой же любви в том, что, говоря словами апостола "Ни смерть, ни жизнь, ни ангелы (...) не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе Господе нашем". В своей любви христианин, так же как в своей вере и надежде, безумно отрекается от всего, чем люди живы, чтобы приобрести одного Христа и в Нем найти жизнь и радость любви" /11,3:43/.

Эта любовь и самого Экземплярского делает юродивым, причем юродивым не в миру, а как бы внутри церковной ограды, где он, живя не по законам, принятым в богословско-профессорской среде, несет свой крест и выполняет трудную работу по обличению тех искажений церковного учения, которые неизбежно нарастают при соприкосновении Церкви с миром.

Да и сам подход к нравственному богословию у Экземплярского – скорее подход юродивого, чем профессора. Он не строит никакой системы нравственного богословия; его метод - цикл бесед, цель которых - идти вглубь и атаковать самые трудные, но и самые важные для совести человека вопросы. Зло и его тотальность, в том числе и зло социальное; страдание и его преодоление; сущность любви и мнимая "глухота Бога" к бедам человеческим; жизнь христианина в де-факто языческом мире - вот темы его размышлений. В его подходе к нравственному богословию есть одна характерная особенность - на нравственные вопросы он стремится давать ответы также из нравственной области. В этом, далеко не очевидном, стремлении оставаться в рамках нравственной сферы видится с одной стороны удивительная добросовестность, не позволяющая себе ловких схоластических вывертов из моральных антиномий, а с другой стороны - святая вера в божественную красоту, законченность и совершенство христианской нравственности, провозглашенной Самим Христом. Так, размышляя о неуслышанных молитвах, Экземплярский замечает:

"Мы должны всем существом ощущать, что если наша молитва не исполнена Богом, то не просто потому, что Бог этого не хочет, но что это самое Божественное хотение имеет особенные нравственные основания помимо того, что Бог больше нас знает и лучше разумеет" /20:92/.

Это «больше нас знает» находится вне нравственной сферы, а потому, с точки зрения Экземплярского, не до конца объясняет коллизию. Бог не исполняет молитву не по всезнанию, а по всеблагости, отводя ее по "особым нравственным основаниям", только Им одним ведомым.

Особенно ярко сила нравственного чувства Экземплярского проявляется при обсуждении проблемы, самой мучительной для его любящего сердца: проблемы страдания. Тут мы находим поразительное признание:

"Начинать свою беседу сегодня мне приходится с того несомненного для моего сознания факта, что тайна страданий всегда была и теперь остается для меня неразгаданной тайной. Я ничего не знаю о причине страданий, ничего не знаю об их смысле, ни того, почему страдает творение Всеблаженного Бога в мире, ни того, для чего оно страдает. Конечно, мы знаем, что причина страданий наших - грех, но это мало может сказать уму и сердцу, потому, что никакой видимой в мире согласованности между грехом и страданием я не замечал в жизни, а если замечал, то неизмеримо более видел страданий вовсе не связанных с личной человеческой волей. Достаточно вспомнить для этого одни детские страдания, не говоря уже о страдании неразумной твари. То же самое скажу и о вопросе, о смысле страданий. Этот смысл вовсе не открывается моему сознанию. Слышал я прекрасные речи о том, что смысл страданий в испытании и измерении глубины нашей души, но видел страдания там, где и измерять было нечего. Слыхал я строгие наставления о высокой духовной пользе страданий в деле воспитания нашей воли и нашего нравственного самоисправления. Но чаще видел, что страдания расслабляют волю и порою до конца ожесточают сердце. Случилось так, что и сам я не разгадал тайны страдания и тех ответов, какие предлагались людям для разрешения этой тайны не принял. Еще слышал я такое суждение о страданиях, что этими страданиями праведные искупают грехи и немощи грешных и несмысленных. Но это тонкое соображение не имело, по моему, никакого основания и никакого подтверждения в жизни. На место живого и ужасающего факта ставили свои беспочвенные фантазии" /12:71-72/.

В устах профессора нравственного богословия, который, казалось бы, должен именно такие вопросы разжевывать студентам, эти слова поражают своей честностью. Его нравственное богословие чуждо малейшего морализаторства. Глубочайшие нравственные вопросы не могут быть разрешены плоским рационализмом; лучше уж пусть ответа вообще не будет! Это тем более верно, ибо, вспоминая о страданиях, христианин сразу же видит Голгофу, как апогей страдания Возлюбившего до конца. Та же мучительная нравственная необъяснимость встает при рассмотрении вопроса о вечных муках: Всеблагой, любящий Бог взирает на вечные мучения любимого Им творения...

Но Экземплярский находит решение всех этих проблем в подлинно нравственной плоскости. Решение - во Христе! Мы все равно не сможем на уровне понятий до конца объяснить тайну страданий. Но если Христос - сама воплощенная Любовь - страдал, то и мы, веря Христу, с радостью принимаем страдания:

"В Своем Единородном Сыне Бог как бы сказал человеку с его встревоженной совестью и больным сердцем: горе и страдания - удел человека на земле; зло и неправда царят на ней, добро поругано. Причина этого скрыта от людей до конца века, и пути Божии неисповедимы для них. Но пусть знает человек, сердцем познает, что не по недостатку любви и благости Божией все это царит в мире до времени, что самая совершенная любовь не может и не должна изменить этого" /11,3:34/.

Думается, что в своем «скорбном» периоде Экземплярский сумел достичь нового синтеза. Он писал: «Личное совершенство и общее благо (...) Пред обеими этими целями стоит и христианская совесть и включает их обе в свой идеал» /11,1:76-77/. Удивительно, но гармония между личным и общественным достигается христианами с большим трудом. Экземплярский – одно из немногих исключений.

За недостатком места, мы не будем касаться ряда интереснейших работ Экземплярского /13, 24, 16/, каждая из которых требует отдельного рассказа. Но скорбные раздумья Экземплярского неожиданно прерываются катаклизмом мирового масштаба.

6. 1917-й год

Наступает грозовой 1917-й. Падает монархия. Экземплярского восстанавливают в Академии и он, снова читает лекции по нравственному богословию. И сразу он попадает в водоворот дел и событий, в который была затянута вся Россия. Интересно проследить, как менялся пафос речей Экземплярского в течении этого судьбоносного года.

Сначала эйфория от свободы и желание выплеснуть давно наболевшее. Вот, например, что он пишет в марте 1917г.: «Один Бог знает судьбы нашей Церкви в будущем. Наверное, ее ждут великие испытания и страдания. Но одним страшным, самым страшным, хитрым, злобным врагом у нее стало меньше, и, хочется верить, уже упразднен этот враг навсегда. Хочется верить, что навеки погибло для жизни нашей Церкви разлагающее эту жизнь начало государственного лицемерия, лжи, фальши, порвались эти поистине диавольские сети, которые опутали всю церковную нашу жизнь» /14:87/.

Громы и молнии продолжаются и дальше: "На павшем государственном режиме лежит тяжелый грех недопущения в течение столетий церковных соборов. Это было великое преступление пред вселенской церковью" /15:138/.

Критикуется не только бывшая государственная власть, но и власть церковная:

"Если сонмы архипастырей в течение двух веков не удосужилось собрать церковный собор, независимо от отношения к этому собору внешней власти, то ясно, что он им не был насущно нужен, так как нужен воздух и хлеб для жизни" /15:138/.

Но уже в июне Экземплярский понимает, что, вопреки его чаяниям, события принимают не просто нехристианский, но очевидно богоборческий характер, а Церковь находится в параличе, она неспособна (да и не стремится) переломить эту тенденцию:

"Не о временном и случайном я говорю, но о служении церкви новым формам государственной жизни мечтаю. Церковь должна оставаться совершенно независимой и свободной от всех земных соблазнов и соотношений сил. Но мы должны жить своею собственною жизнью, жить, а не прозябать, действовать, а не уклоняться от дела, проповедовать, а не молчать. А между тем тяжелые месяцы революции, поставившие множество новых задач, вызвавшие расстройство многих сторон жизни, всколыхнувшие всю Россию, стоящую, можно сказать, над громадной пропастью - все эти месяцы были временем особенной безжизненности церковного учительства и руководства жизнью. Русская революция не только вышла на улицы без Бога, но все ее волны лишены точно вовсе религиозной стихии. Все море русское всколыхнулось, все голоса слышны, все теории проповедуются, агитация и пропаганда разных учений нашла фанатичных выразителей, а нашего церковного голоса не слышно. Или церковное сознание стоит в стороне, и все происходящее его не касается? Но разве не радовались и мы русской свободе, разве нашей христианской совести нет дела до того, что все нити народной жизни пронизываются ненавистью и враждой, что все отношения пронизаны злобой и насильем? Почему же церковного голоса не слышно или он слабее других голосов в то время, когда он должен был бы являться наиболее мощным, наиболее авторитетным? Ведь православных людей считается у нас более 110 миллионов, ведь народ наш признается природно религиозным, называется богоносцем... И он далек в важную минуту своей жизни от церкви, даже от Бога, а еще страшнее, что и учащая церковь далека от народа" /15:139-140/.

Катастрофа назревает. Надо что-то делать. И Экземплярский, как утопающий за соломинку, хватается за реформы. В последних номерах своего журнала (просуществовавшего до конца 1917 года) Экземплярский публикует большую статью "О направлении церковной реформы" /3/, в которой подробно излагает свой взгляд на задачи предстоящего поместного собора. Его программа реформ способна многих ввести в соблазн:

- чтение вслух евхаристических молитв;

- ликвидация глухих иконостасов, отделяющих духовенство от мирян;

- увеличение служебного времени на чтение Евангелия, за счет сокращения молитвословий высочайшим особам;

- введение в богослужебную практику русского языка;

- устранение пропасти между клиром и мирянами, увеличение роли мирян в управлении церковью;

- выборность священства и епископата;

- увеличение числа епископов по крайней мере в 10 раз;

- отмена обязательности монашеского епископата;

- повышение учительной роли Церкви в обществе;

- полное отделение Церкви от государства;

- отказ от платных треб;

- отказ от государственной зарплаты священникам и переход на материальное обеспечение клира от прихода; в идеале - переход к бесплатному общественному священству;

- в противовес идее патриаршества, строго соборный принцип управления Церковью;

- регулярный созыв поместных соборов с правом отменять устаревшие и вводить новые каноны.

Можно подумать, что это типично обновленческая программа, а, стало быть, и сам Экземплярский - самый настоящий обновленец и церковный либерал. Безусловно, программа близка к той, которую выдвигало "прогрессивно-либеральное" течение в Русской Церкви. Но в то же время мы видели, что Экземплярский - вовсе не злобный хулитель Церкви, а идеалист-правдолюбец, искренне болеющий за чистоту и белизну церковных одежд. Кроме того, когда при большевиках взяло силу настоящее обновленчество, то решительно нигде невозможно найти имени Экземплярского ни среди активных обновленцев, ни им сочувствующих. Более того, есть сведения /18:136/, что он обновленчество активно не принял и боролся с ним. Этот факт настолько интересен, что требует более внимательного рассмотрения.

Позиция Экземплярского разнилась от обновленческой не какими либо отдельными пунктами программы, а всей своей мировоззренческой основой. Дело в том, что Экземплярский был последовательным сторонником соборности в Церкви. Он писал: «Начало соборности в церкви по существу есть отличительная черта истинного православия от инославия» /3,1:108/. Для реального присутствия соборности в Церкви необходимо, чтобы ее главою подлинно был Христос: «главенство одного Христа в церкви создаст в ней подлинную соборность, участие в церковной жизни всех членов церкви, как клеточек церковного организма» /3,1:100-101/. Но становлению соборности особенно мешали два фактора – клерикализм и зависимость Церкви от государства. О последнем Экземплярский писал:

"Церковь наша в нашем земном Царстве являлась самобытным царством христовым, царством духовным, но являлась по своей организации составною частью царства этого мира. На языке теории это называлось союзом церкви и государства. На языке жизни это самый союз обозначал, что главою церкви был человек, или точнее государство, а не Господь и Его Евангелие. Сила церкви, ее престиж утверждался на государственных устоях" /3,1:102/.

Но вот государство, за которое держалась Церковь, пало.

"Теперешнее роковое время лишь обнаружило со всею ужасающею определенностью недостатки нашей церковной организации и бессилие нашей церкви вне государственной поддержки (…) Оказалось, что была держава Российская, а в ней и при ней русская церковь, но не было державы Христовой с укладом быта по заветам Христа" /3,1:103/.

Все это для византийско-монархического уха слышать, конечно, невозможно. Однако, то что пишет Экземплярский - горькая правда, а правды он умел не стесняться. Трудно отрицать, что распад монархической государственности привел к отпадению от Церкви колоссальных масс населения. Только соборность, живое активное участие мирян в жизни Церкви может, по Экземплярскому, изменить ситуацию. Если присмотреться, то все пункты его программы направлены именно на воскрешение соборности в Церкви.

Реальные же обновленцы, как показала жизнь, вели себя совершенно противоположным образом. Суть обновленчества не в женатом епископате и не в вынесении евхаристии на середину храма, а в добровольном подчинении государству, причем – государству богоборческому, которое цинично стремилось использовать обновленцев как орудие для уничтожения Церкви. Это, по выражению о. Сергия Булгакова, «сервилистическое» отношение к большевистскому государству, это «служение двум господам» для Экземплярского абсолютно исключено.

Кроме того, совершенна различно отношение Экземплярского и обновленцев к социализму. Если последние с восторгом приняли советский социализм, несмотря на его очевидно атеистический характер, то Экземплярский мыслит иначе. Вот характерное для него высказывание:

«Можно думать. что создавшееся ложное, по нашему убеждению, направление нравственного богословия в учении о собственности и милостыне в значительной степени объясняется полемикой, открытой или скрытой, с социалистическими воззрениями. Но мы убеждены, что опровергнуть социалистические заблуждения можно и должно без унижения истинного смысла христианского учения» /5:7/.

Здесь ясно сказано, что современный ему западный социализм есть «заблуждение», ибо Экземплярский прекрасно видит его богоборческое лицо. Но в то же время церковные критики социализма ничего другого не придумали, как в противовес «плохому» социализму воспевать «хорошую» частную собственность. Эту-то ошибку очень тонко и подметил Экземплярский. Еще более ясно отрицательное отношение к западному социализму выражено им в отзыве на «Программу по обличению социализма», написанном предположительно в 1909 г. Экземплярский признает исходное положение программы о том, что социализм является одним из опаснейших современных врагов христианства, «вполне справедливым» /32:63/. Однако и тут Экземплярский выражает пожелание, чтобы в критике социализма «была строго выдержана христианская точка зрения, и чтобы христианство, противополагаемое социализму, выступало в ореоле совершенной истины и любви» /32:64об/.

Отметим интересный момент отзыва – рассуждения о христианском социализме. Экземплярский, отмечая неточность «Программы», указывает, что это направление, опираясь на энциклику папы Льва XIII Rerum novarum, часто называется «католическим» или «евангелическим» и всегда защищает неприкосновенность частной собственности. Такой «христианский социализм», как пишет Экземплярский, «равно далеко отстоит и от идеалов социал-демократии и от идеалов истинного христианства» /32:64/. Обоим «социализмам» - и марксистскому и «христианскому» Экземплярский противопоставляет учение, выраженное святыми отцами древней Церкви и реализованное апостолами в Иерусалиме. Как видно, Экземплярский великолепно разбирается в тонкостях проблемы.

Наконец, у кого из обновленцев можно найти столь пронзительные мысли о юродстве, страдании и христианской любви? такую глубокую укорененность в Писании и Предании? Сама высочайшая православная культура Экземплярского, сам благородный строй его мыслей, чуждый политиканству, доносительству, сервилизму и борьбе за власть совершенно не сродни духу обновленчества.

7. Вместо заключения. Экземплярский и историософия XX века.

Вернемся к «феномену Экземплярского» и попробуем теперь ответить на вопрос, насколько обличения опального профессора соответствуют истине. Конечно, однозначно ответить на этот вопрос нельзя. Относительно синодального периода Церкви существует масса мнений, причем в широком диапазоне – от восторженных до уничижительных. Спорить можно до бесконечности. И все же… И все же работы Экземплярского убеждают. Да и не только они. Есть обширный круг свидетельств и мнений, обзор которых далеко выходит за рамки данной статьи, которые говорят о том, что Экземплярский прав. По крайней мере – частично.

Экземплярский прав по существу, но относительно предлагаемых им методов лечения этого сказать нельзя. Его программа имеет во многом идеальный характер, не учитывающий реальную ситуацию в стране и несовершенство составляющих Церковь людей. Да и где уверенность, что предлагаемые меры действительно ведут ко Христу? Ведь сплошь и рядом бывает, что результатом реформ бывает совсем не то, что ожидалось.

Однако, защищать программу Экземплярского нет оснований и по другим причинам. Дело в том, что 1917 году любая программа, даже самая превосходная, уже опоздала (как и сам Поместный Собор). Уже долготерпение Божие кончилось и начался суд Божий. Недаром, у Экземплярского в начале 1917г. вырвалось предчувствие о Церкви: «Наверное, ее ждут великие испытания и страдания». Но узнать во всем вихре событий суд Божий он не смог, впрочем, - как и подавляющее большинство его современников.

А неотвратимый суд уже начался, суд над Россией, ее государственностью, ее народом, ее Церковью. В нашей церковной историографии принято причину страшных гонений на Церковь в XX веке видеть в злобной воле большевиков. Слов нет – несомненно, большевики и лично и идейно виновны в этом. Однако, подлинное церковное сознание всегда видело причину бедствий в собственных грехах. И Сама Церковь – не исключение. В конечном счете гонения попущены Богом «по грехам нашим». Но каковы же грехи нашей Российской Поместной Церкви? Да на них и указывал Экземплярский! То, что в лице своего богословия освящала она «явно несправедливые устои современной жизни и, особенно, жизни общественной». И прежде всего – частнособственнические устои, давая дорогу капитализму с его культом наживы, социальной несправедливостью и реальным безбожием. Думается, что Экземплярский сам не мог предполагать, что его обличения будут столь значимы у Бога. Экземплярский надеялся, что Церковь изживет эти грехи в процессе своего реформирования. Но Господь судил иначе и дал Церкви скорби, которые и пришли вместе с гонениями…

Вспомним, что Экземплярский с поразительной честностью признавался: «Я ничего не знаю о причине страданий, ничего не знаю об их смысле, ни того, почему страдает творение Всеблаженного Бога в мире, ни того, для чего оно страдает». Может быть теперь, с наступлением страданий общецерковных, Экземплярскому было дано глубже вникнуть в их смысл, поняв их очищающее и искупляющее значение. Но это только предположение – ни богословских трудов, ни писем Экземплярского в советский период не сохранилось.

После революции начинается новая глава церковной истории, в которой невыразимые страдания верных сопровождаются многолетним разорением «двора овчего». Церковь выстояла – «и врата ада не одолеют ее». Не только выстояла, но и украсила себя многотысячным сонмом новомучеников и исповедников российских. Кровь мучеников омыла и личные и общецерковные прегрешения. Ныне тяжкая епитимья с Церкви снята и она возрождается. Но отсюда вовсе не следует, что нашего правдолюбца можно забыть. Наоборот - ведь то, о чем Экземплярский предупреждал, до сих пор церковным сознанием в полной мере не осознано, и ныне многие в Церкви снова готовы встать на позиции, которые Экземплярским подвергнуты обоснованной критике. А потому его работы и сейчас необычайно актуальны.

Остается сказать несколько слов о последних годах этого неординарного человека. Уже упоминалось, что обновленчества он не принял. Не принял Экземплярский и печально знаменитую Декларацию 1927 года митрополита Сергия (Страгородского). И здесь он остался верным себе - юродивым-идеалистом, для которого такой компромисс является изменой Христу. Есть устные свидетельства, что Экземплярский стоял у истоков первых общин катакомбной церкви в Киеве /18:136/. К сожалению, о его жизни в послереволюционный период мы почти не располагаем сведениями. Известно лишь, что в 1920 г. Экземплярский практически полностью ослеп от недоедания /29:287/. Видимо, это несчастье (а может быть и то, что за Экземплярским тянулось реноме «жертвы царизма») избавило его от репрессий. Умер он в Киеве 20 июня 1933 г.

Светлая ему память.

2.07.99-23.10.00-10.02.02-25.04.02-10.02.04

ЛИТЕРАТУРА

1. В.И. Экземплярский. "Библейское и святоотеческое учение о сущности священства". Киев., 1904.

2. В. Экземплярский. За что меня осудили? Киев., 1912.

3. В.И. Экземплярский. О направлении церковной реформы.// Христианская мысль. NN 9-10, 11-12, 1917г.

4. В.И. Экземплярский. Несколько слов о христианском юродстве и христианской силе.// Христианская мысль. 1916, N 11.

5. В.И. Экземплярский. Учение древней Церкви о собственности и милостыне. Киев, 1910. – 279 с.

6. Свящ. Александр Введенский. Христианство и социальный вопрос.//Всероссийский Церковно-Общественный вестник (газета). N 9, 18 апреля 1917г.

7. Н.В. Сомин. Путь к совершенству.//"Православная беседа", N 3, 1997, С. 27-29.

8. С. Булгаков. Предисловие к кн. И. Зейпеля "Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви", М., 1913.

9. И. Зейпель. Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви. М., 1913.

10. В.И. Экземплярский. Гр. Л.Н. Толстой и св. Иоанн Златоуст в их взгляде на жизненное значение заповедей Христовых //Приложение к книге "За что меня осудили?" Киев, 1912.

11. В.И. Экземплярский. Христианское юродство и христианская сила (к вопросу о смысле жизни).// Христианская мысль. 1916, NN 1-3.

12. В.И. Экземплярский. Тайна страданий и христианство.//Тайна страданий и христианство. САТИСЪ, СПб, 1996. – 170 с.

13. Василий Экземплярский. Евангелие Иисуса Христа перед судом Фр. Ницше. (Популярные чтения). "Религия и жизнь". Петроград, 1915. - с. 166.

14. В.И. Экземплярский. Свобода.//Христианская мысль. N 3-4, 1917г.

15. В.И. Экземплярский. К предстоящему Всероссийскому Поместному собору.//Христианская мысль. N 7-8, 1917г.

16. В.И. Экземплярский. Памяти Николая Николаевича Неплюева. // Труды Киевской Духовной Академии. 1908. N 5 с.155-169, N 6 с. 281-319, N 8 с.579-628.

17. митр. Мануил (Лемешевский). Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы. Т. 3. Куйбышев, 1966.

18. П.Г. Проценко. Предисловие к работе В.И. Экземплярского "Старчество".//Дар ученичества. Изд. "Руссико", М., 1993. – 407 с.

19. М. Олесницкий. Нравственное богословие или христианское учение о нравственности. Учебное пособие для дух. семинарий. СПб., 1907 г., 4-е изд. – 281 с.

20. В.И. Экземплярский. Неуслышанные молитвы.//. Тайна страданий и христианство. САТИСЪ, СПб, 1996. – 170 с.

21. М.М. Тареев. Социализм (нравственность и хозяйство). Сергиев-Посад. 1913.

22. ГАРФ Фонд 550, Опись 1, Дело 516, с.47.

23. Василий Экземплярский. Евангелие и общественная жизнь (несколько слов о социальной стороне евангельской проповеди). Киев. 1913. – 67 с.

24 В. Экземплярский. Старчество. // Тайна страданий и христианство. САТИСЪ, СПб, 1996. – 170 с.

25. В. Экземплярский. Несколько мыслей по поводу защиты смертной казни в русской богословской литературе последнего времени. Киев. 1907. – 50 с.

26. В. Экземплярский. К вопросу об отношении нравственности к политике// Труды Киевской Духовной Академии. 1905. N 11, - с.261-308.

27. С. Булгаков. Самозащита В.И. Экземплярского//Русская мысль, N 8, 1912.

28. Прот.-проф. Николай Стеллецкий. Новейший социализм и христианство. Спб.: – 151 с.

29. Сосуд избранный. Сборник документов по истории Русской Православной Церкви. Сост. М. Склярова. – СПб: «Борей», 1994.

30. Кистяковский А.Ф. Исследование о смертной казни. – Тула: Автограф, 2000. – 272 с.

31. Мирон Петровский. Василий Экземплярский и его коллекция. http://today.viaduk.net/0101/0809/0809p1.htm

32. Копия отзыва о преподавании обличения социализма, представленного в Совет Киевской духовной академии экстраординарным профессором академии Василием Экземплярским. РГИА, фонд 802, оп. 10, дело 186, л. 63-66.