Сомин Н.В. (ПСТБИ)
Когда православные богословы хотят указать на
святоотеческие источники учения Церкви о богатстве, бедности, собственности и
милостыне, то прежде всего они говорят о сочинении учителя Церкви III в. Климента
Александрийского «Кто из богатых спасется?» (мы будем ссылаться на издание /1/,
текст которого является переложением в современную орфографию перевода Н.
Корсунского 1888г.). Действительно, это небольшое творение, упоминаемое уже
Евсевием Кесарийским /8:98/, приобрело исключительную популярность и зачастую
рассматривается в православной традиции
как нормативный церковный взгляд на вопрос.
По форме это сочинение является развернутым толкованием на
известный евангельский эпизод с богатым юношей (Мф.19,16-30;
Мк.10,17-31;Лк.18,18-30). Климент (которого из уважения часто называют
«святителем», хотя он, по-видимому, никогда не был канонизирован /2:198/)
утверждает, что слова Христа богатому юноше «все, что имеешь, продай и раздай
нищим» (Лк.18,22) понимать буквально
нельзя: Христос имел в виду не внешний отказ от имения, а внутреннее отвержение
той власти, которую имеет богатство над людьми. Климент пишет:
«Продай имение твое.
Но что значит это? Не это повелевает Господь, о чем некоторые слишком поспешно
думают, что наличное свое имущество он должен был разбросать и со своими
богатствами расстаться; нет, он должен только (ложные) мнения относительно
богатства из своей души выкинуть, алчность и жажду их, беспокоиться о них
перестать, устранить со своего пути это терния жизни, заглушающие собой семена
Слова» /1:16/.
Здесь ясно проступает используемый Климентом аллегорический,
специфически «александрийский» метод толкования Писания. По Клименту, Господь
требует не отказа от собственности, а отвержение страсти любостяжания:
«Итак, что же это за новое повеление дает Спаситель? (…)
Не чувственное что-либо заповедует Он, что и другими было делаемо, а нечто
другое. Он заповедует то, что чувственным лишь означается. Он заповедует
большее, Божественнейшее и совершеннейшее, а именно: самую душу и ее образ
мыслей и расположений обнажать от того, что страстьми порождается, и с корнем
инородное из сердца вырывать и выбрасывать» /1:17/.
Этим противопоставлением
внешнего внутреннему и объясняется вся коллизия. Согласно Клименту,
юноша «отошел с печалью» не из-за плененности богатством, а потому, что не
владел александрийской экзегезой:
«Так как богатый и преданный исполнению закона юноша собственного смыла
слов Господа не понял, а равным образом и того, как один и тот же человек в
одно и то же время может быть и бедным и богатым, располагать внешними благами
и не иметь их, может пользоваться миром
и не пользоваться, то отошел он от Господа печальным и разбитым» /1:27/.
Отталкиваясь от своего истолкования, Климент
Александрийский развертывает целую доктрину имущественной этики, суть которой в
следующем.
1. «Можешь ты
владеть богатством». Собственность сама по себе не является препятствием
для спасения, а потому отказ от собственности для христианина не обязателен.
Климент восклицает: «Можешь ты владеть богатством» /1:32/, «возможно и при
богатстве получить спасение» /1:27/. При этом, помимо того, что слова
Спасителя о раздаче имения следует понимать аллегорически, выдвигаются
два дополнительных аргумента.
Аргумент первый: отказ от необходимого имущества для
человека невозможен: «Не достижимо и не
осуществимо, чтобы лишающийся необходимого для жизни не был в духе разбит и, с
лучшим расставшись, не обеспокаиваем был бы постоянными попытками и усилиями
откуда бы то ни было раздобыть необходимые для жизни средства» /1:18/. Для Климента это совершенно очевидно: «Мог ли же
теперь Спаситель добивающимся вечной жизни советовать нечто вредное и гибельное
для жизни, которую Он обещает?» /1:18/.
Аргумент второй: Благотворить можно только из своего: «чем
же может наделять другого тот, кто сам ничего не имеет?»/1:18-19/. Этот т.н.
«аргумент от благотворения» именно у Климента появляется в христианской
литературе впервые. В дальнейшем он был развит Фомой Аквинским, и с тех пор
часто используется христианскими апологетами частной собственности.
Вывод Климента однозначен: «Итак, пользование внешними вещами Господь даже поощряет» /1:21/.
2. Богатство не
должно владеть человеком. Но обладание богатством для христианина не мешает
спасению только «если богатством, к
коему он остается равнодушным, будет располагать он хорошо» /1:27/. Как видим,
формулируемое Климентом условие
распадается на два.
Первое. Само богатство - «ни
добро, ни зло», а «невинно» /1:20/, и, следовательно, все дело в том, как
относиться к нему. По Клименту,
необходимо, чтобы человек распоряжался богатством, а не богатство владело бы
человеком; спасется только тот богатый, «кто господином состоит над своей
собственностью, а не рабом ее» /1:22/. В этом случае человек обладает
собственностью «как даром Божиим» /1:22/. Если же страсть любостяжания владеет
собственником, то тогда богатство губительно, и от него надо отказаться: «Но
вот ты замечаешь, что богатство тебя порабощает и выводит тебя из равновесия.
Брось его, отвергни, откажись, убеги» /1:33/.
Второе – «хорошее» использование имения, под чем, в
частности, подразумевается благотворение. Спасется тот из богатых, кто
«постоянно занят какими-нибудь добрыми и Божественными делами» /1:21/.
3. «Другое
богатство». Итак, для богатых имеется возможность спастись. В то же время
бедность не есть панацея от осуждения, ибо «не на внешнем чем-либо утверждается
спасение, … а на душевной добродетели».
А потому «Может равным образом и человек бедный и без средств упиваться
пожеланиями, и может трезвиться и свободным быть от них человек богатый»
/1:18/. «Таким образом, есть бедняки неложные и есть, с другой стороны, бедняки
неистинные и ложные» /1:26/.
Развивая подобные соображения в духе своего
аллегорического метода, Климент наделяет слова «богатство» и «бедность» другим смыслом: «то уже само
собою становится ясным, и понятным, что душа бедная теми гибельными пожеланиями,
какие развиваются при богатстве, спасется; но, с другой стороны, может она и
погибнуть, если тем она богата, что богатство разрушительного в себе имеет»
/1:25-26/.
4. Наконец, только
Бог – в полном смысле слова собственник всего сущего: «И опять: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда
обнищаете, приняли вас в вечные обители (Лк.16,9). Дает сим знать Господь,
что по природе своей, хотя и всякое богатство, каким бы кто ни владел, не
составляет прямой собственности того, но что возможно из всей неправоты
создавать дело правое и спасительное, а именно: успокаивать кого-либо из тех,
кои у Отца имеют вечную обитель» /1: 42-43/. Иначе говоря, богатство свое
следует тратить на благотворение сиротам, кротким вдовам и бедным
богобоязненным мужам. «Всякому просящему
у тебя, давай (Лк.6,30). … Вот прекраснейшая торговля! Вот Божественный
товар! Деньгами приобретать вечность и, раздавая миру преходящее, получать за
это вечное жилище на небесах! О, плыви к этому рынку, богач» /1:44/. Любовь – вот тайна христианства. По любви Христос за нас «предал Он Свою,
стоящую всей вселенной жизнь. Он желает и от нас пожертвований этого друг за
друга. А если мы обязаны жизнь свою слагать за братьев и желаем войти в этот
союз со Спасителем, то стоит ли нам скряжнически у себя удерживать то, что
принадлежит этому миру, что собою представляет нечто нищенское чуждое (нашему
существу) и бренное? К чему мы друг от друга запирать будем то, что вскоре
огонь пожрет?» /1:49-50/.
Относительно Климентова «Кто из богатых спасется?» и
развернутой там экзегезе эпизода с богатым юношей у богословов существуют
различные мнения. Так, проф. В.И. Экземплярский, великолепный знаток
святоотеческого учения о богатстве и собственности, замечает:
«Толкование это, конечно, ошибочно по существу, так как
оно совершенно расходится со всеми данными Евангельского повествования.
Насколько неоснователен был аллегоризм Климента в толковании данного места
видно уже из того одного, что это толкование не удержалось даже в
Александрийской школе дольше самого Климента, так что уже Ориген толковал это
место Евангелия в буквальном смысле» /3:78/.
С другой стороны, тот же Экземплярский отмечает, что
Климент впервые высказал ряд ценных идей о христианском осмыслении богатства.
А. Амман указывает, что «этот замечательный этюд остается одним из самых
популярных и, прибавим, актуальных его сочинений» /4:74/. Во всяком случае
несомненно, что благодаря логической
убедительности, а также взвешенности и реалистичности позиции, это сочинение
оказало значительное влияние на христианскую мысль, в том числе – и на святых
отцов IV
века, и в частности – на великого святителя и учителя Церкви св. Иоанна
Златоуста.
Касаясь текстов свт. Иоанна Златоуста по имущественной
проблеме, необходимо указать на
некоторые их особенности.
Первое, что должно быть отмечено - это огромное число
фрагментов, так или иначе толкующих вопросы собственности, богатства и милостыни.
Таких фрагментов можно насчитать несколько тысяч. По объему все принадлежащее
по этой теме Златоусту во несколько раз превышает объем текстов, написанных по
этому поводу другими святыми отцами II-XII вв. вместе взятыми. В работе /32/ отмечается,
что "добрая четверть" всех текстов Златоуста касается этой темы.
Представляется, что это – преувеличение, но несомненно, что для Златоуста - это
тема номер один. Проф. И.В. Попов пишет:
"Ни о чем св. Иоанн
Златоуст не говорил так много и так
часто, как о богатстве и бедности" /31:54/. Все это говорит о том исключительном значении, которое придавал
Златоуст проблеме христианского отношения к собственности и богатству.
Второе, что бросается в глаза - это удивительная
разбросанность материала. При почти полном отсутствии произведений, целиком
посвященных исследуемому вопросу, чуть ли не в каждом из творений Златоуста
можно найти фрагменты по имущественной проблеме. На первый взгляд кажется, что
в этом нет никакой системы. Однако это не так. У Златоуста все подчинено единой
цели - донести до своей паствы церковное учение. Этому подчинена и структура
его проповедей. Исследователь творчества Златоуста проф. Э. Пюш отмечает, что
любая проповедь святителя "состоит из двух неделимых элементов"
/7:18/ - изъяснению писания и нравоучению. На наш взгляд, построение гомилий
святителя на Священное Писание более сложно: все они построены по трехчастной
схеме. В первой части святитель подробно разъясняет комментируемый текст,
входя во все нюансы смысла. Во второй части Златоуст излагает нравственные
следствия из только что пройденного текста. При этом, хотя святитель и свободно
пользуется цитатами из других книг Писания, тема все же берется из
прокомментированного фрагмента. Наконец, в третьей части святитель пускается в
свободное плавание, мастерским поворотом переходя к наиболее животрепещущей в
этот момент для него теме (темам). И зачастую уже эта последняя тема никак на
связана с первоначальным текстом. Такое построение проповеди позволяет
Златоусту, при необычайно почтительном, прямо-таки коленопреклоненном,
отношении к тексту, быть тем не менее не его рабом, а властелином и,
отталкиваясь от текста Писания, использовать его для намеченных проповедником
нравственных целей.
Поясним сказанное примерами /44/. Так, среди 90 гомилий на
Евангелие от Матфея, 31 из них заканчивается нравственным увещеванием на тему
богатства, собственности и милостыни. Заметим, что хотя в Евангелии от Матфея
эти темы, безусловно, присутствуют, но нельзя сказать, что они занимают 1/3
евангельского текста. Еще более разительной является ситуация с гомилиями
на Евангелие от Иоанна, в котором, как
известно, тема богатства практически не поднимается. Однако, из этих 88 гомилий
в 30 из них все равно обсуждается имущественные вопросы.
Помимо циклов гомилий на Матфея и Иоанна, очень большое
число фрагментов по имущественной проблеме содержится в толкованиях на Деяния
апостольские и на послания апостола Павла: Первое коринфянам, Первое Тимофею и
Послание к евреям. Отметим, что по обсуждаемой теме святитель высказывается и в
Антиохии и в Константинополе. Так, упоминаемые выше гомилии на Матфея и
Иоанна, сказаны в Антиохии, а гомилии на послания ап. Павла, а также на Деяния
Апостольские - в столице.
Наконец, третье, и самое существенное для нашего
обсуждения – соотнесенность текстов св. Иоанна с Климентовым «Кто из богатых
спасется?». Златоуст в своих гомилиях очень часто имеет в виду мысли и образы
Климента, то соглашаясь с ним, то неявным образом возражая. Поскольку в текстах
самого Златоуста упоминаний имени Климента Александрийского нет, то это – лишь гипотеза, но, думается, достаточно правдоподобная. В ее
подтверждение можно привести следующие соображения. Во-первых, творение
Климента, написанное за два века до Златоуста, успело стать классикой и имело
исключительную популярность, так что несомненно, св. Иоанн знал это сочинение
(хотя данных о круге чтения св. Иоанна Златоуста мы не имеем). Во-вторых, на
это предположение наталкивает само содержание текстов Златоуста: великий
святитель не раз возвращается к почти всем выше отмеченным мыслям Климента
Александрийского, зачастую иллюстрируя их красочными примерами.
Однако, соотнося воззрения свт. Иоанна по имущественной
проблеме с «Кто из богатых спасется?», можно заметить один парадокс, на
истолкование которого и направлена настоящая статья. Несмотря на то, что,
казалось бы, Златоуст использует (кроме экзегезы) все соображения
Климента, имущественные концепции обоих
отцов различны. Причем, различия настолько существенны, что можно говорить о
двух святоотеческих традициях отношения
к богатству, бедности, собственности и милостыни: климентовской и
златоустовской. Дело в том, что Златоуст вовсе не ограничивается кругом
климентовских идей – для него они по сути дела являются исходными тезисами,
отталкиваясь от которых великий святитель идет дальше. В результате, с одной стороны, тезисы Климента у Златоуста обрастают существенными
дополнениями, часто изменяющими смысл первоначального тезиса. А с другой – Златоуст
высказывает совершенно новые важные положения, отсутствующие в «Кто из богатых
спасется?». Поэтому концепцию Златоуста можно скорее рассматривать как
«размышления по поводу Климента», чем следование Клименту.
Рассмотрим взаимоотношение между воззрениями Климента и
Златоуста более подробно.
1. «Мертвая петля»
Златоуста. Как указывалось, одно из положений Климента гласит, что для
христианина спасителен не внешний отказ от богатства, а отвержение страсти
любостяжания; не богатство должно владеть человеком, а человек – богатством.
Собственно, это – основная мысль Климента, к которой он возвращается несколько
раз. С этим Златоуст полностью согласен. И он не раз говорит то же:
"Не богатство - зло, а любостяжание и
сребролюбие" /II:33/.
"Не о богатых упоминай мне, но о тех, которые
раболепствовали богатству. Иов был богат, но не служил мамоне" /VII:243/.
"Итак, будем обвинять не самые вещи, а испорченную волю. Можно и богатство иметь, и не обольщаться им, - и в веке этом жить, и не подавляться
заботами" /VII:467/.
"Не то я говорю,
чтобы иметь богатство было грешно,
грех – не разделять его бедным и худо пользоваться им. Бог не сотворил ничего худого, но "вся
добра зело" (Быт.1,31)" /X:129/.
Златоуст повторяет и мысль Климента (видимо, взятую им у
стоиков), что по отношению к морали есть вещи положительные, отрицательные и
безразличные; богатство же как раз относится к последним. Но эти высказывания,
как представляется, совершенно в климентовском духе, великий святитель
дополняет целым рядом соображений. Если
более внимательно посмотреть на тексты Златоуста, то можно заметить одну их
особенность. Несмотря на, казалось бы, четкое размежевания любостяжания и
богатства, святитель очень часто обличает именно богатство и богатых:
"Оно (богатство - Н.С.) душу делает гнусною, - а что
бесчестнее этого?" /XI:415/.
"Находящийся только во мраке при появлении солнца
освобождается от тьмы; лишенный же зрения даже и при появлении солнца не видит.
То же самое претерпевают и богатые. Даже и тогда, когда Солнце правды осиявает
и наставляет их, они не чувствуют, ибо богатство ослепило их очи"
/VII:240/.
"Подлинно, богатство делает (людей) безумными и
бешеными. Если бы у них была такая власть, они пожелали бы, чтобы и земля была
золотая, и стены золотые, а пожалуй, чтобы небо и воздух были из золота.
Какое сумасшествие! Какое беззаконие! Какая горячка! Другой, созданный по
образу Божию, гибнет от холода, а ты заводишь такие прихоти! О гордость! Может
ли безумный сделать больше этого?" /XI:417/.
"душа богатого исполнена всех зол: гордости,
тщеславия, бесчисленных пожеланий, гнева, ярости, корыстолюбия, неправды и
тому подобного" /IX:132/.
Можно ли считать все это опиской, небрежностью или
неудачным выражением? Думается, что нет. Дело в том, что Златоуст находит
удивительный закон о губительной зависимости между любостяжанием и богатством,
который высказывается им десятки раз, например:
"Я
никогда не перестану повторять, что приращение богатства более и более возжигает пламя страсти и делает
богачей беднее прежнего, возбуждая в
них беспрестанно новые пожелания... Смотри вот, какую силу и здесь показала эта
страсть. Того, кто с радостию и
усердием подошел к Иисусу, так
помрачила она и так отяготила, что когда Христос повелел ему раздать имение
свое, он не мог даже дать Ему никакого ответа,
но отошел от Него молча, с
поникшим лицом и с печалью" /VII:645/.
"Итак,
кто презирает богатство, тот только подавляет в себе страсть к нему; напротив,
кто желает обогатиться и
умножить свое имение, тот
еще более воспламеняет ее, и
никогда не в силах подавить" /VII:647/.
"летать,
скажешь, невозможно. Но еще более
невозможно положить предел страсти любостяжания; легче для людей летать, нежели умножением богатства прекратить
страсть к нему" /VII:648/.
«Всякому известно, что богатый более желает богатства, нежели бедный, подобно тому, как человек упившийся вином чувствует сильнейшую жажду, чем тот, который пил с умеренностью. Похоть не такова, чтобы могла быть погашена большим удовлетворением ее, но напротив от этого она еще более воспламеняется. Как огонь, чем больше получает пищи, тем более свирепствует, так и пристрастие к богатству, чем более получает золота, тем более усиливается» /VII:808/.
"Разве вы не знаете, что чем больше кто имеет, тем большего желает?" /XII:26/.
"ничто так не возбуждает страсти к богатству, как обладание им" /XI:870/.
Итак, чем больше человек имеет, тем более в нем воспламеняется страсть
любостяжания, которая заставляет человека иметь еще больше. Этот эффект под
названием «положительная обратная связь» хорошо известен в технике: система,
как говорят инженеры, «идет вразнос», и ее разрушение неминуемо. Увы, то же
самое происходит в системе «любостяжание-богатство», когда страсть любостяжания
разрастается до гибельных пределов. О такой «мертвой петле» Климент не
упоминает. Златоуст же без конца рисует жуткое состояние богатых – жертв этой
«мертвой петли»:
на Мф.6,19-21 ("не
собирайте себе сокровищ на земле"):
"немалый для тебя вред будет заключаться в том, что ты будешь
прилеплен к земному, будешь рабом вместо свободного, отпадешь от небесного, не
в состоянии будешь помыслить о горнем,
а только о деньгах, о
процентах, о долгах, о прибытках и о гнусных корчемствах. Что
может быть бедственнее этого? Такой человек впадает в рабство, более тяжкое, чем рабство всякого раба,
и что всего гибельнее, произвольно отвергает благородство и свободу, свойственную всякому человеку. Сколько ни
беседуй с тобою, имея ум пригвожденный
к богатству, ты не можешь услышать ничего полезного для себя. Но как пес в
логовище, прикованный к заботам о деньгах крепче цепи, бросаешься ты на всех,
приходящих к тебе, - занимаешься только тем, чтобы для других сохранить лежащее
у тебя сокровище. Что может быть бедственнее этого?" /VII:236/
"Нет безумнее человека, раболепствующего богатству.
Одолеваемый он представляет себя повелителем; будучи рабом, почитает себя
господином; связав себя узами, радуется; усиливая лютость зверя, веселится;
находясь в плену, торжествует и скачет" /VII:535/.
"Он (сребролюбец - Н.С.) нападает на всех, все поглощает подобно
аду, всюду ходит, как общий враг рода человеческого. Ему хочется, чтобы не было
ни одного человека, чтобы ему одному обладать
всем" /VII:321/.
2. Отдать нужно все. Итак,
как же спастись богатому? По Клименту, нужно «хорошо» распорядиться своей собственностью. Об этом же не раз говорит и
Златоуст:
"Итак,
не будем осуждать богатства, не будем порицать и бедности вообще, но - тех,
которые не хотят хорошо пользоваться ими, потому что сами по себе они вещи
безразличные" /III:367/.
"Видишь
ли, что добро не в бедности и не в
богатстве, но в нашем намерении?
Итак, направим его к добру и
сделаем благоразумным. Если ему будет
дано хорошее направление, то ни
богатство не сможет нас лишить царствия,
ни бедность причинить нам вреда" /XI:241/.
На 1 Тим.6,9
(«А желающие обогащаться впадают в искушение»): "не сказал просто:
богатые, а: хотящие, потому что и имея деньги можно
хорошо распоряжаться ими, если человек будет презирать их и раздавать
бедным. Следовательно, не таковых
обличает он, а жаждущих приобретения" /XI:744/.
Снова, казалось бы, мы имеем ряд высказываний вполне в духе Климента.
Но что значит «хорошо распоряжаться» богатством? И Климент и Златоуст отвечают: раздавать его бедным. Однако между
позициями обоих отцов есть существенная разница. С точки зрения Климента, всю
собственность раздавать и не нужно (иначе нечем благотворить) и невозможно
(материальные вещи нужны для жизни); нужно лишь внутренне освободиться от
власти богатства. А потому Климент подразумевает благотворительность, при
которой богатый остается богатым.
Для Златоуста ситуация выглядит
иначе: радикально разорвать «мертвую петлю» можно только освободившись от
богатства. А отсюда под истинной милостыней святитель подразумевает полную
раздачу имения бедным:
"Как же можно спастись богатому? Все стяжание свое
делая общим для нуждающихся" /VII:751/.
"...если ты не подаешь, пока имеешь, ты не все еще
исполнил" /VIII:518/.
"только тогда ты оправдаешься, когда ничего не
будешь иметь, когда ничем не будешь владеть; а пока ты что-нибудь имеешь, то
хотя бы ты дал тысячам людей, а остаются еще другие алчущие, нет тебе никакого
оправдания" /XII:664-665/.
Почему же так строго? Златоуст подробно обосновывает свою
позицию. Сначала рассмотрим обоснование на уровне «психологии богатства». Из
гомилий Златоуста можно извлечь большой блок фрагментов, рисующих тотальное
поклонение мамоне, повсеместное укоренение страсти любостяжания в мире.
Златоуст живописует поистине страшную картину:
"Но,
о, власть денег, очень многих из наших братий отлучающая от
стада! Ведь ничто иное уводит их
отсюда, как тяжкая та болезнь и иногда негасимая печь: это владычица, грубее всякой грубости,
мучительнее зверя, свирепее демонов - она кружит теперь на площади, владея своими
пленными, давая тяжкие
приказания и нимало не дозволяя вздохнуть от гибельных трудов" /XII:311/.
" все мы
простираем руки на любостяжание, и
никто - на вспомоществование (ближним);
все - на хищение, и никто - на помощь; каждый старается, как бы увеличить свое состояние, и никто -
как бы помочь нуждающемуся; каждый всячески заботится, как бы собрать более
денег, и никто - как бы спасти свою душу; все боятся одного, как бы не сделаться
бедными, а как бы не попасть в геенну,
о том никто не беспокоится и не трепещет" /XII:194-195/.
"До
каких пор будем мы любить деньги? Я
не перестану вопиять против них, потому что они причиной всех зол. Когда же мы насытим эту ненасытимую страсть?
Что привлекательного имеет в себе золото? Я прихожу в изумление от этого...
Откуда вошел этот недуг во вселенную? Кто может совершенно искоренить
его? Какое слово может поразить и совершенно убить
этого лютого зверя? Страсть эта внедрилась в сердца даже таких
людей, которые по-видимому благочестивы" /XI:560/.
"В
том-то и беда, что зло увеличилось
до такой степени, что (добродетель
нестяжания) стала, по-видимому, невозможной, - и что даже не верится, чтобы
кто-нибудь ей следовал /VIII:441/.
"Этот
недуг (хищение и любостяжание - Н.С.) объял всю
вселенную, обладает душами всех, - и,
поистине, велика сила мамоны!" /VIII:509/.
"О
сребролюбие! Все свелось к деньгам, - потому и перепуталось! Ублажает ли кто
кого, помнит деньги; называют ли
несчастным, причина опять в них
же. Вот о том только и говорят, кто
богат, кто беден. В военную ли службу кто имеет намерение поступить, в брак ли
кто вступить желает, за искусство ли
какое хочет приняться, или другое что
предпринимает, - не прежде поступает к
исполнению своего намерения, пока
не уверится, что
это принесет ему
великую прибыль" /VII:885-886/.
"О нем
(богатстве – Н.С.) надо мне начать речь,
потому что оно для многих,
зараженных этою жестокою болезнью, кажется драгоценнее и здоровья, и
жизни, и народной похвалы, и доброго мнения,
и отечества, и домашних, и друзей,
и родных, и всего прочего. До самых облаков достигает пламя этого
костра, и сушу и море обнял огонь этой печи. Никто не тушит этого пламени, а
раздувают все, как те, которые уже пленены, так и те, которые еще не пленены,
чтобы быть плененными. Каждый может видеть, как все, и мужчина и женщина, и раб и свободный, и богатый и бедный,
каждый по своим силам, день и
ночь несут бремя, доставляющее великую пищу этому огню (...) Богатые никогда на
оставляют этой безумной страсти, хотя бы овладели всею вселенною, и бедные
стараются сравняться с ними, и какое-то неисцелимое соревнование, необузданное бешенство и неизлечимая болезнь
объемлет души всех. /III:482-483/.
Подобные, буквально «вопиющие», цитаты можно приводить и
приводить. "Простите, я дрожу от
гнева" /X:208/ - восклицает святитель. Но если столь тотально и губительно
сребролюбие, то и врачевство против
такого опасного недуга должно быть радикальным. Отсюда и требование «отдать
все»: ведь если оставить богатство, то благодаря «мертвой петле» не ровен час
разовьется губительное сребролюбие. У Климента мы ничего подобного не найдем.
Он рассуждает чисто теоретически: спасает не внешнее, а устроение сердца. Его
пафос направлен на поддержание духа
богатых на пути спасения. Златоуста же тотальность погони за богатством
убеждает, что богатый – почти всегда любостяжательный.
Почти, но не всегда. Сам Златоуст приводит примеры
ветхозаветных праведников: «Иов был богат, но не служил мамоне» /VII:243/. В
том же контексте упоминает он и Авраама. Что же думает об этих случаях великий
святитель? Его позицию раскрывает фрагмент, сказанный им по поводу «игольных
ушей» (Мф.19,24):
"А отсюда видно, немалая награда ожидает тех, кто
при богатстве умеет жить благоразумно. Потому Христос называет такой образ
жизни делом Божиим, чтобы показать, что много нужно благодати тому, кто хочет
так жить" /VII:646/.
Иначе говоря, можно спастись и оставаясь богатым, но это
- удел лишь высоких душ, получивших особую, сугубую благодать от Бога. Воистину
"Человекам это невозможно, Богу же все возможно" (Мф.19,26).
Остальным же, обыкновенным христианам, путь спасения один: «что имеешь, продай
и раздай нищим» (Лк.18,22).
3. Богатство
добродетелей. Выше упоминался аллегорический метод Климента, который проявлялся как в экзегезе эпизода о
богатом юноше, так и в расширительном, аллегорическом истолковании богатства.
Интересно, что Златоуст также не чужд аллегории. Естественно, как истинный
антиохиец, он отвергает аллегорическое толкование Климента и истолковывает
слова Христа «пойди, продай имение твое и раздай нищим» (Мф.19,21)
буквально. Однако, Златоуст широко
пользуется второй идеей Климента – расширительным толкованием смысла богатства:
подлинное богатство – богатство души, богатство добродетелей. Например:
"не будем унывать по причине бедности, но будем искать того
богатства, которое состоит в добрых делах, и убегать той бедности, которая вводит нас в грех. По этой последней и известный богач действительно был беден, почему и не мог, не смотря на усиленные
просьбы, получить и одной капли воды" /VII:97/.
"Желания делают человека богатым и бедным, а не обилие или недостаток денег"
/XI:240/.
Мысли, вроде бы, климентовские, но их использование
совершенно другое. Если для Климента аллегория богатства имеет принципиальный
характер и естественно вытекает из всей его системы интерпретации Писания, то
для Златоуста аллегория – риторический прием, блестяще используемый им для выражения самых заветных идей. Дело в
том, что в большинстве случаев проповедь Златоуста о богатстве обращена к
богатым: великий святитель убеждает их добровольно от богатства отказаться. И
здесь он применяет весь свой богатейший риторический арсенал. Златоуст говорит о тяготах и неудобствах, которые
налагает богатство, указывает на его непостоянство, о ненависть людей к богатым
и пр. Говоря же о должном Златоуст мудро применяется к менталитету слушателей,
которые привыкли «стяживать» и «богатеть». Он как бы говорит на их языке, но
изменяет сам смысл понятия «богатство» - богатым для Бога становится
добродетельный, а истинным богатством – милостыня.
4. Идеал
общности имений. Вспомним, что Климент только Бога считает подлинным
собственником всего, а потому наша собственность строго говоря – «богатство
неправедное», но «возможно из всей неправоты создавать дело правое и
спасительное», т.е. заниматься благотворительностью. Весь этот круг идей
Златоуст полностью принимает:
"Слова мое и твое суть только пустые слова, а на деле не то. Например, если ты назовешь своим дом, это - пустое слово, не соответствующее предмету; ибо Творцу принадлежит и воздух, и земля, и вещество, и ты сам, построивший его, и все прочее. Если же он в твоем употреблении, то и это не верно, не только по причине угрожающей смерти, но и прежде смерти по причине непостоянства вещей. Представляя это непрестанно, будем любомудрыми, и получим от того весьма важную двоякую пользу: будем благодарными и при получении, и при потере, а не станем раболепствовать предметам преходящим и не принадлежащим нам. Лишает ли нас Бог имущества. Он берет свое (...) Будем же благодарны, что мы удостоились содействовать делу Его. Но ты хотел бы навсегда удержать то, что имеешь? Это свойственно неблагодарному и незнающему, что у него все чужое, а не свое. Как знающие, что находящееся у них не принадлежит им, расстаются со всем благодушно, так скорбящие при лишении приписывают себе принадлежащее Царю. Если мы сами - не свои, то как прочее - наше? Ибо мы в двух отношениях принадлежим Богу - и по сотворению, и по вере" /X:95-96/.
"Эти
имущества Господни, откуда бы мы их ни собрали" /I:805/.
"Ведь и
ты только распорядитель своего имущества,
точно также, как и служитель церкви,
распоряжающийся ее стяжанием. Как последний не имеет власти расточать
сокровищ, даруемых вами в пользу бедных, по своей воле и без разбора, потому что они даны на пропитание
бедных, так и ты не можешь расточать
своих сокровищ по
своей воле" /VII:779/.
"Не
думай, чтобы то, что по человеколюбию Божию велено тебе раздавать
как бы свою собственность, было и действительно твое. Тебе Бог дал заимообразно для того, чтобы ты мог употреблять с пользою.
Итак, не почитай своим, когда даешь Ему то, что Ему же принадлежит
/VII:780/.
"Он
не напрасно высказал такое прибавление
("от мамоны неправды" - Н.С.).
Так как у многих богачей богатство собрано грабежом и жадностью, то Он говорит: это дурно,
и не следовало тебе так собирать деньги;
но так как ты уже собрал, то отстань от грабежа и жадности и воспользуйся для должного своими деньгами. Не то я говорю, чтобы ты грабя оказывал
милостыню, но чтобы ты прекратил жадность, воспользовался богатством для
милостыни и человеколюбия" /III:307/.
« ... Его слова
(«сотворите себе други» (Лк.16,9) - Н.С.) имеют такой смысл: ты приобрел худо -
истрать хорошо. Собрал неправедно - расточи праведно» /VII:58/.
Снова, как будто, все по Клименту. Но Златоуст идет дальше. Значительно
дальше. Из того, что все – Божие он выводит, что все должно быть общим:
«если наши блага принадлежат общему Владыке, то они в равной степени составляют достояние и наших
сорабов: что принадлежит Владыке, то
принадлежит вообще всем» /XI:704/.
А отсюда великий святитель выводит примат общественной собственности
над частной:
«Следовательно,
для нас предназначено скорее общее,
чем отдельное, владение вещами,
и оно более согласно с самой природой» /XI:705/.
Причем, это – не случайная мысль, а хорошо продуманная
концепция, к которой Златоуст возвращался не раз. В частности, он с восторгом
принимает все совершенное апостолами в Иерусалимской общине (Деян. 2,;4,) :
"Это
было ангельское общество, потому что они ничего не называли своим...Видел ли ты успех благочестия? Они отказывались от имущества и радовались, и велика была
радость, потому что приобретенные блага были больше. Никто не поносил, никто
не завидовал, никто не враждовал, не было гордости, не было презрения, все как
дети принимали наставления, все были
настроены как новорожденные... Не было холодного слова: мое и твое;
потому радость была на трапезе. Никто не думал, что ест свое; никто (не думал), что ест
чужое, хотя это и кажется загадкою. Не считали чужим того, что принадлежало
братьям, - так как то было Господне; не
считали и своим, но -
принадлежащим братьям" /IX:73/.
Здесь в особенности обращает на себя внимание отношение
святителя к словам "мое и твое", которые вполне отражают смысл
частной собственности. Св. отец характеризует это речение как
"жестокое", "произведшее бесчисленные войны",
"холодное". Одно это ярко характеризует негативное отношение
святителя к частной собственности. В другом месте св. отец еще более строг:
"слово - это "мое" - проклятое и пагубное;
оно привнесено от диавола" /XI:181/.
Нравственно отвергая «мое и твое», Св. Иоанн Златоуст считает общность
имущества, достигнутую в Иерусалимской общине,
гораздо более высокой формой христианской жизни, чем климентовский идеал
благотворительности:
«Это жестокое и произведшее бесчисленные войны во
вселенной выражение: мое и твое , было изгнано из той святой церкви, и они жили
на земле, как ангелы на небе: ни бедные
не завидовали богатым, потому что не было богатых, ни богатые презирали
бедных, потому что не было
бедных, но бяху им вся обща: и ни един же что от имений своих глаголаше
быти; не так было тогда как бывает
ныне. Ныне подают бедным имеющие
собственность, а тогда было не
так, но отказавшись от обладания
собственным богатством, положив его
пред всеми и смешав с общим, даже и незаметны были те, которые прежде были
богатыми» /III:257-258/.
Однако, это равноангельское состояние достигнуто, по
Златоусту, путем милостыни. Святитель считает, что обычная милостыня, когда
люди отдают незначительную часть своего состояния отдельным людям, даже и
милостыней не может быть названа. Подлинная милостыня, когда все отдают всем
все. Именно это, по мнению Златоуста, и произошло в Иерусалимской общине.
Говоря о ней, святитель восклицает:
"Таков плод милостыни: чрез нее упразднялись перегородки и препятствия, и души их тотчас соединялись: "у всех их бе сердце и душа едина" /XI:880/.
И, восхищенный жизнью Иерусалимских первохристиан,
святитель прямо с амвона призывает своих прихожан (правда, без особой надежды
на успех) последовать их примеру:
"Но если бы мы сделали опыт, тогда отважились бы на
это дело. И какая была бы благодать! Если тогда, когда не было верных, кроме
лишь трех и пяти тысяч, когда все по всей вселенной были врагами веры, когда
ниоткуда не ожидали утешения, они столь смело приступили к этому делу, то не
тем ли более это возможно теперь, когда, по благодати Божией, везде во
вселенной пребывают верные? И остался ли бы тогда кто язычником? Я, по крайней
мере, думаю, никто: таким образом мы всех склонили бы и привлекли бы к себе.
Впрочем, если пойдем этим путем, то уповаю на Бога, будет и это. Только
послушайтесь меня, и устроим дело таким порядком; и если Бог продлит жизнь, то,
я уверен, мы скоро будем вести такой образ жизни" /IX:114/.
В «Кто из богатых спасется?» всего этого богатства
златоустовской мысли мы не найдем. Правда, ради справедливости следует
отметить, что в «Педагоге» Климент также признает, что общее владение
установлено Богом:
"Бог предназначил род наш для общности...Все -
общее, и богатые не должны стремиться иметь больше... Ибо Бог дал нам (я знаю
это) право пользования, но в пределах необходимого, и определил, чтобы
пользование было общее. Неуместно, чтобы один имел в избытке, когда многие
нуждаются" ("Педагог", II,12, цит. по /3:85/).
Однако, это весьма далеко от златоустовского пафоса общей
жизни вплоть до общения имуществ. Общественный идеал Климента – общество, в
котором всегда есть богатые и бедные; но богатые благотворят бедным, а
последние смиряются и с благодарностью принимают. Социальный идеал Златоуста
другой: нет ни богатых, ни бедных, ибо
все общее, и все, проникнутые любовью друг к другу, живут как «одно сердце и
одна душа» (Деян.4,32).
5. «Любовь не ищет
своего». И Климент и Златоуст рассматривают проблему богатства на двух
уровнях: 1) уровне лично-аскетическом и 2) уровне любви к ближнему. О
воззрениях отцов на втором уровне следует сказать подробнее.
Любовь к ближнему Климента дальше благотворительности не
идет. Иное дело у Златоуста. Он разворачивает целую философию собственности в
свете любви к ближнему. Именно с этой точки зрения он смотрит на богатство:
умножает ли оно любовь, или, наоборот, тушит ее. И здесь с удивительным
прямодушием и бесстрашием он говорит об обратной зависимости между любовью и
богатством:
"...желание иметь средств к жизни больше, нежели
сколько у ближнего, происходит не от иного чего, как от того, что любовь охладела"
/XI:153/.
"...каким образом владеющий богатством бывает благ?
Конечно, он не благ, но он становится благим, когда раздает свое богатство. Когда
же не имеет его, тогда он и благ; и когда раздает его другим, тогда тоже благ;
а до тех пор, пока удерживает его при себе, он не бывает благим /XI:705/.
"...если, имея богатство, раздаем его другим, или
предложенного нам не берем, мы бываем добры; напротив, если берем или приобретаем
его, то становимся недобрыми" /XI:706/.
Именно любовь к ближнему заставляет богатого раздавать
свое имение:
"Вот почему и признаком учеников Своих Он поставил
любовь, потому что тот, кто любит, необходимо печется о благосостоянии любимого
лица" /VII:781/.
Поэтому для Златоуста уже сам факт обладания богатством говорит о том, что этот человек отвергся христианской любви. В этом смысле богатство для святителя является как бы лакмусовой бумажкой, высвечивающей степень любви в человеке. В качестве примера он не раз указывает на богача из притчи о богаче и Лазаре (Лк.16,19-31):
"...первый порок богатого - жестокость и
бесчеловечие в высшей степени" /I:787/.
А вот что святитель говорит по поводу обсуждаемого
евангельского эпизода с богатым юношей (Мф.19,16-22):
"...юноша сам себя обличил в пустом самодовольстве:
ведь если он жил в таком изобилии, а других, находившихся в бедности, презирал,
то как же он мог сказать, что возлюбил ближнего?" /VIII:262/.
Поэтому стяжание богатства – верный признак
жестокосердия. Относительно способов собирания
богатства у святителя нет никаких иллюзий:
"Мы видим, что многие собирают великое богатство
хищением ... отвечай мне, можно ли сказать, что это богатство от Бога? Нет. Откуда
же? От греха" /X:350/.
"Почему же, скажешь, Он многим дает? Но откуда
видно, что Он дает? Кто же, скажешь, дает другой? Собственное их любостяжание,
грабительство" /XII:173-174/.
"...если ты хочешь разбогатеть, то не лихоимствуй,
если хочешь оставить детям богатство, приобретай (богатство) честное, - если
только таковое бывает" /XI:21/.
"В отношении имущества невозможно быть одному
богатым без того, чтобы наперед другой не сделался бедным" /X:419/.
А
вот убийственная, не требующая комментариев, формулировка:
"невозможно разбогатеть тому, кто не делает
несправедливости" /XI:703/.
Святитель не устает повторять, что богатство, которое не
истрачено на милостыню фактически есть грабительство и подлежит жестокому
осуждению:
"не
уделять из своего имущества есть также похищение" /I:805/.
"Как казнохранитель, получивший царские деньги, если
не раздаст их кому приказано, а истратит на собственную прихоть, подвергается
наказанию и погибели; так и богач есть как бы приемщик денег, следующих к
раздаче бедным, получивший повеление разделить их нуждающимся из его
сослужителей; посему, если он истратит на себя сколько-нибудь сверх необходимой
нужды, то подвергнется там жесточайшей ответственности; потому что имущество
его принадлежит не ему собственно, но его сослужителям" /I:805-806/.
В последней цитате святитель разъясняет замысел Божий о
богатстве: «богач есть как бы приемщик денег, следующих к раздаче бедным».
Здесь снова следует вспомнить Климента, для которого богатство – «орудие»,
«дар Божий», который следует использовать на благотворение и тем стяжать Небесные
обители.
Интересно, что по поводу благодатности богатства Златоуст даже спорит с
Ветхим Заветом. Так, останавливаясь на библейском речении: "богатство и
нищета от Господа" (Сир.11,14), он дает ему неожиданное для многих
толкование:
"Это было сказано в Ветхом Завете, когда богатство считалось
весьма важным, а бедность была презираема, одно было проклятием, а другое -
благословением. А теперь не так" /XII:160/.
Иными словами, христианство отказалось от мысли, что
богатство есть благословение Божие. Скорее наоборот, ставя во главу угла
сотериологию, христианство видит не в богатстве, а именно в бедности более
спасительное состояние. "Добродетель гораздо удобнее совершается при
бедности" /XI:313/ - замечает святитель.
Итак, по Златоусту, любовь – к Богу и ближнему – требует
от христианина отдать все. Именно любовь, возгреваемая Духом Святым, двигала
иерусалимскими первохристианами и привела к общности имущества. Святитель
общность имений даже называет "виновницей благ" /IX:112/. Однако
отсюда не следует, что Златоуст считал общение имений панацеей от всех
социальных нестроений. Он делает удивительно глубокое и ценное для нас
замечание:
"Но скажи мне: любовь ли родила нестяжание, или
нестяжание - любовь? Мне кажется, любовь - нестяжание, которое укрепляло ее еще
больше" /IX:110/.
Святитель ясно понимает, что общение имуществ должно
зиждеться на высочайшем нравственном уровне; только тогда оно будет благодатным
и стабильным. Чисто же административное, насильное введение общения имуществ,
без нравственного усовершенствования людей никаких благих плодов не даст.
6. Новоначальные и
совершенные. Итак, мы видим, что разница между воззрениями Климента и
Златоуста глубока. В частности, концепция Климента имеет тенденцию к оправданию
и даже освящению частной собственности. По Златоусту же, высшей экономической
формой устроения христианской жизни является общественная собственность.
Однако, с другой стороны, Златоуст приемлет практически все соображения
Климента. Мы снова возвращается к отмеченному нами парадоксу. На наш взгляд
этот парадокс легко объясним, если учесть одно существенное обстоятельство.
Дело в том, что святым отцам чужд упрощенный взгляд на вещи по принципу
белое/черное, особенно в имущественной этике. В первую очередь, это выражается
в четком различении святыми отцами требований к новоначальным и совершенным. У
Климента это ясно прослеживается в направленности его основных сочинений /6/:
«Увещание к эллинам» предназначено для вступающих на христианский путь,
«Педагог» - для уже идущих по этому пути, а «Строматы» - для христиан,
достигших определенной степени совершенства.
У св. Иоанна Златоуста различение нравственных требований к новоначальным и продвинутым выражено эксплицитно, причем именно в области имущественной этики. Если заповеди для стремящихся к совершенству изображают идеал, ту цель, к которым должны стремиться и отдельные личности и общество в целом, то требования к новоначальным указывают на первые шаги, которые христианин должен сделать, следуя по этому пути к идеалу. Сам Златоуст, разумеется, по соображениям икономии, это различение не раз оговаривает:
"Итак, если вдруг всего достигнуть для тебя трудно,
то не домогайся получить все в один раз, но постепенно мало по малу восходи по
этой лестнице, ведущей тебя на небо" /VII:647/.
"А что многие исполнили это учение (не заботьтесь,
что вам есть и во что одеться - Матф.6,25), мы можем доказать примером тех,
которые так любомудрствуют и в наше время. Но на первый раз для нас достаточно
будет, если вы научитесь не лихоимствовать, почитать добром милостыню, и
узнаете, что должно уделять от своих имуществ неимущим. Если, возлюбленный, ты
исполнишь это, то скоро будешь в состоянии исполнить и то" /VII:247/.
"Не можешь совершенно расстаться с богатством?
Уделяй часть от имения твоего (...) Не хочешь отдать Ему (Христу) всего? Отдай
по крайней мере половину, или третью часть" /VII:478/.
"...у нас и речь теперь не о том, чтобы вы
растратили имущество. Я желал бы этого; но так как это бремя выше сил ваших,
то я не принуждаю. Я только убеждаю, чтобы вы не желали чужого, чтобы уделяли
и от своего" /VIII:441/.
"А что говорит Христос? "Лиси язвины имут, и птицы небесны гнезда: Сын же человеческий не имать, где главу подклонити (Лук.9, 58). Если бы мы стали этого требовать от вас, то это, может быть, многим показалось бы делом трудным и тягостным. Итак, ради вашей немощи, я оставляю эту строгость: а требую только, чтобы вы не имели пристрастия к богатству, - и как, ради немощи многих, я не требую от вас такой высокой добродетели, так убеждаю вас, и тем более, удаляться пороков. Я не осуждаю тех, которые имеют домы, поля, деньги, слуг; а только хочу, чтобы вы владели этим всем осмотрительно и надлежащим образом. Каким надлежащим образом? Как следует господам, а не рабам, т.е. владеть богатством, а не так, чтобы оно обладало вами, употреблять его, а не злоупотреблять" /VIII:129/.
"Ведь не на самый верх нестяжания ведем мы тебя, просим только, чтобы ты отсек лишнее, и возлюбил только довольство, а довольство ограничивается самым нужным, без чего жить нельзя. (...) Когда ты научишься ограничиваться довольством, тогда, если ты захочешь подражать евангельской вдовице (Лк.21,14), поведем тебя к высшему. Ты недостоин еще любомудрия этой жены, когда заботишься о довольстве. Она была выше и этой заботы, потому что все средства своего пропитания повергла (в сокровищницу)" /X:640-641/.
Об
общении имуществ:
"Пусть же наши слова относятся к людям совершенным, а менее совершенным
скажем следующее: уделяйте от имения своего нуждающимся" /X:150/.
Из сделанных
выписок ясно видна важная особенность мышления Златоуста. Если совершенным
великий святитель усваивает выполнение таких норм как полное нестяжание и
общность имущества, то для новоначальных он снижает планку требований. И
характерно то, что от них Златоуст
требует буквально всей климентовской программы. Так тезис: "владеть
богатством, а не так, чтобы оно обладало вами", - тезис, являющийся
краеугольным камнем в системе Климента - для Златоуста не вершина учения, а
условие, обязательное для всех христиан, в том числе - и новоначальных. Тоже самое – к заповедям для новоначальных
- относится, по Златоусту,
довольствование необходимым, нежелание чужого, милостыня (если под ней
понимать обычное бросание монеток нищим).
Таким образом, великий святитель блестяще решает задачу
преемственности христианского учения. С одной стороны, он максимально
использует все ценное, что заключено в концепции Климента Александрийского. Но,
с другой стороны, святитель не абсолютизирует его взгляды, а находит концепции
Климента свое место – это учение для новоначальных, делающих только первые шаги
на пути к совершенству. Для таковых допускается оставление собственности и даже
богатства, но требуется внутренне от него отказаться, избегать роскоши и
жертвовать хотя бы часть имения бедным. Златоуст отнюдь не пренебрегает
новоначальными – ведь их большинство, и любвеобильное сердце святителя болеет
об их спасении. Пусть только кто из них сделает этот шаг, и тогда он, поняв,
что это – отнюдь не совершенство,
увидит зато, как двигаться к совершенству дальше.
Для продвинутых, идущих по пути совершенства христиан
Златоуст видит иную перспективу: внутренняя независимость от имения должна
подкрепляться и внешним отказом от
собственности. Добровольно бедный – свободен, он не отягощен заботами об
имении. Таковой может легко следовать за Христом. Но как жить ищущим
совершенства не обладая собственностью? Ведь без предметов материального мира
человек в этом падшем мире жить не может – и Златоуст это, конечно, понимает.
Выход подсказывает Писание. Общность имущества – вот предлагаемая Деяниями
апостольскими форма жизни, решающая все имущественные проблемы христианина.
Общность имущества, с одной стороны, не давая развиться любостяжанию и чувству
своего, позволяет, с другой стороны, эффективно организовать хозяйственную жизнь. А главное, общность
имущества соответствует тому состоянию любви и единения, которое должно царить
среди христиан. Путь к общности имущества, по Златоусту, - милостыня, которая
среди совершенных становится настолько обильной и всеобщей, что естественно
уничтожает границы частной собственности, преодолевая «холодное слово «мое и
твое».
Таким образом, великий святитель развивает исключительно
емкое и глубокое учение о богатстве и собственности, которое включает концепцию
Климента, но далеко не сводится к ней. Поразительна полнота и многосторонность
златоустовского учения. Это как бы
громадное светлое здание, в котором уютно и новоначальным и совершенным.
Если нижние этажи этого здания златоуст в основном строит по проекту Климента,
то верхние этажи великий святитель творит, опираясь на Писание и опыт
первохристианской апостольской общины.
В связи с этим может быть поставлен вопрос: для кого
написаны «Кто из богатых спасется?» - для совершенных или для новоначальных?
Если для новоначальных, то тогда позиции обоих отцов сближаются – Климент, как
и Златоуст, учит в порядке икономии, приноравливаясь к немощам пасомых. Однако,
каких-либо ясных свидетельств об этом в тексте творения Климента мы не находим,
так что вопрос остается открытым.
Имущественные воззрения Климента и Златоуста,
естественно, нашли значительный резонанс в православном богословии. Поучительно
рассмотреть генезис обеих концепций и их судьбу в церковной истории.
Разумеется, такая задача очень сложна, и в данной статье приводятся только
отдельные соображения, направленные на ее решение.
Святые отцы II-IV вв. о богатстве. Прежде всего рассмотрим воззрения святых отцов – современников и
предшественников св. Иоанна Златоуста. Оказывается, что по ключевым пунктам
святые отцы с ним солидарны.
1. Так, центральная для Златоуста нравственная тема
оскудения любви от возрастания богатства присутствует и у других святых
отцов:
Феодорит
Кирский:
"Обилие денег и преизбыточество преспеяний в
добродетели прямо между собой противоположны" /12:85/.
Иоанн
Лествичник:
"Стяжавший любовь - расточил деньги; а кто говорит,
что имеет и то и другое, тот сам себя обманывает" /13:131/.
Особенно чеканную формулировку этого принципа дает
Василий Великий:
"кто любит ближнего как самого себя, тот ничего не
имеет у себя излишнего перед ближним. Но ты оказываешься имеющим "стяжания
многа". Откуда же это у тебя? Не ясно ли видно, что свое собственное
удовольствие предпочитаешь ты облегчению участи многих? Поэтому чем больше у
тебя богатства, тем меньше в тебе любви" /14:101/.
Очень
резок и святитель Амвросий Медиоланский:
"Стремясь увеличить свои богатства, скопить денег,
приобрести в собственность земли, превзойти (других) богатством, мы совлекаем с
себя образ справедливости" ("Об обязанностях
священнослужителей", кн.1, гл.28, цит. по /3:144-145/).
2. Тема: "все - Божие,
и поэтому все - общее"
также не раз встречается в святоотеческой письменности. Однако обычно святые
отцы соединяют эту мысль с нравственными выводами. Эта мысль присутствует уже в
"Пастыре" Ерма:
"Всем давай потому, что Бог хочет, чтобы всем было
даруемо из Его даров" /15:220/.
Киприан Карфагенский из тезиса принадлежности всего Богу
выводит идеи равенства и милосердия как средства достижения равенства:
«Ибо что принадлежит Богу, то должно составлять общее
достояние», ("Книга о благотворениях и милостыне", ч.2, цит. по
/3:33/).
Василий Великий соединяет мысль о том, что все вещное
принадлежит Богу, с нравственной оценкой богатства. Вот объемная, но важная
для Василия Великого выписка:
"Скажи же мне, что у тебя собственного? Откуда ты
взял и принес с собою в жизнь? Положим, что иной, заняв место на зрелище, стал
бы потом выгонять входящих, почитая своею собственностью представляемое для
общего всем употребления; таковы точно и богатые. Захватив всем общее, обращают
в свою собственность, потому что овладели сим прежде других... Не наг ли ты
вышел из матернего чрева? Не наг ли и опять возвратишься в землю? Откуда же у
тебя, что имеешь теперь? Если скажешь, что это от случая: то ты безбожник, не
признаешь Творца, не имеешь благодарности к Даровавшему. А если признаешь, что
это от Бога; то скажи причину, ради которой получил ты? Ужели несправедлив
Бог, неравно разделяющий нам потребное для жизни? Для чего ты богатеешь, а тот
пребывает в бедности? Не для того ли, конечно, чтоб и ты получил свою мзду за
доброту и верное домостоительство, и он почтен был великими наградами за
терпение? А ты, захватив все в ненаполнимые недра любостяжательности, думаешь,
что никого не обижаешь, лишая сего столь многих? Кто любостяжатель? Не
удерживающийся в пределах умеренности. А кто хищник? Отнимающий у всякого, что
ему принадлежит. Как же ты не любостяжателен, как же ты не хищник, когда
обращаешь в собственность, что получил только в распоряжение? Кто обнажает
одетого, того назовут грабителем; а кто не одевает нагого, хотя может это
сделать, тот достоин ли другого названия?" /18:96-97/.
Отметим, что здесь свт. Василий, предваряя одну из
главных мыслей Златоуста, четко формулирует, что богатый - грабитель, ибо
"не одевает нагого, хотя может это сделать".
Амвросий Медиоланский, подобно предыдущим отцам,
связывает этот довод с нравственной оценкой богатых:
"Земля - общее достояние всех, богатых и бедных;
почему же вы богатые приписываете себе одним право собственности (на нее)?
Природа, которая рождает всех бедными, не знает богатых... Ты не даришь
бедному из твоего, а возвращаешь ему из его же. Ибо ты захватываешь себе одному
то, что дано в общее пользование всех. Земля принадлежит всем, а не
богатым" ("О Навуфее" 1,2; цит. по /9:111,113/).
3. Апология общения имуществ, оказывается,
является обычной в ранней христианской литературе, например, в
"Дидахе":
"Не отвергай нуждающегося, но во всем будь общник с
братом твоим и ничего не называй своим.
Ибо если вы общники в бессмертном, то тем более в смертном!"
/15:25/
Аналогичный фрагмент можно найти и в "Послании
Варнавы" /15:51/.
Святые отцы II-III веков не раз говорят о благодатной жизни, осуществляемой христианами в рамках общественной собственности.
Иустин
Философ:
"Прежде мы более всего заботились о снискании
богатства и имения; ныне и то, что имеем, вносим в общество и делимся со
всяким нуждающимся". ("Апология 1, гл.14, /15:134/.
"И достаточные из нас помогают всем бедным и мы
всегда живем за одно друг с другом. Достаточные и желающие, каждый по своему
произволению дают, что хотят, и собранное хранится у предстоятеля; а он имеет
попечение о всех, находящихся в нужде" ("Апология 1, гл.67,
/15:189/).
Тертуллиан:
"Мы живем по-братски на счет общности имуществ,
между тем как у вас эти имущества производят ежедневные раздоры между братьями.
Мы, которые роднимся друг с другом духом и душой, нисколько не колеблемся
относительно общности вещей. У нас все нераздельное, за исключением жен;
общность прекращается у нас на этом пункте" ("Апологетика", гл.
39, цит. по /9:87/).
3. Тема: «общность имуществ в Иерусалимской общине».
Восторженную оценку происшедшему в Иерусалимской общине дает не только
Златоуст, но и другие святые отцы:
Киприан
Карфагенский:
"Размыслим, возлюбленнейшие братья, о том, что
делали верующие во времена апостолов... В то время продавали домы и поместья, а
деньги охотно и в изобилии приносили апостолам для раздачи бедным; посредством
продажи и раздачи земных стяжаний переносили свое имущество туда, откуда можно
бы получать плоды вечного обладания; приобретали домы там, где можно
поселиться навсегда. В благотворении было тогда столько щедрости, столько
согласия в любви, как о том читаем в Деяниях апостольских (Деян.4,32). Вот что
значит быть истинными чадами Божими по духовному рождению! Вот что значит
подражать по небесному закону правде Бога Отца!" ("Книга о
благотворениях и милостыне", ч.2, цит. по /3:32-33/).
Отметим, что здесь св. Киприан предвосхищает заветную
мысль Златоуста о щедрой милостыне, которая приводит к общности имуществ.
Василий
Великий:
"Оставим внешних и обратимся к примеру этих трех
тысяч (Деян.2,41); поревнуем обществу христиан. У них все было общее, жизнь,
душа, согласие, общий стол, нераздельное братство, нелицемерная любовь,
которая из многих тел делала единое тело" /19:138/.
4. Нестяжание как личный идеал христианина. Прежде всего отметим, что ни один из святых
отцов не поддерживает ни аллегорическое толкование эпизода с богатым юношей, ни
мысль Климента о достаточности только внутреннего отказа от богатства.
Экземплярский пишет:
«И должно сказать, что все же Климент остался
единственным представителем в церковной письменности упомянутого
аллегорического толкования слов Христовых и защитником снисходительного взгляда
на богатство, по которому возможно, не раздавая его, исполнять волю божию»
/3:82/
Наоборот, для святоотеческого сознания несомненно, что
отказ от земных богатств приводит человека к совершенству.
Григорий
Нисский:
"Хочешь ли уразуметь, кто обнищавший духом? Кто
душевное богатство выменял на телесное изобилие, кто земное богатство отряс с
себя... Тяжесть и легкость между собою противоположны" ("О блаженствах",
слово 1, цит. по /3:101/).
"Превозносится богатство добродетелью, презирается
же бренное, земное богатство, ибо одно есть приобретение души, другое же служит
обману чувств" ("О блаженствах", цит. по /9:61/).
Кассиан
Римлянин (начало V в.):
"Итак кто же блаженнее, ужели те, которые из числа
язычников недавно обратившись и будучи не в состоянии восходить к евангельскому
совершенству, еще удерживали у себя свое имущество?... Или те, которые выполняя
евангельское учение, ежедневно нося крест Господень, не хотели ничего оставить
у себя из собственного имущества?... Этого (что первые блаженнее - Н.С.) не
осмелится сказать и безумный" /38:94/.
Бл.
Августин:
"блаженны те, кто уготовляет место Господу тем, что
не пользуется своей частной собственностью... Итак, воздержимся, братья, от
владения частной собственностью или от любви (к ней), если не можем от
владения, и уготовим место Господу" ("Беседа на псалом 131",
цит. по /9:113/).
Очень подробно развивает тему необходимости нестяжания
Тертуллиан:
"Что за предлог по принятии христианской веры
отговариваться потребностями жизни и жаловаться, что нечем жить? На такую
отговорку я мог бы коротко и просто отвечать: ты говоришь про то слишком поздно,
прежде нежели ты сделался христианином, надлежало бы тебе о том размышлять...
Теперь же у тебя есть заповеди Господни, есть образцы, отъемлющие у тебя всякий
предлог. О чем ты говоришь? Я буду беден; но Господь отвечает: "блаженны
нищие". - У меня не будет пищи; но в законе сказано: "Не пецытеся,
что ясте или что пиете". - Нет одежды: "смотрите крин сельных: ни
труждаются, не прядут" - Мне нужны деньги: "вся елика имаши продаждь
и раздай нищим"... - Но я в мире имел известное звание: "никто же
может двема господинома работати" ("Об идолопоклонстве", гл 12,
цит. по /3:30/).
"Если дух наш потрясен потерей имущества, то почти
любое место Божественного Писания убеждает нас презирать мирское. И нет более
убедительного основания презирать деньги, чем то, что Сам Господь жил без
богатств. Он всегда оправдывает бедных, а богатых осуждает. Таким образом, с
терпением Он связывает убыток, а с богатством - презрение, показывая Своим
пренебрежением к богатству, что не следует обращать внимание на его потерю.
Следовательно, уменьшение или даже лишение того, к чему не следует стремиться
(поскольку и Господь не стремился), мы не должны переносить болезненно. Дух
Господень через апостола возвестил, что жадность "есть корень всех
зол" (1 Тим.6,10)" ("О терпении", /16:325/).
Некоторые святые отцы в теме нестяжания упор делают на
том, что это - Божия Заповедь.
Киприан
Карфагенский:
"Господь учит, что тот вполне совершен, кто продав
свое имение и раздав в пользу нищих, заготовляет себе сокровище на небе. Тот,
по словам Господа, может следовать за Ним и подражать славе страдания Господня,
кто в готовности и охоте своей не задерживается никакими сетями домашнего
хозяйства, но, предпослав свое имущество к Богу, отрешенный и свободный сам
идет туда же" ("Книга о молитве Господней", цит. по /3:88/).
"Ты опасаешься, чтобы, много благодетельствовать и
иждивши все свое достояние, через щедрость самому не впасть в нищету (…) Откуда
такой маловерный помысел? Откуда такое нечестивое и богохульное рассуждение?..
Зачем считается и называется христианином тот, кто вовсе не верует во Христа?
Тебе более прилично название фарисея" ("Книга о благотворениях и
милостынях", цит. по /3:84-85/).
Василий
Великий:
"Говорят: "Как же будем жить, оставив все?
Какой вид примет жизнь, если все станут продавать, все отказываться от
имения"? - Не спрашивай у меня разумения Владычных заповедей; Законодатель
знает, как и невозможное согласить с законом. Испытывается же твое сердце, как
бы на весах, куда оно наклонено, к истинной ли жизни, или к настоящим
наслаждениям" /14:106/.
5. Наконец, для святых отцов весьма характерно проводимое
Златоустом различение требований к совершенным и новоначальным.
Василий
Великий:
"А желающему следовать за Господом дал Он совет
продать все имение на благотворение нищим, и потом уже следовать за Ним. Но как
последователям Своим и достигшим совершенства повелевает вдруг и совершенно
исполнить дело милостыни, чтоб, совершив служение своим имением, приступили они
к служению словом и духом; так прочим предписывает всегдашние подаяния и
всегдашнее общение того, что имеют, чтоб чрез это, став жалостливыми,
общительными и милостивыми, оказались подражателями Божию человеколюбию"
/17:396/.
Григорий
Богослов:
"Откажись от всего и стяжи одного Бога...А если не
хочешь оставить все, отдай большую часть. Если же и того не хочешь, по крайней
мере излишки употребляй благочестиво" (Мысли, писанные четверостишиями",
цит. по /3:109/).
Бл.
Иероним:
"хочешь быть совершенною..., продай все, что имеешь
и отдай нищим..., не хочешь быть совершенною, но хочешь удержать вторую степень
добродетели - оставь все, что имеешь, отдай детям, отдай родственникам"
("Письмо к Гебидие", цит. по /3:152/).
"Ты благотворишь, ты жертвуешь.. Но это только первые опыты твоего
воинствования. Ты презираешь золото: презирали его и философы мира... Ты
думаешь, что уже стал на верху добродетели, если пожертвовал часть из целого?
Самого тебя хочет господь в жертву живую, благоугодную Богу. Тебя, говорю, а не
твоего" ("Письмо к Юлиану", цит. по /3:270/).
Все это позволяет утверждать, что концепция св. Иоанна
Златоуста является не просто личным взглядом святителя, а представляет собой
вершину всего святоотеческого учения о христианском отношении к богатству и
собственности. А потому взгляд Златоуста с полным основанием можно назвать
святоотеческим. Что же касается концепции Климента, то святые отцы, отбрасывая
неприемлемые ее стороны, подобно Златоусту, используют ее как учение для
новоначальных.
Влияние концепций
Климента и Златоуста на богословскую мысль XIX-XX веков. Ренессанс русской богословской мысли в конце XIX - начале XX вв. коснулся и проблемы
собственности. Мы этот очень большой вопрос затронем только в связи с
интерпретацией наследия обоих отцов.
Интересно, что в этот период климентовская и
златоустовская концепции парадоксальным образом меняют свою значимость.
Концепция Климента оказывается господствующей, а Златоуста – маргинальной.
Множество изданий толкуют вопрос богатства «по Клименту» (хотя, как правило, не
ссылаются на него). Так, проф. М. Олесницкий, известный учебник которого по
нравственному богословию /11/ был
основным для Духовных Семинарий и Академий и множество раз
переиздавался, пишет:
"Что богатство и вообще имущество
не предосудительно для христианина, это видно уже из того, что Сам Бог
предоставил человеку право господствовать над землею и обладать ею (Быт.1,26;
9,1). А всякое имущество есть плод земли. Обладанием имуществом обусловлена
возможность духовного образования человека и приобретения известной степени
самостоятельности и независимости, необходимых для деятельности в мире.
Имущество же доставляет возможность благотворения. Но, обладая имуществом,
необходимо быть внутренне независимым от него, не пленяться им. "Богатство
аще течет, не прилагайте сердца" (Пс.61,11). Не богатство должно обладать
человеком, а мы должны обладать богатством, свободно распоряжаясь им и
употребляя его на благие дела" /11:228/.
"Нравственно оправдываемый
источник обогащения и вообще приобретения имущества указан в лице Адама,
которому заповедано снискивать хлеб в поте лица (Быт. 3,19)" /11:229/.
"Отдавать деньги на законные
проценты и вообще употреблять свое имущество для приобретения нового имущества,
т.е. для умножения имущества, конечно, позволительно. Притчею о талантах
предполагается естественность и нормальность последнего. Но всякое ростовщичество
безусловно противонравственно" /11:229-230/.
"Бедные должны блюсти внутреннюю независимость от
бедности. "Имея одежду и пропитание будем довольны тем" (1 Тим.6,8).
В то же время бедные должны сознавать, что и при материальной бедности они
могут быть духовно богатыми и высокими" /11:230/.
Здесь без труда узнается климентовская
традиция. Причем она рассматривается как нормативный, принципиально
христианский подход к имущественной проблеме. Однако из нее делается более
определенный вывод о необходимости частной собственности для устроения христианской
жизни. Заметим, что о рекомендации бедным «блюсти внутреннюю независимость» от
бедности, Экземплярский замечает, что
она способна «заставить
покраснеть каждого, знакомого с учением Церкви» /3:6/. Авторы других учебников нравственного
богословия, хотя и менее многословны, но учат в том же ключе: прот. И. Фаворов: "Христианину не
запрещается ни приобретать богатство, ни пользоваться им, когда оно есть"
/20:120/; прот. Иоаким Кочетов. "Иметь собственность в потребном достатке,
даже в некотором изобилии, когда Бог благословляет оным, нимало не
предосудительно христианину, ибо обилие благ земных исчисляется в тех милостях,
которыми Бог обещает благословлять праведников" /21: 88/.
Защитники
климентовкой доктрины оказываются в большинстве. И среди них – люди
достойнейшие. Так, священномученик, протоиерей Иоанн Восторгов, очень тщательно
разрабатывавший этот вопрос, в своем «Противосоциалистическом катехизисе»,
пишет:
"Осуждая чрезмерное пристрастие к богатству,
Христос, однако, не отрицал частной собственности, доказательством чего
является его отношение к закону Моисееву и в частности к десятословию,
отношения к Закхею и другим собственникам, как Лазарь с сестрами, Никодим; а
также многочисленные наставления Его о милостыне и благотворительности
неимущим, которые могут иметь смысл и место лишь в том обществе, где частная
собственность существует" /22:306-307/.
"В. Что говорят об отношении Иисуса Христа к
собственности эти тексты Евангелия?
О. В этих текстах говорится, что Иисус Христос
подтверждает Закон Моисеев и, в частности, десятословие, а десятословие
охраняет частную собственность: "не укради" (заповедь 8-я) и "не
пожелай жены искреннего твоего, не пожелай дому ближнего твоего, ни села его,
ни раба его, ни всякого скота его, ни всего, елика суть ближнего твоего"
(заповедь 10-я). Слова эти как бы нарочно направлены против социализма и его
вожделений" /22:307/.
Конечно, острие критики о. Иоанна Восторгова было
направлено против современного ему атеистического социализма. Но поскольку
социализм – это социальное учение об общественной собственности, то логика
критики требовала развенчания этого основания социализма. И в ряде других своих
работ, составивших целый объемистый 5-тый том собрания сочинений, Восторгов
повторяет и уточняет свою аргументацию:
"Христос Спаситель не отвергал права собственности. Но Он учил, что блага земные не цель, а только средство для достижения цели - Царства Божия. Он учил, что жизнь человека не зависит, не ценится от изобилия имения его; Он предупреждал, чтобы в богатстве человек обладал им и был свободен, а не наоборот: чтобы богатство не владело человеком и не делало его рабом; Он говорил, что собирание материальных богатств без "обогащения в Боге", есть безумие и зло (см. Лк. гл. 12)" /23:53-54/.
"Одновременно
богатые женщины служили Спасителю от имений своих добровольно; в домах людей богатых Спаситель бывал и не гнушался их
угощением и гостеприимством: Иосиф Аримафейский и Никодим, богатые люди, были
учениками Иисуса Христа, и Он не повелевал им раздавать имений" /23:57/.
О.
Иоанну Восторгову вторят многие и многие. Вот несколько примеров.
Профессор-протоиерей
Е. Аквилонов:
«То
несомненно, что по христианскому учению, право собственности священно» /24:7/.
«Отнимите сегодня частную собственность, -
завтра же зашипят в нас не менее опасные змеи в виде самолюбия, честолюбия,
зависти и подобных пороков» /24:15/.
Профессор-протоиерей
Н. Стеллецкий:
«Не
уничтожая разности земных состояний, христианство всячески старается смягчить,
сгладить возможные в данном случае крайности или резкости» /27:156/.
«человек
при самом сотворении вместе с образом Божиим получил от Бога право
собственности» /28:279/.
«человек,
с лишением прав собственности лишен был бы в некотором смысле и прав
разумно-свободного существа» /28:279/.
«по
учению Христа, частная собственность не есть воровство, а законное достояние»
/28:281/.
«Давать
милостыню христианин должен в течение всей жизни своей, а для этого он должен
иметь собственность» /28:287/.
Архимандрит
Платон (Рождественский):
«Богатство
должно служить не для моего личного наслаждения, а для общего благополучия.
Достигается это благотворительностью» /29:328/.
Священник
Николай Загоровский:
«Частная
собственность составляет сильнейшее побуждение к производительному труду»
/25:44/.
О.
Загоровский повторяет аргументы Восторгова о благочестивых богатых спутницах
Христа, которые «служили Ему имением своим» (Лк.8,7), о богатых Никодиме и
Иосифе /26/. О Закхее он утверждает, что тот отдал лишь половину своего имения
/25:771/. Интересно, что в обоснование своей позиции о. Загоровский ссылается
на св. Иоанна Златоуста:
«св.
Иоанн Златоустый много и много раз учил, что Богатство есть дар Божий, что
«Богатство и нищета от Господа» (Сир.11,14)» /26:471/.
В разделе 3 мы уже убедились, что Сир.11,14 Златоуст
толкует как раз противоположным образом.
Этот пример, однако, характерен: многие авторы пытаются
интерпретировать Златоуста в духе Климента. Так, профессор СПДА А.П. Лопухин,
издатель Полного собрания сочинений Златоуста, трактует имущественные воззрения
святителя вполне в духе климентовской концепции. Он считает, что Златоуст
проповедует учение о священном характере частной собственности, что выражается
в том, что святитель не восставал против "коренной основы социального
строя, покоящегося на праве собственности" /30:249/. Лопухин подчеркивает,
что Златоуст так восторгается милостыней, потому что она "не угрожает
собственности" /30:42/. Что же касается мыслей святителя об общении
имуществ, то это лишь мечта, в которую любил переноситься святитель, отвращаясь
от ужасной действительности /30:35/. Трактовка, на наш взгляд, тенденциозная, в
которой (сознательно или нет) совершается подмена: икономические высказывания
святителя рассматриваются как нормативные, выражающие, якобы, подлинно
христианскую точку зрения.
Проф. МДА И.В.Попов, более свободный в трактовке, говорит о двух теориях Златоуста, причем,
де, святитель
"ставит их друг подле друга, не пытаясь примирить
между собою... Первый рекомендуемый святителем способ разрешения имущественного
вопроса - добровольный коммунизм, второй - индивидуальный, но для каждого
обязательный отказ от части имущества в пользу бедных" /31:55-56/.
Иначе говоря, И.В.Попов отмечает у Златоуста и собственно
златоустовскую и климентовскую концепции, но именно в этом видит
противоречивость взглядов святителя. Поразительно, но известный богослов не
замечает, что Златоуст обращается к разным категориям христиан - совершенными и
новоначальным и имеет в виду разные целевые установки (принципиальный взгляд на
вопрос и икономические соображения), что, разумеется, полностью согласует обе
части воззрений святителя.
К сожалению, эта простая мысль так и остается вне поля
зрения исследователей. Так в своей содержательной работе /33/ Н.П. Кудрявцев,
буквально восхищен вдруг открывшимся ему богатством и высотой мысли святителя.
Однако и он, замечая противоречия (как убедился читатель – мнимые) во взглядах
святителя, объясняет их неубедительно - неточностью терминологии св. отца
/33:793/.
Из богословов, в верном ключе трактующих воззрения св.
Иоанна Златоуста, следует упомянуть не раз уже цитируемого проф. В.И. Экземплярского.
Однако, его пламенная борьба за чистоту богословской науки (в области
имущественной этики – в том числе) окончилась плачевно: в 1911г. он был уволен
из Киевской Духовной Академии с формулировкой «за антиправославную литературную
деятельность» /10:3/.
-----------------------------
Итак, если в IV веке православные богословы придерживаются воззрений, которые во всей
своей полноте изложены Златоустом, а Климент Александрийский со своими
взглядами оказывается в одиночестве, то в конце XIX – начале XX вв.
наблюдается обратная ситуация – подавляющее большинство богословов
высказывает воззрения, созвучные концепции Климента, и даже пытаются в духе
Климента интерпретировать взгляды Златоуста. Это еще один парадокс, вытекающий
из приведенного выше обзора (разумеется, далеко не полного) взглядов святых
отцов и богословов новейшего времени. Чем объяснить такую метаморфозу?
Очевидно, в богословской науке за 1500 лет со дня смерти Златоуста произошли
события, приведшие к изменению общепринятой точки зрения на имущественную
этику. Какие именно? Это очень сложный вопрос, требующий тщательного анализа
тех процессов, произошедших за этот длительный период в православном богословии
и тех влияний, которые наше богословие претерпело. Во всяком случае, такое исследование
не входит в задачи данной статьи.
ЛИТЕРАТУРА
I-XII. Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста,
Архиепископа Константинопольского, в русском переводе. тт. I-XII.
С.-Петербург. Издание С.-Петербургской Духовной Академии. 1894-1911.
1. Свт. Климент Александрийский. Кто из богатых спасется?
Православный приход Храма иконы Казанской Божией Матери в Ясенево при участии
ООО «Синтагма». М.: 2000. – с.64.
2. Архиеп. Филарет (Гумилевский). Историческое учение об
отцах Церкви. Т. 1. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1996. – с.240.
3. В.И.Экземплярский.
Учение древней Церкви о собственности и милостыне. Киев, 1910.
4.А.Амман. Путь отцов. Краткое введение в патристику. –
Милан-Москва.: «Христианская Россия». 1994. – с.239.
5.
И.Зейпель. Хозяйственно-этические
взгляды отцов церкви. М., 1913.
6. Д.Миртов. Нравственное учение Климента
Александрийского. СПб., 1900. – с.230.
7. Эме Пюш.
Св. Иоанн Златоуст и нравы его
времени. Пер. с фр. А.А. Измайлова.
Спб., 1897.
8. Евсевий Памфил. Церковная история. М,:1993.
9.
И. Зейпель. Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви. М., 1913.
10.
В. Экземплярский. За что меня осудили?
Киев., 1912.
11. М.
Олесницкий. Нравственное богословие или христианское учение о нравственности.
Учебное пособие для дух. семинарий. СПб., 1907 г., 4-е изд. - с.281.
12. Блаженный Феодорит епископ Кирский. Десять слов о
промысле. Сергиев Посад, Типография Св.-Тр. Сергиевой Лавры, 1907.
13.
Св. Иоанн Лествичник. Лествица. Сергиев-Посад. 1908г.
14.
Василий Великий. К обогащающимся. Творения, часть IV,М., 1993.
15. Писания мужей апостольских. Латвийское Библейское
Общество. Рига, 1994.
16.
Тертуллиан. Избранные сочинения. М., "Прогресс", 1994.
17. Св. Василий
Великий. Беседа 25. "О милости и суде". Творения, ч.4, М., 1993.
18. Творения св. Василия Великого, Часть IV. Беседа 6
"На слова из Евангелия от Луки (12,18): разорю житницы моя, и большия созижду; и о
любостяжательности". М., 1993.
19. Св. Василий Великий, Беседа во время голода и засухи.
Творения, ч.4, М., 1993.
20. Прот. И.Фаворов. Очерки
нравственного православно-христианского учения. Киев. 1868. - с.204.
21. Прот. Иоаким Кочетов. Начертание
христианских обязанностей по учению православно-кафолической церкви. 7-е изд.,
СПб, 1853. - с.186.
22. Прот. И.Восторгов. Опыт противосоциалистического
катехизиса. Полн. собр. соч., т. 5, ч. 1, М., 1913 - с. 329.
23. Прот. Иоанн Восторгов. Христианство
и социализм. Выпуск I-й. М., 1907, - с.182.
24. Проф.-прот. Е. Аквилонов.
Христианство и социал-демократия в отношении к современным событиям.
(Произнесено в собрании «Союза Русского Наорда», 21 ноября 1905г.). СПб.: 1906,
- с.29.
25. св. Николай Загоровский.
Современный социализм пред судо слова Божия // Вера и разум. 1908. N 17 c.598-612, N 18 c.759-777, N 19
c.39-60.
26. св. Николай Загоровский. Отклик
пастыря против порицателей духовных и гражданских властей // Вера и разум. 1908г. N 15 c.317-330, N 16 c.460-475.
27. Проф.-прот. Николай Стеллецкий. Социализм требует уничтожения неравенства человеческих состояний // Вера и разум. 1912. N 2 c.147-166.
28. Н. Стеллецкий. Отрицательное
отношение социализма к частной собственности, или социалистический коммунизм.
// Вера и разум, 1912. N 3
c.277-292, N 4 c.415-428.
29. Архим. Платон. Христианство и социализм. (Речь, произнесенная на годичном акте Киевской духовной Академии 26 сентября 1900г) // Труды Киевской Духовной Академии. 1900, N 11, c.315-360.
30. А.П. Лопухин. Св. Иоанн Златоуст как проповедник
человеколюбия и милостыни//Христианское чтение, янв.-февр. 1897; стр. 24-48; 242-260.
31. И.В. Попов. Святой Иоанна Златоуст и его враги.
Сергиев Посад. 1908. - с. 95.
32. Иван Вурст. Любовь как основная заповедь христианства
по творениям св. Иоанна Златоуста. Московская Духовная Академия. Курсовое
сочинение. Загорск. 1964г. - с.216.
33. Н.П. Кудрявцев. Учение Златоуста о богатстве и его
социальный идеал//Богословский вестник, 1907, декабрь, том III, с. 785-797.