Святоотеческое учение о Тысячелетнем Царстве:

             возвращение из схоластического плена

 

Вячеслав Макарцев

 

Протоиерей Сергий Булгаков в книге «Апокалипсис Иоанна» твердо заявляет, что Церковь «не установила к нему (учению о Тысячелетнем Царстве святых  и первому воскресению — В. М.) никакого определенного и окончательного догматического и экзегетического отношения»[i]. Церковь -  это не демократический клуб: если за определенное частное богословское мнение выступает и подавляющее большинство богословов, то это еще ни о чем не говорит. И бросать тень на святых отцов Папия Иерапольского, Мефодия Патарского, Иустина Мученика, Ипполита, Иринея Лионского, учивших о Тысячелетнем Царстве, не следует, на наш взгляд, торопиться. .

Наши известные современные амилленаристы высказывают лишь частное богословское мнение, то есть теологумен. Почему? В дореволюционном сборнике М. Барсова "Сборник статей по истолковательному и назидательному чтению Апокалипсиса" вместе с "общепринятым" богословским мнением о Тысячелетнем царстве, которое наиболее полно выразил митрополит Макарий в учебнике "Православно-догматическое богословие", опубликованы и другие мнения по этому вопросу: епископа Петра (Екатериновского) и митрополита Московского Филарета.
Таким образом, М. Барсов представил в своем сборнике два богословских мнения: Тысячелетнее царство Христа уже есть - говорят одни; его еще пока нет, оно будет по низвержении царства "зверя", - говорят другие. Но при этом подчеркивают то, что оно будет носить не грубо чувственный, а духовный характер, что и понятно, поскольку это Царство Христа, а не Антихриста.
Если бы Церковь определилась по этому вопросу соборно, то мнение епископа Петра и митрополита Филарета было бы отвергнуто как еретическое и не вошло в этот сборник.

К учебнику «Православно-догматическое богословие» митрополита Макария всегда было очень много претензий: он выдавал частные богословские мнения за общецерковные или, наооборот, общецерковные понижал до частных, занимался «суммированием" частных богословских мнений «для создания некоей упрощенной «суммы богословия», для выведения некоего «общего знаменателя» православного догматического учения».

Вот как в наше время пишет об этом архиепископ (сегодня уже митрополит) Илларион (Алфеев), касаясь вопроса о сошествии Христа в ад: «Что же касается упомянутого мнения преосвященного Макария, то оно, конечно же, не единично и отражает то понимание, которое было господствующим в русском догматическом сознании XVII—XIX вв. Однако в формировании этого понимания, нам думается, не последнюю роль сыграло то «схоластическое пленение», о котором много говорилось богословами XX века (Флоровским, Шмеманом, Лосским, Мейендорфом и др.). Влияние латинской схоластики, которое было решающим для формирования догматической системы богословов киевской школы XVII—XVIII столетий, остается достаточно ощутимым в труде митрополита Макария (впервые изданном в 1849—1853 гг.), несмотря на очевидное стремление его автора вернуть догматическое богословие к святоотеческим корням. Схоластическое влияние проявляется как в структуре книги и способе подачи догматического материала (например, разделение служения Христа на пророческое, первосвященническое и царское), так и в изложении многих отдельных догматов (например, догмат Искупления, в соответствии с латинской традицией, излагается в терминологии «уплаты нравственного долга» Божественному Правосудию. В качестве источников митрополит Макарий использует тексты Священного Писания и отдельные высказывания Восточных и Западных Отцов Церкви; что же касается богослужебного материала, то он практически полностью игнорируется. Если бы автор «Православно-догматического богословия» был, во-первых, вполне свободен от схоластического наследия, а во-вторых, имел возможность исследовать с догматической точки зрения богослужебные тексты и другие произведения древне-церковной письменности, оставшиеся вне поля его зрения (например, приведенные нами в настоящей книге гимны преп. Ефрема Сирина и кондаки преп. Романа Сладкопевца), его выводы, по-видимому, были бы несколько иными.
Современник митрополита Макария, архиепископ Херсонский и Таврический Иннокентий (Борисов), говоря о сошествии Христа во ад, обращается к богослужебным текстам Православной Церкви в поисках ответа на вопрос о том, кого Христос вывел из ада. В отличие от митрополита Макария, архиепископ Иннокентий считает мысль о спасении «самых упорных душ», т. е. отнюдь не только ветхозаветных праведников, не частным мнением, а общецерковным учением, и говорит — вслед за авторами литургических текстов — о полном опустошении ада Христом».

Здесь же архиепископ Илларион, предваряя критику митрополита Макария, пишет о том, какие источники должны быть авторитетными для православного христианина: «Попытаемся теперь определить, чтo в рассмотренных нами текстах относится к общецерковному учению, а чтo — к области частных мнений (теологуменов) отдельных, пусть даже весьма уважаемых, церковных авторов. Для этого необходимо прежде всего определить, какие источники должны быть наиболее авторитетными для православного христианина, а какие имеют меньшую значимость.
Безусловным и неоспоримым авторитетом является Священное Писание Нового Завета. В православной традиции Священное Писание воспринимается не как нечто первичное по отношению к церковному Преданию: Писание выросло из Предания и составляет его неотъемлемую часть. В Православной Церкви Писание интерпретируется не спонтанно, а изнутри Предания: произвольные толкования допускаются лишь в качестве частных мнений. Ветхий Завет, — в соответствии с традицией, восходящей к апостолу Павлу, — воспринимается как прообраз и провозвестие Нового Завета: «покрывало», лежащее на Ветхом Завете, снимается Христом. Таким образом, Ветхий Завет интерпретируется через призму Нового Завета. И Ветхий и Новый Заветы интерпретируются в свете Предания, отраженного в богослужении и в творениях Отцов и учителей Церкви.
Также безусловным и неоспоримым авторитетом должно обладать литургическое Предание...
Тем же авторитетом должны пользоваться вероучительные документы Вселенских и Поместных Соборов, прошедшие церковную рецепцию. При этом необходимо помнить, что документы Соборов не должны рассматриваться вне того контекста, в котором они писались: каждый из них отвечал на те или иные вызовы своего времени, и не все в них имеет равную значимость для современного христианина. Кроме того, Церковь вправе возвращаться к решениям своих Соборов и при необходимости вносить в них коррективы.
Следующее по значению место в иерархии авторитетов занимают творения Отцов Церкви по вероучительным вопросам. В святоотеческих писаниях следует отличать то, что говорилось их авторами от лица Церкви и что выражает общецерковное учение, от частных богословских мнений (теологуменов). Частные мнения не должны отсекаться для создания некоей упрощенной «суммы богословия», для выведения некоего «общего знаменателя» православного догматического учения. В то же время частное мнение, авторитет которого основывается на имени человека, признанного Церковью в качестве Отца и учителя, не освящено соборной рецепцией церковного разума, а потому не может быть поставлено на один уровень с мнениями, такую рецепцию прошедшими. Частное мнение, коль скоро оно было выражено Отцом Церкви и не осуждено соборно, входит в границы допустимого и возможного, но не может считаться общеобязательным для православных верующих»[ii].

Мнения упомянутых пяти святых отцов о Тысячелетнем царстве не осуждены соборно[iii], а потому «входят в границы допустимого и возможного». Митрополит Макарий, в силу замеченной всеми увлеченностью латинской схоластикой, перегнул палку в этом вопросе и посчитал частное мнение святителя Андрея Кессарийского (который, как мы покажем ниже,  возможно и не высказывал его) и «сумму богословия» богословов его (митрополита Макария) времени по вопросу Тысячелетнего Царства общеобязательным для Церкви.

Вот что пишет священник Борис Кирьянов[iv] в книге "Полное изложение истины о Тысячелетнем царстве Господа на Земле»[v] : "Итак, против шести имен, прямо учивших о Тысячелетнем царстве, м. Макарий выставляет одиннадцать имен, набранных им, поистине, «всеми правдами и неправдами», в качестве противников и опровергателей этого учения.
Даже сами сопоставляемые количества показывают, что опровергающих не так много. А когда расспросим этих из числа 11-ти каждого в отдельности: правда ли, что он выступает против этой истины Апокалипсиса, — то увидим, что Макарий остается, собственно, лишь с Оригеном и Евсевием Кесарийским, первый из которых осужден двумя Вселенскими Соборами Церкви, а второй — арианствующий — не имеет никакой чести и силы выступать против святых Господних и сам будет трепетать перед Судом Господним, ухватившись разве только с отчаянием за порфиру равноапостольного Константина Великого.
Но посмотрим предварительно общим взглядом на выставленных в числе одиннадцати: из них нет ни одного с достоинством личного слушателя Апостолов, ни одного с достоинством даже личного слушателя Мужей апостольских, только первые три хронологически относятся к Церкви первых трех веков — «Каий, пресвитер римский», св. Дионисий Александрийский и Ориген, из которых два последних уже хорошо знакомы нам по предварительному изложению.
Можно сказать, что, если бы даже кроме ап. Иоанна и его Апокалипсиса был только один еще свидетель истины Тысячелетнего царства — св. Папий Иерапольский, или св. Иустин Мученик, или св. Ириней Лионский, — то и одного из этих имен было бы в своем свидетельстве больше всех названных одиннадцати вместе взятых! В делах истины в Церкви Господней верх берет не количество, — а качество, достоинство! (см. Исход 23, 2 !)[vi]".

Священник Борис Кирьянов, на наш взгляд вполне обосновано, утверждает, что Церковью было отвергнуто учение еретика Керинфа о Тысячелетнем царстве, а не святых отцов Папия Иерапольского, Мефодия Патарского, Иустина Мученика, Ипполита, Иринея Лионского.

Неужели мнение стольких древних святых отцов Церкви и таких славных можно полностью игнорировать?
Все современные амилленаристы Русской Православной Церкви пересказывают лишь то, что изложил в учебнике «Православно-догматическое богословие» в 1853 году митрополит Макарий, игнорируя то, что были в те времена и другие мнения по этому вопросу, которые приводит в своем сборнике М. Барсов: епископа Петра (Екатериновского) и митрополита Московского Филарета. Вот что пишет о Тысячелетнем Царстве в указанном сборнике епископ Петр: «...Царствование Бога Христа раскрывается в 20 главе, в которой говорится, что после разрушения царства зверя будет царствовать Иисус Христос со святыми и мучениками, сидящими на престолах (ст. 3) Последнее, то есть празднование брака Агнца, изображается в гл. 21 и 22. Такова связь этого пророчества с предыдущим. Если же это пророчество о тысячелетии относить к прежним временам, и считать его вставочным здесь, то нарушится связь и порядок пророчеств, заключающихся в гл. 19, 21, 22-2. В самом пророчестве этом явно предполагается, что империя зверя появлялась в мире, и уже разрушена. Так, в ст. 4 говорится, что престолы поставлены, и на них сели те, которым предоставлен суд, и воцарились со Христом на тысячу лет. В ст. 10 говорится, что сатана, обольщавший Гога и Магога, ввержен в озеро огненное, куда уже окончательно ввержены были зверь и лжепророк, где они уже находились в то время, когда Бог определил судить и наказывать Гога и Магога. А Гог и Магог появятся тотчас по прошествии тысячи лет и погибнут. Притом в одно и тоже время не могут существовать царство зверя и славное Царство Христово, которое должно распространится по всей вселенной между всеми народами, которых сатана уже не будет обольщать ложной религией и преследовать исповедников истины. Следовательно, тысячелетнее царство Иисуса Христа со святыми будет уже в последние времена, по истреблении царства зверя или антихристианства, когда все иудеи и язычники присоединятся к Церкви Христовой, которая в то же время будет очищена от всех заблуждений, суеверий, соблазнов, грубых пороков плотских людей, чего теперь еще не видно. Ибо Христос не царствует везде, когда на престолах сидят не только исповедующие имя Его только внешне, но и язычники. Царство Христово есть царство правды, истины, благочестия, любви, мира, с обилием благ и даров духовных, торжества над сатаною, над духом гордого, пышного, развращенного мира, и над всеми врагами, противящимися этому царству"[vii]. А вот мнение митрополита Филарета из того же сборника о первом воскресении, которое будет иметь место в начале Тысячелетнего Царства Христа: «Итак, воскресения первого, воскресения блаженных и святых должно искать между днем воскресения Христова и последним днем мира. Где же они? Подлинно, взятие Пресвятыя Девы с телом на небо, по признакам оставшимся на земле, подобное воскресению Христову, не есть ли первый пример первого воскресения? Если Матерь Начальника воскресения последует за ним в воскресение в третий день по Своем успении, то не может ли случиться, что и некоторые другие, по преимуществу святые и достойные блаженства, как, например, те которые жизнь свою отдали за имя Воскресителя, через многие, может быть, веки, однако же ранее последнего всеобщего воскресения умерших и изменения живущих получат некоторое предварительное, особенно им предоставленное участие, как в воскресении, так и в славе и блаженстве ему свойственных? Как просто, по-видимому, и непринужденно сим образом изъясняются слова Тайновидца? Души растесанных за свидетельство Иисусово и за слово Божие ожиша; прочие же мертвецы не ожиша: се воскресение первое (Апок. 20, 4, 5)»[viii].
По существу, спор может идти только меж митрополитом Макарием, автором учебника «Православно-догматическое богословие», и теми, кто ему возражает: епископ Петр (Екатериновский), митрополит  Московский Филарет, а из новых богословов — священник Борис Кирьянов, написавший в 1972 году книгу «Полное изложение истины о Тысячелетнем царстве Господа на Земле»[ix]. 
Вот что священник Борис Кирьянов пишет в своей книге относительно «суммы богословия» митрополита Макария: «Поскольку «первый вид» хилиазма м. Макарий относит к безумной ереси Керинфа, то нет нужды рассматривать это. Достойно только немалого возмущения, что это безумие дьявольской ереси м. Макарий... вталкивает вместе с истиной в одну темницу... под общим изобретенным для них названием «хилиазм»...
Можно еще заметить, что и о законе Моисеевом м. Макарий грубо здесь говорит, не учитывая в достаточной мере Мф. 5, 17 – 18, а также Деян. 21, 18 – 24, где ап. Иаков понудил ап. Павла исполнить этот «обрядовый закон Моисеев»... М. Макарий, хотя и причисляет себя к носителям «закона совершеннейшего, новозаветного», но в своей догматике все хочет заковать в букву и вырядить в схоластическую форму средневекового католицизма, лютого врага духа и православия...

Далее м. Макарий пишет: «Если учения о хилиазме в последнем его виде держались и некоторые из древних учителей Церкви — Иустин, Ириней, Мефодий, то держались единственно как частного мнения [?!], а не как догмата, по свидетельству самого же Иустина, который замечает, что так он думает вместе с некоторыми [?!], а многие христиане чистой и православной веры не разделяют его верования».
Это утверждение м. Макария весьма бесчестно и духовно доходит до клеветы в отношении указанных им «древних учителей Церкви». По причине такого бесчестного и лживого утверждения против учения св. Иустина и св. Иринея об истине Тысячелетнего царства Господа мы и выписали их полностью в предварительном изложении здесь и с подробностью рассмотрели, чтобы всякий читатель не по доверию к словам м. Макария, способного, как видим, к непониманию и искажению правды, а сам, своими глазами, рассмотрел и увидел, как это есть в действительности.
Покажем здесь еще раз лживость этих утверждений м. Макария. Макарий говорит, что Иустин так думает вместе лишь с некоторыми. Св. Иустин же говорит: «Я и многие другие (христиане) признают это, как и вы совершенно уверены, что это будет». Затем тут же говорит прямо, что это учение от Бога: «Ибо я желаю следовать не человекам и человеческим учениям, но Богу и Его учению» (!). Затем, тут же, за этими словами: «Если вы встретитесь с такими людьми, которые называются христианами, а этого не признают, и даже осмеливаются хулить Бога Авраамова, Бога Исаакова и Бога Иаковлева, не признают воскресения мертвых [т.е. первого воскресения мертвых. — Б. К.], а думают, что души их тотчас по смерти берутся на небо, — то не считайте их христианами, подобно тому, как всякий здравомыслящий не признает Иудеями саддукеев» (!). (см. Разг. с Триф., 80, у нас — I, 3, 4)
Итак, ложь и искажение правды м. Макарием — налицо, явны и очевидны.
Либо м. Макарий не читал сам св. Иустина, либо умышленно искажает это, либо то и другое соединились вместе для производства этой лжи на истину и на душу св. Иустина.
Кроме того, по ревности приведенных слов св. Мужа апостольского, проповедника и апологета Вселенской Церкви Господней, учителя и мученика древней Церкви, м. Макарий, как отвергающий учение Божие о первом воскресении мертвых, достоин того, чтобы не считать его за христианина и приравнять к саддукеям. Под такое частное определение св. Иустина он подпадает... Причисляя великого и славного святого Церкви и избранника Господнего св. Иустина, а вместе с ним и других древних учителей и отцов Вселенской Церкви к еретикам, «хилиастам», сам попал под тяжкий запрет, промыслительно уготованный ему Мужем апостольским, и оказался вместе с саддукеями.
Такова участь и всех злостно отвергающих и попирающих истину учения о первом воскресении мертвых и Тысячелетнем царстве Господа на Земле. Таковые — не христиане!»[x]. По существу, книга священника Бориса Кирьянова возвращает святоотеческое учение о Тысячелетнем Царстве из схоластического плена.

Многим покажется очень жестким способ ведения полемики священником Борисом Кирьяновым. Но здесь нужно учитывать, на наш взгляд, несколько моментов. Во-первых, «схоластическое пленение» митрополита Макария было и остается очевидным для многих богословов. Во-вторых, митрополит Макарий действительно довольно грубо обходится с древними святыми отцами Церкви, что не может не вызывать протест в душе православного, с благоговением относящегося к ним. Так, приводя имена святых отцов Церкви, учивших о Тысячелетнем Царстве, он не пишет впереди их слова «святой». Но тут же, в след за этим, называя имена тех святых, которые, как казалось митрополиту Макарию, «прямо восставали» против учения святых отцов (что, как показывает священник Борис Кирьянов, не соответствует истине) Папия Иерапольского, Мефодия Патарского, Иустина Мученика, Ипполита, Иринея Лионского, учивших о Тысячелетнем Царстве, он ставит перед их именем «св.»[xi]. Третий момент связан с тем, что митрополит Макарий неделикатно соединяет в одно целое мнение упомянутых святых отцов о Тысячелетнем Царстве с учением еретиков Керинфа и Аполлинария: «в обоих своих видах допускает...»[xii]. 
Собственно вся аргументация противников Тысячелетнего Царства как имеющего быть в будущем построена на одной фразе из 63 главы нового варианта «Толкования на Апокалипсис» святого Андрея Кесарийского: «Но так как ни одного из сих толкований (древних святых отцов о Тысячелетнем Царстве — В. М.) Церковь не приняла, то совершенно излишне о них и говорить»[xiii].
И вот здесь выясняется один прелюбопытный момент.

Выходим на сайт Свято-Троице Сергиевой Лавры и заходим в отдел славянских рукописейhttp://www.stsl.ru/manuscripts/index.phpНабираем номер рукописи 122 — это толкование св. Андрея Кесайриского на Апокалипсис — и читаем: «Апокалипсис толковый Андрея кесарийскаго с прибавлениями, полууст., ХV века, в четверть, 288 листов, сходен с предъидущими». И далее еще: «Впереди на белом листе: Сия святая Откровение Ивана Богослова и евангилиста Апокалипсис, да в ней служба толковая, да иных приписей много без числа, мудрых без меры. А сия книга Зосимы митрополита всея Руси. Митр. Зосима (1491–1494) скончался в Кирилловском Белоезерском монастыре. Ист. росс. иер., изд. 2-е, стр. 100 и 101».
Далее начинается нечто очень интересное. Находим слово 21, где в главе о Гоге и Магоге содержатся слова из перевода 1625 года (и более поздних): «ни одного из сих толкований Церковь не приняла». Ищем... Но не находим.

На указанном сайте выложено несколько старославянских рукописей «Апокалипсиса толкового». Текст этих рукописей почти идентичен и указанная фраза везде отсутствует.
Возникает вопрос: а была ли изначально в 21 слове св. Андрея Кесарийского из его «Толкования на Апокалипсис» фраза «ни одного из сих толкований Церковь не приняла»? Почему имеются такого рода расхождения нового перевода со старославянскими рукописями и в таком чрезвычайно важном месте?

Вот что было найдено по этому вопросу в интернете.

В книге дореволюционных богословов Горского и Невоструева «Описание славянских рукописей» есть описание славянских рукописей «толкового Апокалипсиса» св. Андрея Кесарийского.

Старославянский текст короче, но Горский и Невоструев прямо и твердо заявляют: «Нет сомнения, что этот сокращенный вариант толкования переводчик имел на греческом языке»[xiv]. Таким образом, мысль, что греческий вариант могли сократить славяне, Горский и Невоструев отбросили сразу же. Действительно, это недопустимо в принципе: для учеников в вере, каковыми были в ту пору славяне, самим сокращать текст «Толкового Апокалипсиса» было бы проявлением неслыханной гордыни и дерзости.

Но и от мысли, что греки сократили полный вариант «Толкования на Апокалипсис» Горский и Невоструев тоже не отказываются: «Сличение с Греческим (Ducaei p. 693) легко покажет, каким образом текст Андрея Кесарийского сокращен здесь, и в других местах»[xv]. Авторы полагают, что старославянские рукописи Синодальной библиотеки «Апокалипсиса толкового» Андрея Кесарийского - «только извлечения из него», если сравнивать его с современным им переводом: «Уже в самом предисловии... опущено исчисление Церковных писателей, на которых ссылается толкователь. И потом, в толковании не приводятся подлинные слова древних отцев, которыми пользовался Андрей Кесарийский, только изредка упоминаются... Ириней... Дионисий великий (Ареопагит)... Иосиф (Флавий)... блаженный Ипполит. Кроме опущения свидетельств Отеческих, и собственное толкование Андрея Кессарийского во многих местах сокращено: от чего утратились и многие черты современности. Так в толковании на 20, 7. 8. , лист 154 об. , опущено указание на племена Скифския, именуемыя Гуниами»[xvi].

Но здесь можно было бы задать авторам вопрос: а на каком основании они отдали предпочтение тому предположению, что старославянские рукописи и тот «сокращенный» греческий текст, с которого сделан перевод «Апокалипсиса толкового» - «только извлечения»? Вот что написано в Электронной Православной Энциклопедии о переводах «Толкования на Апокалипсис» св. Андрея Кесарийского: «Слав. перевод толкования осуществлен вместе с переводом Апокалипсиса не позднее Х в., вероятно в Болгарии (старший список - сер. XIII в., переписан новгородским книжником пономарем Тимофеем - БАН. Никольск. 1). До сер. XV в., а часто и позднее, Апокалипсис у славян бытовал только в толковом варианте. Новый перевод толкования выполнил Лаврентий Зизаний (XVI в.). В 1584 г. в Ингольштадте иезуитом Пельтанусом опубликован лат. перевод комментария, в 1596 г. Фредериком Зильбургом осуществлено критическое издание греч. и лат. текста, вошедшее затем в PG»[xvii].

Совершенно очевидно, что необходимо указать на «полную» греческую рукопись «Толкования на Апокалипсис», которая датировалась бы временем не позднее X века. А также рассмотреть вопрос появления «укороченного» варианта «Толкования на Апокалипсис». И пока это не сделано, может существовать и другая точка зрения: тот «сокращенный» греческий текст «Толкования на Апокалипсис» Андрея Кесарийского, с которого сделан старославянский перевод «Апокалипсиса толкового» в X веке, подлинный, а текст, с которым мы имеем дело сегодня, - перевод «творчески переработанного» «Толкования на Апокалипсис». Причем эта «творческая работа» могла длиться в течение нескольких предшествующих столетий. И исторический фон — разделение церквей, уния с Римом  — мог оказать определенное воздействие на этот «творческий процесс». В любом случае, расширение текста, подгонка его в соответствии с современными взглядами, современными богословскими представлениями вполне могли иметь место. А как это могло происходить, дает ответ «творческая работа» старообрядцев со славянским переводом 1625 года, сделанном в Киеве: старообрядцы прямо в текст нового перевода «Толкования на Апокалипсис» Андрея Кесарийского вставили и толкования других авторов, почти безо всякого предупреждения, лишь коротко оповещая об этом: «инаго тол.», «еще инаго», «и еще инаго».  При этом непонятно: кто говорит об этом толковании, Андрей Кесарийский, киевские переводчики, сами старообрядцы или кто-то другой? Конечно, в современном нашем издании «Толкования на Апокалипсис» всех этих старообрядческих «творческих» моментов - «инаго тол.», «еще инаго», «и еще инаго» - нет. Но - для нас это важно — эти «инаго тол.», «еще инаго», «и еще инаго» являются наглядной демонстрацией того, как мог происходить процесс «творческой работы» над «Толкованием на Апокалипсис» Андрея Кесарийского. Посмотрите на «Толкование на Апокалипсис», «творчески» переработанное старообрядцами[xviii] : оно огромно в сравнении с нашим, «никонианским», каковым его сделали «инаго тол.», «еще инаго», «и еще инаго» толкования.

Для стиля книги «Толкование на Апокалипсис» Андрея Кесайриского старославянского перевода характерно именно максимально сжатое изложение. А когда в отдельных главах современного перевода оно становится пространным, то это сбивает изложение с определенного ритма, который задается толкователю самим Апокалипсисом. А о старообрядческом и говорить нечего: поди ты догадайся, что за авторы «инаго тол.», «еще инаго», «и еще инаго». Конечно, все это большей частью святые отцы, но так поступать нельзя: у читателей создается впечатление, что автор слов «инаго тол.», «еще инаго», «и еще инаго» - это сам Андрей Кесарийский.

 

Напрашивается предположение, что у «полного» «Толкования на Апокалипсис» Андрея Кесарийского имелись авторы, которые с «благими намерениями» делали добавления к написанному святителем Андреем. Если бы не было такой «творческой работы», какую мы видим у старообрядцев, то вопрос, как мог возникнуть «расширенный» текст «Толкования на Апокалипсис» Андрея Кесарийского, повис бы в воздухе. Но в свете вышесказанного он становится неизбежным: сокращение старообрядческого варианта «Толкования на Апокалипсис» до его современного вида буквально зеркально накладывается на «расширение» старославянского «Апокалипсиса толкового» X века до того, что мы имеем сегодня в наличии. Во всяком случае, «сокращенный» вариант «Толкования Апокалипсиса» - это не досадная случайность, от которой можно отмахнуться.  Как мы видим из старославянского текста «Апокалипсиса толкового», слов «ни одного из сих толкований Церковь не приняла» в «сокращенном» варианте нет. А стало быть аргументация православных противников Тысячелетнего Царства, всецело построенная именно на этой фразе и без нее не имеющая под собой никакого основания[xix], окончательно повисает в воздухе. И остается лишь одна истина: «Учение о тысячелетнем Царстве Христовом есть яркая и ослепительная звезда на догматическом горизонте, потрясающее откровение в Откровении апостола Иоанна»[xx].

И в заключение еще одно небольшое дополнение.

Святитель Андрей Кесарийский в своем толковании чрезвычайно осторожен: он приводит различные мнения святых отцов, избегая обвинения кого-либо в неправомыслии. Когда же возникает необходимость привести свое  мнение, то пишет «мню», «мним»: «думаю», «думаем», то есть высказываем частное богословское мнение. Фраза «ни одного из сих толкований Церковь не приняла» звучит резким диссонансом по отношению к стилю этой работы. Представляется, что,  с учетом вышеизложенного, есть веские основания для того, чтобы амилленаристы еще раз вернулись к этому вопросу, поскольку цена ошибки для них очень велика.  А посему нелишним будет еще раз напомнить слова из Откровения Иоанна Богослова: «И если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни и в святом граде и в том, что написано в книге сей (Откр.22:19)».

Казалось бы, вопрос о Тысячелетнем Царстве Христа на земле далек от христианского социализма. Но это совершенно не так. Если установление Тысячелетнего Царство Христа неизбежно, то вопрос о социальной жизни в этом Царстве переходит в разряд первостепенных. В принципе, ответ на этот вопрос дан еще в Ветхом завете: «Он будет судить бедных по правде, и дела страдальцев земли решать по истине; и жезлом уст Своих поразит землю, и духом уст Своих убьет нечестивого. И будет препоясанием чресл Его правда, и препоясанием бедр Его — истина. Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи. Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей, ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море (Ис.11:4-9)». И в другом месте: «И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют мечи свои на орала, и копья свои - на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать (Ис.2:4)». Ветхий завет расставил и путевые столбы в это Царство: «Разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся. Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет пред тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя. Тогда ты воззовешь, и Господь услышит; возопиешь, и Он скажет: "вот Я!" Когда ты удалишь из среды твоей ярмо, перестанешь поднимать перст и говорить оскорбительное, и отдашь голодному душу твою и напитаешь душу страдальца: тогда свет твой взойдет во тьме, и мрак твой [будет] как полдень; и будет Господь вождем твоим всегда, и во время засухи будет насыщать душу твою и утучнять кости твои, и ты будешь, как напоенный водою сад и как источник, которого воды никогда не иссякают.

И застроятся [потомками] твоими пустыни вековые: ты восстановишь основания многих поколений, и будут называть тебя восстановителем развалин, возобновителем путей для населения (Ис.58:6-12)».

Как мы видим, от человека и в ветхозаветные времена требовалось социальное усилие, чтобы Господь сказал ему: «вот Я». Без социального усилия христианину невозможно рассчитывать на то, чтобы оказаться по правую сторону от Христа: «Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня (Матф.25:41-43)». Можно оказать помощь бомжу, человеку, находящемуся «за чертой бедности». Но это все же будет не то, что требует Христос от нас, христиан. Мы должны делать социальное усилие видя не бомжа Петра, больного Иоанна и нищего Иакова в человеке, а Самого Христа, упавшего на дно социального колодца. Лишь в таком случае мы можем рассчитывать на то, чтобы оказаться по правую сторону от Него. Совершенно очевидно, что можно оказывать помощь человеку и не считая его за человека. Сегодня на Западе такого рода благотворительностью занимаются многие. И зачастую те же самые люди оказывают в том же духе помощь животным и птицам. Но разве о животных и птицах говорит здесь Христос? И разве нет разницы между животным и человеком? Скажите, люди добрые, братья и сестры во Христе, если бы мы знали, что перед нами не бомж Петр, а Сам Христос, разве бы мы ограничились конфеткой или засаленной десяткой? Не приложили ли бы мы огромные усилия к тому, чтобы Он, Христос, пришедший под видом бомжа Петра, получил угол, медицинскую помощь, устроился на работу? Ну так чего же мы ждем? Разве мы не знаем, что с социального дна, со дна социального колодца в мире наживы подняться практически невозможно? Ведь Он же ясно сказал нам: не бомж Петр, не больной Иоанн, не нищий Иаков, а Он Сам стоит перед нами. Но разве можно оказать Ему такого рода всестороннюю социальную помощь без соответствующей перестройки социальной и экономической жизни в духе христианского социализма? Мы же братья во Христе, сыны Божии по благодати. Так чего же мы медлим? Почему не идем на помощь страждущему Христу?

Новорожденная Церковь пошла именно этим путем и открыла дверь в Царство Христа: «Все же верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого (Деян.2:44,45)»; «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее (Деян.4:32)». И в Тысячелетнее Царство Христа возможно войти лишь через эту дверь.