Ф.В. Карелин
В начале первой главы своей книги "Трагедия Русской Церкви" Регельсон утверждал, что падение Российской монархии в 1917 г. явилось окончанием "константиновской эпохи" в истории всего Христианства. Вместе с тем он утверждал также и то, что "на Русскую Церковь пала вся тяжесть окончательного разрыва земного государства с Христианством как своей духовной основой." (Подчеркнуто мной. - Ф.К.).
Первое утверждение Л.Регельсона сомнения не вызывает. То, что падение Российской монархии действительно явилось окончанием "константиновской эпохи", - в этом сегодня уверена вся Церковь. Что же касается утверждения второго, то естественно возникает вопрос: что именно дало право Регельсону утверждать) будто окончание "константиновской эпохи" явилось концом христианской государственности вообще? Поскольку Л.Регельсон не счел нужным подкрепить столь ответственное утверждение хоть какой-либо аргументацией, мы вынуждены предположить, что, по мнению Регельсона, "константиновская эпоха" и христианская государственность - реальности тождественные, и что тождественность эта самоочевидна.
Так ли это?
Была ли "константиновская эпоха" действительно полным и окончательным воплощением идеи христианской государственности или же только одной из ее возможных форм? Следует ли христианам ожидать нового вселенского Воздвижения Креста Христова, о чем пророчествовал Достоевский, или же признать эти ожидания суетными?
Нельзя разобраться в поставленной проблеме, если предварительно не отдать себе отчет в том, чем была "константиновская эпоха" сама по себе. Что, собственно, кончилось? Каковы характерные признаки того явления, конец которого мы утверждаем? Только ответив на этот вопрос, можно решать основную проблему современности: имеет ли Церковь основание надеяться на новую (и лучшую!) христианизацию мира, или же Церковь должна быть готова к тому, чтобы, навсегда отряхнув со своих ног прах мира сего, уйти в катакомбы?
Книга Л.Регельсона, догматически утверждающая окончательность разрыва Церкви и Государства и настойчиво проповедующая децентрализацию церковной власти, тактически призывает ко второму.
Попробуем разобраться в сути дела.
1. "Константиновская" государственность и "русский социализм"
Известно, что Святой император Константин, провозгласивший Христианство государственной религией Римской Империи, был первым христианским самодержцем, а второй из величайших столпов "константиновской эпохи", благоверный император Юстиниан - создателем такого типа взаимоотношений между церковной и гражданской властями, который получил название "симфонии". Можно ли на этом основании утверждать, что суть "константиновской эпохи" заключалась в симфонии между церковной и гражданской властью и в самодержавном образе правления? Нет, нельзя! На католическом Западе, с одной стороны, и в Российской империи с другой, возникали совершенно иные типы взаимоотношений между церковной и гражданской властью, чем тот, который был характерен для Византии или Московского царства, однако и Католический Запад до буржуазных революций, и Православный Север после Петра так же принадлежат "константиновской эпохе", как и Византийский Восток. Можно ли исключить из состава "константиновской эпохи" домонгольскую Русь или средневековую Европу? А ведь, начиная со второй половины XI века, русские удельные князья так же мало зависели от Великого князя Киевского, как и европейские бароны от своих королей. Венеция и Генуя, Милан и Кент, Псков и Новгород и вовсе были республиками, но и республики эти принадлежали "константиновской эпохе" не в меньшей степени, чем абсолютистская Франция или Московское царство. "Константиновская эпоха" знает разные формы отношений между церковной и гражданской властью, разные типы политического устройства, однако при всем многообразии форм отчетливо просматривается ее единая сущность.
На всем протяжении "константиновской эпохи", во всех регионах, входящих в ее состав, Церковь признавалась высшей святыней народа и государства, Христианство - государственной религией, но общественные отношения оставались при этом почти языческими. Христианская государственность при нехристианских общественных отношениях - вот что такое "константиновская эпоха". Суть ее с гениальной краткостью выразил русский народ в известной поговорке: "душа Божия, голова царская, а спина барская".
"Душа Божия" - таков основной принцип государственности христианской. Ибо характерный признак христианской государственности в том и состоит, что в христианском государстве религиозная жизнь общества признается реальностью надгосударственной, находящейся в исключительной и безусловной компетенции Церкви как особой Богоустановленной общины, через которую Бог осуществляет Свою власть над человеческими душами. 1
"Голова царская" - общий принцип всякой государственности вообще. Ибо ясно, что в любом государстве, независимо от господствующей идеологии и политического устройства, граждане обязаны нести государственные повинности, важнейшая из которых - защита Отечества.
"Спина барская" - принцип классового общества, унаследованный христианским миром от языческих времен и не только не преодоленный, в "константиновскую эпоху", но и получивший в ней религиозное освящение.
Совершенно очевидно, что первый и третий принципы рассматриваемой социальной триады находятся в глубоком противоречии. "Общество есть исповедание", - писал Константин Аксаков. Если в христианском обществе господствует социальная несправедливость, если брат угнетает брата своего, то это значит, что данное общество исповедует религиозные истины Христианства только отчасти, более в форме теоретической, чем жизненной. Если же все общество в целом не только на словах, но и на деле признает, что душа всякого человека действительно принадлежит Богу, Который дал ее, что все люди, соединяющиеся во Христе, суть дети Небесного Отца, а между собою братья, то такое общество непременно устроится в форме братской общины, осуществляющей не только мировоззренческое и культовое, но также и моральное, культурное и хозяйственное единство. "Гражданская формула" 2 Христианства, прямо вытекающая из его мистических предпосылок, есть община (по-русски!), киновия (по-гречески!) или коммунизм (по-латыни!).
Разумеется, что речь идет о коммунизме религиозном, который, в отличие от коммунизма атеистического, движется от Центра бытия к периферии (т.е. от Бога и к человеческому сознанию, и к общественному переустройству), а не от периферии к центрам (т.е. от общественного переустройства к человеческому сознанию). Впрочем, не было бы ничего невероятного, если бы в России в середине XIX или в начале XX века два эти основные общественные движения исторически встретились; подобно тому, как полторы тысячи лет назад исторически встретились два универсализма - религиозный универсализм Церкви (всегда идущий от внутреннего единства к единству внешнему) с культурно-государственным универсализмом Римской Империи (шедшим от единства внешнего к единству внутреннему).
По мнению Достоевского, "вся глубокая ошибка" русской радикальной интеллигенции в том и состояла, что она не признавала "в русском народе Церкви".
"Я не про здания церковные теперь говорю, - писал Достоевский, - и не про причты, я про наш русский "социализм" теперь говорю (и это обратнопротивоположное Церкви слово беру именно для разъяснения моей мысли, как ни показалось бы это странным) - цель и исход которого (т.е. "русского социализма", - Ф.К.) всенародная и вселенская Церковь, осуществленная на земле, поелику земля может вместить ее. Я говорю про неустанную жажду в народе русском, всегда в нем присущую, великого, всеобщего, всенародного, всебратского единения во имя Христово. И если нет еще этого единения, если не созиждилась еще Церковь вполне, уже не в молитве одной, а на деле, 3 то все-таки инстинкт этой Церкви и неустанная жажда ее, иной раз даже почти бессознательная, в сердце многомиллионного народа нашего несомненно присутствует." 4 (Подчеркнуто мной. - Ф.К.)
Эту всенародную, хотя и не всегда осознанную жажду Достоевский не устрашился назвать "нашим русским социализмом".
Сегодня особенно необходимо понять (и поняв, принять это!), что "русский социализм", который Достоевский столь пламенно проповедовал в последних главах своего "Дневника", - это не выдумка писателя, но исконная, отеческая, святорусская вера! Эту веру исповедовал и крестный отец русского народа Св.князь Владимир, попытавшийся осуществить социальный идеал евангельского братолюбия в масштабах всего Киевского государства, 5 и духовный отец русского народа Преп.Сергий, вместе с ближайшими учениками своими утвердивший на огромных просторах русского Севера монашеский коммунизм, 6 и лучшие из старообрядческих общин. До Достоевского эту же веру исповедовали славянофилы, а вместе с Достоевским и после него почти вся "теургическая школа" русских мыслителей, начиная с загадочного Н.Федорова и вплоть до старших современников наших о.Павла Флоренского и глубокомысленного христианского поэта Вяч.Иванова.
Ясно, что "русский социализм" есть вера в возможность иного, высшего типа христианской государственности, чем тот, который был осуществлен в "константиновскую эпоху".
Имеет ли эта вера достаточное религиозное основание? Не слишком ли она "розовая"? (Как известно, в "розовом" христианстве обвинял Достоевского "черный славянофил" Леонтьев!). Не требует ли христианский реализм относиться к возможностям человеческой истории более пессимистично?
Для того, чтобы правильно оценить историософско-религиозное значение "русского социализма", надо оглянуться на историческую жизнь Церкви в целом.
II. Этапы исторического делания
Известно, что Церковь всегда придавала исключительное значение личной религиозной жизни христианина. Именно здесь, именно в этой точке бытия совершились все лучшие победы Христианства. Однако помня об этом, не следует забывать и того, что личная религиозная жизнь христианина всегда была неразрывно связана с тем историческим деланием, которое сообща совершалось всей Церковью. Формы личной святости были многообразны; разными были и типы делания исторического.
Оглядываясь на прошлое, мы видим, что на протяжении веков Церковь явила три типа исторического делания:
Выход из мира в новую вселенскую общину,
Духовный союз с миром, поклонившимся Кресту Христову и принявшим на себя печать Его благолепного Образа, и
Теократическое воцарение над миром с целью превращения мира сего в подножие Царства Божьего.
Поскольку Церковь, Тело и Невеста воплощенного Логоса, никогда не стояла на позициях фаустовского прагматизма, но всегда твердо знала, веровала и исповедовала, что "в начале было Слово", ни один из трех типов христианского исторического делания не явился порождением творческого произвола (или беспринципного приспособления к обстоятельствам), но специфика каждого из них идеологически обусловилась одним из трех аспектов церковного понимания Истории, как оно было явлено в веках прошедших: мы имеем в виду, соответственно, хилиастическую историософию раннего христианства, ожидавшего скорого воцарения на Земле Иисуса Христа - Праведника; затем - порожденную метафизическим гением Византии теорию "священного царства", призванного быть не только земным прибежищем странствующей Церкви, но и социальной Иконой Царствия Небесного; и наконец, грандиозное учение Блаженного Августина о двух Градах, которым на протяжении веков вдохновлялись могущественные зодчии универсального католического социума.
Водимый Духом не нуждается в рационалистических спекуляциях: ни один из трех типов церковного понимания Истории никогда не был идеологией отвлеченной, но каждый из них основан на духовном проникновении в историософское содержание библейского Пророчества.
Конкретные формы христианского исторического делания всегда определялись конкретными формами христианского исторического Ожидания.
И если ни одна из трех историософских доктрин прошлого уже не может нас вполне удовлетворить;
если в "Граде Божием" Блаженного Августина мы справедливо усматриваем чрезвычайное преобладание идеи порядка над идеей свободы, что отразилось в средневековой католической теократии и привело к взрыву протестантизма;
если социальный символизм "священного царства" не смог удовлетворить исторически созревшую (под солнцем Евангелия!) общественную совесть, восхотевшую, наконец, не только символического ознаменования, но и реального откровения Царствия Небесного в общественной жизни...
(Одна из важнейших причин Коммунистической революции в России состоит в том, что отрыв от идеологии "константинова века" совершался в русском обществе, - и народе! - быстрее, чем вырабатывалась положительная программа христианского социального строительства; конкретные формы коммунизма пришли к нам с Запада, но не от Запада зачала Россия саму коммунистическую идею, а от Того, Кто неложно именуется Восток свыше);
если, наконец, раннехристианский хилиазм представляется нам чистым трансцендентизмом, совершенно не оставляющим места в Божественном Домостроительстве для человеческого творчества (недаром главные идеологи раннехристианского хилиазма Св.Иустин, Св.Ириней и Св.Мефодий опирались почти исключительно на Ветхий Завет, суть же Иоаннова Апокалипсиса, несмотря на отдельные глубокие прозрения Св.Мефодия, оставалась до времени непонятой);
если, - повторяю, - ни одна из трех историософских доктрин прошлого уже не может нас вполне удовлетворить, то это отнюдь не значит, что отныне мир Божий отдан инициативе "свободно-волевых" людей, которые, как это думал Н.Бердяев, должны творчески извлечь из самих себя нечто столь ценное, что оно стало бы "прибыльным откровением" для Самого Бога,
но означает то, что Божественный Промысел, без которого и волос не падает с головы человека, подвел человеческую историю к такому рубежу, когда для осознания очередной задачи христианского исторического делания требуется новое углубление в историософское содержание Библейского Пророчества, на сей раз - в те пророческие дали, в глубине которых загорается последний день человеческой Истории.
"Мы имеем вернейшее пророческое слово, - пишет Апостол Петр, - и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших." (2 Петр 1.19).
Последующее предупреждение Апостола "что никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собой", разумеется, не отменяет его первоначального поощрения к исследованию Пророчеств, а только предостерегает нас от произвольной экзегезы, так, чтобы необходимое для нас исследование пророческого Откровения, содержащегося в Слове Божием, совершалось нами не иначе, как в духе Церковного Предания.
III. Львица Пророка Даниила
В пророческих книгах Священного Писания есть указание на то, что между предреченным Апостолом Павлом массовым отступлением от христианской веры (2 Фес.2.3), свидетелями чего все мы теперь являемся, и кратковременным торжеством антихриста, т.е. между периодом широкого распространения атеизма и периодом мерзостного обоготворения "сына погибели", будет период явления и расцвета новой христианской государственности, которая, как мне уже приходилось об этом писать, "станет сердцем воссоединяющихся во Христе народов, твердыней в борьбе с антихристом, пророческим предызображением грядущего Тысячелетнего Царства."
Так, в 7 главе книги Пророка Даниила говорится о появлении на мировой арене трех крупнейших держав, хронологически непосредственно предшествующих державе антихриста, четвертому царству, отличному от всех прочих. В указанном пророчестве держава антихриста изображается в виде чудовища, что символизирует его полную и окончательную извращенность. Три предшествующих державы в виде зверей, - львицы, медведицы и рыси, 7 - что на языке Пророка должно подчеркивать их чисто земную, посюстороннюю природу. Ясно, что речь идет о государствах нехристианских, и следовательно, о том самом периоде массового отступления от религиозной веры, о котором пророчествовал Апостол. Однако первая из Даниловых держав, изображенная в виде львицы, претерпевает великое преображение. Суть этого преображения - возведение чисто земной державы на новый духовный уровень.
"... она поднята была от земли и стала на ноги, как человек, и сердце человеческое дано ей." (Дан.7.4)
Поскольку на точном языке Пророка адское государство антихриста, которому в принципе нет места в бытии, изображается в виде чудовища, а естественные государства - в виде созданных и благословенных Богом зверей, ясно, что в виде человека должно изображаться государство освященное, имеющее в себе Божий Образ.
Отсюда следует, что, согласно книге Пророка Даниила, одно из трех крупнейших государств эпохи "Отступления" должно преобразиться в государство христианское.
Очень вероятно, что те христиане, для которых Тюбингенская школа библейской критики представляет собой вершину богословской мысли, - а такие, увы, есть и в среде православных, - возразят нам, что книга Пророка Даниила всецело относится к событиям дохристианской древности, что " антихрист" книги Пророка Даниила, установивший "мерзость запустения на святом месте", это всего лишь Антиох Эпифан, повелевший поставить в Иерусалимском храме жертвенник Зевсу олимпийскому, что события дохристианской древности записаны в книге Пророка Даниила post factum, что, следовательно, никакого пророческого содержания в книге Пророка Даниила вовсе нет и что псевдо-пророчества эти не могут иметь никакого отношения к современным и будущим событиям. И в подтверждение всего этого приведут множество разнообразных аргументов. Правда, весьма неубедительных! Но что могут значить все ухищрения адептов "научной библеистики", которые "взяли ключи разумения: сами не вошли, и входящим воспрепятствовали" (Лк.11.52) по сравнению с одной строкой боговдохновенного текста: "А ты, Даниил, сокрой слова сии и запечатай книгу сию до последнего времени; многие прочитают ее, и умножится ведение" (Дан.12.4). Тем же из христиан, кому приведенного текста окажется недостаточно, мы напомним, что отнесение Данииловых пророчеств к апокалиптическим временам подтверждается высочайшим свидетельством Самого Спасителя (Мф.24.15). В книге Пророка Даниила, как и в других пророческих книгах Ветхого Завета, есть и такие пророчества, которые всецело относятся к событиям дохристианской древности, и такие, которые в силу типологического сходства, наблюдаемого между весьма отдаленными эпохами, относятся одновременно и к событиям дохристианской древности, и к истории Христианства, и наконец, такие пророчества, которые всецело относятся к событиям апокалиптическим. В какое же христианское государство должно преобразиться одно из Данииловых царств: в старое христианское государство константиновского типа или же в государство подлинно святое? Ответ на этот вопрос дает величайшая пророческая книга Священного Писания - Апокалипсис Иоанна Богослова.
Среди апокалиптических пророчеств о пришествии антихриста есть пророчество, что антихристу будет дано "вести войну со святыми и победить их" (Откр.13.7). О какой войне и победе может идти здесь речь? Если допустить, что в приведенном тексте речь идет о победе духовной, то тогда текст окажется пораженным внутренним противоречием: того, кто будет духовно побежден антихристом, Пророческое Слово не может именовать святым. Напротив, хорошо известно, что Откровение Иоанна Богослова нарочито подчеркивает ту несомненную для христиан истину, что святость обуславливается духовной победой.
"Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия... Побеждающий не потерпит вреда от второй смерти... Побеждающему дам вкушать сокровенную манну и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает... Кто побеждает и соблюдает дела Мои до конца, тому дам власть над язычниками, и будет пасти их жезлом железным; как сосуды глиняные, они сокрушатся, как и Я получил власть от Отца Моего. И дам ему звезду утреннюю." (Откр.2.7,11,17,26-28).
"Побеждающий облечется в белые одежды; и не изглажу имени его из книги жизни, и исповедую имя его перед Отцем Моим и перед Ангелами Его... Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон; и напишу на нем имя Бога Моего и имя града Бога Моего, нового Иерусалима, нисходящего с неба от Бога Моего, и имя Мое новое... Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил, и сел с Отцем Моим на престоле Его." (Откр.3.5,12,21)
И наконец в заключительных главах:
"Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном." (Откр.21.7)
Таким образом, в разбираемом пророчестве речь может идти только о победе военной. Но если так, то из этого следует, что согласно Откровению Иоанна Богослова, во времена антихриста на Земле будет существовать особая духовно-политическая реальность, отличная от всех прочих - царство святых (которое станет на пути антихриста), т.е. та самая агиократия, о которой в той или иной форме пророчествовали все религиозные мыслители Земли Русской.
Поскольку царству святых (как и появлению антиподного ему "царства зверя") предшествует эпоха массового отхода от религиозной веры, именуемая в Писании "отступлением", ясно, что царство святых должно возникнуть в результате преображения одного из величайших секулярных государств эпохи "отступления" в государство христианское. Но не в старое христианское государство константиновского типа, которое, хотя и освящалось Церковью, но по существу никогда не было святым, а в государство действительно с в я т о е .
Известно, что на протяжении двухтысячелетней истории Христианства Церковь сотрудничала с разными социальными системами. Это было возможным потому, что Церковь до времени признавала относительную ценность каждой из них, что справедливо с любой точки зрения, признающей объективный ход вещей. Но социальный и д е а л Христианства всегда оставался неизменным: такое общество, в котором единственным общественным преимуществом будет преимущество служений.
"... вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою, и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом." (Мк.10.42-44)
ОБРАЩЕННАЯ ИЕРАРХИЯ, бесклассовое общество в иерархической форме - так можно определить социальный идеал Христианства, который должен быть осуществлен в царстве святых. 8
Итак, подобно тому, как полторы тысячи лет назад величайшее языческое государство древности - Римская империя - преобразилось в православное "константиновское" царство, так и величайшее секулярное государство эпохи "отступления" - львица Пророка Даниила - должно преобразиться в царство святых. Это и будет тем самым новым вселенским воздвижением Креста Христова, о котором пророчествовал Достоевский.
IV. Небесное и земное творчество
В последние годы в связи с утратой лучших пастырских традиций прошлого, восходящих к Оптинским старцам и их духовным единомышленникам, на фоне эрозии церковности, 9 порождающей всевозможные виды духовного самочиния, в среде христианской интеллигенции, входящей в Российскую Церковь (и в особенности среди неофитов), стало распространяться мнение, будто цель христианской жизни заключается только в личном душеспасении; что же касается социального и культурно-исторического творчества, то от них, якобы, следует полностью и навсегда отказаться как от мирских соблазнов. Наиболее радикальные сторонники указанного мнения дерзают даже утверждать, что человеческое творчество в принципе вдохновляется сатаной. Печальное и пагубное заблуждение, оскорбляющее в человеке Божий Образ.
Бог есть Творец. Следовательно, и человеку, созданному по образу Божию, надлежит быть творцом. Бог есть Творец не только неба, но и земли. Следовательно, и человеку, созданному по образу своего Творца, надлежит творить не только небесное (богоподобную красоту души), но и земное (семью, общество, культуру). Во Христе мы ожидаем не только нового неба, но и новой земли, на которых обитает правда (2 Петр 3.13). И если Бог творит новое небо не без содействия человека (в противном случае зачем были бы нужны посты и молитвы), то ясно, что и не без содействия человека творит Бог новую землю. Таким образом, не только небесное творчество человека имеет вечное значение, но и творчество земное: семья, общество, культура. Недаром об Иерусалиме, сходящем с небес, сказано: "И принесут в него славу и честь народов" (Откр.21.26). И далее: "И не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи..." (Откр.21.27). Слова огромного догматического значения! Заметьте: не только КТО, но и ЧТО... Следовательно, речь идет не только о людях, но и о созданных ими ценностях. И если на пороге Святаго Града мнимые ценности будут уничтожены, то истинные ценности, составляющие "славу и честь народов", непременно войдут. Здесь будет уместным вспомнить удивительные слова Достоевского, сказанные им о "Дон Кихоте" Сервантеса: "это великая книга; когда народы пойдут на Страшный Суд, они захватят ее с собой".
Современные культуроборцы (всуе мнящие себя традиционалистами) похваляются тем, что представляют собой полную противоположность модернистам. Невелико утешение! Ученики Ария тоже были полной противоположностью ученикам Савелия, а монофизиты, как известно, - полнейшей противоположностью несториан. Однако и те, и другие оказались злыми еретиками. Современные культуроборцы хотели бы уйти из мира, модернисты смешаться с миром. Что же касается самой Церкви, то Церковь всегда хотела, хочет и будет хотеть только одного - преобразить мир. Святые подвижники положили начало преображению мира в недрах человеческой личности, царство святых - это начало преображения всеобщего.
Существует предустановленное Богом соответствие (кроме греха!) между ветхим Адамом и Христом. Обращаясь ко Христу, каждое данное человеческое общество обретает во Христе свою собственную идею (разумеется, в ее наивысшем смысле) и тем самым исторически актуализирует одну из сторон Христианства.
Древний мир, обратившись ко Христу, принес в Христианство античный идеализм. Так в сфере мысли явился догмат, в сфере художества - икона, в сфере нравственного подвига - монашеское стремление переселиться от земли в мир вечных сущностей. Христианизированный античный идеализм - вот что определило собой структуру христианского средневековья.
Когда же обратится ко Христу мир коммунистический, то он непременно принесет в Христианство свойственный коммунистам пафос реального преображения земли. Обратившись ко Христу, мир коммунистический непременно актуализирует в Христианстве его хилиастические потенции.
А поскольку главная коммунистическая страна Россия принадлежит одновременно и "платоновскому" средневековью, и материалистическому коммунизму, ясно, что актуализация хилиастических потенций произойдет в России без утраты всего лучшего, что было достигнуто христианским средневековьем. Так явится на Земле царство святых.
"О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему" (Исайя 40.13). Или кто дал Ему наперед, чтобы Он должен был воздать? Ибо все из Него, Им и к Нему. Ему слава во веки веков, аминь." (Рим.11.33-36).
V. Апокалиптические угрозы
Царство святых - это наивысшая концентрация социально организованного Добра, возможная в нашем эоне человеческой истории.
Согласно пророчествам Священного Писания, в противовес царству святых возникнет на Земле и наивысшая концентрация социально организованного зла - "царство зверя" (Откр.16.10). Какими будут конкретные формы духовной и социальной жизни в этом "царстве", знают те, кто уже сейчас пытается выдать своеволие за свободу, эксплуатацию за сотрудничество, софизмы за истину, растление за творчество, насилие за силу, любодеяние за любовь, а "мерзость запустения, стоящую на святом месте", за седалище Бога. Нам же необходимо указать на различие царства святых и "царства зверя" по отношению к возможностям человеческой истории.
Добро неисчерпаемо, полно творческих инициатив, только добру принадлежат ключи жизни. Поэтому цель царства святых будет состоять не только в том, чтобы явить христианскую правду о земле (триединое откровение о семье, обществе и культуре), но и в том, чтобы подготовить человеческую Историю к переходу в новое, высшее и наиболее творческое состояние, именуемое в Писании Тысячелетним Царством.
Зло онтологически ничтожно, полностью лишено творческих потенций и не может существовать иначе, как паразитируя на добре. Добру принадлежат и Вечность и Время, злу - лишь мгновение перед гибелью. Поэтому цель "царства зверя" будет состоять в том, чтобы, затворив пути человеческой истории, укрыться от Вечности и Времени в замкнутом круговороте "здесь и теперь-бытия" ("Адам, где ты?"), создав стабильную систему воспроизводства и разложения добра ("блудница сидящая на водах многих"), дабы питаться его распадом ("и будешь есть прах во все дни жизни твоей").
Ясно, что царство святых и "царство зверя" противостанут друг другу как социальные и духовные антиподы. Антиподными будут и принципы их взаимных отношений. С одной стороны - духовное противостояние (не желая навязывать силой свой образ жизни другим, царство святых не обнажит меча против державы зверя до тех пор, пока она сама не решится на него напасть). С другой - вооруженная агрессия. Поскольку царство святых, укорененное в толщах святорусского предания, будет главным препятствием на пути "зверя" к мировому господству, ясно, что антихрист вознамерится его сломить.
Удастся ли ему это сделать?
Пророческий текст, который мы положили в основание нашего рассуждения о царстве святых, отвечает на этот вопрос утвердительно: "И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом и языком и племенем" (Откр.13.7). Точно так же и некоторые другие тексты Священного Писания говорят о том, что на краткое время (исчисляемое обычно в три с половиной года) антихристу удастся достигнуть мирового господства. На основании слишком прямолинейного понимания этих пророчеств среди христиан сложилось мнение, будто кратковременное торжество антихриста над всеми народами является событием фатальным, так что и бороться против него не имеет смысла. Так ли это? Не требует ли правильное понимание указанных пророчеств серьезного углубления?
В только что приведенном тексте из Откровения Иоанна Богослова по существу содержатся два разных пророчества. Во-первых, пророчество о царстве святых как особой духовно-политической реальности, которая противостанет антихристу в случае его агрессии, и во-вторых, пророчество о военной победе антихриста. Первое пророчество можно назвать положительным, второе - отрицательным. К положительным пророчествам Апокалипсиса относится все доброе: царство святых, гибель антихриста и лжепророка, первое и второе воскресение, Тысячелетнее царство, всеобщее преображение Мироздания, окончательное поражение ада и смерти на Суде Божием, жизнь вечная. Все положительные пророчества гарантированы благостью всемогущего Бога и потому неотменно сбудутся. "Клялся Господь и не раскается: Ты Священник вовек по чину Мельхиседека" (Пс.109.4). Иное дело - пророчества отрицательные. Осуществление их зависит от свободной воли колеблющегося между добром и злом человека, и потому - слава Богу! - ничем не гарантировано. Причем даже тогда, когда эти пророчества выражены в форме безусловной. Так, не сказал Бог Ионе: "встань, иди в Ниневию - город великий и проповедуй в нем: если Ниневитяне не покаются, то через сорок дней Ниневия будет разрушена", а сказал так: "проповедуй в нем, что Я повелел тебе...". "И начал Иона ходить по городу... И проповедовал говоря: "еще сорок дней - и Ниневия будет разрушена" (Иона 3.1-4). Однако Ниневитяне покаялись, и, несмотря на то, что пророчество было выражено в форме безусловной, Бог Свой собственный приговор отменил. Разумеется, что то же самое может быть и с другими, отрицательными пророчествами Священного Писания.
Отрицательные пророчества Священного Писания, относящиеся к апокалиптическим временам, сводятся к пророчествам о трех глобальных бедствиях, угрожающих человечеству. Первое бедствие - небывало опустошительная война с неразлучными спутниками - голодом и мором; второе - страшные стихийные бедствия, доходящие до планетарной и даже космической катастрофы; третье бедствие - кратковременное торжество антихриста над всем миром. В последней четверти XX века, в критическую эпоху термоядерного и нейтронного оружия, все более углубляющегося конфликта между человеческой цивилизацией и природой и все более тесного смыкания империализма и сионизма, все три названные бедствия представляются вполне реальными.
В самом деле, если врагам мира удалось бы развязать термоядерную войну, то последствия ее были бы именно такими, которые описаны у пророков:
"... Перед ним пожирает огонь, а за ним палит пламя; перед ним земля как сад Едемский, а позади его будет опустошенная степь" (Иоиль 2.2-3);
"... трупы, как навоз, будут выбрасываемы, и некому будет оплакивать их, ибо земля опустеет и города ее будут разрушены. Не останется никого, кто возделывал бы землю и сеял на ней... Трудно будет человеку увидеть человека или услышать его, ибо из жителей городов останутся не более десяти, а из поселян - человека два, которые скроются в густых рощах и разселинах скал... Земля останется в запустении; поля ее заглохнут, дороги ее и все тропинки зарастут терном, потому что некому будет ходить по ним." (3 Езд.16.24-33);
"... восплачет земля сия, и изнемогут все, живущие на ней, со зверями полевыми и птицами небесными, и даже рыбы морские погибнут." (Осия 4.3)
Угроза термоядерной катастрофы вполне реальна. Однако ясно, что приведенные пророчества никоим образом не могут быть поняты как роковое предначертание. Ибо у Бога нет предопределения ко злу. Напротив, каждый христианин обязан сделать все от него зависящее, чтобы избавить человечество от того страшного бедствия, о возможности которого задолго предупредили нас библейские Пророки. Ниневитяне спаслись именно потому, что поверили в милосердие Божие больше, чем в грозное пророчество. В противном случае они не покаялись бы, а впали бы в отчаяние. Так и сегодня: несмотря на вполне реальную опасность, подтвержденную пророческими текстами, христианская совесть твердо свидетельствует нам, что термоядерную войну можно и должно предотвратить.
Подобным образом обстоит дело и с угрозой космической.
Глубокий конфликт между индустриальной цивилизацией и Природой сегодня очевиден всякому. Но было бы наивным думать, что здесь нам угрожают только такие бедствия, которые связаны с истощением природных ресурсов и загрязнением окружающей среды, хотя и они могут оказаться достаточно губительными. Пророчества, однако, говорят о большем:
"И вот произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь. И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои. И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих." (Откр.6.12-14)
Природа - это не только высокосложный механизм, который мы можем испортить, но и собрание живых сил, способных действовать по целям. И если мы не прекратим свои грубые атаки против Природы, Природе не останется ничего иного, как перейти к прямой атаке на нас. Тогда "море восшумит и возмутится" и "люди будут издыхать от страха и ожидания бедствий грядущих на вселенную; ибо силы небесные поколеблются." (Лк.21.25-26)
Научная фантастика, которая зачастую лучше проникает в связь вещей, чем породившая ее наука, уже давно предвидит такую возможность. Впрочем, возможность глобальной атаки Природы против человека может быть понята и с точки зрения самой науки. Ибо вполне научно предположить, что в природе существует пока еще неведомый нам механизм коллективной защиты целого от "выскочек", нарушающих экологический баланс. Когда возникает реальная угроза необратимого нарушения баланса, механизм срабатывает, обрушивая на "виновника" стремительную атаку стихий. Кто знает, может быть многие геологические катастрофы прошлого можно объяснить действием такого механизма.
Согласно пророчествам Священного Писания, преображение Природы должно начаться еще в нашем эоне человеческой истории. 10 В отличие от термоядерной войны, которую уместно и необходимо предать анафеме, преображение Природы несомненно входит в Замысел Божий. Поэтому отменить его мы не властны. Однако от наших сегодняшних усилий зависит то, чем обернется преображающаяся Природа по отношению к человеческой цивилизации: сокрушительной грозой или источником новой жизни. Согласовать научно-технический прогресс с естественной жизнью Матери-Земли, заменить технологию, рассчитанную на эксплуатацию Природы (это наиболее яркое из "родимых пятен капитализма"), технологией творческого с ней сотрудничества - такова задача, которая встает перед человеком, если он хочет остаться сыном Земли, а не сделаться ее врагом.
Теперь - о державе "зверя".
Поскольку Апостол Павел в совершенно категорической форме связывает пришествие антихриста с Пришествием Дня Господня (2 Фес.2.1-12), ясно, что пророчество о пришествии антихриста следует признать неотменным. Однако из этого отнюдь не следует, что необходимо признать неотменными также и все те пророчества, в которых говорится о достижении антихристом мирового господства.
По свидетельству Преп.Серафима, Божия Матерь Своими стопами очертила на территории Дивеевской обители круг, в пределы которого антихрист никогда не войдет.Что это? Особая благодатная защита малого участка земли или великое свидетельство о том, что не вся земля будет во власти "зверя"? Разве по молитвам Преподобных Сергия и Серафима и всех святых, в земле Российской просиявших, Божия Матерь не пожелает раздвинуть пределы очерченного Ею круга до пределов Святой Руси и дружественных ей сопредельных стран? Царство святых должно быть достаточно могущественным - духовно и материально, - чтобы выдержать все атаки "зверя". И если его полчища распространятся по лицу земли, сея смятение и ужас, пусть воздушный покров над нашей Родиной станет новым Светояром, на дне которого воздвигнется несокрушимая твердыня Нового Китежа! 11
Но даже в том случае, если антихристу дано будет победить святых, эта победа, как свидетельствует Писание, будет не только кратковременной, но и мнимой. Ибо духовно непобежденные святые уйдут в катакомбы, чтобы возглавить всеобщую борьбу народов против "царства зверя". "Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом" - этими словами Откровение Иоанна Богослова утешает потерпевших военное поражение воинов Святого Царства - "здесь терпение и вера Святых" (Откр.13.10). "Выйди от нее, народ Мой, - скажет Господь верным Своим о державе "зверя", - Воздайте ей так, как и она воздавала вам, и вдвое воздайте ей по делам ее; в чаше, в которой она приготовляла вам вино, приготовьте ей вдвое. Сколько славилась она и роскошествовала, столько воздайте ей мучений и горестей." (Откр.18.4-7).
В соответствии с приведенными текстами, Апокалипсис недвусмысленно свидетельствует, что омерзительное царство "зверя" будет разрушено двойным ударом: во-первых, небесными карами (Откр. гл.15 и 16), и во-вторых, всеобщим восстанием первоначально обманутых антихристом правителей и народов (Откр.17.12-16). Сам же антихрист вместе со своим лжепророком и до конца осатанелым остатком своего воинства будет истреблен апокалиптической Парусией - явлением Господа нашего Иисуса Христа в славе (Откр.19.11-21 Сравни: 2 Фес.2.1-8). После чего победоносная агиократия воцарится на всей земле, открывшись как Царство Божие, пришедшее в силе. "Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом. Над ними смерть вторая не имеет власти; но они будут священниками Бога и Христа и будут царствовать с Ним тысячу лет" (Откр.20.6).
VI. Тысячелетнее царство
Проблема Тысячелетнего царства требует специального исследования, явно выходящего за пределы настоящей работы. Однако несколько слов в защиту учения о Тысячелетнем царстве сказать необходимо. Ибо без той перспективы, которую открывает перед человеческой Историей учение о Тысячелетнем царстве, вера в царство святых теряет одно из своих обоснований.
Противники учения о Тысячелетнем царстве обычно говорят, что учение это лишено духовного смысла. В самом деле, - рассуждают они, - если мы имеем обетование жизни вечной, в которой откроется красота и слава, превосходящая все мыслимое, то зачем перед этим нужен тысячелетний период Царства Славы на земле. Что может добавить блаженное время к блаженной вечности?
Если понимать блаженство статически, то противники учения о Тысячелетнем царстве правы. Но если понимать блаженство творчески, то картина в корне меняется. Ибо вполне может оказаться, что перед человеком стоят такие творческие задачи, которые человек должен осуществить еще до наступления жизни вечной и которые в то же время никак нельзя осуществить среди мира, лежащего во зле.
Согласно учению Церкви, мир ожидают два великих творческих акта, нарочито связанных с действием Святаго Духа: воскрешение мертвых и преображение всей твари. Как же должны совершиться эти акты: односторонним действием Божьего всемогущества или синергически - творческим содействием Бога и человека. От того или иного ответа на этот вопрос зависит судьба учения о Тысячелетнем царстве. Если воскрешение мертвых и преображение всей твари должны совершиться односторонним действием Бога, то учение о Тысячелетнем царстве действительно теряет смысл. Если же воскресение мертвых и преображение всей твари должно совершиться синергически, Тысячелетнее царство как особый период человеческой Истории оказывается необходимым. Ибо для того, чтобы явить христианскую правду о земле, достаточно личной и общественной святости, но для того, чтобы творчески участвовать в воскрешении мертвых и преображении всей твари, необходимо вернуться в состояние райское. Подвластные закону смерти не могут воскрешать других в жизнь вечную, и вынужденные утруждать землю не способны преобразить тварь.
Река человеческого творчества течет из потерянного Рая. И хотя сатане удалось замутить ее воды, истоки ее чисты. Наречение имен животным и восторженный гимн жене (Бт.2.19-24); первомышление и первохудожество, - таков райский источник творчества идеального (именуемого человеческой культурой). Возделывание и хранение Едемского сада (теургия и хозяйство) - таков райский источник творчества реального. Бог не повелевает человеку творить культуру, но побуждает его к этому премудростью и красотой Своего творения:
"Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым... И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа. Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть." (Бт.2.19-24)
Возделывать же и хранить Едемский сад Бог человеку повелевает:
"И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке.... И взял Господь Бог человека и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать и хранить его." (Бт.2.8, 15).
Итак: что Бог насадил, то человек обязан возделывать и хранить. Таковы райские предпосылки сотрудничества Бога и человека в творчестве реальном. Поэтому неслучайно, что именно те два народа, духовная культура которых наполнена памятью о Рае в большей степени, чем культура любого другого народа - итальянцы и русские 12 - явили Церкви двух свидетелей, дерзнувших на вопрос о возможности творческого участия человека в воскрешении мертвых и преображении всей твари дать положительный ответ. Я имею в виду Святого Франциска из Асизи, проповедовавшего Евангелие рыбам и птицам, и русского мыслителя Н.Федорова, предложившего проект трудового воскрешения отцов.
Скромный сотрудник Румянцевской библиотеки Н.Федоров был верным сыном Православной Церкви и вел праведную жизнь аскета и неутомимого труженика. Личность и идеи Федорова оказали сильное, хотя и не броское влияние на многих выдающихся деятелей русской культуры, начиная с Достоевского и Вл.Соловьева, которые одно время даже считали Федорова своим учеником. В XX веке идеями Федорова интересовались такие глубоко разные люди, как Бердяев и Вернадский, о.С.Булгаков и Циолковский. Даже Вл.Маяковский не избежал влияния идей Федорова: "пусть во что угодно жданья удлинятся, вижу ясно, ясно до галлюцинаций - мастерская человечьих воскрешений".
Разумеется, что далеко не все в проектах Федорова можно принять. Наивной выглядит его вера в теургическое значение техники. Однако основная идея Федорова - убеждение в том, что цель человеческого прогресса заключается в воскрешении отцов - имеет характер нравственного императива.
"Человек - это разумное животное". Такова суть знаменитого определения Аристотеля. Это определение было воспринято Католической Церковью и легло в основу всего западного интеллектуализма. Совсем по-другому определил человека Федоров: "Человек это животное погребающее". Когда сравниваешь два эти определения, то невольно вспоминаются слова, с которыми Платон, возвратившись из Египта, обратился к своим соотечественникам: "Вы, эллины, дети". Настолько определение русского мыслителя представляется бездонно глубоким по сравнению с оплощенной формулой античного схоласта.
Не только животные, но и растения пользуются знаковыми системами, бездушные машины производят сложнейшие логические операции, но только человек чтит своих отошедших предков. Сломанную машину выбрасывают вон. Животные и растения, умирая, сливаются в целым Земли. Человеческая личность остается в Вечной Памяти. В Боге, в метафизических глубинах бытия, в молитвах Церкви, в совокупной жизни живущих поколений. Многообразные энергии Вечной Памяти стучатся в каждое человеческое сердце. И каждое человеческое сердце стучится в глубины Вечной Памяти.
Память по самой своей природе требует актуализации. Она воплощается в сновидениях, прорывается в идеальную сферу человеческого творчества в виде былин и саг, мифов и хроник, облекается в бронзу и мрамор памятников. Но почему возвратный поток памяти должен на этом остановиться? Разве вспомнить до конца это не значит возвратить объекту своего воспоминания всю его предметную силу? Вспомнить - это и значит воскресить. Разумеется, что такой силою Памяти обладает только Сам всемогущий Бог. Но ведь и человек, созданный по образу своего Творца, не может быть лишенным начатков этой силы.
Был день, когда Бог поставил человека посреди поля, полного мертвых костей. И сказал Бог человеку: "Сын человеческий! Оживут ли кости сии?" И ответил человек уклончиво: "Господи Боже! Ты знаешь это". Но Бог не отступил от человека, а призвал человека участвовать в деле воскрешения. И сказал Бог человеку: "изреки пророчество на кости сии и скажи им: "кости сухие! Слушайте слово Господне! "Так говорит Господь Бог костям сим: вот, Я введу дух в вас и оживете"..." И изрек человек пророчество, как повелено было ему и когда он пророчествовал, "произошел шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею... и вот жилы были на них, и плоть выросла, и кожа покрыла их сверху...и вошел в них дух, - и они ожили и стали на ноги свои - весьма, весьма великое полчище." (Иезек.37.1-14)
По разуму Церкви, видение Иезекииля о мертвых костях, - столь хорошо известное православным людям по службе Великой Субботы, - является пророческим предызображением грядущего воскрешения всех усопших. Что же в таком случае может означать тот факт, что Бог не сам воздвиг мертвые кости, а совершил это через человека? По-видимому только одно: теургическое содействие Бога и человека в грядущем воскрешении всех.
Воскрешение усопших есть категорическое требование Вечной Памяти, в той или иной степени внятное всем народам. Гильгамеш и Орфей сходили в мрачный шеол, чтобы вывести оттуда своих близких, Египтяне строили города мертвых, которые должны были преградить дорогу разрушительному потоку времени, Изида собирала рассеянные члены Озириса... Наверное потому Бог и не заповедал человеку воскрешать усопших, что жажда этого и так глубоко жила в человеческой природе, а только подтвердил ее пророческим символом. Что же касается творческого участия человека в преображении твари, то здесь мы имеем прямую заповедь. "И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари." (Мк.16.15)
Вот уже почти две тысячи лет прошло с тех пор, как была дана эта заповедь. Апостолы и христианские миссионеры прошли по всему миру. В той или иной форме Евангелие проповедано всем народам. Но к проповеди Евангелия всей твари Церковь еще не приступала. Мне могут возразить, что лев, похоронивший Марию Египетскую, и медведь, с которым Преп.Сергий поделился последним ломтем хлеба, слышали Христово Благовествование, не говоря уж о рыбах и птицах, которые сплывались и слетались к блаженному бедняку Франциску. Да, слышали! Но ведь это были отдельные, исключительные события. Как это ни горько, но справедливость требует признать, что по мере развития т.н. христианской цивилизации (особенно западной) человек не приближался к Природе, а уходил от нее. Кто помнит сейчас обряд исповеди Земле, который совершался на Святой Руси в XIV-XV веках? Нейтронная бомба, с маниакальностью адской злобы направленная против всего живого - таков один из итогов цивилизации, которая все еще смеет называть себя христианской. Воистину: "они вышли от нас, но не были наши" (1 Иоанн 2.19).
Впрочем, говоря о проповеди Евангелия всей твари, я отнюдь не призываю вернуться назад в примитивное состояние. Древние и т.н. "примитивные" народы жили в глубоком контакте с окружающей Природой. Они были способны чутко прислушиваться к естественным вестям твари, однако, будучи язычниками, они не были способны проповедовать твари Весть Божественную. Они были верными сыновьями Земли, и вероятно, спасутся вместе с ней, когда придет время открыться сыновьям Божиим (Рим.8.19-21). "Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать." (Рим.11.32).
Не призываю я и к установлению межвидовых контактов, о возможности которых сейчас так много говорят зоологи. Конечно, при современных методах наблюдения и обработки информации проникнуть в тайну знаковых систем, которыми пользуются животные, вполне возможно. Но что мы скажем животным, когда проникнем в тайны их языка? Научим дельфинов выслеживать подводные корабли противника, как это пытался сделать Пентагон? Или же с руками, окровавленными на скотобойнях, примемся проповедовать зверью, как нехорошо пожирать меньшую братию?
Совершенно очевидно, что проповедь Евангелия всей твари, как и задача творческого участия человека в воскрешении усопших, требует совсем иного состояния человека и мира, чем то, в котором мы сейчас находимся.
"И увидел я престолы и сидящих на них, которым дано было судить, и души обезглавленных за свидетельство Иисуса и за слово Божие, которые не поклонились зверю, ни образу его, и не приняли начертание на чело свое и на руку свою. Они ожили и царствовали со Христом тысячу лет; прочие же из умерших не ожили, доколе не окончится тысяча лет. Это первое воскресение. Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом; над ними смерть вторая не имеет власти; но они будут священниками Бога и Христа и будут царствовать с Ним тысячу лет." (Откр.20.4-6)
"Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок и молодой лев и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И коровы будут пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змей. Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей, ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море." (Исайя 11.6-9)
Таковы две основные предпосылки для веры в грядущее Тысячелетнее царство.
VII. Русский синтез
Вера в Тысячелетнее царство Славы на земле, почти всеобщая во времена раннего Христианства, а затем заслоненная от христианского сознания творческими свершениями и относительным духовным комфортом "константиновской эпохи", была возрождена русскими религиозными мыслителями ХIХ-ХХ веков. Что же касается "русского социализма" или, точнее, святорусской веры в грядущую агиократию (царство святых), то вера эта, вобравшая в себя все лучшие чаяния Христианства и обоснованная Писанием, есть четвертая, завершительная историософия Христовой Церкви, идущая на смену историософии Византийской и Римско-Католической с такой же духовной логикой, с какой в свое время историософские концепции Евсевия Кесарийского и Блаженного Августина пришли на смену историософской концепции раннего Христианства.
Раннее Христианство совершенно не верило в возможность христианизации земного государства ("если бы император стал христианином, - писал Тертуллиан, - ему пришлось бы перестать быть императором"), представляя себе Тысячелетнее царство чисто трансцендентной реальностью, катастрофически сходящей в мир. Средние века признавали возможным только частичную христианизацию земного государства, не столько христианизацию его, сколько "ветховизацию"; и духовное (а на Западе и мирское) владычество Церкви над этой, - тезоименитой Христианству, но по существу ветхозаветной, - общественно-политической жизнью, склонны были принимать за самое Тысячелетнее царство. Так утвердилось аллегорическое толкование соответствующего апокалиптического текста, поражающее своей натянутостью.
"Русский социализм" верит в возможность всецелого претворения земного государства в царство святых, цель которого - явить христианскую правду о земле и подготовить человеческую историю к переходу в Тысячелетнее царство. Без "русского социализма", замыкающего собой развитие христианской историософии, средневековый союз Церкви и государства из необходимого момента в постепенном раскрытии христианской правды о земле (чем он был на самом деле) оказался бы не более, чем компромиссом, на который вынуждена была пойти Церковь, потому что Господь замедлил; а раннехристианский хилиазм - напрасной надеждой. В свете же "русского социализма" средневековый союз Церкви и государства оказывается "ветхим заветом" христианской государственности, а раннехристианский хилиазм - реальным пророчеством, которому надлежит исполниться.
Так, включая в себя и оправдывая собой все этапы в развитии христианской историософии, "русский социализм" с одной стороны свидетельствует свою верность духу Церковного Предания, а с другой - открывает перед поколениями христиан, живущих в эпоху "Отступления", прекрасную цель.
Нет, не "тяжесть окончательного разрыва земного государства с христианством как своей духовной основой" пала на плечи Российской Церкви, но великая творческая задача - в союзе с государством явить на Земле царство святых!
***
Итак, мы совершили краткий обзор будущих мировых событий, какими они представляются, если смотреть на судьбы мира через дальнозрительные стекла Пророческого Откровения. Остается сказать несколько слов о "временах и сроках". Тайна "времен и сроков" от нас сокрыта. Почему? Да потому, что интенсивность исторических процессов (как и их характер) зависит не только от Бога, но и от нас самих. Не потому сокрыл Бог тайну времен и сроков "в Своей власти" (Деян.1.7), что ревниво оберегает Свою власть от нашего покушения, а наоборот, потому, что независтно поделился с нами Своей властью, положив так, чтобы ключи будущего были одновременно и в Божьей, и в человеческой руке.
"От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его" (Мф.11.12).
6 сентября 1981 г.
Памяти Сщмч.Евтихия, ученика ап.Иоанна Богослова, и перенесения мощей свят.Петра, московского и всея России чудотворца.
Примечания
1. Необходимо подчеркнуть, что принцип безусловной компетенции Церкви над религиозной жизнью общества, во-первых, не должен противоречить свободе совести (ибо Церковь призвана учить народы, а не принуждать), а во-вторых, не должен исключать компетенции государства в тех случаях, когда религия касается политики (ибо сказано: "кесарево кесарю, а Божие Богу").
2. Выражение Достоевского.
3. В этом месте проповедь Достоевского почти дословно совпадает о проповедью Златоуста. Толкуя слова Дееписателя "все же верующие были вместе и имели все общее" (Деян.2.44), Иоанн Златоуст восклицает: "Смотрите, какой тотчас успех: не в молитвах только общение и не в учении, но и в жизни" (Творения, т.9, кн.1, СПб, 1903, стр.71). Приведенное совпадение тем более интересно, что Достоевский вряд ли знал Златоуста текстуально. Совпадение душевных движений великого русского писателя с душевным движением великого византийского святого и Вселенского Учителя вызвано не формальным подражанием, но одинаковым духовным настроем: стремлением осуществить общественный идеал Христианства еще на этой земле.
4. "Дневник писателя" за 1881 г., гл.1, разд.IV Собр.соч. СПб, 1895, т.11, стр.522.
5. Интереснейший анализ социальной деятельности Св.князя Владимира дан в книге А.В.Карташова "Очерки по истории русской церкви", т.1 Париж, 1959.
6. Вот что писал об этом о.Павел Флоренский: "Идея Пресвятой Троицы для Преподобного Сергия была, в порядке общественного строительства, заповедью общежития. "Там не говорят: это мое, это твое; оттуда изгнаны слова сии, служащие причиною бесчисленного множества распрей" - писал в свое время Св.Иоанн Златоуст о современных ему общежительных монастырях. Общежительство знаменует всегда духовный подъем; таковым было начало христианства. Начало Киевской Руси также было ознаменовано введением общежития, центр какового возникает в Киево-Печерской Лавре вскоре после крещения Руси; и начало Руси Московской, опять-таки приобщившейся новому духовному созерцанию, отмечено введением в центре Руси Московской общежития, по совету и с благословения умирающей Византии... - Идея общежития, как совместного жития в полной любви, единомыслии и экономическом единстве, - назовется ли она по-гречески к и н о в и е й, или по-латыни - к о м м у н и з м о м, всегда столь близкая русской душе и сияющая в ней, как вожделеннейшая заповедь жизни, - была водружена и воплощена в Троице-Сергиевой Лавре Преподобным Сергием и распространилась отсюда, от Дома Троицы, как центра колонизации и территориальной, и хозяйственной, и художественной, и просветительной, и наконец, моральной." (Свящ.П.Флоренский "Троице-Сергиева лавра и Россия" Сборник "Троице-Сергиева лавра" Изд. комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры 1919 г.). Предлагаю противникам "Теологического манифеста" вдуматься в приведенный текст великого русского богослова.
7. В русской Библии - лев, медведь, барс; в канонической славянской - львица, медведица, рысь.
8. Я надеюсь, что читатель поймет меня правильно и не станет истолковывать "царство святых" как "царство священников". Хорошо известно, что Православию совершенно чужд дух клерикализма. На православной почве невозможен ни папа Иннокентий III, ни аятолла Хомейни. Говоря о бесклассовом обществе в иерархической форме, я имею в виду иерархию нравственную: тому, кто в большей степени отдает себя на служение общему благу, приличествует и больший общественный авторитет.
9. Во избежание кривотолков постараюсь уточнить свою мысль. Говоря об эрозии церковности, я отнюдь не утверждаю, что все в Русской Церкви идет плохо. Напротив! Я считаю, что за время правления Святейшего Патриарха Пимена сделано очень много ценного: восстановлена святоотеческая традиция русского богословия, пошатнувшаяся было в шестидесятых годах под напором модернизма; сохранен церковно-славянский язык в качестве обязательного богослужебного языка, что имеет огромное значение для усвоения и передачи литургического Предания - бесценного сокровища нашей Церкви; в диалоге с инославием занята вполне благожелательная, но в то же время достаточно твердая позиция; существенно увеличено число учащихся духовных школ; улучшено качество и увеличено количество издаваемой церковной литературы... И тем не менее приходится констатировать, что то внутреннее сердечное согласие человека с духом Церкви, которое принято называть словом "церковность", действительно подвергается эрозии. В результате возникают всевозможные виды духовного самочиния, в том числе и тот, который Апостол Павел назвал "самовольным смиренномудрием" (Колос.2.18) - "добродетель", в которую так любят облекаться всевозможные псевдо-старцы. На мой взгляд, главная причина этого, не только печального, но и опасного явления, - упадок приходского пастырства. Мне кажется, что в настоящее время проблема духовников - едва ли не самая главная из внутренних проблем Русской Церкви. Да поможет Бог церковным властям решить эту нелегкую проблему.
10. Из контекста Откровения Иоанна Богослова ясно, что геокосмическое потрясение, описанное в 6 главе книги, должно совершиться еще до наступления Тысячелетнего царства.
11. Впрочем, силы антихриста могут быть разоблачены и остановлены прежде, чем они успеют развязать глобальную агрессию. Поскольку антихрист не может придти к мировому господству иначе как через войну, ясно, что борьба за мир, в сочетании с идеологической борьбой против империализма и сионизма, есть в то же время и борьба против антихриста.
12. Утверждая, что духовная культура итальянцев и русских наполнена памятью о Рае в большей степени, чем культура любого другого народа, я прежде всего имею в виду "райскую культуру" христианского Ренессанса - общеевропейское явление, проявившееся, однако, наиболее ярко в Италии (в XIII-XIV вв.) и в России (в XIV-XV вв.). По моему глубокому убеждению, которое я не могу здесь аргументировать (потребовалось бы слишком много места), все лучшее в русской христианской культуре XIX-XX вв. восходит к этой эпохе.
