Вячеслав Макарцев
Бывают просто забытые
имена. Но бывает и по-другому, когда имя поспешно удаляют из истории. Именно
таково имя Николая Неплюева.
Николай Николаевич Неплюев
родился 24 сентября (11 сентября по старому стилю) 1851 года. Это была не
просто незаурядная личность, но человек, чьи дела стали «малой закваской»,
оказавшей колоссальное влияние не только на судьбу России, но и всего мира. И
это не громкие слова. Дело всё в том, что созданное им Крестовоздвиженское
Трудовое Братство было первой «утопией», успешно осуществлённой на земле
мирянами. К слову, разрешение на учреждение Братства было получено от
Императора Александра III и Святейшего
Правительствующего Синода. Благословение на свою деятельность Николай
Николаевич Неплюев получил от тогда ещё старцев Иоанна Кронштадтского
и Варнавы Гефсиманского. Последним священником
Братства был священномученик Александр Секундов, на
протяжении многих лет (с 1903 до ареста в 1925 году после начавшихся гонений на
Братство) остававшийся его верным и истинным служителем.
Николай Неплюев нисколько
не уступал в известности, например, Льву Толстому: тысячи людей желали
встретиться с ним, побывать в его Братстве, для чего была построена специальная
гостиница. Он был желанным гостем на международных встречах и собраниях.
Представитель одного из древнейших русских родов, родственного царскому роду
Романовых по мужской линии, Николай Неплюев не был чужим по линии матери и
западной аристократии.
После смерти отца он, войдя
в права наследника, стал очень богатым человеком, и почти всё своё богатство
вложил в фундамент созданного им Крестовоздвиженского
Трудового Братства, в чём нашёл понимание и помощь со
стороны своей матери, урождённой баронессы Шлиппенбах,
и родной сестры (затем, после смерти мужа, к нему присоединилась и вторая
сестра).
Его
Трудовое Братство, продемонстрировавшее на практике, что «утопия» вполне
осуществима, если опирается на любовь к ближнему и к Богу, и по сию пору
остаётся, как представляется, непревзойденным образцом «социального
строительства». Совершенно очевидно, что подавляющая часть видных большевиков,
несмотря на то, что Николай Неплюев умер сравнительно рано (в 1908 году), была
знакома с его творчеством, с достижениями его Трудового Братства. И не просто знакома, а [без указания источника] заимствовала драгоценный
опыт Крестовоздвиженского Братства, в том числе и
педагогический: например, учреждение в советской школе октябрят и пионеров было
прямо скопировано из неплеювского опыта «младших» и
«старших» школьных кружков.
То, что в советской
историографии именовалось «творчеством масс», было по большей части социальными
технологиями, основанными на православной вере и проверенными несколькими
десятилетиями жизни и практической деятельности Трудового Братства Николая
Неплюева. Но человек, которому Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона посвятил статью, был проигнорирован Большой Советской
Энциклопедией и советской исторической наукой: как будто бы такого имени и
вовсе не было в истории России!
Причина, как видится, лежит
на поверхности: ни в коем случае не допустить того, чтобы представление о
социализме было связано хотя бы в малой степени с христианством, с Христом.
Здесь был просчёт, который стоил жизни советскому обществу: дело в том, что в Трудовом
Братстве тоже возникло движение за «перестройку», которое Николаю Неплюеву
удалось с Божьей помощью усмирить. Вот как говорил один из «архитекторов
перестройки» Трудового Братства: «Труд не для стяжания мне
представляется слишком большим подвигом» (Неплюев Н.Н. Полное собрание
сочинений. С.-Петербург, типография В.А. Тиханова, 1908. Том 5, с. 220). То есть речь идёт о «критике» так называемой
«уравниловки». Помимо этого «недовольные» жаловались на «отсутствие свободы» и
строгость «религиозного воспитания», установленного Николаем Неплюевым и его
сестрой: «В нравственный рост человека небо не вмешивается» (там же), –
вызывающе заявил один из лидеров «перестройки Братства».
Идея «перестройки» вышла из
круга «творческой интеллигенции» Братства, выступившей, кроме всего прочего,
против использования её на сельскохозяйственных работах. Вот что ещё в своём
выступлении заявил указанный выше «архитектор»: «Люди-волы для идеи тупеют…, а
идейность, в свою очередь, не может идти рука об руку с лямкою физического
труда… <...> Рано или поздно
сделают из Братства только глупый мускул… Против
умственного развития все братские власти…» (Там же).
А вот
главные пункты «обвинительного акта» «недовольных» братчиков:
«предпочтение всему физического труда», «сильное гонение на умственное
развитие», «мрачная религиозность, благодаря которой все наши праздники имеют
тяжёлый и мрачный характер», «отсутствие нравственной свободы», «чрезмерная и
сухая идейность», «беспощадно суровое отношение ко всякой мысли и слову»,
«убито самостоятельное искание истины» (Там же, с. 210).
Интересно поведение
западной элиты в отношении Николая Неплюева: она, по существу, поддержала
вычеркивание из истории имени Николая Неплюева. Когда говорят, что
возникновение советского государства, советский опыт социалистического
строительства оказали влияние на западную элиту в плане смягчения «ужасов
капиталистической действительности», то это лишь половина правды: у элиты
западного мира под рукой всегда было достаточно средств, чтобы свести на нет
революционное брожение. Им нужен был «свой человек», и обязательно не бедный,
который показал бы и объяснил, что другой мир возможен. Именно таким человеком
и был Николай Николаевич Неплюев. Но, опять-таки, и «плевелам» (Мф. 25:31-46) западной элиты не было никакого резона
увязывать «очеловечивание» капитализма с «утопическим социализмом», пусть и
христианским. В таких условиях вопрос о допуске в историю мира имени Николая
Неплюева был решен отрицательно.
Правда, надо честно
признать и то, что значительная часть христиан очень нервно реагируют на слово
«социализм», хоть и с прилагательным «христианский». Это, как заметил один
православный публицист, очень похоже на поведение купчихи Настасьи Панкратьевны Брусковой из пьесы Александра Островского
«Тяжелые дни»: «Вот тоже, как услышу я слово "жупел", так руки-ноги и
затрясутся».
Но сложнее всего, думается,
здесь профессиональным гуманитариям: «втиснуть» это имя в университетские схемы
они не могут, потому что рассыпается всё здание новейшей истории. Другое дело, скажем, – «технари»: у них нет «раз и навсегда
заданной» «книжной версии» истории, поэтому включение еще одного
«фундаментального имени» в «гуманитарное здание» не вызывает, чаще всего, в их
мировоззрении «катастрофических последствий». Получается интересная
коллизия: историческая наука против подлинной истории…
Самым главным открытием
этого уникального социального эксперимента является следующее: даже в довольно
изолированной социальной среде, которая формировалась из людей, с младшего
школьного возраста готовившихся к добровольному вступлению в Трудовое Братство,
появлялись и довольно быстро проявляли себя люди, которым не по душе была жизнь
в социалистической братской общине. Хотя ничего удивительного или нового в этом
нет: это проблема «пшеницы» и «плевел», о которой христиан предупреждает
Христос в известной притче. Проявила она себя и в Новорожденной Церкви в лице Анании и Сапфиры. Эта проблема разрешается не
«революционным насилием», но лишь отделением, разделением, к чему опытным путем
и пришёл Николай Неплюев и духовно здоровая часть его Трудового Братства:
«Пусть уйдут от нас и дела нашего все те, которые и после скорбного опыта нами
пережитого, не будут иметь достаточно веры, любви и смирения для добровольной
дисциплины любви и радостного созидания под руководством Думы (руководящего
органа Трудового Братства – В.М.) святыни братства в жизни» (Там же, стр. 258).
Советские идеологи, вступая
в период «Перестройки», даже в принципе не могли понять её характер, движущие
силы, угрозы и вызовы, в лучшем случае апеллируя к «классовому сознанию». Виною
всему была агрессивная, в духе «незабвенного» Евгения Дюринга, политика
безумствующего атеизма. Вырванное из истории имя самого яркого и успешного
христианского «социалиста-утописта» Николая Неплюева лишило их возможности
осознать масштаб проблем и найти выход из тупика.
Судя по всему, в ближайшее
время будет полностью востребован опыт Трудового Братства Неплюева: мировой
финансовый кризис, который пытались преодолеть денежными вливаниями, неизбежно
выльется в коллапс нынешней социально-экономической системы, о чём
предупреждают многие независимые экономисты. Пытаясь отсрочить неизбежное, капитал принуждает государственные власти
отказаться от социальной функции. Российская пенсионная реформа разрушила
«замковый камень» «социального свода» российского общества. Значительно
смягчить последствия этого не до конца продуманного действия может лишь
внедрение и широкое распространение опыта Крестовоздвиженского
Трудового Братства.
В России сложилась
удивительная ситуация: в сравнении с «передовыми демократиями», где во главу
угла экономической жизни поставлен принцип «священной частной собственности»,
процент предприятий с коллективной формой собственности (народных предприятий,
производственных кооперативов и т.д.) у нас на порядок ниже! Это результат
«борьбы с коммунизмом», вернее её чудовищный перегиб. Правда, в последнее время
(по сообщениям активных сторонников коллективного хозяйствования), благодаря
ряду подвижек в рассмотрении этого вопроса, здесь наметился вселяющий оптимизм
прорыв.
Пенсионная
реформа основной свой удар наносит по Христу, так как среди попавших в её
жернова немало истинных христиан: кто не гнался за наживой, кто всю жизнь
трудился в поте лица своего (а первыми под её удар попадают люди физического
труда, чьи организмы к шестидесяти годам, чаще всего, предельно изношены), кто,
не гнушаясь браком, оставался безбрачным для Царства Небесного или бездетным и вдовым,
так что на помощь детей рассчитывать не может.
В чем опасность пенсионной
реформы? Дело в том, что в лихие девяностые и даже до конца нулевых годов очень
многие предприниматели уклонялись от того, чтобы оформить трудовые отношения со
своими работниками соответствующим образом, в результате чего многие сотни
тысяч людей уже не имеют возможности подтвердить свой трудовой стаж, дающий
право на получение пенсии. До повышения пенсионного возраста они всё же имели
возможность уйти на мизерную пенсию с 65 лет. Сегодня этот возраст для них составляет
70 лет. Это уже похоже на приговор.
Здесь, как представляется,
совершенно очевиден заказ ведущих финансовых групп и крупного капитала: отсечь
от вспомоществования по старости
огромную группу граждан, в силу своего общественного положения не имеющую
влиятельных защитников в обществе. Вполне возможно, что президентская власть не
была должным образом проинформирована о судьбе этих людей в случае
осуществления указанной реформы и реальных масштабах проблемы.
Либеральные христиане в
большинстве своём очень поверхностно воспринимают притчу Христа о богаче и
Лазаре: «Некоторый человек был богат, одевался в порфиру и виссон и каждый день
пиршествовал блистательно. Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который
лежал у ворот его в струпьях и желал напитаться крошками, падающими со стола
богача, и псы, приходя, лизали струпья его» (Лк. 16:19-21). Либерал, как
правило, видит в этом Лазаре лишь опустившегося бродяжку, хотя смысл притчи для
человека, не питающего иллюзий в отношении маммоны,
иной: Лазарь – это бывший работник богача, которого последний, когда работник
состарился и заболел, просто вышвырнул за ворота, где тот так и остался
лежать вплоть до своей смерти. Такова и суть пенсионной реформы у её лоббистов: вышвырнуть «коллективного Лазаря» «за
ворота»: не тратить же на него, дышащего на ладан, кровные толстосумов...
Христиане, в первую очередь
богатые, не должны ждать смерти «коллективного Лазаря», но сделать всё, чтобы
этот «Лазарь» не дошёл до состояния бездомности и болезненного изнеможения, и
продолжал жить. А это возможно лишь в трудовом братстве, устроенном по типу неплюевского, где и «Лазарю» найдётся работа по силам, а
если сил уже не будет, то братство никогда не выбросит его за ворота. В этом –
в братской любви – суть христианства, а не в том, чтобы с «камнями за пазухой»
«дежурить» на православных сайтах, выискивая ересь в словах авторов или
участников форума, ибо главная ересь – это фарисейство, когда любовь к ближнему приносят в жертву законничеству.