Вл. Нилов
Кажется, ни к одному событию мировой истории так не подходит определение «парадоксальное», как к Октябрьской революции.
Интернациональная по лозунгам, марксистская по своему знамени она была совершена вопреки Марксу — в крестьянской стране со слабо развитым капитализмом и малочисленным рабочим классом. Среди русских и зарубежных марксистов Ленин был исключением, единственным, кто отстаивал идею социалистической революции в крестьянской стране, не дожидаясь полного развития капитализма, как это требовалось теорией. Это было проявлением интеллектуальной независимости и отказа от слепого поклонения авторитету Маркса. Уже в молодости интеллектуальная самостоятельность Ленина выразилась в отказе признать пролетариат мессией освобождения мира от капитализма, он признал эту роль за партией профессиональных революционеров, считая их орудием свершения социалистического переворота. Вот почему Н. Бердяев, С. Франк утверждали, что марксизм его русских последователей был лишь, по их выражению, «оболочкой», а сами они по складу своего ума — народники. Октябрь, по их убеждению, вытекает из русской истории, из общинной психологии народного ума и характера, а не из учения Маркса. Пренебрегать мнением этих современников никак нельзя, ибо они лично знали как народников, так и марксистов.
Октябрь, нацеленный на всемирную революцию, её не произвёл, но послужил спасительным средством для национального возрождения разваленной Февралём тысячелетней Русской Империи. Произошла «национализация Октября», и «Наркоминдел вытеснил собой Коминтерн», как говорил Устрялов. Как курьёз этот факт — возрождение разрушенной империи — уникален, единственный в истории человечества; он был отмечен не советскими, не русскими историками зарубежья, но американцем, историком Р. Пайпсом, — сионистом, антисоветчиком и русофобом.
Европа, против ожиданий большевиков, осталась буржуазной и взоры руководителей СССР обратились к народам Азии, когда к призыву «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» было добавлено «и угнетённые народы», чем сводилась на нет роль пролетариев как единственной силы свержения капитализма, т. е. это был отказ от главного тезиса марксизма. Дело спасения нового строя стало внутренним делом России, потому что на помощь западных пролетариев больше не рассчитывали, но только на свои собственные усилия. Вот причина происхождения лозунга «построение социализма в одной стране», который свидетельствует о том, что если не на словах, то на деле больше не полагались на готовность западных пролетариев произвести у себя социалистическую революцию и тем поддержать социализм в России. Первая и Вторая мировые войны по сути доказали, что представления Маркса и Энгельса о рабочем классе как мессии освобождения были мифом. Именно поэтому Устрялов был прав в своем предвидении, когда писал, что «...интересы советской власти будут фатально совпадать с государственными интересами России», т. е. он предсказал отход от интернационализма и его замену национал-большевизмом. Третий Интернационал все более тускнел, а Россия все более становилось Третьим Римом, каким она считала себя до Петра и его европейских реформ. Советский строй покончил с подражанием Европе и двухсотлетним хождением в её учениках, он вернул её в допетровскую Русь, когда на Европу смотрели как на сборище еретиков, отступников от Христа.
Имя Н. Данилевского никогда не упоминается при рассмотрении Октябрьской революции, но именно она, совершенная интернационалистами, провела в жизнь то, на чём он так настаивал — создание самобытной цивилизации, решавшей вопрос об отношении труда и капитала, противостояние Европе и борьбу' с ней как единственное средство сохранения своей политической независимости и территориальной целостности.
Советский строй, этот новый и самобытный культурно-исторический тип, восстановив разрушенную Империю и из гнав интервентов с территории России, спас её от подчинения Западу в 1917-21 годах; он закончил собирание Руси, начатое Великими князьями и царями Московскими. Он же ещё раз спас Россию, выиграв практически в единоборстве войну не на жизнь, а на смерть с Германией в 1941-45 годах. Пока Россия сохраняла верность новому порядку вещей, она оставалась одной из двух сверхдержав, которую боялись и ненавидели, но уважали за могущество. Данилевский также предупреждал, что без своей самобытной цивилизации историческая жизнь России «бесцельна», «пуста» и «бессмысленна», что ныне и доказывает Россия с навязанной ей чуждой цивилизацией.
Советский строй — не «социальный эксперимент», как представляют его антисоветчики, а лишь первый этап устранения капитализма со сцены истории и замены хремастики, работающей на богатых, на экономику, работающую на народ. Об обреченности капитализма заговорил даже его бывший бард Шафаревич, и устранение социализма в России-СССР не остановит этого процесса.
Социализм своими корнями уходит в христианство, его даже называли «христианством без Христа». В Европе были партии христианского социализма, но даже при богатом воображении невозможно себе представить словосочетание «христианский капитализм». Индивидуализм, который так прославляется на Западе, есть принцип мира языческого с его «человек человеку — волк», вот почему митр. Иоанн назвал его «звериным индивидуализмом». Бакунин называл капитализм последним звеном цепи «рабовладельческое общество-феодализм—капитализм».[1]Хремастика — это хозяйство языческого общества, а экономика — хозяйство, которое служит благу всего народа, а не богатого меньшинства, и потому в основе своей её можно назвать христианской. Это ещё один парадокс Октября: божье дело — установление социального порядка, воплощавшего завет христианства — социальную справедливость, творилось безбожными руками. Октябрь также установил то, к чему призывал Христос — братству между людьми и народами, что и было осуществлено в Советском Союзе.
Октябрьская революция и все последовавшие за ней революции XX века произошли, как и в России, в крестьянских странах, т. е. вопреки марксизму, который никак ни считался с возможностью социалистических революций в Азии. Ни одно из положений Маркса, за исключением критики капитализма, не выдержало испытания временем. Пролетарии не были мессиями имеющего быть нового порядка, у них не оказалось ни классового сознания, ни классовой международной солидарности — Первая, а затем и Вторая мировые войны похоронили эти положения марксовой теории, которые оказались мифом. Предсказания Маркса и Энгельса, что социализм впервые будет установлен в Англии, Франции или Германии, оказались таким же мифом, как и классовое сознание и международная солидарность пролетариев. Мифом оказался и тезис, что историю творят массы. Массы никогда не были субъектами истории и неспособны ими быть, но только её объектами; историю творят великие люди и инициативное меньшинство.
Г.Димитров в своем дневнике от 17 апреля 1934 года рассказывает об ответе Сталина на его недоумение: «почему в решающий момент миллионы рабочих следуют не за нами, а остаются с социал-демократами или... даже идут с национал-социалистами»? Сталин объяснил, что «главная причина... в исторических связях европейских масс с буржуазными демократами... они рассчитывают на колонии. Рабочие знают это и боятся потерять колонии. И в этом отношении они склонны идти вместе с собственной буржуазией. Они внутренне не согласны с нашей антиимпериалистической политикой». «Мессия» оказался соучастником буржуазии в грабеже народов остального мира, которых он (по теории) должен был освобождать.
Марксизм с его претензией на научность («научный социализм») оказался утопией никак не меньше, чем все его предшественники, а его догматы просто декларировались теорией, но не имели корней в жизни. Никакого отношения к революциям XX века марксизм не имел, хотя к ним он всегда искусственно пристёгивался. С. Франк еще в 1949 году писал, что для Н.А. Бердяева «центральным... была вера в особое неевропейское и антиевропейское существо и призвание России. В самой России Ленин, сочетая Маркса с Бакуниным, под маркой большевизма создал особый вид антиевропейского марксизма: противопоставление правды «пролетарской» России злу и разложению «буржуазной» Европы есть возрождение — с совсем иным содержанием — старого националистического отталкивания от Запада». Не пролетарии Запада были пионерами установления нового социального порядка в мире, а крестьяне России, Азии и Кубы в борьбе с колониальным Западом устанавливали у себя социализм. И это ещё один парадокс Октября.
В холодной войне потерпел поражение не социализм в России, ибо не было экономических и политических причин его свергать и возвращаться к капитализму; произошла государственная измена партийно-государственной верхушки и европействующей «интеллигенции» во главе с Сахаровым, Солженицыным и Шафаревичем. Это был Февраль конца столетия, который, как и первый, поверг Россию в катастрофу и ставит под сомнение самое её существование.
[1] Вот что думал Л.Толстой о положении рабочих в капиталистическом обществе:
«Когда в наше время говорят о рабстве рабочих, то обыкновенно думают, что такое выражение есть только метафора, преувеличение, не имеющее реального значения, что рабов в настоящем значении этого слова уже нет, и что хотя рабочие и находятся в зависимости от капиталистов, они все-таки не рабы, а свободные люди. В этом ложном представлении, вытекшем из ложных положений экономической науки, имеющей целью только оправдание существующего устройства, и лежит главная причина недействительности всех тех мер, которые предпринимаются и предлагаются теперь для улучшения положения мнимо свободных рабочих. Вместо того, чтобы отыскивать средства уничтожения рабства, придумываются и предполагаются средства облегчения положения рабов.
Нужно не выдумывать мнимые социологические законы, а признать то, что теперешние рабочие — рабы в самом действительном, прямом значении этого слова; — и не улучшать их положение, оставляя их рабами, а уничтожать то, что держит их в рабстве, освобождать их». Литературное наследство. Л. Толстой. Том I, с. 480.
