«Экономика чуда». «Умеренная доктрина». «Святоотеческое имущественной учение». «Протестантская этика». Присутствие разных парадигм в католичестве и православии. Различие межу парадигмами на примере интерпретации эпизода о богатом юноше Климентом Александрийским и св. Иоанном Златоустом.
В предыдущем изложении мы не раз отмечали, что христианские богословы по-разному понимают проблему собственности, богатства, бедности и милостыни. Обычно эти различия пытаются свести к специфике христианских конфессий. Но оказывается, что такой подход недостаточен. И дело даже не в том, что множество нюансов исчезает. Такой подход не позволяет ответить даже на основные, очевидные вопросы. Например, чем православная имущественная этика отличается от католической? Да и от протестантской этики отмежеваться не так-то легко. Недаром наши учебники нравственного богословия долгое время просто списывались сначала с протестантских аналогов, а затем – с католических. Лучше объясняет церковные реалии другой подход: сначала содержательно выделить основные парадигмы (основные направления) отношения к собственности, а затем уже попытаться проследить судьбу этих парадигм в разные века и для разных конфессий.
Таких парадигм можно насчитать четыре. Ввиду того, что терминология в имущественной этике разработана слабо, эти парадигмы получили в определенной степени условные названия, а именно: 1) «экономика чуда» 2) «умеренная доктрина» 3) «святоотеческое имущественной учение» и 4) «протестантская этика». Мы будем пользоваться этими названиями на всем протяжении курса, априорно не вкладывая в них какого-либо положительного или отрицательного смысла.
«Экономика чуда». Суть этой доктрины в том, что Господь все дает по вере, в том числе – и материально необходимое. Для этой доктрины есть и евангельское обоснование – фрагмент «о птицах небесных» Мф.6,25-34, приводившийся нами ранее. Из него родилось целое богословие: только веруй – и тогда все тебе будет, в том числе и «что вам есть и что пить» и «во что одеться». Причем, будет без всяких трудов на хозяйственной ниве.
В результате получается, что не нужно возделывать поля, строить заводы – все потребное для человека даст Господь. Не нужно создавать армию и вооружать ее. И так далее и тому подобное. Такая теория характерна не только для монашествующих, но и для многих и многих мирян. Что сказать об этом?
Конечно, с точки зрения экономики все это абсурдно. Но и с точки зрения веры подобная теория представляется сомнительной. Дело в том, что такую «экономику» кроме как «экономикой чуда» назвать нельзя. Чудо тут рассматривается как производственная технология. Слов нет – и вера необходима и чудеса существуют: отрицать их было бы просто глуповатым материализмом, верящим, что кроме атомов и пустого пространства в мире больше ничего нет. Но приверженцы «экономики чуда» почему-то уверены, что Господь – это джин, который бросается выполнять любое наше желание. Да, Господь всемогущ и добр, но в то же время Он абсолютно независим. Да, по своей милости Он, причем дважды, умножал хлебы. Но думать, что Он это будет делать постоянно и по нашему графику – просто самонадеянность. Однако именно это предлагают православные приверженцы «экономики чуда» нашему народу. Фактически «экономика чуда» означает отказ от любого устроения социально-экономической сферы, что представляется несоответствующим воле Божией о назначении тварного мира и роли в нем человека. Думается, что воля Творца осуществляется прежде всего через надлежащую организацию экономической сферы.
«Умеренная доктрина». Вторая концепция хорошо всем известна. Именно ее обычно описывают учебники и православные брошюры. Согласно этой концепции иметь собственность, даже значительную, - т.е. быть богатым, - не предосудительно. Собственность дает средства к существованию, будучи гарантом гражданских свобод и нравственного развития личности. Однако, непременным условием обладания богатством является независимость от него: не богатство должно обладать вами, а вы – богатством. Если вы внутренне независимы от имения, не прилепились к нему, то тогда богатство – благо. Если же вами владеет страсть любостяжания, то тогда богатство становится грузом, не пускающим вас подняться в Царство Небесное. Поэтому нужно быть милостивым, благотворить бедным, жертвовать на Церковь, и тогда Господь благословит и вас и ваше дело. Такая концепция кажется настолько естественной, что в ее православности обычно сомнений не возникает. Поэтому не будет преувеличением называть умеренную концепцию «общепринятой». Эта концепция имеет давнюю историю. Она возникла на рубеже II-III веков, и изложена в известной книге Климента Александрийского «Кто из богатых спасется?» /25/. Крайне интересна история развития этой доктрины. В дальнейшем мы не раз будем к этому вопросу обращаться.
«Святоотеческое учение». Однако, как это ни парадоксально, столь привычная для православного уха «умеренная» доктрина не является подлинным святоотеческим учением. В IV-V веках точка зрения Климента Александрийского была преодолена святыми отцами: св. Василием Великим, св. Григорием Богословом, св. Амвросием Медиоланским и св. Иоанном Златоустом. Они рассматривают вопрос на двух уровнях: личном, развивая, так сказать, «психологию собственного» и уровне взаимоотношений с ближними – «социологию собственности». На первом уровне определяющим оказываются аскетические соображения, поскольку собственность является сильнейшим соблазном, преодоление которого требует отказа от имущества. Для второго уровня святыми отцами формулируется критерий подлинности христианского отношения к собственности – это заповедь «люби ближнего как самого себя». Отсюда истинно христианским отношением к собственности и богатству является: на личном уровне – полное отвержение собственности, а на уровне христианских общин – общность имущества. Такой взгляд освящен Писанием и апостольским Преданием (имеются в виду знаменитые «коммунистические фрагменты» из Деяний Апостольских (Деян. 2,44-45; 4,32-36)), а также традиционной церковной практикой (общежительные монастыри). Особенное место в ряду создателей святоотеческого имущественного учения принадлежит Св. Иоанну Златоусту. Его воззрения столь глубоки по содержанию и столь ярки по выражению, что поистине являются вершиной святоотеческой имущественной этики.
Эта имущественная концепция дает иное, более глубокое понимание фрагмента «О птицах небесных». В самом деле, прислушаемся: «говорю вам», «для души вашей», «что нам есть?», «кто из вас, заботясь», «что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться». Везде говорится, что следует не заботиться о себе, но нигде не говорится, что нужно не заботиться о других. Забота о себе означает эгоизм, но забота о других есть любовь. Поэтому в обществе с высокой степенью нравственности каждый должен заботиться о других. И тогда чудным образом выполнится смущающее «не заботьтесь и не говорите «что нам есть?» или: «что пить?» или : «во что одеться?», ибо в таком обществе человек и в самом деле может не заботиться о своих земных нуждах, ибо ближние позаботятся об этом. Но с точки зрения социальной такое по-настоящему возможно только в обществе, базирующемся не на частной собственности, а на собственности общей. Коммунизм вытекает из христианской любви и в свою очередь служит ее укреплению.
«Протестантская этика». Наконец, последняя парадигма возникла в недрах протестантского движения. С легкой руки известного немецкого социолога Макса Вебера, ее обычно называют «протестантской этикой». Суть этой доктрины, четвертой по счету, в том, что благополучие и богатство рассматриваются как положительные христианские ценности. А потому стремление к увеличению богатства с помощью легитимных капиталистических механизмов рассматривается как добродетель. Если в состав «умеренной» доктрины всегда входило требование быть независимым от богатства и не гнаться за ним, то «протестантская этика» наоборот считает предпринимателей, которые день и ночь поглощены извлечением прибыли, весьма уважаемыми христианами, ибо их деятельность приводит к увеличению благосостояния всего общества. «Протестантская этика» наиболее далека от целей, которые ставит перед человеком христианство.
Существование разных парадигм в католичестве и православии. Однозначного соответствия между имущественными парадигмами и основными христианскими конфессиями нет. Только относительно «протестантской этики» можно утверждать, что в протестантизме она всегда доминировала. Что же касается «святоотеческой» и «умеренной» доктрин, то их конфессиональная судьба оказалась куда более сложной. По сути дела о бытии этих концепций в истории христианства и будут посвящены дальнейшие лекции. Пока же выскажемся кратко.
Православие начало свой путь взяв на вооружение святоотеческую концепцию. Однако в конце II – начале III в. Церковь приобрела относительную устойчивость, и в нее вошло много людей состоятельных и даже богатых. Они привнесли в Церковь новую идеологию: принятие веры во Христа без отказа от богатства. Их влиянием и следует объяснить появление «Кто из богатых спасется?» Климента Александрийского – книги, в которой сформулирована «умеренная доктрина», в результате чего обе доктрины – «умеренная» и «святоотеческая» – существовали параллельно. Но в IV-V вв., "золотом веке святоотеческой письменности" (архим. Киприан Керн), в период, когда христианство становится государственной религией, вновь святоотеческое учение стало преобладать. Однако огромный наплыв новообращенных сильно понизил общий нравственный уровень христиан. В результате чистота святоотеческого учения стала утрачиваться. И церковные события вновь эту тенденцию отразили. Златоуст был оклеветан, извержен из сана и умер в ссылке. Святоотеческое учение стало постепенно забываться и так сказать «по умолчанию» богословие снова взяло на вооружение «умеренную» доктрину, которая затем перекочевав на Русь стала нормативным взглядом Церкви на имущественное устроение.
Католический дрейф еще более показателен. Там святоотеческая концепция господствовала дольше – до XIII в. Но в Европе к тому времени уже стали складываться капиталистические отношения. Это почувствовал Фома Аквинский, который перевел католичество на рельсы «умеренной доктрины». Под давлением реалий растущей капиталистической экономики католичество пятилось назад, принимая одну за другой, господствующие в миру нормы. После же гибели социализма в СССР папа Иоанн-Павел II фактически перешел к позиции, тождественной с протестантской этикой.
В дальнейшем изложении мы не раз будем сталкиваться с описанными в этой лекции парадигмами.
Различие межу парадигмами на примере комментария к эпизоду о богатом юноше Климента Александрийского и св. Иоанна Златоуста. Итак, имеется существенные отличия между «умеренной доктриной» и «святоотеческим учением». К сожалению, иногда, эти отличия недостаточно четко сознаются. Мы попытаемся их проиллюстрировать, взяв в качестве примера известный евангельский эпизод с богатым юношей в его интерпретации такими авторитетными учителями Церкви как Климент Александрийский и св. Иоанн Златоуст.
Эпизод с богатым юношей (Мф.19,16-30; Мк.10,17-31; Лк.18,18-30) является ключевым для понимания евангельского отношения к богатству. Благодаря поразительной психологичности происшедшего, яркости высказываний Спасителя, глубине внутреннего смысла эпизод с богатым юношей оставляет неизгладимый след в душе каждого, кто хоть однажды его прочитал. Сначала приведем евангельский текст эпизода в версии Матфея.
«И вот некто подошед сказал Ему: Учитель Благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную? Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди. Говорит Ему: какие? Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и люби ближнего твоего, как самого себя. Юноша говорит Ему: все это сохранил я от юности моей; чего еще не достает мне? Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение. Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие. Услышавши это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись? А Иисус воззрев сказал им: человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф.19,16-26).
Первым толкование эпизода с богатым юношей сделал Климент Александрийский, в своем сочинении «Кто из богатых спасется?». Сам Климент Александрийский – личность замечательная. Прекрасный оратор, педагог, интеллектуал, знаток эллинской философии, Климент обратился в конце II в. христианство и стал пресвитером и наставником огласительного училища в Александрии. Удивительная гармоничность и благородство его облика привлекали и до сих привлекают к нему множество почитателей. Хотя Климент, по-видимому, никогда не был канонизирован, его из уважения иногда именуют «святителем».
В своей книге Климент утверждает, что слова Христа богатому юноше «все, что имеешь, продай и раздай нищим» понимать буквально нельзя: Христос имел в виду не внешний отказ от имения, а внутреннее отвержение той власти, которую имеет богатство над людьми. Климент пишет: «Продай имение твое. Но что значит это? Не это повелевает Господь, о чем некоторые слишком поспешно думают, что наличное свое имущество он должен был разбросать и со своими богатствами расстаться; нет, он должен только (ложные) мнения относительно богатства из своей души выкинуть, алчность и жажду их, беспокоиться о них перестать, устранить со своего пути это терния жизни, заглушающие собой семена Слова» /25:16/. Здесь ясно проступает используемый Климентом аллегорический, специфически «александрийский» метод толкования Писания, суть которого состоит в иносказательном переносе событий библейской истории на сферу души человеческой. По Клименту, Господь требует не отказа от собственности, а отвержение страсти любостяжания. Этим противопоставлением внешнего внутреннему у Климента и объясняется вся коллизия: юноша «отошел с печалью» не из-за плененности богатством, а потому, что не владел александрийской экзегезой: «Так как богатый и преданный исполнению закона юноша собственного смысла слов Господа не понял, а равным образом и того, как один и тот же человек в одно и то же время может быть и бедным и богатым, располагать внешними благами и не иметь их, может пользоваться миром и не пользоваться, то отошел он от Господа печальным и разбитым» /25:27/.
Отталкиваясь от своего истолкования, Климент Александрийский развертывает целую доктрину имущественной этики, основные положения которой можно свести к следующему.
1. Богатство допустимо. Собственность сама по себе не является препятствием для спасения, а потому отказ от собственности для христианина не обязателен. Климент восклицает: «Можешь ты владеть богатством» /25:32/, «возможно и при богатстве получить спасение» /25:27/. При этом, помимо того, что слова Спасителя о раздаче имения следует понимать аллегорически, выдвигаются два дополнительных аргумента. Во-первых, отказ от необходимого имущества для человека невозможен. И во-вторых, милостыня является величайшей христианской добродетелью, но благотворить можно только из своего. В дальнейшем второй аргумент был развит Фомой Аквинским, и с тех пор часто используется христианскими апологетами частной собственности.
2. Богатство не должно владеть человеком. Но обладание богатством для христианина не мешает спасению только «если богатством, к коему он остается равнодушным, будет располагать он хорошо» /25:27/. Иначе говоря, Климент выдвигает два условия «безопасного» владения богатством: 1) «равнодушное», незаинтересованное отношение к богатству и 2) его использование на добрые дела.
3. «Другое богатство». Итак, для богатых имеется возможность спастись. В то же время бедность не есть панацея от осуждения, ибо «не на внешнем чем-либо утверждается спасение, … а на душевной добродетели». А потому «Может равным образом и человек бедный и без средств упиваться пожеланиями, и может трезвиться и свободным быть от них человек богатый» /25:18/. «Таким образом, есть бедняки неложные и есть, с другой стороны, бедняки неистинные и ложные» /25:26/.
Развивая подобные соображения в духе своего аллегорического метода, Климент наделяет слова «богатство» и «бедность» другим смыслом: «то уже само собою становится ясным, и понятным, что душа бедная теми гибельными пожеланиями, какие развиваются при богатстве, спасется; но, с другой стороны, может она и погибнуть, если тем она богата, что богатство разрушительного в себе имеет» /25:25-26/.
4. Наконец, только Бог – в полном смысле слова собственник всего сущего, человек же есть лишь «управитель неправедный». Но из этой неправоты можно устроить свое спасение, если из своего богатства благотворить. Климент завершает свое толкование призывом: «Всякому просящему у тебя, давай (Лк.6,30). (…) Вот прекраснейшая торговля! Вот Божественный товар! Деньгами приобретать вечность и, раздавая миру преходящее, получать за это вечное жилище на небесах! О, плыви к этому рынку, богач» /25:44/.
Книга Климента оказала огромное влияние на имущественную этику христианства. Зачастую она рассматривается как нормативное изложение этой этики, которой должны следовать православные христиане. Конечно, аллегорическое толкование эпизода справедливо критиковалось, Так В.И. Экземплярский пишет: «Толкование это, конечно, ошибочно по существу, так как оно совершенно расходится со всеми данными Евангельского повествования. Насколько неоснователен был аллегоризм Климента в толковании данного места видно уже из того одного, что это толкование не удержалось даже в Александрийской школе дольше самого Климента, так что уже Ориген толковал это место Евангелия в буквальном смысле» /10:78/. Хотя тут же Экземплярский указывает, что Климент впервые высказал ряд ценных идей о христианском осмыслении богатства, и прежде всего мысль о том, что и к богатству приложим «общий христианский принцип, что возвышает и оскверняет человека не внешнее, но то, что исходит из нашего сердца» /10:81/.
Однако последующая святоотеческая мысль толковала этот эпизод существенно иначе.
Святоотеческое толкование эпизода.Согласно повествованию Матфея юноша утверждает, что исполнил все заповеди закона, включая «люби ближнего твоего, как самого себя». Комментируя именно это место Златоуст удивительно метко замечает: "юноша сам себя обличил в пустом самодовольстве: ведь если он жил в таком изобилии, а других, находившихся в бедности, презирал, то как же он мог сказать, что возлюбил ближнего?" /VII:262/. Суть эпизода в том, что юноша не исполнил заповеди любви к ближнему. И Господь его тут же в этом обличает. «Если хочешь быть совершенным» - первый удар любящей руки: Христос отрицает, что юноша уже достиг совершенства; а юноша в самом деле так думал – ведь он исполнил все заповеди и самодовольно вопрошал «чего еще недостает мне?». «Пойди, продай имение твое и раздай нищим» - второй удар-указание: юноша ясно понял, какую заповедь не исполнил, поскольку тут же почувствовал, что любит не ближних, а свое богатство, причем настолько, что не может с ним расстаться, и он «отошел с печалью». Оказывается совет раздать все имение является частным случаем заповеди любви к ближнему! Кто, обладая богатством, его не раздал, тот ближнего не любит. А можно ли «иметь жизнь вечную» не стяжав любви? Апостолы поняли эту мысль Спасителя и ужаснулись: «так кто же может спастись?». Христос отвечает, что отдать все (и значит – спастись) можно только при наличии крепкой веры в Бога.
В версии Луки главная мысль – о том, что в имущественной сфере любовь сводится к раздаче имущества – выражена еще яснее, ибо там нет несколько сбивающего с толку упоминания о «совершенстве»: «И спросил Его некто из начальствующих: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Знаешь заповеди: не прелюбодействуй; не убивай; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца твоего и матерь твою. Он же сказал: все это сохранил я от юности моей. Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного не достает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат» (Лк.18,18-23). Последующий текст Луки по смыслу совпадает с изложением Матфея. Знаменательно, что у Луки среди исполненных заповедей отсутствует «люби ближнего как самого себя». И Спаситель прямо говорит юноше «еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим». Не розданное богатство обличает, что недостает любви к ближнему.
Как видим, оба евангелиста по сути дела говорят об одном и том же – об эквивалентности заповедей «раздай все нищим» и «люби ближнего как самого себя». Только у Матфея этот эпизод описывается как зарисовка с натуры, давая нам в словах Христа «если хочешь быть совершенным» почувствовать тончайшую горькую иронию. Лука и Марк больше озабочены верной передачей смысла, а потому опускают слова о «совершенстве», ибо любовь к ближнему – не совершенство, а необходимое условие наследования жизни вечной. Евангельская логика проступает тут совершенно ясно: кто не любит ближнего как самого себя, тому вход в Царство Небесное закрыт; но «раздай все нищим» - лишь конкретное выражение этой общей заповеди любви применительно к имущественным отношениям. Отсюда понятно, что не выполнивших эту конкретную заповедь, в Царстве Божием не ждут.
«Умеренная» доктрина недостаточно сознает негативные стороны богатства. Ведь фактически имеет место обратная зависимость между любовью и богатством. Этот закон не раз формулировали святые отцы. Например, Василий Великий пишет: "кто любит ближнего как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним. Но ты оказываешься имеющим "стяжания многа" (Мф.19,22). Откуда же это у тебя? Не ясно ли видно, что свое собственное удовольствие предпочитаешь ты облегчению участи многих? Поэтому чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви" /26:101/. После этого с ужасающей очевидностью становится ясна истинность знаменитого: «трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (Мф19,23-24).Правда, сторонники Климента указывают, что в Евангелии от Марка сказано: «как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие!» (Мк.10,23-24), намекая, что иметь богатство можно – надеяться на него нельзя. Но эту конструкцию разрушает простой вопрос, часто задаваемый святыми отцами: если ты не надеешься на богатство, то зачем ты его собирал? Если же ответом будет: «чтобы раздавать бедным», то убийственным будет другой, уже грозный вопрос: так почему же ты до сих пор свое богатство не раздал? И мы снова возвращаемся к богатому юноше, которого Златоуст, видя его не розданное богатство, обвинял в недостатке любви к ближнему.
Отметим, что святые отцы «игольные уши» понимали буквально. Вот, например, что пишет Иоанн Златоуст: "Сказав здесь, что неудобно богатому войти в царство небесное, далее показывает, что и невозможно, не просто невозможно, но и в высшей степени невозможно, что и объясняет примером верблюда и игольных ушей" /VII:646/. К сожалению многие богословы думают иначе: «игольные уши» - то узкие ворота в Иерусалимской стене, то верблюд уменьшается ими до каната или нитки из верблюжьего волоса. Заметим, что ни о каких воротах в Иерусалимской стене под названием «игольные уши» древние источники не упоминают. Уж лучше принять образ верблюда и игольного ушка во всей его картинности и страшной правде.
Таково богословское различие между «умеренной» и «святоотеческой» концепциями. Но из богословских различий следует и разное социально-экономическое устроение. Действительно, «умеренная» доктрина считает заповедь «раздай все нищим» доступной лишь для совершенных. Поэтому она рассматривает частнособственнический уклад как вполне приемлемый и даже необходимый для христианина. Правда, она оговаривает морально-аскетические условия жизни христиан при таком строе – независимость от богатства и милостыню. Но иного устроения эта концепция и не мыслит. Наоборот, святоотеческое учение считает заповедь нестяжания необходимой для спасения. Отсюда и желательность общности имуществ: ибо лишь при таком социальном устроении личное нестяжание может сочетаться с развитой экономикой. Такой строй она рассматривает как подлинно христианский, т.е. соответствующим высокому предназначению христианина. Однако, достижение такого строя святые отцы не мыслят без нравственного перерождения, совершающегося по вере в Господа Иисус Христа. Что касается строя, основанного на частной собственности, то в нем святоотеческое учение видит реальную данность, обусловленную падшестью человечества.
1. Перечислите все парадигмы христианского отношения к собственности и богатству.
2. В чем суть «экономики чуда». В чем достоинства и недостатки такого отношения к экономической сфере?
3. Почему «умеренная доктрина» получила такое название? В чем суть этой доктрины?
4. Каковы основные положения сочинения «Кто из богатых спасется?». Кто его автор?
5. В чем суть святоотеческого учения о собственности и богатстве? Назовите святых отцов, которые его придерживались.
6. В чем суть «протестантской этики»? Кто впервые ввел в употребление такое название?
7. Какова историческая судьба второй и третьей парадигм в истории католичества и православия?
8. Как трактует эпизод с богатым юношей Климент Александрийский?
9. В чем суть святоотеческого толкования эпизода?
10. Спасется ли богатый юноша? Обоснуйте ваше мнение.
11. Какой экономический строй считается христианским в «умеренной доктрине» и «святоотеческой концепции»?
