Ф. В. Карелин

 

ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ МАНИФЕСТ

 

 

 

Предисловие к публикации

 

Эта удивительная работа написана Феликсом Владимировичем Карелиным (24.07.1925 – 30.11.1992). Человек трудной судьбы, Ф. Карелин обратился к Богу уже в зрелом возрасте. И это обращение подарило нам  замечательного богослова, глубокого и оригинального мыслителя, активного борца за православную веру в непростые хрущевско-брежневские годы.

«Теологический манифест» – наиболее значительная работа Ф.В. Карелина. Написанная еще до перестройки, эта работа - по сути дела первая для наших современных богословов, посвященная осмыслению христианского социализма. Читатель безусловно заметит, как удивительно крепко тут  связываются воедино такие казалось бы несопрягаемые темы как евхаристия, апокалиптика и социализм.

К сожалению, подавляющее большинство работ Ф. В. Карелина до сих пор не издано. Материал для данной публикации любезно предоставлен семьей  Карелина.

 

Сомин Н.В.

 

ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ МАНИФЕСТ

 

Опыт евхаристического истолкования христианской истории

 

 

Наше учение согласно с

Евхаристией, и Евхаристия

в свою очередь,

подтверждает это учение.

 

Св.Ириней Лионский

 

 

Памяти О.Павла Флоренского, труды которого по вопросам культа подсказали автору основную идею настоящей работы.

 

К ЧИТАТЕЛЮ

 

Три проблемы волнуют современное Христианство. Проблема экуменическая, проблема социальная и проблема секуляризации.

Волнения эти имеют вполне объективные причины: мировой процесс соединил народы Земли в единую цивилизацию, создал два противоположных центра социального притяжения и спрятал концы в воду. Никогда человечество не было столь единым, никогда не было оно столь глубоко разделено и никогда истинные причины происходящего не были так надежно укрыты под покровом феноменального.

Вскрыть духовные корни мировой ситуации – такова задача, которая автору настоящей работы представляется сейчас наиболее важной.

 

 

Книга 1.

 

ПУТЯМИ  ЕВХАРИСТИЧЕСКОГО  КРИЗИСА

 

 

ГЛАВА 1.

 

ЕВХАРИСТИЧЕСКИЙ  КОММУНИЗМ

 

Церковь началась с культа.

Когда Предвечное Слово восприняло человеческую природу от пречистых и девственных кровей Богоматери, Церкви еще не было. Когда Иисус Христос учил Апостолов тайнам Царствия Небесного, Он еще только подготавливал их для восприятия Церкви. Но когда Первосвященник исповедания нашего принес в Иерусалимской горнице Евхаристическую Жертву и причастил Ею учеников, Церковь была сотворена.

В силу Евхаристической Жертвы, в которой Господь наш Иисус Христос отдал Себя в снедь и питье Своим ученикам, Церковь есть Его истинное Тело, живой многочленный организм. А это значит, что, вкушая Евхаристическую Трапезу, верные вступают в органическое единство не только со Христом, но и во Христе друг с другом.

Известно, что впервые высказал и развил это учение в своем классическом благовествовании Апостол Павел. Однако прежде, чем Апостол Павел изложил это учение словом, первохристианская община в Иерусалиме явила его делом.

Когда в день Пятидесятницы народ, умиленный первой проповедью Петра, спросил: "что нам делать?", Петр ответил: "покайтесь и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа." (Деян.2.37-38).

"... охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч. И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в ОБЩЕНИИ И ПРЕЛОМЛЕНИИ ХЛЕБА и в молитвах... ВСЕ ЖЕ ВЕРУЮЩИЕ БЫЛИ ВМЕСТЕ И ИМЕЛИ ВСЕ ОБЩЕЕ. И ПРОДАВАЛИ ИМЕНИЯ И ВСЯКУЮ СОБСТВЕННОСТЬ И РАЗДАВАЛИ ВСЕМ, СМОТРЯ ПО НУЖДЕ КАЖДОГО. И каждый день единодушно пребывали в храме и, ПРЕЛОМЛЯЯ ПО ДОМАМ ХЛЕБ, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа." (Деян.2.41-47)

"У множества же уверовавших, - продолжает далее Писание, - было одно сердце и одна душа; И НИКТО НИЧЕГО ИЗ ИМЕНИЯ СВОЕГО НЕ НАЗЫВАЛ СВОИМ, НО ВСЕ У НИХ БЫЛО ОБЩЕЕ." (Деян.4.32)

Совершенно очевидно, что Дееписатель (кстати, ближайший ученик Апостола Павла) подчеркивает здесь не только единодушие первохристианской общины, но и ее полнейшую единотелесность, простершуюся от таинственного преломления Хлеба по домам и до полнейшего хозяйственного единства.

"НЕ БЫЛО МЕЖДУ НИМИ НИКОГО НУЖДАЮЩЕГОСЯ; ИБО ВСЕ, КОТОРЫЕ ВЛАДЕЛИ ЗЕМЛЯМИ ИЛИ ДОМАМИ, ПРОДАВАЛИ ИХ, ПРИНОСИЛИ ЦЕНУ ПРОДАННОГО И ПОЛАГАЛИ К НОГАМ АПОСТОЛОВ; И КАЖДОМУ ДАВАЛОСЬ, В ЧЕМ КТО ИМЕЛ НУЖДУ." (Деян.4.34)

Таким образом; коммунистический принцип "каждому по потребностям" был осуществлен в общине Иакова за 18 веков до того, как был провозглашен в общине Маркса.

Толкователи книги "Деяний" не раз пытались ослабить нормативное значение первохристианского коммунизма на том основании, что общение имуществ было у первых христиан делом совершенно добровольным. Довод явно не убедительный. Личная святость тоже является делом совершенно добровольным. Можно ли на этом основании утверждать, что Христианство не требует от человека личной святости? "... да будут все едино; как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, - ...да будут едино, как Мы едино." (Иоанн 17.51-22) Искреннее стремление к тому всесовершенному единству, о котором молился Христос на Тайной Вечере, отдавая Себя в снедь и питье Своим ученикам, не может не являться для христиан не только делом молитвенного подвига, но и нормой общественного поведения. Так что всякое нарушение этой нормы (в зависимости от характера и тяжести нарушения) либо навлекает на виновных гнев Божий, либо требует церковного врачевания. То, что именно так смотрела на это Первенствующая Церковь, хорошо видно из двух событий, рассказы о которых Дееписатель поместил непосредственно после рассказа об имущественном общении христиан. Читатель, вероятно, уже догадался, что речь идет во-первых о гибели Анании и Сапфиры (Деян.5.1-10), а затем о хозяйственном конфликте, который возник между Еллинистами и Евреями "в те дни, когда умножились ученики" (Деян.6.1-6).

Разумеется, что Анания и Сапфира пали бездыханными не потому, что не пожелали положить к ногам Апостолов всего, что имели, а потому, что "согласились солгать" живущему в Церкви Святому Духу. Это прямо вытекает из слов Апостола Петра: "Анания! для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Святому Духу и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось? Для чего ты положил это в сердце твоем? Ты солгал не человекам, а Богу" (Деян.5.3-5). Итак, грех Анании и Сапфиры состоял в том, что они солгали Богу. Это несомненно! Однако несомненно и то, что этот грех все-таки был неразрывно связан с проблемой собственности. Ведь ложь их, столь сурово наказанная Богом, состояла не в том, что они были тайными еретиками, тайнами блудниками или тайными предателями, а в том, что они оказались лукавыми общинниками.

Когда же умножились ученики и "произошел у Еллинистов ропот на Евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей" (Деян.6.1), Апостолы могли легко разрешить конфликт, указав на то, что общение имуществ есть дело необязательное; так что верные могут есть и пить каждый, кто что имеет. А вместе собираться только для совершения символической "агапы" и вкушения Таинства. Ведь именно так, в похожей ситуации, поступит четверть века спустя Апостол Павел, смягчая социальную требовательность Евхаристии ради церковного благочиния.

"... Вы собираетесь так, - напишет Апостол Павел Коринфской Церкви, - что это не значит вкушать вечерю Господню. Ибо всякий поспешает прежде других есть СВОЮ ПИЩУ, так что ИНОЙ БЫВАЕТ ГОЛОДЕН, А ИНОЙ УПИВАЕТСЯ. Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить? Или пренебрегаете Церковь Божию и унижаете неимущих? Что сказать вам? Похвалить ли вас за это? Не похвалю... Посему, братия мои, собираясь на вечерю, друг друга ждите. А КТО ГОЛОДЕН, ПУСТЬ ЕСТ ДОМА, чтобы собираться вам не на осуждение." (1 Кор. 11.20-34)

Мы не сомневаемся, что Апостол Павел поступил правильно. Оградить святыню Евхаристической Трапезы от посягательств со стороны человеческого эгоизма (а, быть может, и буйства плоти) было делом необходимым. В богатом, роскошном и развращенном Коринфе, по-видимому, не было к этому иных путей, чем тот, который избрал Апостол. Тем более важно, что в подобной ситуации Первенствующая Церковь все-таки поступила по-другому.

Коммунистический строй первохристианской общины, естественно возникший от совместного вкушения Таинства, был в глазах Апостолов настолько большой ценностью, что ввиду разразившегося хозяйственного конфликта они не только не отказались от него, но по согласию всей Церкви учредили особую духовную администрацию (первоначальный чин дьяконов) для его поддержания (Деян.6.2-6). Туда, где недоставало любви, пришла на помощь распорядительность и справедливость.

Почему же коммунистическая Теократия Первенствующей Церкви все-таки оказалась недолговечной?

Я думаю, что по двум причинам.

Первая причина - нравственная.

Падение Анании и Сапфиры и затем возникший в общине ропот по поводу несправедливого раздаяния потребностей должны были показать Первенствующей Церкви, насколько труден для падшей человеческой природы социальный идеал Христианства, насколько противоборствует ему личный и клановый эгоизм. Перед Апостольской Церковью не могла не встать проблема: либо, впадая в противоречие с духом христианской свободы, поддерживать коммунистический строй общины крутыми мерами (именно таким путем пойдут впоследствии средневековые коммунистические секты), либо, отказавшись от немедленного осуществления на Земле коммунистического идеала, погрузить закваску его в Историю до тех пор, "пока не вскиснет все тесто". Естественно, что Христова Церковь избрала путь второй.

При этом неслучайно, что именно тот Апостол, который пламеннее  других проповедовал свободу во Христе и более других потрудился над включением христианского благовестия в Историю, первый счел возможным ослабить социальную требовательность Евхаристической Трапезы.

Вторая причина - социальная.

Коммунизм первохристианской общины был коммунизмом потребительским. .Ясно, что потребительский коммунизм может существовать только до тех пор, пока есть что потреблять. В данном случае деньги от проданных домов и земель. После этого коммунистическая община должна либо распасться (не отсюда ли особая забота Апостола Павла о сборе подаяний в пользу "Святых в Иерусалиме"?) 1, либо коммунизм потребительский должен перерасти в коммунизм производственный. Общение в имуществах должно замениться "общением в труде и прибытке". Организовать коммунистическое производство в условиях гонений, сначала иудейских, а потом языческих, было делом почти невозможным. Я говорю "почти", потому что в малых масштабах такие производственные коммуны во времена раннего Христианства все-таки существовали. Когда же гонения были прекращены и Христианство стало официальной религией Римской империи, Церковь немедленно проявила коммунистическую природу своего общественного идеала в той лучшей части церковного общества, которая бескомпромиссную борьбу с эгоизмом сделала своей профессией. Нетрудно догадаться, что речь идет о монашестве.

Монашество возникло как движение анахоретов. Но когда египетская пустыня наполнилась, Евхаристическая Трапеза снова осуществила свое общественно-созидательное дело. Причастная Чаша собрала отшельников воедино. В 320 г. в Верхнем Египте возник первый общежитийный монастырь Св.Пахомия Великого, - начало и первообраз всего общежитийного монашества Вселенской Церкви. На смену коммунистической общине Иакова, основанной на совместном потреблении, пришла новая христианская коммунистическая община, основанная на совместном труде.

Известно, что не вся Церковь осуществила себя в монашеском коммунизме. В IV веке два великих христологических установления Вселенской Церкви, - община и семья, - исторически разделились. Семейное христианство, в значительно большей степени, чем христианство монашеское, связанное с жизнью мира, оказалось втянутым в социальную структуру, весьма далекую от коммунистического идеала. Но то, что  общественный идеал самого Христианства остался тем же, что и во.времена Первенствующей Церкви, хорошо видно из слов Св.Василия Великого, хотя и сказанных непосредственно по поводу современных ему общежитийных монастырей, но по существу относящихся ко всему Христианству в целом: "Что добро и красно есть, как не жить братии вкупе! "

Социальная косность мира, противящаяся Благой Вести с еще большим упорством, чем самостная косность отдельной личности, на протяжении веков препятствовала Христианству осуществить социальный идеал Евангелия в масштабах хотя бы одного целого народа. Но если Христианству до сих пор не удалось осуществить свой социальный идеал среди народов, действующих в Истории открыто, то среди народов, прошедших свое историческое поприще сокровенно, такое осуществление, кажется, все-таки совершилось. В Средние века почти во всем христианском мире ходила глухая молва о том, что где-то в глубинах Центральной Азии, "между индийскими колдунами и китайскими драконами", 2 за ледовитыми горами и раскаленными пустынями укрылось великое христианское царство, в котором и звери не лютуют, и люди живут по любви и правде. В одних преданиях это царство называлось царством Пресвитера Иоанна и Белой Индией, в других - сказочным Беловодьем. Знаменательно, что известия о праведной стране не раз вызывали волнения в русских душах. В начале XI в. Св.князь Владимир даже отрядил в далекое Беловодье особое посольство, которое так и не вернулось назад за исключением одного человека, некоего о.Сергия, вышедшего из Киева молодым, а вернувшегося глубоким старцем. 3 В XVII и XIX веках в Беловодье не раз пытались проникнуть сибирские и алтайские старообрядцы, искавшие там дониконовскую иерархию и святой строй социальной жизни. Наконец, в XX веке в глубокомысленном историософском "баснословии" рассказал о Белой Индии один из величайших поэтов и мистиков Земли Русской - Вячеслав Иванов. Рисуя великолепную картину христиавской Теократии, поэт в ясных и точных формулах указал и на ее социальный строй:

"Возделывают землю срединную содружества семейств, в общении живущих труда и прибытка.

Ина же всяко, аще ли туне, аще ли трудом добыто, стяжание толкуют общи христовы братии достояние быти, и своя не рекут елико имут." 4

А вот что написал о блаженной стране христиан современный советский поэт Валентин Сидоров:

 

Горят купола золотые.

И сердце зайдется в груди.

Там старцы –

Наверно, святые –

Рукой указуют: "Иди".

Вот это и есть

Беловодье,

Где искони светлая власть,

Где можно -

Толкуют в народе -

Живыми на небо попасть. 5

 

Таково волнующее свидетельство легенды!

Вернемся, однако, к несомненным историческим фактам.

Как известно, общежитийное монашество возникло в период, когда шел интенсивный процесс кристаллизации христианского сознания и христианской жизни, когда духовный расплав Христианства отливался в формы, ставшие классическими для всего нашего эона. Поэтому мы считаем в высшей степени знаменательным, что век, отмеченный возникновением и расцветом общежитийного монашества, был в то же время отмечен явлением Великого Святителя, самый образ которого служит важным подтверждением прямой связи между Евхаристической Трапезой и коммунистическим устройством христианской Общины. Нетрудно догадаться, что речь идет о Св. Иоанне Златоусте. Более других Отцов и Учителей Церкви учил Св.Иоанн Златоуст о Евхаристии, за что и получил наименование "Евхаристического учителя". В то же время Св.Иоанн Златоуст был самым пламенным проповедником христианского коммунизма.

 

***

 

Всего шесть лет пробыл Св.Иоанн Златоуст на Константинопольской кафедре. Но эти шесть лет, с 398 года по 404, достойны того, чтобы стать объектом самого пристального внимания социологов. Ибо в эти шесть лет Вселенский Святитель предпринял первую в истории попытку коммунистического переустройства всего общества в целом.

Известно, что Иоанн Златоуст происходил из богатой и знатной семьи. Однако социальный опыт Вселенского Святителя был гораздо шире опыта своего класса. С гневом и состраданием говорил этот сын сирийского стратига о "бесконечных работах", 6 к которым владельцы принуждают своих колонов, о том, что "тяжесть податей разрушает дома бедных как бурный поток, наполняя селения стоном", о рудокопах, для которых "нет никакой пользы от их работы, от тех богатств, которые они добывают". Простершись за пределы своего класса, социальный опыт Вселенского Святителя простерся и за пределы своего времени. Иоанн Златоуст жил на рубеже рабовладельческой и феодальной формаций; однако от его прозорливого взгляда не укрылись зачатки того социального противоречия, которое станет основным 13 веков спустя. Мы имеем в виду поляризацию труда и капитала. "Что для богатых поля, дома и другие источники доходов, - говорил Иоанн Златоуст, - то для бедных их собственное тело, весь их доход - от собственных рук и ниоткуда больше".

Вслед за Апостолом Иаковом Иоанн Златоуст гневно обличал богатых. "Если бы можно было подвергать богатых наказаниям, - говорил он, - то все  темницы наполнились бы ими!" Однако Иоанн Златоуст никогда не призывал народ к насильственным действиям. Он знал другой путь. Им двигало христианское милосердие, помноженное на Евхаристическую жажду всеобщего единства.

Известно, что Евхаристическое богословие Иоанна Златоуста отличалось крайним реализмом. По мысли Вселенского Святителя, Евхаристическая Трапеза дана нам именно для того, чтобы наше соединение со Христом было не только духовно-нравственным, но и телесным, что сам Иоанн Златоуст понимал почти физически: "чтобы не любовью только, но и самим делом быть нам членами Плоти Христовой". Толкуя слова Апостола Павла "Один Хлеб, и мы многие одно Тело, ибо все причащаемся от одного Хлеба" (1 Кор.10.17), Иоанн Златоуст спрашивает: "... что есть Хлеб?", и отвечает: "Тело Христово. Кем же становятся причащающиеся?" - Телом Христовым. Не многими телами, во одним Телом. Ибо как хлеб объединяется из многих зерен, так что нигде не видно зерен, но все является одним, и не видно их различие в соединении, так и все мы соединяемся во Христе друг с другом."

Неудивительно, что таким же реализмом отличался взгляд Иоанна Златоуста и на единство христиан в сфере общественной. По мысли Вселенского Святителя, христианское единство, воспринятое от Евхаристической Чаши, должно заключаться не только в единстве духовном, вероисповедном и каноническом, но и в хозяйственном, бытовом, житейском. Толкуя слова Дееписателя: "Все же верующие были вместе И ИМЕЛИ ВСЕ ОБЩЕЕ" (Деян.2.44), Иоанн Златоуст восклицает: "Смотри какой тотчас успех: не в молитвах только общение и не в учении, но и в жизни!"

Опираясь в своей проповеди на социальный опыт Первенствующей Церкви, Иоанн Златоуст в отличие от многих не считал его исключительным и сверхдолжным. Напротив того! По мысли Вселенского Святителя, которую следует признать одной из фундаментальных идей христианской социологии, общность имуществ  это не только дело доброй воли людей, но и проявление универсального космического принципа, который Бог вложил в природу Своего творения.

"Если наши блага принадлежат общему Владыке, - говорил Иоанн Златоуст, - то они в равной степени составляют достояние и наших сорабов: ЧТО ПРИНАДЛЕЖИТ ВЛАДЫКЕ, ТО ПРИНАДЛЕЖИТ ВООБЩЕ ВСЕМ... Посмотрите на строительство Божие. Он сотворил некоторые предметы общими для всех, чтобы хотя таким образом устыдить человеческий род: воздух, солнце, воду, землю, небо, море, свет, звезды - разделил между всеми поровну, как будто между братьями... и другое сделал Он общим: бани, города, площади, улицы. И заметь, что касается того, что принадлежит всем, не бывает ни малейшей распри, но все совершается мирно. Если же кто-нибудь покушается отнять что-либо и обратить в свою собственность, то происходят распри, как будто вследствие того, что САМА ПРИРОДА НЕГОДУЕТ, ЧТО В ТО ВРЕМЯ, КОГДА БОГ ОТОВСЮДУ СОБИРАЕТ НАС, МЫ С ОСОБЫМ УСЕРДИЕМ СТАРАЕМСЯ РАЗЪЕДИНИТЬСЯ МЕЖДУ СОБОЮ, ОТДЕЛИТЬСЯ ДРУГ ОТ ДРУГА, ОБРАЗУЯ ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ, И ГОВОРИТЬ ЭТИ ХОЛОДНЫЕ СЛОВА: "ТО ТВОЕ, А ЭТО МОЕ". Тогда возникают споры, тогда огорчения. А где нет ничего подобного, там ни споры, ни распри не возникают. Следовательно, для нас предназначено СКОРЕЕ ОБЩЕЕ, ЧЕМ ОТДЕЛЬНОЕ, ВЛАДЕНИЕ ВЕЩАМИ, И ОНО БОЛЕЕ СОГЛАСНО С САМОЙ ПРИРОДОЙ..."

Даже животных ставит Иоанн Златоуст в пример частным владельцам:

"У НИХ ВСЕ ОБЩЕЕ, - и земля, и источники, и пастбища, и горы, и леса, И НИ ОДНО ИЗ НИХ НЕ ИМЕЕТ БОЛЕЕ ДРУГОГО. А ты, человек, кротчайшее из животных, делаешься свирепее зверя, заключая в одном своем доме пропитание тысячи и даже многих тысяч бедных, между тем как у вас ОДНА ОБЩАЯ ПРИРОДА..."

Таким образом, за полторы тысячи лет до Руссо и Маркса Св. Иоанн Златоуст провозгласил, что имущественное неравенство противоречит законам природы, а частная собственность - общественной сущности человека.

Однако высшее обоснование общности имуществ Св.Иоанн Златоуст находит в общности благ духовных. Так, объясняя причину, побудившую первых христиан обобществить свои имения, Иоанн Златоуст говорит: "Они видели, что духовные блага общи и что никто не имеет больше другого, - и потому скоро пришли к мысли разделить между всеми и свое имущество".

Итак, с точки зрения Златоуста истинно священный характер имеет не частная собственность, но собственность общественная, освященная двойной святыней - природы и благодати. Неудивительно, что при таком взгляде на основную проблему общественного устройства Вселенский Святитель усмотрел в социальном опыте Первенствующей Церкви не какую-либо крайность первоначального энтузиазма, от которой впоследствии следовало освободиться, во трезвое осуществление такого общественного строя, который одновременно соответствует и небесному идеалу, и земной целесообразности.

"Это было ангельское общество, - говорил Иоанн Златоуст о Первенствующей Церкви, - потому что они ничего не называли своим... Они отказывались от имущества и радовались, и велика была радость, потому что приобретенные блага были больше. Никто не поносил, никто не завидовал, никто не враждовал, не было гордости, не было презрения; все как дети принимали наставления, все были настроены как новорожденные... не было холодного слова: мое и твое; потому радость была на трапезе."

Указав таким образом на великое преимущество первохристианского коммунизма со стороны духовной, Иоанн Златоуст не упустил подчеркнуть затем и преимущества материальные. Слова Дееписания "благодать была на всех" Иоанн Златоуст (вероятно, к великому удивлению спиритуалистов!) истолковал так: "благодать – в том, что никто не был беден... Они изгнали из среды себя неравенство и жили в БОЛЬШОМ ИЗОБИЛИИ".

Таким образом (и это надо подчеркнуть с особой силой), коммунизм Иоанна Златоуста не был коммунизмом отвлеченно аскетическим; т.е. таким коммунизмом, который предпринимается с единственной целью - обуздать самость, но предполагал также и процветание материальное.

Человек пламенной веры и могучей энергии, Иоанн Златоуст не был бы самим собой, если бы, исповедуя общественный идеал, не попытался осуществить его на практике.

Когда Златоуст был возведен на Константинопольскую кафедру, он застал паству в весьма плачевном состоянии. В клире - честолюбие, страсть к пышным одеждам и житейские заботы; в среде городской знати - разврат и роскошь; в народе - невежество и суеверие. Наружное благочестие почти повсеместно подменило собой религиозную жизнь, а христианское братолюбие казалось раздавленным классовой структурой общества. Всего 85 лет прошло со времени знаменитого эдикта о веротерпимости, но дух первохристианства казался уже совершенно забытым в Византийской столице. "Безопасность есть величайшее из гонений на благочестие", - скажет Иоанн Златоуст с глубокой горечью.

Но вот в старой Константиновской Софии зазвучало могучее слово величайшего из церковных проповедников, и благодатная сила в сочетании с блеском аттического красноречия покорила Константинополь. Амфитеатры и ристалища опустели, храмы наполнились. Известно, что греки высоко ценили своих ораторов и даже в храмах хороших проповедников приветствовали аплодисментами. Однако слово Иоанна Златоуста было отнюдь не таким, каким можно было бы услаждать праздный слух. Вселенский Святитель звал свою паству к подвигу.

И не только к подвигу личного совершенствования, но и к подвигу совершенствования общественного.

Во времена Златоуста на духовных высотах Церкви еще светились закатные отблески хилиастических чаяний раннего Христианства. Отцы IV века не торопились утверждать, что осуществление христианского идеала возможно только в пакибытии и что до самого Страшного Суда земля должна оставаться "юдолью скорбей". Напротив того! Василий Великий говорил, что разум дан человеку именно для того, чтобы "небесное благоустройство изображать на Земле." 7

Да простит мне читатель небольшое отступление. Я хорошо помню, что в одном из своих официальных обращений к Советскому Правительству канцлер Аденауэр, маститый глава христианских демократов Западной Германии, в качестве философского довода против коммунизма выдвинул следующую мысль: "люди не Ангелы". Именно так и выразился канцлер, ссылаясь, по-видимому, на факт человеческой греховности, который социализм обычно игнорирует. Но ведь констатация человеческой греховности это тоже еще не христианство! Христианство - это преодоление греховности. И если Крестная Жертва Спасителя преодолела греховность в принципе, если сонмы святых засвидетельствовали возможность преодоления греха в недрах человеческой личности, то почему не может быть преодолен грех общественный? Если люди в принципе могут стать Ангелами, то почему Земля не может стать Небом?

Именно к этому и в этих самых словах неоднократно призывал свою паству Иоанн Златоуст.

Здесь необходимо разъяснение. Действительно, всякий раз, когда Златоуст хотел изобразить идеальное общество, он говорил об Ангелах и Небе, но это отнюдь не значит, что Вселенский Святитель призывал к спиритуализации жизни. В социальной проповеди Златоуста Ангелы и Небо были взаимосвязаными символами личного и общественного совершенства.

Иоанн Златоуст хорошо понимал, что духовное возрастание непременно имеет и свой социальный коэффициент, а добрые социальные действия в свою очередь ведут к духовному возрастанию, и выразил это в таких прекрасных образах: "источники, говорят, получают свое начало в местах возвышенных. Сделаемся же и мы возвышенны душою, и тотчас потечет от нас милостыня. Источники чем более очищаются, тем более обильными становятся; так и мы чем более будем раздавать, тем более произрастет благ".

Отсюда вытекает то, о чем Златоуст говорил неоднократно: наибольшее духовное благо должно иметь своим социальным коэффициентом и наибольшую взаимную милостыню, т.е. свободное коммунистическое братство. А свободное  коммунистическое братство должно низводить на Землю высшее благо.

Призывая константинопольскую паству по примеру Первенствующей Церкви обобществить свои имения, Иоанн Златоуст говорил: "... при общем содержании и за общим столом, конечно, не потребовалось бы больших издержек. Что же, скажут, мы будем делать, когда истратим свои средства? Ужели ты думаешь, что можно когда-нибудь дойти до этого состояния? Не в тысячи ли раз была бы больше благодать Божия? Не изливалась ли бы благодать Божия обильно? И что же? Не сделали бы мы землю небом."

Современному человеку трудно поверить в благодатное умножение хлебов. Но я думаю, что и современный человек способен реально ощутить, что общая наша кормилица - Земля - совсем не безразлична к нашему нравственному состоянию. Впрочем, Иоанн Златоуст указывал не только на благодать Божию, но и на хозяйственные преимущества кооперации. "Разделение всегда производит убыток, - говорил он, - а единомыслие и согласие - прибыль. Так живут теперь в монастырях, как некогда жили верные. И умер ли кто с голоду? Напротив, кто не был удовлетворен с большим изобилием."

Известно, что только трое из целого сонма Отцов Церкви удостоились называться Вселенскими Святителями. Первый из них был мудрейшим из пастырей, духовно возглавившим Церковь в один из наиболее трудных периодов ее истории, Второй - великим Богословом, отстоявшим почитание Пресвятой Троицы; Третьему суждено было стать борцом за общественную правду, на много веков опередившим свою эпоху. Будем надеяться, что история уточнит, на сколько.

Как мы уже говорили выше, коммунизм Первенствующей Церкви был коммунизмом семейным, но нетрудовым, а коммунизм монашеский - трудовым, но бессемейным. Совмещая в своей проповеди социальный опыт Первенствующей Церкви с социальным опытом современных ему общежитийных монастырей; Иоанн Златоуст призвал к осуществлению такого коммунистического общества, которое было бы одновременно и семейным, и трудовым.

При всем своем основополагающем значении для судеб христианской общественности социальный опыт Первенствующей Церкви был опытом маленькой общины, жившей во враждебной среде, а социальный опыт лучших общежитийных монастырей - опытом утверждения общественной правды вне мира. Изложив перед своей паствой духовные и материальные преимущества первохристианского и монашеского коммунизма, Иоанн Златоуст призвал константинопольских христиан положить начало осуществлению коммунистического братства в масштабах Вселенной.

И не только призвал к этому, но и выразил твердую надежду, что  если Бог продлит жизнь, то это непременно осуществится.

"И какая бы была благодать! - восклицал Иоанн Златоуст, - Если тогда, когда не было верных, кроме лишь трех и пяти тысяч (имеются в виду уверовавшие по первой и второй проповеди Петра        (Деян.2.41; 4.4) - Ф.К.), когда все по всей Вселенной были врагами веры, когда ниоткуда не ожидали утешения, они столь смело приступили к этому делу, то не тем ли более это возможно теперь, когда, по благодати Божией, везде по Вселенной пребывают верные? И остался ли бы тогда кто язычником? Я, по крайней мере, думаю, никто: таким образом, мы всех склонили бы и привлекли бы к себе. Впрочем, если пойдем этим путем, то уповаю на Бога, будет и это. Только послушайтесь меня, и устроим дела таким порядком; и если Бог продлит жизнь, то, я уверен, мы СКОРО будем вести такой образ жизни."

Ясно, что призыв Златоуста был обращен не только к современникам, но и в Историю. И потому мы не станем укорять его за слово "скоро". Апостолы тоже говорили: "скоро"! Онтологическую близость грядущего события люди религиозного опыта часто склонны были воспринимать как близость хронологическую.

Для всякого деятеля, стремящегося к общественным реформам, особое значение приобретает проблема власти. На протяжении веков социалисты решали эту проблему двумя противоположными путями.

Утописты (от Платона и до Фурье) искали покровительства власть имущих, революционеры (от таборитов и до марксистов) стремились прийти к власти сами. Позиция Иоанна Златоуста отличалась от тех и от других. Он не искал ни покровительства власти, ни самой власти, но говорил и действовал как "власть имеющий".

Власть, которой обладал Иоанн Златоуст, была троякой. Во-первых, это была тайносовершительная и учительская власть Епископа. Во-вторых, - приматариальная власть Первоиерарха. В-третьих, - нравственная власть праведника. И все три власти действовали во Вселенском Святителе во имя единой цели.

По слову Апостола Павла (1 Кор.11.26-34) мы знаем, что действие Евхаристии на душу и тело человека отнюдь не имеет характера магического, но обусловлено верой и благоволением причастников. Именно поэтому тайносовершительное и учительское служение в Церкви должны быть нераздельны. Однако не всякий епископ, совершая Евхаристию и приобщая верных к Святой Трапезе, учит при этом народ Евхаристической правде. Мы знаем, что Иоанн Златоуст делал это с великой силой. Недаром Церковь чтит его и как автора наиболее распространенной Литургии, и как Евхаристического учителя! Приобщая народ к Литургии и уча его Евхаристической правде, Иоанн Златоуст подлинно утверждал в сердцах своей паствы таинственное основание христианского братства - единственный фундамент, на котором можно возвести здание мировой гармонии.

Известно, что первые приматариальные кафедры, - Антиохия, Александрия и Рим, - были учреждены еще во времена Апостолов. Однако только после христианизации государства приматариальное служение стало достаточно проявленным. Случилось это совсем не потому, что церковная власть, - как это обычно утверждают, - оказавшись в привилегированном положении, стала принимать на себя образ власти мирской (такие уклонения, конечно, были, но не в этом суть!), а в силу природы самой приматариальной власти. Сущность которой как раз в том и состоит, что будучи по разуму Церкви властью по преимуществу отеческой, она имеет не только внутрицерковное значение (по образу монархии Отца в Пресвятой Троице), но является также проводником Теократии в историческую жизнь народов (по образу Творца и Промыслителя мира). Поскольку от Бога-Отца "именуется ВСЯКОЕ отечество на небесах и на земле" (Еф.3.14-15), ясно, что Первоиерарх обязан иметь авторитетное попечение не только о духовном Отечестве нашем (т.е. о Церкви Божией), но также и об Отечестве природном. Такое попечение высшая церковная власть имела всегда, о чем свидетельствуют многие места из Апостольских посланий, 8 но только после того, как государство стало христианским, это попечение смогло проявиться с полной определенностью.

Иоанн Златоуст был ревностным Первоиерархом. Причем не по одному, а по обоим параметрам высокого приматариального сложения. Он строго наказывал подопечных ему епископов и клириков за нерадение о своей пастве, но не менее грозно обличал он богатых тунеядцев и жестоких властителей. Не остановился он и перед обличением самой правящей императрицы, когда жадная Евдоксия незаконно отняла у вдовы участок земли.

Так в Иоанне Златоусте служение епископское и служение приматариальное сочетались во образ Сына и Отца: священник строил Евхаристическое братство, Примас поражал противников.

Но как ни велика власть епископа и Примаса, наивысшая власть в Церкви, - власть канонически неопределимая, но реально переживаемая, ни на что не претендующая, кроткая, целомудренно стыдящаяся самой себя, но с тем большей силой овладевающая другими, - принадлежит святым. Церковь есть агиократия по преимуществу. Особенно это верно в отношении Церкви Православной. Известно, что на протяжении веков православному народу всегда было свойственно искание святых в такой же мере, как и самим святым - искание святости. Недаром древнерусский народ назвал свою землю Святой Русью. В одном этом слове выразил он всю полноту своего жизненного идеала: не только церковного, но и личного, не только личного, но и общественного, не только общественного, но и политического. Ибо, - в понимании древнерусского народа, - Святая Русь это такая Земля, - еще не бывшая, но вечно чаемая, - которая во всем управляется Святыми.

Византию, отягченную римской государственностью и языческой культурой, греки не дерзнули назвать святой, но чувство агиократии жило и в древней Византии.

Иоанн Златоуст отвечал этому чувству в высшей степени. Призывая верных отдать все друг другу, Иоанн Златоуст являл этому живой пример. Даже современные историки признают, что Иоанн Златоуст на свои личные средства содержал в Константинополе штат двух госпиталей и около 8000 константинопольских бедняков 9, т.е. почти 1/6 часть всего неимущего населения столицы. Такова была личная добродетель Златоуста, мощно подкреплявшая его социальную проповедь.

Слово и дело Златоуста вызвали сильную и неоднозначную реакцию.

Простой народ ответил Иоанну Златоусту глубокой преданностью. Вельможи стали плести интриги. Императрица пригрозила репрессиями. Епископат предал Златоуста. Иоанн Златоуст был низложен и удален в ссылку. Народ ответил на это мятежом, природа - землетрясением. Грозные предостережения на века вперед всем тем сильным и богатым мира, которые, приняв Христианство, оказались при этом глухи к его социальной проповеди.

 

Таковы, вкратце, свидетельства начального периода христианской Истории (века Апостольского, эпохи гонений и переходного IV века) о Евхаристической Трапезе как основе христианской общественности. Суть этих свидетельств сводится к следующему: Евхаристическая Трапеза, соединяя человека со Христом и людей во Христе друг с другом, не только строит Церковь как общество вероисповедное, но и созидает христианскую форму общественного бытия. При этом, - при условии достаточной реализации своих социальных потенций, - Евхаристическая Трапеза влечет людей к такой форме общежития, которую следует назвать - Евхаристический коммунизм.

Ясно, что Евхаристическому коммунизму свирепо противоборствует социальная косность лежащего во зле мира (1 Иоанн 5.19). "...вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. НО МЕЖДУ ВАМИ ДА НЕ БУДЕТ ТАК: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою, и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом." (Мк.10.42-44)

Сколько христианских "князей и вельмож" на протяжении веков слышали эти слова! И как мало из них поняли смысл сказанного!

Всякому известно, что члены человеческого тела связаны круговой порукой взаимного сострадания. "...Страдает ли один член, - пишет Апостол, - страдают с ним ВСЕ члены" (1 Кор.12.26). И потому: "Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся" (Мф.5.42). Если бы Евхаристическая правда была исполнена, если бы знатные и богатые христиане действительно почувствовали себя членами одного Тела со всем христианским (отсюда: крестьянским) народом, разве могли бы оставаться на земле богатые и бедные? Классовая структура общества, полторы тысячи лет ревниво охранявшаяся христианскими властями, была вызовом Евхаристической правде, совокупным грехом старой христианской государственности, за который Бог и отнял у христианских правителей земную власть.

 

Евхаристическая правда - социальная энергия Евхаристии.

Грех против Евхаристической правды привел к повсеместному падению старой христианской государственности.

Не окажется ли чреватым еще более грозными последствиями грех против самой Евхаристии?

 

...Известно, что начало христианской государственности было отмечено двумя религиозными событиями огромного значения: явлением Креста в небе, в котором император Константин увидел ниспосланное ему от Бога знамение победы, и обретением честного и животворящего Креста Христова в Иерусалиме на Голгофе. Конец старой христианской государственности также оказался отмеченным двумя религиозными событиями, возможно, не меньшей важности: прославлением иконы Божией Матери Державной в церкви села Коломенского под Москвой и шестикратным явлением Божией Матери трем португальским детям неподалеку от деревни Фатима.

Два момента Фатимского Откровения представляются нам особенно значительными. Первый момент - это сама шестикратность Богородичных явлений, в каждом из которых Божия Матерь, хотя и являла Себя всецело, однако всякий раз под особым доминирующим аспектом (Владычица, Обладательница Пренепорочного Сердца, Пророчица, Божественная Экономисса, Небесная Красота, Достопочитаемое Имя), что вызывает на сопоставление Фатимских явлений Божией Матери с апокалиптическими посланиями Иисуса Христа и побуждает молить Божию Матерь Фатимскую о явлении седьмом.

Второй момент, который представляется нам столь же важным, как и первый, - это свидетельство Западному миру о Божественном достоинстве Православия, призыв буржуазного Запада к покаянию и пророчество о религиозных судьбах России.

Все стороны Фатимского откровения достойны особого исследования. Но сейчас мы остановимся только на одной из них. На той стороне, которая самым непосредственным образом связана с поставленной выше проблемой: не окажется ли грех против самой Евхаристии чреватым еще более тяжкими последствиями, чем грех против Евхаристической правды.

 

Если бы какой-нибудь православный богослов задался фантастической целью сконструировать "небесное знамение" для того, чтобы доказать Западному миру Божественное достоинство литургической и мистической традиции Восточной Церкви, то он, кажется, не сумел бы придумать ничего лучшего, чем то, о чем рассказали в 1917 году португальские дети. 10 Между тем, тайнозрители Фатимского Откровения, десятилетняя Люсия Сантуш и ее двоюродные брат и сестра, девятилетний Франсишку и семилетняя Жасинта Марту, не только не были обучены богословским тонкостям, но и вовсе не знали грамоты. Родители их, простые крестьяне, были слишком бедны, чтобы учить детей в школе.

По свидетельству маленьких тайновидцев, шестикратным явлениям Божией Матери предшествовало троекратное явление Ангела.

Первый раз Ангел Мира явился детям весной 1916 года. Во время второго явления он назвал себя Ангелом-Хранителем Португалии. Когда Ангел явился детям в третий раз, он держал в руках Чашу и Святой Хлеб. Капли Крови сочились из Хлеба и падали в Чашу. Ангел пал перед Чашей, и Чаша повисла в воздухе.

Человеку, знакомому с жизнью Восточной Церкви, незачем доказывать, какое огромное место в литургической традиции Православия занимает Чаша. "Пийте от нея вси, - сказал Господь, - сия есть Кровь моя нового завета, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов". 11 Верная Завету своего Основателя, Православная Церковь всегда совершала Евхаристическую Трапезу под двумя Видами. Однако на Западе на протяжении веков сложилась литургическая традиция иного типа. Согласно латинскому обряду, долгое время бывшему в Западной Церкви почти всеобщим, Телу и Крови может причащаться только лицо, совершающее Таинство, все же остальные причащаются только одному Телу. Таким образом, народ Божий, которому, согласно учению Церкви, как Восточной, так и Западной, принадлежит "царственное священство" (1 Петр 2.9), оказался на Западе вовсе лишенным Чаши. Оправдывая эту практику, некогда спровоцировавшую на Западе вне церковную мистику Грааля и всегда вызывавшую немалое смущение православных, католические теологи обычно указывают на то, что в "живом Теле всегда присутствует Кровь". Довод как будто бы безупречный... Но вот Ангел Божий явился португальским детям, старшая из которых уже причащалась по латинскому обряду. Ангел держал в руках Хлеб и Чашу. Кровь капала из живого Хлеба, наглядно подтверждая довод католических теологов. Тем не менее Ангел Божий причастил католических детей в соответствии с литургической традицией Восточной Церкви: Люсию под двумя Видами, а маленьких Франсишку и Жасинту одной только Кровью.

В живом Теле подлинно присутствует Кровь. Но ведь не вся Кровь осталась в Теле. Приобщаясь Телу и Крови, мы приобщаемся не только Телу ломимому (в Котором, несомненно, пребывает Кровь), но и Крови излиянной, т.е. всей полноте Голгофской Жертвы.

Впоследствии, когда Люсия описывала Фатимские видения, 12 она особенно подчеркивала их светозарность. Когда Ангел явился детям, его явления сопровождал сильный свет, и сам он был "как бы из хрусталя, пронизанного солнечными лучами". Когда детям явилась Божия Матерь, Она также окружена была светом, светлы были Ее одежды (тонкий обвод по краям Ее белой мантии "сиял на общем фоне света еще более ярко, чем все остальное, как солнечный луч"), и из Нее Самой струился "какой-то необыкновенный ослепительный свет". Когда Люсия пыталась выразить впечатление от Фатимских явлений в целом, она не находила более точного слова, чем с в е т. Уже одна эта светозарность сближает Фатимские видения с мистической традицией Православия: через всю историю Восточной Церкви, от египетских авв до Преп.Серафима тянется непрерывная цепь причастников и созерцателей благодатного света.

Всякое явление горнего мира в мире дольнем есть откровение тайны будущего Века. Согласно свидетельству Священного Писания, блаженство будущего Века будет состоять не только в созерцании Бога, но и в непосредственном приобщении к Нему, так что все верные станут "причастниками Божеского естества" (2 Петр 1.4). "Бог для того стал Человеком, - учили Отцы, - чтобы человек стал богом". Теосис, обожение, всецелое приобщение человека и всей твари к Богу - есть религиозный идеал, прямо вытекающий из сущности Христианского Откровения.

Между тем, к учению об обожении, которое составляет сердцевину Православной мистики, Католическая Церковь всегда относилась недоверчиво. Происходило это потому, что Православная и Католическая Церкви по-разному понимают природу Божественной благодати и ее зримого явления - Фаворского света, т.е. того света, который видели ученики на горе Фавор, когда Господь пожелал показать им Свою славу.

Согласно учению Православной Церкви, благодать (и ее видимое явление - Свет Фаворский) есть нетварная Божественная энергия - вечное исступление Божества за пределы Своей сущности. Будучи непостижимым и непричастным по существу, Бог открывает и сообщает Себя в Своих энергиях.

Согласно же учению Церкви Католической, Божество оказывается замкнутым в пределы Своей несообщимой сущности, а благодать и свет славы есть реальности, хотя и сверхъестественные, но тварные. В соответствии с этими представлениями, блаженство будущего Века понимается Католической Церковью как созерцание Бога. Что же касается благодатных даров и света славы, то Бог, хотя и ублажает ими праведников, но не сообщает при этом Самого Себя.

Но вот явилось светозарное Фатимское Откровение...

Когда во время первого явления Божией Матери Фатимской потоки таинственного Света излились на детей, "проникая до самой глубины их душ" (так говорила потом Люсия), дети увидели себя в Боге, отчетливее, чем в самом светлом зеркале. Во время второго явления Божией Матери на детей снова излился "сильный и обильный свет", и в этом свете они снова увидели себя в Боге. На этот раз как бы погруженными в Нем.

Таким образом, Свет Фатимских видений переживался маленькими тайнозрителями не так, как если бы это было некое сверхъестественное сияние небожителей в силу дарованной им от Бога тварной славы, но как непосредственное присутствие Самого Бога, непостижимого по Своей сущности, но сообщающего Себя в Своих энергиях, - т.е. в полном соответствии с мистической традицией Восточной Церкви.

Мне кажется, что есть нечто общее между "сухим причастием" и рационалистическим отождествлением Бога с Его сущностью.

Согласно многократному свидетельству Слова Божия, кровь есть жизнь тела.13 Когда православные христиане причащаются под двумя Видами, они приобщаются не только Телу Христову, но и Его жизни. Когда католики причащаются под одним Видом, жизнь Христова Тела оказывается замкнутой от них в пределах своей сущности. Приобщаясь Телу, в котором, несомненно, пребывает Кровь, они не приобщаются при этом самой Крови. Ведь недаром, устанавливая таинство Причастия, Господь наш Иисус Христос не только установил его под двумя Видами, но и особо подчеркнул значение Чаши: "Пейте из нее все" (Мф.26.27)!

Нечто подобное "сухому причастию" происходит в католическом "видении Бога". Созерцая Бога (в сем веке "как бы сквозь тусклое стекло", а в надежде "лицом к Лицу"), католический мистик, несомненно, получает о Боге некоторое ведение, и следовательно, интеллектуально к Богу приобщается, но жизнь Бога, замкнутая в пределах несообщимой сущности ("По вере вашей да будет вам" (Мф.9.29)), остается при этом от него сокрытой. Созерцая Бога и преобразуясь от этого созерцания в некоторое подобие тварной славы, он не достигает при этом начатков обожения. Недаром духовное делание католиков более направлено на подражание Христу, чем на соединение во Христе с Богом. Не случайно, конечно, и то, что в католической практике все более усиливается созерцательное отношение к причастному Хлебу.

 

Если попытаться объять духовную жизнь человеческого общества в целом, то удобнее всего представить ее в виде трех концентрических окружностей. Во внутренней сфере пребывает культ - Богоустановленная основа религиозной жизни, в средней -  индивидуальная мистика и богословское осмысление, во внешней сфере - творчество и наука. Ибо мистика и богословие откровенно живут религиозным культом, а творчество и наука тайно питаются мистическими прозрениями и богословскими постулатами.

Отсюда ясно, что упразднение "Крови излиянной" в сфере сакраментальной должно было повлечь за собой сообразные сему последствия в сфере мистики и богословия, т.е. отрицание нетварных Божественных энергий, в которых Божество изливается за пределы Своей сущности; отрицание же нетварных Божественных энергий, в которых Бог не только вечно выходит за пределы Самого Себя, но и во времени сообщает Себя Своему творению, в свою очередь, должно было стать религиозной предпосылкой всеобщего "кризиса  коммуникаций" в сфере внешней:

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Того кризиса духовных коммуникаций, который, разворачиваясь на протяжении столетий, действительно поразил собою всю новоевропейскую цивилизацию, проявившись во множестве аспектов: неспособность перебросить мост между субъектом и объектом в сфере гносеологии, механистическое отношение к природе, индивидуализм в нравственной жизни, субъективизм в искусстве, капиталистическое отчуждение в сфере производственных отношений и юридизм в жизни общественной.

По своим внешним формам мирская секуляризированная культура может быть очень непохожей на религиозный культ; однако, родившись от него, культура и в "стране далече" таит в себе свою родовую память. Поэтому нельзя считать не относящимся к проблеме исповедания глубокое различие между русской и новоевропейской культурой. Не случайно, что на почве культуры новоевропейской значительно труднее ощутить то становящееся всеединство мира, 14 которое так явственно ощущается на почве культуры русской.

 

И через край перелилась

Восторга творческая чаша,

И все уж не мое, а наше,

И с миром утвердилась связь.

 

Когда А.Блок писал это четверостишие, две последние строчки которого, - "И все уж не мое, а наше, И с миром утвердилась связь.", - так хорошо выражают собой самую суть русского миропонимания, - доходящую до экономического единства соборность и светлый космизм, он, вероятно, не думал ни о Причастной Чаше, ни о Божественных энергиях, в которых Бог сообщает Себя Своему творению... Однако тайна культуры живет в поэте и помимо его сознания. Символы Чаши и льющегося через край Переизбытка, в которых поэт обретает истоки русского миропонимания, с предметной наглядностью указывают на то, в чем именно состоит его культовая и мистическая основа.

 

В настоящее время Православные христиане не сомневаются в том, что Римско-Католическая Церковь является Церковью подлинной, Христовой, необходимой составляющей Церкви Вселенской. Однако ни глубокое уважение к сильной и независимой иерархической организации католиков, ни восхищение перед многовековым миссионерским подвигом Западной Церкви не могут скрыть от глаз православных христиан Ее духовной неполноты. Ведь именно потому и являемся мы сторонниками христианского единства, что видим суть грядущего соединения Церквей не в присоединении одного исповедания к другому, а в их взаимном восполнении, которое должно совершиться на основе священного Предания Древней Неразделенной Церкви. Особенно внятно это Церкви Российской, имеющей опыт такого восполнения в самой себе. Обладая, подобно Церквам Византийским, всей полнотой унаследованного от них Православного Предания, Российская Церковь в то же время подобно Церкви Римской имеет огромный опыт теократического воздействия на историческую жизнь вверенных ей народов. До тех пор, пока Московские князья не сделали политический византизм своей государственной идеологией, а случилось это только в конце XV века, Российская Церковь, будучи Восточной в силу своей духовной традиции, по своему положению в гражданском обществе больше походила на Церковь Западную, являя тем самым ОБРАЗ ЦЕРКВИ ВСЕЛЕНСКОЙ. В то время, когда нетварная благодать Божия видимым образом сходила на Чашу Преп.Сергия, 15 а его ученики на огромных просторах Русского Севера осуществляли "доходящую до экономического единства соборность", великие Московские Святители, не домогаясь политической власти, воздействовали на гражданскую жизнь общества с неменьшей силой, чем Римские Папы.

 

Я отдаю себе отчет в том, что те христиане, для которых религиозные истины имеют значение только сотериологическое, будут шокированы мыслью о причинно-следственной связи между "сухим причастием" и капиталистическим способом производства.

Между тем, чисто методологически высказанная мной мысль прямо вытекает из сущности Фатимского Откровения. "Если люди послушаются Моих слов, - сказала Божия Матерь Фатимская, - то многие грешники спасутся и на земле наступит мир". Итак, в очах Божией Матери религиозные истины Христианства имеют значение не только сотериологическое, но и общественное. Спасение грешников и мир на земле, эсхатология и строительство в Истории - вот два взаимосвязанных аспекта действенного приложения религиозных истин. Сами же религиозные истины даются нам прежде всего в той совершенно особой сфере вселенского бытия, в которой Бог систематически сходит к Своему творению, т.е. в Церковном культе. Отсюда ясно, что всякое существенное изменение Богоустановленного культа должно проецироваться не только в сферу эсхатологии, но и в сферу человеческой истории. Недаром Фатимская Мистерия, имеющая целью призвать Западный мир к покаянию в тех его грехах, которые не только препятствуют человеку наследовать жизнь вечную, но и поставили всю человеческую цивилизацию перед угрозой мировых войн и всеобщей секуляризации жизни, началась с восстановления утраченной полноты культа.

В этом отношении Фатимская Мистерия вполне соответствует Мистерии Апокалиптической. Напомним, что, согласно Откровению Иоанна Богослова, обнажившему перед очами христиан тайну небесного Богослужения, сущность действующих сил христианской истории постигается через Литургию.

 

 

ГЛАВА II.

 

АПОКАЛИПТИЧЕСКИЕ ВСАДНИКИ

 

1. Небесная Евхаристия

 

Откровение Иоанна Богослова отчетливо делится на две равновеликие, но не равные по размерам части. Первая из них состоит из семи посланий к семи Азийским церквам. Вторую составляет снятие семи печатей с небесной книги. Каждая из частей начинается свидетельством Тайнозрителя о том, что он "был в Духе" (Откр.1.10; 4.3) и обещанием Господа Иисуса Христа открыть ему тайну будущего. Только в первом случае Господь открывает будущее через прототипы, каковыми служат хорошо известные Тайнозрителю Азийские церкви: "Итак, напиши, что ТЫ ВИДЕЛ, И ЧТО ЕСТЬ, и что будет после сего" (Откр.1.19), а во втором случае - непосредственно, через приобщение Иоанна Богослова к тайнам небесного Богослужения: "ВЗОЙДИ СЮДА, и покажу тебе, чему надлежит быть после сего" (Откр.4.1). Таким образом, Апокалипсис оказывается книгой столь же экклезиологической и литургической, сколь и пророческой. И быть может одно из главнейших ее откровений в том и состоит, что Богослужение не только созидает Церковь, но и движет Историю.

Восхищенный от земли призывом Господа Иоанн Богослов оказывается в небесном Храме. Отверстая Дверь, Престол, на котором восседает Всевышний, окружающий Его собор пресвитеров, пламенеющий семисвечник, шестикрылатые и многоочитые Серафимы, - гении четырех Евангелистов... какой православный человек не узнает в этом описании небесный первообраз церковного алтаря!

"И тотчас я был в Духе, - свидетельствует Иоанн Богослов, - и вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидяший. И Сей Сидящий видом был подобен камню яспису и сардису; и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду. И вокруг престола двадцать четыре престола; а на престолах видел я сидевших двадцать четыре старца, которые облечены были в белые  одежды и имели на головах своих золотые венцы. И от престола исходили молнии и громы и гласы, и семь светильников огненных горели перед престолом, которые суть семь духов Божиих; и перед престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное подобно орду летящему..." (Откр.4.2-7)

Как и на земле, в небесном Храме непрестанно совершался суточный круг Богослужения.

"...каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; И НИ ДНЕМ, НИ НОЧЬЮ не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог-Вседержитель, Который был и есть и грядет."(Откр.4.8)

'В суточном круге небесного Богослужения, описанного Иоанном Богословом, последовательно различимы три основных момента, столь хорошо знакомых православному человеку: Вечерня, Утреня и Обедня. 1 Сначала идет Вечерня, начинающаяся прославлением Творца и Вседержителя мира:

"...когда животные воздают славу и честь и благодарение Сидящему на престоле, Живущему во веки веков, тогда двадцать четыре старца падают перед Сидящим на престоле, и поклоняются Живущему во веки веков, и полагают венцы свои перед престолом, говоря: достоин Ты, Господи, приять славу и честь и силу: ибо Ты сотворил все, и все по Твоей воле существует и сотворено. (Откр.4.9-11)

Затем, при участии Иоанна Богослова, следует некий род Утрени, которая, как и на земле, начинается плачем перед затворенными вратами (семижды запечатленная книга домостроительства Божьего), и кончается указанием на пришедшего Искупителя.

"... видел я, - свидетельствует Иоанн Богослов, - в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне (ноумен и феномены христианской истории!), запечатанную семью печатями. И видел я Ангела сильного, провозгласившего громким голосом: кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее? И никто не мог, ни на небе, ни на земле, ни под землею, раскрыть сию книгу, ни посмотреть в нее. И Я МНОГО ПЛАКАЛ о том, что никого не нашлось достойного раскрыть и читать сию книгу, и даже посмотреть в нее. И один из старцев сказал мне: не плачь; ВОТ, ЛЕВ ОТ КОЛЕНА ИУДИНА, КОРЕНЬ ДАВИДОВ, ПОБЕДИЛ, И МОЖЕТ РАСКРЫТЬ СИЮ КНИГУ И СНЯТЬ СЕМЬ ПЕЧАТЕЙ ЕЕ." (Откр.5.1-5)

После этого начинается небесная Литургия, постепенно вовлекающая в Евхаристическое Торжество весь космос.

"... я взглянул, - продолжает свое свидетельство Иоанн Богослов, - и вот, посреди престола и четырех животных и посреди старцев стоял АГНЕЦ КАК БЫ ЗАКЛАННЫЙ, имеющий семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих, посланных во всю землю." (Откр.5.6)

Мне кажется, что в приведенном тексте особого внимания заслуживают слова "Агнец как бы закланный". Если предположить, что эти слова относятся к Агнцу Голгофскому, то нам пришлось бы обвинить Иоанна Богослова в докетизме, 2 что, разумеется, совершенно нелепо. Следовательно, в этом месте речь может идти только об Агнце Евхаристическом. Ясно, что Голгофская и Евхаристическая Жертвы - это по существу одна Жертва. Но в двух разных аспектах: "кровавая и бескровная, страстная и блаженная. Оба аспекта Крестной Жертвы абсолютно  необходимы для спасения человечества. Но один из них совершился единожды, и не может быть повторен, а другой - совершается вечно. И в небе, и на всех алтарях земли. "Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся".

"И он пришел, — свидетельствует наперсник Иисуса Христа на Тайной Вечере об Агнце как бы закланном, - и взял книгу из десницы Сидящего на престоле. И когда Он взял книгу, тогда четыре животных и двадцать четыре старца пали перед Агнцем, имея каждый гусли и золотые чаши, полные фимиама, которые суть молитвы святых. И поют НОВУЮ ПЕСНЬ, говоря: достоин Ты взять книгу и снять с нее печати, ИБО ТЫ БЫЛ ЗАКЛАН И КРОВИЮ СВОЕЮ искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа, и племени, и соделал нас царями и священниками Богу нашему; и мы будем царствовать на земле." (Откр.5. 7-10)

"Новая песнь" имеет ярко выраженный евхаристический характер.

"Ты был ЗАКЛАН И КРОВИЮ СВОЕЮ искупил нас Богу", - Агнец закланный и Кровь излиянная - Чаша Православия.

"...искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа и племени" - Христианская вселенскость в Теле Нового Адама, на новом онтологическом уровне, превосходящая все различия Адама ветхого.

".. .и соделал нас царями и священниками Богу нашему" - через приобщение ко Христу, Царю и Первосвященнику.

"...и мы будем царствовать на земле" - на земле значит в телах; царствовать - значит в телах обновленных, освобожденных от рабства тлению, через приобщение к Телу Христову.

Небесная Евхаристия завершается вселенским благодарением:

"И я видел, и слышал голос многих Ангелов вокруг престола и животных и старцев, и число их было тьмы тем и тысячи тысяч, которые говорили громким голосом: ДОСТОИН АГНЕЦ ЗАКЛАННЫЙ принять силу и богатство, и премудрость и крепость, и честь и славу и благословение. И всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею, и на море, и все, что в них, слышал я, говорило: Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков. И четыре животных говорили: аминь. И двадцать четыре старца пали и поклонились Живущему во веки веков." (Откр.5.11-14)

Итак, Евхаристическая Трапеза уготована: Агнец закланный и Кровь излиянная. Время начаться приобщению. Как же оно будет происходить? Не в этом ли тайна запечатленной книги?

Прочтем ее сначала отвне:

"И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.

И когда Он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.

И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей. И слышал я голос посреди четырех животных, говорящий: хиникс * пшеницы за динарий; и три хиникса ячменя за динарий **; елея же и вина не повреждай.

И когда Он снял четвертую печать, я слышал голос четвертого животного, говорящий: иди и смотри. И я взглянул, и  вот конь бледный, и на нем  всадник, которому имя "смерть"; и ад следовал за ним; и дана ему власть над, четвертою частью земли - умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными..." (Откр .6.1-9)

А теперь, милостью Божией, попытаемся прочесть запечатленную книгу изнутри.

 

2. Четыре исповедания

 

Принято считать, что в результате двух исторических потрясений, - великого разделения Церквей и Реформации, - вселенское Христианство к середине XVI века оказалось разделенным на три исповедания. Однако такой взгляд можно признать правильным только в том случае, если игнорировать существование дохалкидонских Церквей и принимать Протестантизм за нечто цельное. Если же учитывать существование дохалкидонских Церквей и принять во внимание, что Протестантизм, отделившись от Рима, сам раздробился на множество самостоятельных направлений, если к возникшему многообразию прибавить российских старообрядцев и голландских старокатоликов, то христианских исповеданий окажется уже не три, а великое множество.

Все исторические критерии условны.

Если же взыскать критерия безусловного, если попытаться взглянуть на проблему христианского разделения из самого сердца Христианства, из его ноуменальных глубин, из Евхаристической Трапезы очами Агнца "как бы закланного", то христианских исповеданий окажется уже не три и не великое множество, а четыре. Ибо при таком взгляде дохалкидонские Церкви и российские старообрядцы окажутся на стороне Православной Чаши, Рим останется при "сухом причастии", старокатолики либо останутся по существу в лоне Западной Церкви, либо отойдут к Протестантизму, а  Протестантизм строго разделится на два основных потока: на Протестантизм умеренный, который, хотя и не имеет Евхаристической Трапезы реально, но все-таки признает ее по вере (при этом наиболее классическим представителем умеренного Протестантизма окажется лютеранство), и на Протестантизм крайний (т.н. Реформатство), не только не имеющий Евхаристической Трапезы реально, но и в принципе по вере отвергающий Евхаристическое Таинство. Как известно, самым ярким и агрессивным проявлением крайнего Протестантизма явился в Истории кальвинизм.

 

* Хиникс - малая хлебная мера.

** Динарий - монета, соответствующая дневной плате поденщику (церковный комментарий 3).

Итак: Царственное Православие, меченосный Католицизм, бюргерское Лютеранство, и наконец, Кальвинизм, отвергнувший Хлеб жизни. Не этих ли четырех всадников созерцал Тайнозритель в апокалиптических видениях?

Неслучайность предложенной четырехчленной систематизации христианских исповеданий подтверждается тем, что четырехчленность эта не только исторически сложилась, но и может быть выведена дедуктивно.

Евхаристия есть Таинство Тела и Крови.

Ясно, что Евхаристию можно либо иметь, либо не иметь, - третьего не дано! Если Евхаристию иметь, Таинству можно причащаться либо под двумя Видами, либо под одним. При этом, поскольку Церковь есть Тело, в котором Кровь, а не Кровь, которая в Теле, этим одним Видом должно быть непременно Тело. Если же Евхаристию не иметь, то можно либо думать, что имеешь Её (т.е. иметь Евхаристию мечтательно!), либо сознательно отвергать Таинство.

Недаром четырех всадников показывают Иоанну Богослову шестикрылатые и многоочитые Серафимы, - первопричастники Божественных идей и принципов.

Онтологическая природа предложенного четырехчленного деления особенно отчетливо выступает на примере умеренного Протестантизма. Известно, что лютеране, англикане и старокатолики по-разному учат об образе присутствия Тела и Крови Христовых в Евхаристическом Хлебе и Вине: старокатолики близки к церковному "пресуществлению" (т.е. к вере в подлинное, существенное преложение хлеба и вина в Тело и Кровь), лютеране принимают только "сосуществление" (т.е. сосуществование Тела и Крови с хлебом и вином), англикане колеблются между церковным и протестантским взглядом. Однако, если бы воззрения Римской Церкви на природу англиканской и старокатолической иерархии оказались бы верными, если бы подтвердилось, что англиканский и старокатолический епископат действительно лишен святительской благодати, то это означало бы, что не только лютеране (о которых нет спору), но все три названных исповедания в равной степени лишены реальной власти для совершения Евхаристического Таинства, и что, следовательно, несмотря на разные учения о Евхаристии, реальная Евхаристическая ситуация во всех названных Церквах оказывается совершенно одинаковой.

Если же удалось бы доказать, что Англиканская Церковь официально, догматически (а не в качестве терпимого "теологумена") признает, что священство есть Таинство ("мистерион"), и если при этом англикане утвердились бы в церковном взгляде на Евхаристию, то все это, разумеется, не повредило бы предложенному четырехчленному делению. Просто в таком случае Англиканская Церковь (точнее, та ее часть, которая именуется "Высокой") оказалась бы евхаристически Православной.

То, что этого искренне хотят Православные Церкви, не вызывает ни малейшего сомнения. Более чем столетняя история духовных контактов между российскими и англиканскими богословами, а затем и церковными Иерархами, красноречиво свидетельствует о таком желании. Свидетельствует об этом желании и официальная деятельность современной общеправославной Комиссии по вопросам доктринальных собеседований между Православной и Англиканской Церквами. Однако в последнее время в Англиканской Церкви стала развиваться такая практика рукоположений, которая является новым и очень сильным поводом для сомнений в благодатности англиканского епископата, и следовательно, в евхаристическом достоинстве Англиканской Церкви. Речь идет о рукоположении женщин.

Ясно, что одной святительской благодати недостаточно для того, чтобы удержать Иерархию поместной Церкви от л ю б о г о заблуждения. Благодатные дары различны, учит Апостол, имеющие один дар могут не иметь другого: "Все ли Апостолы? Все ли пророки? Все ли учители? Все ли чудотворцы? Все ли имеют дары исцеления? Все ли говорят языками? Все ли истолкователи?" (1 Кор.12.29-30). История знает вполне законных Примасов, которые вводили пагубные ереси, и целые епископские коллегии, которые эти ереси поддерживали. Недаром Православная Церковь учит, что хранителем веры и благочестия является не только Иерархия, но и весь народ Божий, т.е. все Тело Церкви в целом. Однако в своей области всякий дар не может не оказывать на человека воздействие сугубое. Поэтому трудно представить себе, чтобы дар Священства, действующий в Иерархии, не удержал бы Иерархию от таких слов и действий, которые являются нарочитым искажением самого Священства.

 

Первосвященник исповедания нашего есть Иисус Христос, "Муж, засвидетельствованный от Бога силами и чудесами и знамениями" (Деян.2.22), и всякого священника мы принимаем не иначе, как во образ Иисуса Христа.

Во образ кого прикажете принять жену с потиром в руках?

Да, во Христе нет "ни мужеского пола, ни женского" (Гал.3.28). Но только в том смысле, что Христос приемлет и мужчин, и женщин. Однако мужчин Христос приемлет как мужчин, а женщин как женщин. Всех равно спасает, но каждого возвеличивает сообразно полу. Не искажает замысел Божий о человеке, но осуществляет его.

Различные формы угнетения, которым женщина подвергалась на протяжении тысячелетий, есть результат первородного греха, и во Христе должны быть преодолены полностью. С точки зрения Христианства женщины могут быть правительницами народов, как пророчица Девора или княгиня Ольга, героическими воительницами, как слава Иерусалима - Юдифь, или слава Орлеана - Жанна д'Арк, великими миссионерами, как святая Нина, управительницами церковных дел, как                    диаконисса Олимпиада, и даже богословами, как Анджела из Фолиньо. Во всех областях жизни и творчества женщина может быть (и должна стать!) равночестной помощницей мужчины. И только в одной сфере жена не равна мужу, не по причине первородного греха, а в силу самого Божьего замысла о человеке. Жена не может сообщить "семенной логос", но только принять его. На уровне ветхого Адама (в котором все мы родились "от хотения мужа"), это относится к браку. На уровне Нового Адама (в Котором все христиане "не от хотения мужа, но от Бога родились" (Иоанн 1.13)), это же относится к Тайнодействию.

В браке ситуация простая, ибо детерминирована структурой тел. В Тайнодействии - сложная, ибо вся тварь женственна перед Богом, вся Церковь - Невеста Агнца. Однако мужи в Церкви по преимуществу несут на себе образ Христов, жены - сугубо образ Церкви (Ефес.5.22-33). Не всякий человек мужеского пола способен ожениться, но пришедший в возраст. Не всякий мужчина способен к Тайнодействию, но получивший дар. Однако, как всякий младенец мужеского пола в принципе способен к тому, чтобы стать отцом, так и всякий мужчина во Христе способен к тому, чтобы стать священником.

Заканчивая это невольное отступление, я хочу обратить внимание читателя на то, что изображенное в восемнадцатой главе Апокалипсиса крайнее беззаконие может быть понято как двойное нарушение иерархии полов, в браке и Тайнодействии: жена сидит на муже и держит в руках Чашу.

Очень опасен соблазн, который реет сейчас над Западным Христианством.

 

Нечто подобное тому, что мы только что сказали об англиканах, можно сказать и в отношении старокатоликов. С точки зрения чисто канонической Утрехтская Иерархия янсенистов, давшая священство старокатоликам, отделившимся от Рима после 1-го Ватиканского собора, обладает такими же достоинствами и недостатками, как и Белокриницкая Иерархия российских старообрядцев. Та и другая началась только от одного епископа. Так что с позиций Евхаристических проблему старокатоликов можно было бы считать таким же внутренним делом Церкви Западной, как и проблему старообрядцев - внутренним делом Церкви Российской. Однако в отличие от старообрядцев, которые строго блюдут свое конфессиональное целомудрие, старокатолики легко вступают в "интеркоммунион" (т.е. межконфессиональное общение в Таинствах) с протестантами, в том числе и с теми из них, которые принимают женские хиротонии. Между тем, благое общение в Таинствах (то, что католики называют "коммуникацио ин сакрис"), требует, по крайней мере, двух условий. Во-первых, чтобы Таинства реально совершались, и во-вторых, чтобы Церкви, вступающие в общение, были единомысленными во всех основных вопросах веры. При нарушении первого условия общение будет мнимым. При нарушении второго условия общение может быть опасным: не окажется ли Евхаристическое единство без совместного стояния в Истине пребыванием на пиру без брачной одежды?

Как известно, к первому условию старокатолики относятся недостаточно строго, а второе условие склонны игнорировать.

Между тем, если бы практика "интеркоммуниона" стала бы всеобщей, то это могло бы привести к такому смешению реального с мнимым, и спасительного с опасным, при котором христиан в конце концов охватило бы жуткое ощущение того, что Евхаристия потеряна; что следы спасительного Таинства исчезли во всеобщей путанице и что найти их невозможно. Да не будет!

Поскольку реальная Евхаристия не может не пробуждать в общине евхаристическое целомудрие, практика "интеркоммуниона", которую так настойчиво осуществляют старокатолики, является весьма веским основанием для сомнения в евхаристическом достоинстве их общины.

Таким образом, есть серьезные основания считать, что, несмотря на теоретическую близость к Православию, реально, евхаристически англикане и старокатолики все же относятся к умеренному протестантизму.

Что же касается евхаристической ситуации, которая существует в умеренном протестантизме, то ситуацию эту, по-видимому, наиболее точно описывает евхаристическое богословие лютеран. Отвергая преложение хлеба и вина в Тело и Кровь, лютеране утверждают, что в Таинстве Евхаристии Тело и Кровь, с одной стороны, и хлеб и вино, с другой, - только сосуществуют. Так, что Тело и Кровь пребывают в хлебе и вине, с хлебом и вином, под хлебом и вином, но сама евхаристическая материя остается при этом всецело хлебом и вином.

Известно, что, согласно учению Православной Церкви, Таинство Евхаристии совершается "не потому, что Тело Господа, находящееся на небесах, нисходит на жертвенники, но потому, что хлеб предложения, приготовляемый порознь во всех Церквах и по освящении претворяемый и пресуществляемый, делается одно и то же с Телом, сущим на небесах." 4

Таким образом, поскольку протестанты лишились священства, имеющего дар реально совершать Евхаристическое Таинство, на протестантских жертвенниках хлеб предложения остается не более чем освященным хлебом.

Однако, поскольку протестанты, крещеные во Имя Отца и Сына и Святаго Духа, не лишены царственного священства, присущего всему народу Божию (1 Петр 2.9), можно надеяться, что, когда протестантская община собирается для совершения Евхаристии, по вере и молитве общины Христос действительно приближается к Трапезе, так что Тело Его оказывается с хлебом, под хлебом и даже в хлебе. Но, поскольку сами хлеб и вино так и не становятся от этого Телом и Кровью, причастники, думая, что приобщаются Телу и Крови, реально вкушают только хлеб и вино. Почти как в русской сказке: по усам текло, а в рот не попало. Но евхаристическое волнение община при этом все-таки испытывает.

Некоторые православные экуменисты усматривают в этом волнении признак реального Присутствия и сами приходят в восторг. Между тем, волнение это скорее свидетельствует о том, что Реальность оказывается недостижимой. Не вкушая реально Евхаристической Трапезы и смутно чувствуя это, протестантская община с тем большим рвением стремится вдохнуть в себя Евхаристический аромат.

 

Нечто подобное тому, что мы наблюдаем в протестантизме умеренном (теоретические различия в евхаристическом богословии при одинаковой евхаристической ситуации), можно наблюдать и в протестантизме крайнем (т.е. в Реформатстве). Известно, что два вождя швейцарской реформации - Цвингли и Кальвин, - в равной степени отвергнувшие не только "пресуществление", но и всякое реальное присутствие Тела и Крови в хлебе и вине, в то же время о сущности Евхаристической Трапезы учили не совсем одинаково. Цвингли откровенно утверждал, что Евхаристическая Трапеза есть не более чем простой обряд воспоминания; Кальвин же допускал, что в момент вкушения хлеба и вина происходит некое "духовное приобщение" к Христовым энергиям. Однако с точки зрения онтологической различие это оказывается мнимым.

Дело в том, что Божественными энергиями пронизан весь Церковный культ. Целуем ли мы Крест, пьем ли Святую воду, вкушаем ли артос, антидор или просфору, принимаем ли помазание елеем, прикладываемся ли к Святым мощам, созерцаем ли Образа, внимаем ли Слову Божию, слушаем ли церковное пение или колокольный звон, вдыхаем ли аромат ладана, принимаем ли благословение от священника или сами призываем Божие Имя - мы всегда приобщаемся при этом благодатным энергиям Христа. Суть же Евхаристической Трапезы заключается не в приобщении к действиям Иисуса Христа, а в приобщении к Нему Самому, к самой Его Человеческой сущности, включенной в Божественную Ипостась.

Отсюда ясно, что, несмотря на. оговорку о "духовном причастии", доктрина Кальвина так же, как и доктрина Цвингли, низводит Евхаристическую Трапезу с уровня Таинства на уровень обряда.

 

Итак: латинское причастие под одним Видом, затем мечтательная Евхаристия лютеран, хотя и не насыщающая реально, однако, свидетельствующая о реальном евхаристическом голоде общины, и наконец, - простой обряд воспоминания, в который превратил Евхаристию кальвинизм.

Таковы: этапы евхаристического кризиса, постепенно поразившего все Западное Христианство. Этапы эти имеют свою внутреннюю логику и весьма важные духовные последствия.

Однако, прежде чем обратиться к рассмотрению этапов евхаристического кризиса с точки зрения их внутренней логики и последствий духовных, необходимо указать на непосредственно связанный с этим кризисом феномен социально-экономический. Ибо связь эта является новым важным свидетельством общественного значения Евхаристической Трапезы.

 

3. Евхаристия и капитализм

 

Известно, что на рубеже XVI и XVII столетий европейское человечество вступило на путь капиталистического развития. Правда, в зачаточной форме капиталистические отношения существовали и раньше, в недрах феодальной и даже рабовладельческой формаций: первые следы капиталистических отношений историки обнаруживают в древнем Вавилоне - довольно развитое банковское дело; задолго до Маркса основное противоречие между трудом и капиталом вскрывается в послании Апостола Иакова:

"Послушайте, вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас... Вот плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет; и вопли жнецов дошли до слуха Господа Саваофа. Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания." (Иак.5.1-5);

наконец, отношения несомненно капиталистические, хотя и малоразвитые, сложились в итальянских городах XIV-XV вв. Однако, если рассматривать капитализм не как одну из постоянных хозяйственных тенденций, но как особую социально-экономическую формацию, то она началась именно на рубеже XVI и XVII столетий. Как известно, советская школа исторической науки относит начало капиталистической эпохи к Нидерландской, и в особенности, к Английской революциям.

На протяжении двух-трех столетий процесс капиталистического развития охватил весь христианский мир. При этом обнаружилась одна удивительная закономерность. Оказалось, что склонность того или иного народа к участию в капиталистическом развитии находится в строгом соответствии и в обратной пропорции к участию этого народа в Евхаристической Трапезе.

Чем полнее христианский народ участвует в Евхаристической Трапезе, тем менее склонен он к участию в капиталистическом развитии; чем глубже евхаристическая ущербность христианского народа, тем более активным оказывается его участие в развитии капиталистической системы.

Знаменосцами капиталистического развития явились кальвинисты, вовсе отвергнувшие Евхаристическое Таинство. Именно они совершили первые буржуазные революции в Европе и заложили основание капиталистической Америки.

Активными строителями буржуазной цивилизации оказались умеренные протестанты, которые составляют большинство населения Англии, - страны первого промышленного переворота, - а также двух ведущих стран монополистического капитала США и Германии.

Католики, первоначально упорно сопротивлявшиеся капиталистическому развитию, постепенно стали его уверенными участниками.

(Здесь нам могут возразить, указав на такую крупную капиталистическую страну как Франция. Однако возражение это нельзя признать основательным. Дело в том, что на рубеже XVI и XVII столетий католическая Франция получила мощную кальвинистскую прививку в виде партии гугенотов. И хотя в результате почти целого семидесятилетия религиозных гражданских войн Франция в целом осталась католической, кальвинистская прививка не прошла даром: вслед за Нидерландами и Англией Франция стала постепенно втягиваться в процесс капиталистического развития. Однако, несмотря на то, что Франция вступила на путь капиталистического развития значительно раньше Германии и США, протестантские страны впоследствии ее стремительно перегнали. Известно, что в конце XVIII века Франция произвела буржуазную революцию, которую принято называть "великой", однако в свете колоссальных исторических опытов последнего столетия стало достаточно очевидным, что по сравнению с теми силами, которые произвели на свет Мировую Британскую Империю, затем грозную военно-промышленную мощь Германии, и наконец, мессианствующий американский империализм, силы, породившие Французскую революцию, были почти провинциальными; да и действовали эти силы больше в сфере идей (а подчас и политической позы), чем в сфере материального производства. Разумеется, мы не отрицаем того, что Франция - страна великая, но историческое величие Франции менее всего проявилось на путях ее капиталистического развития, слишком эпикурейски-рантьерского, чтобы быть могучим. Что же касается тех католических стран, которые, в отличие от Франции, кальвинистской прививки не получили, то по сравнению с ведущими странами мирового протестантизма, - Англией, Германией и США, - вклад их в развитие мировой капиталистической системы оказался еще более умеренным, чем вклад Франции.)

Важным подтверждением усмотренной обратно пропорциональной связи между участием христианского народа в Евхаристической Трапезе и склонностью этого же народа к участию в развитии капиталистической системы служит закономерность в степени распространения коммунистических идей среди народов буржуазного Запада. На сегодняшний день самые сильные коммунистические партии сосредоточены там в странах католических (Франция, Италия, Испания, Португалия, Латинская Америка), слабее коммунистические идеи распространяются в странах лютеранских (Германия, Дания, Швеция), и совсем слабо в тех протестантских странах, которые в самом начале своего буржуазного пути получили закваску кальвинизма (Англия и США).

Что же касается народов православных, то здесь прежде всего следует сказать о России.

Более чем семидесятилетний спор о путях социально-экономического развития России, который начался в сороковых годах прошлого века и закончился Октябрьской революцией, обнаружил крайнюю антибуржуазность русского народного характера. Почти все участники спора, будь то общинники-славянофилы или социалисты-западники, почвенники или народные демократы, теургическая школа религиозных мыслителей или позитивисты-народники, при всем различии своих основных посылок сходились на том, что Россия должна избегать буржуазного пути; духовное отвращение от буржуазной цивилизации явилось одной из основных тенденций в творчестве Толстого и Достоевского; наконец, русские крестьяне, несмотря на буржуазную реформу сельского хозяйства, которую с энергией проводил Столыпин, продолжали упорно держаться за сельский мир и круговую поруку. И даже марксисты-ленинцы, в начале XX века  обоснованно утверждавшие, что Россия на путь капиталистического развития все-таки вступила, сделали, однако, все от них зависящее, чтобы путь этот оказался как можно более коротким.

Здесь будет уместным подчеркнуть, что коммунистическая Революция избавила Россию, а с нею и весь мир, от великой опасности. При малой склонности русского народного характера к делам буржуазным, капиталистический путь, на который толкал Россию общий оппонент славянофилов, народников и большевиков, - российский либерализм, - неизбежно привел бы к превращению России в полуколонию западного капитала. Нетрудно догадаться, что это означало бы увековечивание мировой колониальной системы, полное и неотвратимое господство буржуазного Запада над всем миром.

То, что мы сказали о России, в значительной мере относится и к другим народам, хранящим и исповедующим Православную веру. Ни болгары, ни сербы, ни румыны, ни даже предприимчивые греки не сумели достигнуть на путях капиталистического развития никаких заметных успехов.

Полнота Евхаристической Трапезы и активное служение "маммоне" в масштабах целого народа практически несовместимы.

 

Я надеюсь, что читатель поймет нас правильно. Рассмотренная нами закономерность относится не к объективной стороне социально-экономического процесса, а к его субъективной стороне, - к народным склонностям, к социально-экономическим симпатиям и антипатиям; что же касается стороны объективной, то она, естественно, зависит от причин внешних и поддается анализу научному. Поскольку христиане верят в субстанциональность души и реальность тела, ясно, что христианское понимание Истории не может не быть дуалистическим.

А теперь обратимся к рассмотрению евхаристического кризиса с точки зрения его внутренней логики и последствий духовных.

 

4. Логика и духовные последствия евхаристического кризиса

 

Начало евхаристического  кризиса относится к XII веку. Именно в это время на католическом Западе возникла практика "сухого причастия", постепенно завоевавшая весь латинский обряд.

В то время как на Православном Востоке Евхаристическая Чаша собирала всех воедино, в акте совместного Причастия снимая различие между Пастырем и Паствой, властительный Рим не устоял перед соблазном внести иерархическое начало в самое содержание священной Трапезы. Пастырь, совершающий Таинство, получил евхаристическое преимущество перед остальными причастниками. В результате возник порочный круг: гипертрофия иерархического начала лишила мирян Чаши; лишение Чаши повлекло за собой кризис духовных связей, - тот пресловутый европейский индивидуализм, который возник еще в недрах корпоративного Средневековья; кризис духовных связей потребовал укрепления внешней дисциплины; укрепление внешней дисциплины усиливало иерархическое начало. Так "сухое причастие" способствовало превращению Западной Церкви в строго организованное воинство, действующее по законам внешней силы.

В руках средневековой Иерархии Крест Христов обернулся рукоятью "большого меча" (Откр.6.3-4).

Однако внешняя сила неизбежно порождает сопротивление. Уже в XV веке стало ясно, что самозатягивающийся круг евхаристической недостаточности и внешней дисциплины должен был неизбежно привести к взрыву. Ян Гус, осужденный за требование Чаши, и Табориты, начертавшие Чашу на своих  знаменах, засвидетельствовали об этом с предметной силой. Взрыв же не только освобождает, но и разрушает ценности. Та часть народа Божия, которая в XVI веке отвергла Иерархию, не только обрела независимость, но и лишилась пастырей - Теургов, имеющих власть реально совершать Таинства. Возжелав неограниченной свободы, Протестанты обрекли себя на духовный голод. Евхаристическая пшеница стала для них недоступно дорогой, а вино и елей утратили силу. (Откр.6.5-6)

Недаром после Лютера голод стал едва ли не сутью немецкого национального самочувствия, а германская культура - своеобразным дворцом метафизического голода.

Загляните в его причудливые залы, любезный читатель!

Вот иронические романтики накрывают столы воображаемыми яствами, вот лукавый Кант объявляет голод нормой человеческого существования, вот Гегель, спасаясь от голода, сосредоточенно сосет собственную лапу, а вот откровенно голодный Ницше призывает к людоедству. А вот и сам протагонист германской культуры, гетевский Фауст, страстно ищущий Реального:

 

И где же вы, сосцы природы, - вы,

Дарующие жизнь струею благодатной,

Которыми живет и небо и земля,

К которым рвется так больная грудь моя?

Вы всех питаете, - что ж тщетно жажду я?

 

"Елея и вина не повреждай" (Откр.6.6) - кому сказано!

Однако не все протестанты, отпавшие от Иерархии и потерявшие Таинства, стали томиться метафизическим голодом. Наиболее радикальные из них, утратив Евхаристический Пир, охотно погасили при этом и пиршественные огни.

Нравственная суть Евхаристической Трапезы, прямо вытекающая из онтологии Таинства, - Пир с благодарением. В этом смысле Евхаристия есть вершина и средоточие всякого благостного отношения к жизни вообще. Периферия этого отношения весьма широка. Пир с благодарением в принципе может быть телесным и душевным, эстетическим и нравственным, интеллектуальным и бытовым, земным и небесным. Пир с благодарением знал Ветхий Завет и древнее язычество), знают его и все современные религии, не исключая буддизма (сколь бы отвлеченным ни представлялся нам его пир и каким бы неопределенным ни казалось нам его благодарение, и то, и другое в буддизме все-таки есть); и даже иные люди, теоретически отрицающие всякую религию вообще, но не утратившие при этом непосредственно-благостного отношения к бытию, в свои высшие минуты знают то, что мы называем пир с благодарением.

 

"Все мы, все мы в этом мире тленны,

Тихо льется с кленов листьев медь...

Будь же ты вовек благословенно,

Что пришло процвесть и умереть."

 

Вот какой скорбно-благодарной болью может прозвучать атеистическое "ныне отпущаеши"!

Кальвинизм тоже не отвергает благодарения. Это невозможно ни для какой религии. Но, не отвергая благодарения, Кальвинизм решительно отвергает пир.

"Антипир" - так можно было бы назвать жизненную установку Кальвинизма, прямо вытекающую из отрицания онтологии Евхаристического'Таинства.

Иногда в такой жизненной установке обвиняют и самое Христианство. Однако тем, кто это делает, я посоветовал бы, хотя бы один раз в жизни, внимательно перелистать православный "Требник". Какое радостное принятие человеческого быта: рождения и брака, домов и колодцев, сеяния и гумна, стад и пчелиных ульев, виноградной лозы и разнообразных брашен. Конечно, и Кальвинизм не запрещает вступать в брак и вкушать пищу. Но Кальвинизм решительно запрещает наслаждение и радость. Все, что делает кальвинист, он делает только по нужде и долгу. Ибо все человеческое ему чуждо.

Отвергнув Евхаристию, в которой все верные чада Церкви соединяются со Христом, Кальвинизм не только определил себя крайним протестантизмом, но и по существу совершил первый шаг религиозного отступления от Христианства назад к Ветхому Завету. Недаром в духовном обиходе Кальвинизма Библия заняла значительно большее место, чем Евангелие. И сам Кальвин в Женеве, и консистории кальвинистов в Нидерландах, и Оливер Кромвель в Англии, и первые общины переселенцев-пуритан в Северной Америке ощущали себя носителями суровой Ветхозаветной Теократии.  Однако полного отступления назад в Истории не бывает. Реальный, а не пуританский, Ветхий Завет был согрет той радостью о Грядущем Господе, которая в Кальвинизме оказалась уже совершенно невозможной. Ибо, утратив Евхаристическую связь со  Христом, Кальвинизм полностью потерял веру в человечность Бога.

Церковь - единство Бога и человека, данное в Евхаристии. Оттолкнувшись от Церковной Полноты, Протестантизм оказался вынужденным выбирать между двумя ее полюсами. Мнимая Евхаристия, совершаемая по вере общины без объективного Божественного дара, склоняла к самообоживающемуся человеку, отрицание Евхаристического Таинства, в котором Бог сообщает Себя людям, - к "бесчеловечному Богу". Лютеранство избрало "человека", Кальвинизм - "Бога". Правда, сам Лютер еще горел средневековым огнем; однако, перенеся центр религиозной жизни из объективной области церковного освящения в субъективную область личной веры (Православие не знает этого разделения, ставшего роковым для судеб Западного Христианства), Лютер тем самым предопределил весь дальнейший процесс развития умеренного протестантизма как системы гуманистической.

Человек стал мерою всех вещей.

И в этой хлебной мере пшеница сыновей Царствия (вопреки небесному предостережению!) перемешалась с ячменем сынов мира сего (Откр.6.6). 5 Тот факт, что, начиная с XVIII века, развитие лютеранского богословия оказалось параллельным развитию немецкой философии, так что системы Шлейермахера, Тюбингенской школы и Гарнака, претендующие быть теологическими, на самом деле оказались калькой имманентистских построений, соответственно  Канта, Гегеля и т.н."научной философии" неокантианцев, свидетельствует об их общей саддукейско-гуманистической закваске. Об этой же закваске засвидетельствовал и тот факт, что после геоцентрического переворота, который в первой половине ХХ века совершил в протестантском богословии кальвинист Карл Барт, лютеранское крыло основанной Бартом "новой ортодоксии"  снова и весьма стремительно двинулось в сторону имманентизма. Так, если для самого Карла Барта Бог настолько "инак" миру, что между Богом и человеком нет абсолютно никакого соответствия, то для его ученика, крупнейшего лютеранского богослова Пауля Тиллиха, Бог это "глубина" всякого бытия и Христос, соответственно, "эссенциальный Человек".

Таковы уклоны "новой ортодоксии". Неудивительно, что значительно дальше в сторону имманентизма прошел откровенно оппозиционный "бартианству" протестантский модернизм, который в своих крайних проявлениях, достигнув мыслимого предела своего развития, на наших глазах оборачивается "христианством без Бога".

Таким образом, та оценка лютеранствующего протестантизма, которую в 1916 году дал о.Павел Флоренский, не только не утратила своей силы, но и возросла в своем значении: "...развитие протестантизма и его производных, - писал о.Павел, - обнаружило с несомненностью, что в основе протестантизма как главного выразителя культуры нового времени лежит гуманизм, человеко утверждение, человекобожие, - или, по терминологии заимствованной из философии, - имманентизм, т.е. замысел человечества из себя, вне и помимо Бога, воссоздать из ничего всякую реальность и в особенности реальность святыни, - воссоздать во всех смыслах, начиная от построения понятий и кончая духовной реальностью." 6

 

В соответствии с противоположностью избранных начал противоположным образом сложились исторические судьбы Кальвинизма и Лютеранства.

Если в XVI и XVII веках, в эпоху религиозных войн, когда человек готов был умереть сам или убить другого за букву Священного Писания, Кальвинизм явился великой исторической силой, потрясшей Европу и заложившей основание Америки, так что по сравнению с Кальвинизмом лютеранская реформация могла в ту эпоху казаться явлением умеренным и даже провинциальным, то в XVIII и XIX веках, в гуманистические эпохи "Просвещения" и "Либерализма", Кальвинизм и Лютеранство как бы поменялись местами.

В то время, когда основанная Шлейермахером "либеральная теология" стала духовной магистралью протестантизма, Кальвинизм, только отчасти уступая духу времени, в целом ушел в глухую оппозицию. На фоне головокружительной дерзости Тюбингенской школы, в конце концов проложившей дорогу антропологическому атеизму Фейербаха, уже не лютеранские, а именно кальвинистические общины, застывшие в "библейском конформизме", должны были казаться просвещенному обществу провинциальными и умеренными.

Новый поворот совершился в 1919 году. Сразу после окончания первой мировой войны. Т.е. в ту самую эпоху, когда разочарование в гуманистических иллюзиях стало на Западе почти всеобщим, Кальвинизм и выдвинул своего великого борца. Нетрудно догадаться, что речь идет все о том же Карле Барте.

 

Сообразность человека Богу - таков основной принцип святоотеческой антропологии, прямо вытекающей из Откровенного учения. "и сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, и по подобию Нашему... И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их" (Бт.1.26-27). Раскрывая библейское учение о сообразности человека Богу, Святые Отцы усматривали присутствие Божественного образа во всем духовном составе человека: в его бытии, разуме, свободе, в трихотомии человеческого духа (ум, слово и эрос ума к слову), в двух модусах существования человеческой души (в себе самой и в душевных энергиях, животворящих человеческое тело, - за счет этой особенности человек, по мнению Св. Григория Паламы, даже более сообразен Богу, чем Ангел), в нравственном чувстве человека и в его творческих способностях. Охватывая всего человека в целом и пронизывая собой весь человеческий состав, его дух, душу и тело, Божественный образ является столь же всеобщим и неотъемлемым свойством человека, как и сотворенность человека "из праха земного" (Бт.2.7). Даже первородный грех, помрачивший человека и разлучивший человека с Богом, несмотря на всю его катастрофичность, не лишил человека Божественного образа.

Но если человек сообразен Богу в принципе, то это означает, что и Бог по существу человечен, что человечность есть такое же онтологическое свойство Бога, как и Его абсолютность. Недаром Премудрость Божия, веселившаяся на кругах творения, засвидетельствовала о Себе: "радость моя была с сынами человеческими" (Притч.8.31).

В силу Своей абсолютности Бог всегда трансцендентен миру, в силу Своей человечности Бог вступает с миром в творческий, а затем и в онтологический союз.

И если, в силу богообразности человека, Бог, поручив человеку наречь имена всем животным, не рисковал при этом, что человек творческой мощью именования исказит Божий о них замысел, то в силу человечности Бога, Бог, став Человеком, не исказил при этом ни Божественное, ни тварное бытие.

Сотворив человека "из праха земного", Бог "вдунул в него дыхание жизни" (Бт.2.7). В силу полученного от Бога Божественного образа, человек - это уже не пассивная глина в руках всемогущего Создателя, а соработник своего Творца. В Адаме Бог поставил человека над делами рук Своих (Евр.2.7), а во Христе призвал человека к участию в созидании Царства Божьего, с тем, чтобы в конце времен сделать человека Своим наследником: "Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет мне сыном." (Откр.21.7)

 

Таково учение Церкви.

Совсем по-другому учит об этом Карл Барт. Абсолютное несоответствие между Богом и человеком, - таков основной принцип его теологии. "Никакой мост, никакая преемственность не связывают гончара и глину, Творца и его творение. Они несоизмеримы, Различие между ними качественное и абсолютное." 7

Когда вдумываешься в приведенные слова Карла Барта из его знаменитого комментария на "Послание к Римлянам", то возникает впечатление, что несколько неправильно понятых строк из Апостола Павла заслонили от Карла Барта все Христианство. Речь идет все о тех же "неудобовразумительных" (2 Петр 3.16) словах Апостола (Рим.9.8-21), из которых Кальвин когда-то вывел свое "абсолютное предопределение". По существу религиозные интуиции Карла Барта и Кальвина совершенно тождественны. Бог абсолютно "инак" миру. Никакие человеческие представления о добре, любви, справедливости и милосердии не совпадают с тем, что думает об этом Бог. Человек не только не может соработать Богу, человек не может ни понять Бога, ни угодить Ему. Предвечным приговором Бога, вне всякого отношения к человеческим понятиям о Добре и Зле, одни предопределены к спасению, другие - к погибели. При этом ни вера, ни мольбы, ни добрые дела отвергнутых не могут изменить Божий о них приговор. Мир осужден Богом в принципе, в силу самой его "инакости". Что же касается спасаемых, то они избраны Богом в силу абсолютно непостижимой любви Творца к некоторым из совершенно несоответствующих Ему созданий, которых Бог почему-то захотел сделать своими, и ради которых сотворил мир, обреченный гибели.

Любопытно, что в этой совершенно непроницаемой для человеческого сознания конструкции фарисейская закваска, на которой взошел в Истории Кальвинизм, сумела найти лазейку для ханжества и гордыни. Бог посылает Своим избранникам удостоверения в их избранности: благочестивое настроение и успехи в мирских делах. А поскольку "...дары и призвания Божии непреложны" (Рим.11.29), всякий кальвинист, испытавший благочестивую настроенность и жизненные успехи, может догадываться о своей избранности.

Здесь уместно будет обратить внимание читателя на принципиальное совпадение кальвинистского учения о богоизбранности с учением ортодоксального иудаизма. Правда, в одном случае избрание совершается, "по плоти", а в другом "по духу", но в обоих случаях вне всякого отношения к человеческим понятиям о Добре и Правде. Бесчеловечность такого представления о богоизбранности хорошо выступает на фоне одного, в высшей степени человечного, правила из "номоканона", которое помещено в православном Требнике. Приведем его в русском переводе: "если кто своих детей, между собой воспитанных, одних проклинает, а других благословляет, одних ненавидит, других же любит и неравно им раздает свое имение, как детоненавистник да не причастится Божественных Тайн, если же не исправится, да отлучится от Церкви." 8

В высшей степени поучительная картина: Кальвинизм, отвергнувший Евхаристическое Таинство, представляет себе Бога по образу именно такого отца, которому, согласно суждению Православной Церкви, приступать к Евхаристическому Таинству не дозволено.

Известно, что кальвинист Карл Барт лично был добрым и благородным человеком, чего, к сожалению, нельзя сказать о самом Кальвине. Кроме того, некоторым извинением Барту может служить тот факт, что все его богословие развивалось на фоне борьбы с гуманистическим уклоном. В личном богочувствии Барта есть большая искренность и сокрушенность перед Всевышним. Но, независимо от личных свойств Жана Кальвина и Карла Барта, объективная тенденция их теологии является значительно более опасной, чем тенденция Лютеранства. Ибо, если крайним выражением тенденции лютеранской стал безрелигиозный гуманизм, - "христианство без Бога", и даже фейербаховский атеизм, то крайним выражением тенденции кальвинизма может явиться такая концепция Бога, при которой самые махровые "цветы зла" могут быть объявлены дарами Небес.

Недаром о четвертом всаднике сказано: "и ад следовал за ним" (Откр.6.8).

До недавнего времени, в эпоху почти всеобщей секуляризации мира, которая, возможно, оканчивается на наших глазах, многим ортодоксально настроенным христианам наиболее опасной из двух тенденций Протестантизма представлялась тенденция гуманистическая. Однако, для того, чтобы не ошибиться в духовных прогнозах, и соответственно, в церковной и социальной практике, надо отдать себе ясный отчет в том, что явится идеологическим оружием зла в его попытке осуществить то крайнее и еще невиданное насилие над человеческой совестью, которое именуется в Писании "царством зверя" (Откр.16.10): гуманистическая идея самодостаточного человека или кальвинистическая идея бесчеловечного Бога?

Забегая вперед, напомним читателям, что, согласно свидетельству Спасителя (Иоанн 5.43), антихристу надлежит прийти через иудейство. Если мы при этом вспомним также и о том факте, что иудейство вышло из своей средневековой изоляции непосредственно по следам первых буржуазных революций и укрепилось прежде всего и глубже всего именно в тех странах, в которых Кальвинизм одерживал свои самые крупные победы, - Нидерланды, Англия, и наконец, Америка, - то мы увидим, что отнесение вышеприведенного апокалиптического текста ("и ад следовал за ним") в адрес Кальвинизма вполне обоснованно. Что же касается многообразных форм современного Западного "гуманизма", то не является ли вся эта пестрота только отводом глаз, маревом, под покровом которого крайнее зло пробирается к своей заветной цели?

Очень хорошо сказал о подобной ситуации А.Блок:

 

Но тот, кто двигал, управляя

Марионетками всех стран, -

Тот знал, что делал, насылая

Гуманистический туман...

 

Из гуманистического тумана, который окутал Западный мир во второй половине XIX века, в конце концов вышел фашизм. Из гуманистического тумана, который окутывает Западный мир во второй половине XX века, может выйти зло, хотя и антиподное фашизму по своей национальной ориентации, но тем не менее еще более страшное..

Итак, ад следует за Кальвинизмом.

Именно поэтому, прежде чем говорить о будущем, нам необходимо более пристально вглядеться в прошлое Кальвинизма. Особенно в его социальную практику, которая в значительной степени определила собой самую суть современной Западной цивилизации.

 

 

ГЛАВА III.

 

МЕЧОМ И ГОЛОДОМ, И МОРОМ И ЗВЕРЯМИ ЗЕМНЫМИ

 

Кальвинизм унаследовал и углубил основные отрицательные особенности обоих своих предшественников по евхаристическому кризису.

Вслед за средневековым католичеством Кальвинизм повсюду старался установить принудительную "теократию" (хрестоматийный пример сожжения Сервета, - увы! - не единственное свидетельство ее жестокости). Вслед за Лютеранством Кальвинизм обрекал христиан на духовный голод. При этом псевдотеократический надзор, который духовная администрация кальвинистских общин устанавливала над совестью своей паствы, почти всегда оказывался еще более мелочным и жестоким, чем надзор католической инквизиции, а разрушение культа значительно более решительным и радикальным, чем у лютеран. Так, по свидетельству историков, во времена знаменитого иконоборческого восстания в 1566 году, послужившего началом Нидерландской революции, "в одной только Фландрии было разгромлено свыше 400 церквей и монастырей, а всего в Нидерландах - 5500." 1 Масштабы (соответственно размерам страны), превосходящие любые гонения на Церковь, когда-либо происходившие в Истории. Однако самым губительным деянием кальвинистов было их стремление повсеместно упразднить Евхаристическое Таинство, - насильственно лишить христиан Хлеба жизни.

Так, усугубляя исторические грехи своих предшественников, Кальвинизм убивал и "мечом и голодом" (Откр.8.8)

Здесь необходим экзегетический комментарий.

Если выступление всадника на рыжем коне положило начало разделению Церквей, ибо дано ему было "взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга" (Откр.6.4), то выступление всадника на бледном коне довело разделение христиан по евхаристическому принципу (о чем мы говорили выше) до логического завершения. Христианская эйкумена (вселенная, "всяземля") разделилась на четыре духовных региона, в каждом из которых возобладало одно из четырех исповеданий.

Потому и сказано: "и дана ему власть над четвертою частью земли - умерщвлять мечом и голодом..." Впрочем, всадник на бледном коне, имя которому "смерть", не только усугублял исторические грехи своих предшественников, но и внес в мир два новых соблазна: ибо, согласно свидетельству Писания, он убивал не только "мечом и голодом", но еще и "мором и зверями земными". "Мором и зверями земными". Что это значит? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нам предстоит, ни на минуту не теряя богословского ориентира, углубиться, однако, в такие чисто земные веши, как основы социологии и история: колониализма.

 

1.

Марксисты считают Кальвинизм "идеологией самой смелой части буржуазии эпохи первоначального накопления". Разумеется, что такое чисто социологическое определение не может до конца исчерпать собой никакую религию, ибо всякая религия (в том числе и Кальвинизм) прежде всего обращена к Вечности. Но если рассматривать Кальвинизм под аспектом социальным, то с определением марксистов трудно будет не согласиться. Ибо Кальвинизм - это единственное из христианских исповеданий, и, - если не считать близкого ему по духу иудаизма, - единственная религия вообще, которая дерзнула благословить стяжание.

Известно, что два раза в Истории европейское человечество переживало бурный процесс перехода от натурального хозяйства к товарному производству. Первый раз это было в период возникновения рабовладельческой формации в греко-римском мире, второй раз - в эпоху становления капиталистических отношений в Западной Европе. Со стороны экономической обе эти эпохи характерны стремительным накоплением производительных сил в руках частных владельцев. В первом случае накапливались рабы, т.е. лишенные всяких прав (и даже человеческого звания) непосредственные производители; во втором случае - капитал, т.е. рабочее время производителей формально свободных. С точки зрения интенсивности производства и структуры общественных отношений указанные различия очень велики. Но если посмотреть на дело с точки зрения духовной, то мы увидим, что античными и буржуазными предприни— мателями двигала, по существу, одна и та же сила, - страсть к стяжанию, которую Апостол Павел назвал сребролюбием и которая, по его определению, есть "корень всех зол". (1 Тим. 6.10)

Трудно найти какой-либо другой порок, который Слово Божие преследовало бы с такой беспощадностью! Ибо, - "не можете служить Богу и маммоне" (Мф.6.24) и, - "удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие" (Мк.10.25).

Тем не менее, в эпоху становления капитализма, в недрах мира христианского, пагубная страсть, решительно осужденная Евангелием, возобладала над человеческими сердцами с еще большей силой и в значительно большой "чистоте", чем в мире античном. Ибо классическая древность полагала конечную цель стяжания во всевозможной усладе чувств, а в эпоху капитализма целью стяжания стало самое стяжание. Важнейшую роль в разжигании этой страсти сыграл Кальвинизм.

По Марксу, каждая вещь в человеческом обиходе может быть и предметом потребления, и товаром в процессе обмена. Как предмет потребления, всякий товар есть природный материал, подвергнутый человеческой обработке; как товар в процессе обмена, всякий предмет потребления есть кристалл общественно необходимого рабочего времени. Товар, выступающий как предмет потребления, есть потребительная стоимость; предмет потребления, выступающие как товар, есть стоимость. Всеобщий эквивалент всех стоимостей есть деньгн. Отсюда ясно, что возможны два вида товарооборота. Товарооборот по формуле "товар - деньги - товар", и товарооборот по формуле: "деньги - товар - деньги". В первом случае целью товарооборота является накопление товаров, ставших предметами потребления (т.е. зависимых производителей, прислуги, земель, скота, жилищ, утвари, предметов роскоши и т.д.); во втором случае - рост капитала.

Анализ капитала, проделанный Марксом, хорошо известен и, несомненно, является одним из величайших научных открытий нового времени. Во всяком случае, не менее великим, чем гелиоцентрическая теория Коперника или второй закон термодинамики. 2 Однако, если социолога или естествоиспытателя интересуют прежде всего внешние, материально-объективные закономерности нашего мира, то человека, изучающего мир с позиций богословских, особо интересуют те внутренние духовно-субъективные факторы, которые сделали те или иные материальные закономерности из теоретически возможных действительными.

Так, возможность энтропии таилась в недрах материального мира с момента его создания, но только после грехопадения прародителей возможность эта стала реальностью.

Нечто подрбное происходит и в сфере социальной. В недрах первобытной общины, жившей натуральном хозяйством, таилась возможность всех видов ее будущего разложения: закрепощения свободных общинников родовой знатью; порабощения или закрепощения соседей; замена натурального хозяйства тем или другим видом товарного производства. Каждая из этих возможностей имела свою материально обусловленную логику социального развития, свою внешнюю "карму". Однако выбор того или иного пути всегда определялся факторами внутренними.

Известно, что в процессе кристаллизации догматов православное богословие выработало два термина, которые являются основ— ными при описании реальностей Божественных. Однако, поскольку мир Божий в принципе  сообразен  своему  Творцу,  термины  эти,  -  "ипостась"  и "природа", - оказываются необходимыми и при описании реальностей тварных.

Природа - принцип непрерывности, ипостась - дискретности. Природа - то единое, что есть во всех людях, ипостась - то особенное и неповторимое, что отличает одного человека от другого, его личность, непостижимый субъект всех его проявлений. Природа связывает человека с человеком, общество - с Землей. В тварной природе есть неравенство (и в падшей природе есть жестокость), но нет ни одного безусловного разрыва. Ибо в природе нет ничего личного и ничего безличного, и сама личность, если посмотреть на нее со стороны природы, представляется не более чем одним из ее модусов. Ипостась же вносит в бытие двоякую прерывность. Во-первых, потому, что дробит бытие на самотождественные личные центры; во-вторых, потому, что в принципе противопоставляя личность природе, постулирует сущестование безличного.

Богословски образованный читатель, конечно, заметил, что, описывая "природу" и "ипостась" как два "отвлеченных начала", мы по существу списали (хотя и на тварном уровне) две основные антитринитарные ереси - модализм, "смешивающий Святую Троицу", и трифеизм, "разделяющий Божество".

Именно эти ереси (в своем социальном воплощении) и стали двумя основными векторами разложения первобытной общины, ибо положение человека в социальной структуре общества феодального прежде всего определялось его природными, родовыми связями, в которых личность человека чаще всего тонула, а положение человека в структуре общества рабовладельческого прежде всего определялось признанием или непризнанием за ним его человеческой личности.

Какого ты рода? - такой главный вопрос, определявший место человека в структуре феодализма.

Кто ты? Свободная личность, во всем равная другим, или "одушевленная вещь" - таков главный вопрос, определявший место человека в системе рабовладения. Недаром наиболее жестокие формы рабовладения, полностью отрицавшие за рабами их человеческую сущность, так хорошо сочетались с демократией и правопорядком для свободных.

В подтверждение сказанного сошлемся на пример Афин и Спарты, в истории которых социальные потенции архаической Греции реализовали себя двумя противоположными путями.

Спартанцы покорили соседей. Но, будучи сами убежденными общинниками, они не посмели разрушить общину покоренных. Именно поэтому они закрепостили илотов, но не сделали их рабами, - не лишили их человеческого звания, семьи и личной собственности. Что же касается индивидуалистов-афинян, то они не только преуспели в рабовладении практически, но и теоретически, - устами одного из величайших своих философов, - объявили раба "одушевленной вещью". Спартанцы были жестоки и часто обходились с илотами круче, чем афиняне с рабами. Но вот удивительная вещь: во время Пелопоннесской войны 20 тысяч рабов перебежало из "демократических Афин" в "тоталитарную Спарту".

Приведенный пример можно считать классическим. Всякий раз, когда при переходе от первобытно-общинного строя к обществу классовому община все-таки сохранялась (происходило же это тогда, когда сохранялся сам дух общинности), в обществе складывались отношения феодальные. Тогда же, когда возобладавший дух гражданского и хозяйственного индивидуализма общину полностью разрушал, - а случилось это только в мире греко-римском, - сложилась формация рабовладельческая.

То, что мы здесь утверждаем, имеет, по нашему мнению, характер самоочевидности. Ясно, что общину можно закрепостить, можно разрушить, но поработить общину нельзя. Поработить можно только отдельного человека. Ибо община по самой своей природе - это связь людей, каждый из которых имеет в общине свое место, свои права и свою защиту. Раб же - это человек, вырванный из всех своих естественных связей и превращенный в вещь. Раб и общинник - понятия взаимоисключающие.

Впрочем, в обществе, как и в природе, никогда не бывает вполне чистых линий. Всемирная феодальная формация, в недрах которой большая часть человеческого рода прожила большую часть своей Истории, повсеместно осложнялась элементами рабовладения. У ариев, славян и германцев эти элементы были очень слабыми, в древневосточных деспотиях и в Китае - весьма значительными. Последнее обстоятельство дало повод некоторым историкам отнести Древний Восток к формации рабовладельческой. Однако, это отнесение, сделанное в угоду прямолинейной социологической схеме, согласно которой общественные формации могут сменять друг друга только в строго определенной последовательности, плохо согласуется с фактами. Известно, что на протяжении тысячелетий в странах Востока главной производительной силой общества были отнюдь не рабы, но свободные общинники, которые находились в тех или иных формах феодальной зависимости либо от государства, бывшего на Востоке верховным собственником земли, либо от частных землевладельцев.

В качестве дополнительной производительной силы обществарабский труд использовался и при капитализме. Однако капиталистическая формация не переставала быть от этого капиталистической. Существовало рабство и в средневековых империях феодального Востока - у арабов и турок, и в феодальных государствах Черной Африки. И, уж конечно, в феодальной Португалии начала XVI века рабов   (пропорционально общему населению страны) было не меньше, чем в древнем Египте. Одним словом, в тех или иных формах рабство существовало на протяжении всей человеческой Истории. Однако основной производительной силой общества рабский труд явился только в мире греко-римском. Поэтому только там рабовладение и могло составить особую экономическую формацию.

Что же касается прямолинейной социологической схемы, то в наше время ее оспаривают не только многие видные представители марксистской науки, 3 но и политическая практика. Ибо мы видим, как народы, избирающие социалистический путь развития, переходят к социализму минуя не только капитализм (такую возможность, как известно, Маркс допускал в отношении России), но чуть ли не все три формации классового общества. Племенные общины включаются в строительство реального социализма. Свободный выбор между капиталистической и социалистической системой, который развивающиеся страны совершают на наших глазах, 4 практически разрушая прямолинейный детерминизм схемы, обостряет вопрос о социальном выборе вообще. И прежде всего о том первом социальном выборе, который встал перед человеком на пороге классового общества.

Итак: Ипостась и Природа.

Таковы метафизические предпосылки первого в истории Человечества социального выбора.

Но если выбор между феодальной и рабовладельческой формациями в конце концов определился различием природы и личности, то второй социальный выбор - выбор между двумя возможными типами товарного производства - определился различным отношением личности к природе.

 

Для того, чтобы убедиться, что выбор этот действительно сущестовал, что товарное производство капиталистического типа могло возникнуть не только в недрах феодализма, но и в мире античном, проделаем следующий мысленный эксперимент. Допустим, что владельцы греческих эргастериев (ремесленных мастерских, в которых использовался рабский труд) и римских латифундий (крупных поместий) вместо того, чтобы тратить основную долю прибавочного продукта на удовлетворение своих все более изощренных потребностей, стали бы вкладывать ее в развитие производства с целью получения все большей прибыли.

Тотчас вступили бы в действие экономические законы капитализма. В силу рыночной конкуренции возникла бы необходимость в понижении себестоимости продукта, и следовательно, в повышении производительности труда. А это в свою очередь потребовало бы усовершенствования технологического процесса и замены малопроизводительного труда рабов, лично не заинтересованных в производстве, трудом наемных рабочих. Рабство было бы ликвидировано. Рабы, получившие свободу, или, по крайней мере статут вольноотпущенников, и лишенные при этом всех средств к существованию, оказались бы вынужденными "свободно" продавать свой труд своим бывшим хозяевам. Римский "пролетариат", возникший, как известно, в результате разорения мелких земельных собственников владельцами латифундий, под давлением возникшей буржуазии был бы снят с государственного содержания и тем самым вместе с бывшими рабами превратился бы в пролетариат настоящий, дополняя собой резерв наемных рабочих. Поскольку классическая античность не знала привилегированного сословия феодалов, и следовательно, возникшая буржуазия не имела бы нужды бороться за свои права, все эти социальные перемены произошли бы без особых политических бурь. И только в том случае, если бы владельцы латифундий, в силу естественного консерватизма деревенской жизни, не смогли бы полностью перейти на капиталистические методы ведения хозяйства и попытались бы сохранить рабовладение, в Римском государстве могла бы возникнуть гражданская война, подобная той, которая в прошлом веке потрясла Америку. Римский пролетариат, по-видимому, поддержал бы латифундистов, но поскольку массы рабов, несомненно, выступили бы на стороне буржуазии, победа была бы за ней.

Параллельно с описанным социальным процессом шел бы процесс совершенствования технологии. Вызванный капиталистической конкуренцией курс на повышение производительности труда потребовал бы улучшения организации производства, совершенствования инструментов, и наконец, произвел бы техническую революцию. Да, да! Не удивляйтесь, читатель! Нет ни малейшего сомнения в том, что греческие и римские инженеры, создававшие подлинные чудеса механики, сумели бы изобрести такую примитивную вещь, как паровой двигатель. Я утверждаю это так решительно, потому что первый паровой двигатель был действительно изобретен во времена античные знаменитым александрийским математиком Героном. Однако, за отсутствием более серьезного "социального заказа", использовался изобретателем для приведения в действие механического театра кукол. Но возникший капитализм нашел бы применение всему. Вслед за одной технической революцией последовала бы другая. И вот где-то на рубеже Христианской эры над лазурными берегами Средиземного моря задымили бы современные заводы.

Так почему же этого не произошло?

По той простой причине, что владельцы греческих эргастериев и римских латифундий так и не захотели вкладывать основную долю прибавочного продукта в развитие производства.

В одном из своих писем к Энгельсу Маркс писал:

"В различных местах "Капитала" я делаю намеки на судьбу плебеев древнего Рима. Вначале это были свободные крестьяне, обрабатывающие за свой счет свои собственные участки земли. В продолжение римской истории они были постепенно экспроприированы, причем то же самое движение, которое оторвало их от средств производства и пропитания, повлекло за собой образование не только крупной поземельной собственности, но также и крупных денежных капиталов. Итак, в одно прекрасное утро появились здесь, с одной стороны, свободные люди, лишенные всего, кроме способности к  т р у д у,  а с другой - для эксплуатации этого труда - владельцы всех приобретенных богатств. Что же произошло? Римские пролетарии стали не наемными рабочими, а празднолюбивой чернью "mob", стоявшей на более низком нравственном уровне, чем даже "белые бедняки" (poor whites) Южных Штатов Северной Америки, а вместе с тем сложился и расцвел не капиталистический способ производства, а рабский...

...Таким образом, - продолжает Маркс, - события, поразительно аналогичные между собой, но происходившие в исторически различной среде, приводят к совершенно различным между собою результатам." 5 (Подчеркнуто мной. - Ф.К.)

Приведенный текст имеет большую теоретическую ценность. С присущей ему социологической проницательностью Маркс увидел в римском обществе все объективно необходимые предпосылки для развития капитализма.

Что же касается тех различий в исторических средах, которые, по словам Маркса, привели "поразительно аналогичные" предпосылки к "совершенно различным" результатам, то суть их определилась факторами субъективными. Конкретнее: двумя разными отношениями Личности к Природе.

 

Несмотря на личностный характер своей цивилизации (а точнее, благодаря ему! Ибо эрос предполагает существование дистанции), античный человек страстно любил природу. Я имею в виду не цветочки на лугах, а всю чувственную ткань мира, женственную по отношению к личности. Пожалуй, ни одна культура, кроме культуры европейского Ренессанса, не знала такой напряженной страсти. Философы искали для нее прекрасную меру; мисты пытались проникнуть в ее тайный смысл; художники ваяли ее в мраморе; оргии стремились освободить ее от всех оков; внушения демонов доводили ее до отвратительных излишеств. Но везде и всегда природа предстояла античному человеку как "матерь наслаждений".

Неудивительно, что при таком душевном настрое всего общества в целом античные богачи предпочитали тратить основную долю прибавочного продукта не на расширение производства, а на приобретение всевозможных благ. Они покупали не для того, чтобы продавать, но продавали для того, чтобы купить. Вместо того, чтобы из всего выколачивать деньги (как того требуют законы капитализма), они тратили деньги, чтобы приобрести все. Языческий гедонизм - вот та культурно-историческая среда, которая определила некапиталистический характер товарного производства в античном мире.

Совершенно другую душевную настроенность внес в общество Кальвинизм.

Как известно, Христианство признает материальный мир онтологической реальностью. В этом отношении христианское мирочувствование значительно ближе античности, чем спиритуалистическим религиям Востока. Признает Христианство и взаимный эрос ипостаси и природы. Согласно наиболее распространенному в Православной Церкви толкованию на Песню Песней, суть ее - любовный диалог между Божественным Логосом и Его тварным Естеством. Кажется, именно здесь та тайна Церкви, которую смутно предчувствовали античные мистерии. Здесь же и один из основных мотивов христианского аскетизма - героическая борьба за тело. Недаром этот подвиг увенчивается нетленными мощами - залогом будущего прославления тел. "Мы ожидаем весны нашего тела" - эти слова начертаны над гробницами христианских мучеников в Римских катакомбах. Неудивительно, что при таком отношении к телесному естеству Церковь не только благословляет все чистые радости Земли, но и освящает их как символы Небесной Славы.

Вместе со всем Христианством признает реальность материального мира и Кальвинизм. Однако, признавая мир Божий онтологически реальным, он не признает его источником радости.

Здесь-то и таится корень капиталистического отношения к бытию. Мир ценен. Ибо он реален и способен удовлетворять потребности. И если им грешно наслаждаться и нельзя о нем радоваться, то с тем большим успехом его можно пустить в оборот. Так человек, под видом благочестия, из жениха, или по крайней мере любовника природы становится ее сутенером.

Известно, что Церковь всегда осуждала взимание процента за деньги, данные в долг. В этом проявилась здравая экономическая интуиция. Деньги, как известно, сами по себе не растут, и накопление капитала неизбежно связано с присвоением чужого труда. "Послушайте вы, богатые... Вот плата, удержанная вами у работников, пожавших поля ваши, вопиет..." (Иак.5.1-4). Недаром в Христианском мире на протяжении многих веков ростовщиками чаще всего оказывались евреи.

Жан Кальвин был первым из христианских "учителей", который благословил взимание процента. Так что пресловутое учение о "мирском аскетизме", разработанное его учениками, явилось закономерным развитием его собственных идей. Согласно этому учению стяжание капитала не только реабилитировалось, но и прямо объявлялось "мирским призванием" человека. Делом настолько богоугодным, что в зависимости от его течения кальвинист мог делать вывод о своей посмертной участи.

"Мирской аскетизм"! Трудно представить себе формулу, которая более точно выражала бы собой нравственную суть капитализма. Ибо настоящий капиталист всегда аскет, но аскет особенного рода. Не ради Бога, а ради мира сего. Суть "мирского аскетизма" в конце концов сводится к тому, что человек материальному "телу" товара предпочитает его золотую "душу".

Когда мы говорим: сахар, шерсть, руда... нашему воображению представляется потребительная стоимость - полезность; когда же мы говорим: "золото", перед нами является покупательная сила - чистая стоимость - богатство - лучезарный товар - маммона, во всем своем ослепительном блеске. Сверкающая физиономия золота - достойное выражение сверкающей души товара. Стоимость бесполезна, она не имеет ничего общего с грубым материальным телом, она не может удовлетворить ни единой материальной потребности, в своем конечном движении стоимость стремится к полному истреблению полезности вообще. В принципе ни одна крупица не должна быть истрачена на потребление. Все должно быть пущено в оборот.

"Я беспредельно, - говорит любостяжание своим клевретам, - вездесуще и всемогуще. Я ревниво, как всякое божество. И как всякое божество, более всего ненавижу эту пеструю потаскуху, которую не просвещенные мною люди называют жизнью. Я хочу, чтобы всякий мой раб забыл ради меня все: совесть и разум, честь и принципы, любовь и благодарность. Я хочу, чтобы рабы мои чтили меня как единого Бога, чтобы они поклонялись мне, как евреи у подножия Синая поклонились моему золотому изображению. Фортуна моя изменчива, счастье мое может улыбнуться всякому. Сегодня ты нищий, завтра - миллиардер. Накапливайте, и снова в оборот! В этом все, в этом "закон и пророки"! Перед очарованными взорами моих верных рабов и скупых рыцарей разворачиваются гигантские комбинаты финансового производства, фабрики стоимости, толпы людей, производящих цену. И все эти грандиозные сооружения бессмысленности и бескорыстия, перерабатывающие тела и души человеческие в материальное ничто, в общественные отношения, в химеры житейской гордости, все это принадлежит тому, кто павши поклонится мне как Богу."

Такова песня маммоны!

Конечно, ни одна страсть не способна овладеть человеком, и тем более человеческим обществом, полностью и до конца. Под мощным воздействием человеческой природы любостяжание оказалось вынужденным все больше и больше уступать потреблению. Так что, лукавя и изворачиваясь, в конце концов даже назвало охваченное собою общество именем своего врага. Эта уступка человеческой слабости со стороны ревнивого божества стала возможной по той простой причине, что по мере расширения производства и роста производительности труда все меньшая доля прибавочного продукта становится все большей стоимостью в абсолютном исчислении. 6 Так что создается возможность больше расходовать на потребление с меньшим ущербом для оборота. Кроме того, всепожирающую страсть заставило считаться с нормальными человеческими потребностями рабочее движение. Наконец, и это надо подчеркнуть особо, капитализм, будучи в принципе смертельным врагом потребления, для того, чтобы иметь сбыт товаров, сам вынужден жажду потребления непрестанно разжигать, придавая ей многообразные, и зачастую уродливые формы. Однако, поскольку в капиталистическом обществе участие в доле прибыли определяется объемом капиталовложений, главной движущей силой капитализма продолжает оставаться любостяжание в его чистом виде. Ибо тот, кто меньше служит обороту, неизбежно теряет в потреблении. Сколько бы прибавочного продукта ни тратилось на потребление, основным принципом капитализма остается товарооборот по формуле: деньги - товар - деньги. Производство продуктов потребления оказывается не целью производства, а накладными на него расходами, целью же производства остается бессмысленная фабрикация стоимости как таковой, т.е. служение "маммоне".

Динамику развития капитализма все мы хорошо знаем, и я, разумеется, не скажу здесь ничего нового. Единожды начавшись, неистовая гонка не останавливается. Создаются монополии: картели, синдикаты, тресты. Капитал вывозится за границу. Будучи вынужденным уступить потреблению у себя в доме, бес любостяжания с тем большей яростью бросается истощать колонии. Экономическая конкуренция постепенно перерастает в конкуренцию политическую. Вспыхивают мировые войны.

"Ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам." (Мф.24.7)

Когда же колониализму приходит конец, наступает нечто такое, что так и хочется назвать третьим этапом капиталистической эксплуатации. Я имею в виду планомерную экономическую эксплуатацию т.н. "советской угрозы".

Эксплуатировать развивающиеся страны третьего мира, свои бывшие колонии, с такой же интенсивностью, как прежде, уже невозможно.

Восстановить ту меру эксплуатации, которой подвергался свой собственный неорганизованный пролетариат в эпоху первоначального накопления и первой промышленной революции, - тоже невозможно. Между тем страсть к стяжанию жжет и хлещет души своих рабов, неумолимо требуя все больших и больших прибылей. И вот тогда-то и обнаруживается, что две силы, вызванные к жизни капиталистическим развитием, - социалистические и антиколониальные революции, с одной стороны, и технический прогресс с другой, - создают возможность экономически эксплуатировать страх народов. Даже тогда, когда народам реально никто не угрожает.

Гонка вооружений - почти апофеоз любостяжания. Дело в том, что в современном мире оружие стремительно стареет. Поэтому прибыль, полученную от производства каждого очередного поколения вооружений, можно почти тотчас снова пустить в оборот.

Итак, наперегонки!

Кто кого? Стяжание или потребление?

То ли гонка вооружений экономически задушит мир, то ли накопившееся оружие его взорвет?

Вот уж поистине сделка сатаны, где подрядчик и заказчик - смерть.

Смертоносная страсть к стяжанию, стремительно вовлекающая в свою орбиту целые общества, богатых убивающая богатством, а бедных - бедностью, сталкивающая народы Земли в братоубийственных войнах и ныне грозящая всему человечеству - это и есть тот "мор", который Кальвинизм принес на Землю.

Не сокрыто от нас и его первоначало. Ибо сказано:

"Ты находился в Едеме, в саду Божием; твои одежды были украшены всякими драгоценными камнями... Ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония. От обширности торговли твоей внутреннее твое исполнилось неправды, и ты согрешил..." (Иезек.28.13-16) 7

"Корень всех зол есть сребролюбие" (1 Тим.6.10), учит Апостол Павел, и те из христиан, которые пытаются отыскать "корень всех зол" в каком-либо другом месте, впадают в прямое противоречие с Писанием.

 

По поводу изложенного взгляда на социально-историческое значение Кальвинизма мне могут сделать по крайней мере два серьезных возражения. Во-первых, мне могут указать на то, что капиталистические отношения в Англии и в Центральной Европе начали складываться несколько раньше, чем появился Кальвинизм, и что, следовательно, он не мог быть их первоисточником; и во-вторых, мне могут указать на Японию, мощную капиталистическую державу, развившуюся не только за пределами влияния Кальвинизма, но и вне Христианского мира вообще.

Ответим на оба возражения.

Действительно, и в Англии, и в Центральной Европе капиталистические отношения начали складываться чуть-чуть раньше, чем появился Кальвинизм. Но из этого отнюдь не следует, что без кальвинизма эти отношения смогли бы выйти из эмбрионального состояния. Как известно, в Италии капиталистические отношения начали складываться еще раньше. И не чуть-чуть, а почти на два столетия. Однако к началу капиталистического развития Англии средневековая вспышка итальянского капитализма уже полностью угасла. Произошло это потому, что Ренессанс, возродивший античное мирочувствование, хотя и пробуждал человека к земной активности, не мог, однако, способствовать развитию капитализма.

Завязь тех или иных экономических отношений возникает, как и считают марксисты, в процессе производства материальной жизни. Но чтобы социальный эмбрион появился на Свет Божий в качестве экономической формации, в него надо вложить душу. Такова роль "субъективного фактора" в социальной истории.

А теперь о Японии.

Как известно, Япония - классическая страна двоеверия. Большинство японцев одновременно исповедуют две религии, весьма различные по своему духовному содержанию: Синто и Буддизм. Синто, древняя религия японцев, учит, что мир реален и что призвание человека состоит в том, чтобы активно действовать в мире, внося в него божественное начало ("ками"). Буддизм отрицает реальность мира, учит, что жизнь есть страдание и зло, и проповедует полную отрешенность. Ясно, что либо одна из этих религий должна была вытеснить другую (в Средние века Буддизму действительно удалось Синто несколько потеснить), либо в душах японцев должен был сложиться духовный комплекс, весьма напоминающий Кальвинизм с его "мирским аскетизмом". Так и случилось. Революция 1868 г. (т.н. переворот Мэйдзи), проходила под знаменем возрождения Синто, но затем сбалансировала обе религии (что и было закреплено конституцией 1889 г.). Она-то и дала мощный толчок капиталистическому развитию Японии, т.е. сыграла роль, подобную той, которую играли кальвинистские революции в Западной Европе.

 

Заканчивая раздел, посвященный анализу роли Кальвинизма в социальной истории Западного мира, считаю необходимым обратить внимание читателя на следующее обстоятельство. По мнению Св.Андрея Кесарийского, автора единственного святоотеческого комментария на весь Апокалипсис, три всадника, последовательно выходящие за первым, Победоносным, означают соответственно Войну, Голод и Мор. Если это толкование понимать буквально, то возникает недоумение. Конечно, сообщение о том, что и после искупительного подвига Иисуса Христа человеческая история не тотчас освободится от свойственных ей бедствий, - сообщение очень важное. Но неужели грандиозные и труднопостижимые небесные видения понадобились только для того, чтобы повторить ту истину, которая была уже с полной ясностью высказана на Елеонской горе (Мф.24.1-8)! Если же слова святого отца понимать духовно, то окажется, что наше толкование находится с ними в полном соответствии.

Война - это великий церковный Раскол и средневековая католическая "теократия" с инквизицией и крестовыми походами; Голод - это протестантская Реформация, лишившая значительную часть народа Божия Хлеба и Вина; Мор - смертоносная страсть к стяжанию, тяжкая болезнь, которой Кальвинизм заразил Западный мир. 8

 

II.

Напомним: согласно свидетельству Откровения, четвертому апокалиптическому всаднику дано было убивать при помощи четырех средств - "мечом и голодом, и мором и зверями земными". Что означают первые три средства, мы уже выяснили - принудительная "теократия", оскудение Евхаристической Трапезы, страсть к стяжанию. Теперь нам предстоит выяснить, что означает средство четвертое. Забегая вперед, скажем, что, по нашему разумению, вопрос о "зверях земных" связан с проблемой" рабства. На протяжении своей истории Христианство сталкивалось с этой проблемой дважды - во времена античные и в эпоху колониализма. Но если в первом случае христиане застали рабовладение уже сложившимся, то во втором случае они сами его учреждали. Разница, как видим, огромная!

В "Новом Завете" есть тексты, из которых следует, что Апостолы учили рабов повиноваться своим господам (1 Петр 2.18-21; Еф.6.5-8; 1 Тим.2.1-5). Но из этих текстов отнюдь не следует, что Апостольская Церковь рабовладение одобряла. Напротив, хорошо известно, что Церковь весьма способствовала постепенному перетиранию античного рабовладельческого общества в общество феодальное. Во всяком случае, не в меньшей степени, чем восстания рабов и колонов, оскудение городов или возвышение магнатов, на что обычно ссылаются социологи. Причем, процесс этот начался еще во времена Апостолов. Известно, что Апостол Павел возвратил беглого раба его господину (Послание к Филимону). Однако при этом Апостол установил между ними такие отношения, которые в переводе в языка морального на язык социальный, означали фактическую замену рабовладения патронатом. Так, под воздействием Благой вести на античное рабовладельческое общество "одушевленная вещь" (чем, по определению Аристотеля, был раб) постепенно превращалась в зависимого человека. Но призыва к формальной отмене рабства в "Новом Завете" мы все-таки не найдем. Чем же можно объяснить такое противоречие между моральным сопротивлением рабству и социальным на него согласием?

По счастью, ответ на этот вопрос дал сам Апостол Павел. В 1 послании к Тимофею Апостол пишет: "Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести, дабы не было хулы на имя Божие и учение (1 Тим.6.1). Во времена Апостолов вся экономика Римского общества держалась на рабовладении. В то время к рабам относились примерно так же, как в наше время к машинам, о чем, между прочим, свидетельствует и приведенное изречение Аристотеля. Поэтому, если бы Апостолы во имя Евангелического братолюбия стали бы добиваться немедленной отмены рабства, а христиане-рабы во имя равенства всех людей перед Богом стали бы уклоняться от служения своим господам, то такие действия были бы восприняты языческим обществом не как проповедь религиозной правды, а как злонамеренная попытка разрушить цивилизацию. Ясно, что это не могло бы привести ни к чему иному, кроме социальной компрометации Благой вести, т.е. к хуле "на ими Божие и учение". Вот и пришлось христианам, "дабы не поставить какой преграды благовествованию Христову" (1 Кор.9.12), терпеть социальный институт, в корне противоречащий христианской антропологии.

Но одно дело до времени терпеть социальную несправедливость, и совсем другое дело - ее учреждать. Тем более тогда, когда этому нет никакого исторического оправдания.

 

Со школьной скамьи все мы знаем, что на рубеже Средних веков и Нового времени христианские народы Европы охватило могущественное стремление к открытию и освоению дотоле не известных им или малоизвестных земель. Только вопреки обычным представлениям, этот процесс начался не в 20-х годах XV столетия, а лет на семьдесят раньше, и начали его не португальцы, а русские. Ибо ясно, что монашеская колонизация Русского северо-востока, "утвердившая Россию на ее огромном основании" 9, и создавшая уникальную по своей красоте культуру, сыграла в истории Земли отнюдь не меньшую роль, чем открытие и колонизация обеих Индий.

"В начале были пряности".

Так эффектно сформулировал общераспространенное представление о первопричине Великой географической экспансии Стефан Цвейг. Между тем, представление это грешит двоякой неполнотой: во-первых, односторонним материализмом, и во-вторых, - односторонним западничеством. На самом деле все обстояло значительно сложнее. Первые побуждения, увлекшие европейцев в неведомые дали, были вполне идеальными. Преп.Сергий, благословивший монашеское движение на русский Север, сделал это ради строительства Святой Руси, а португальский принц Генрих Мореплаватель, глава духовно-рыцарского ордена Иисуса, 10 отправлявший первые экспедиции на Юг вдоль берегов Африки, вдохновлялся поисками пути в таинственную и прекрасную страну Пресвитера Иоанна. Что же касается причин материальных, которые тоже играли немаловажную роль в географической экспансии, то их следует символизировать не только пряностями, волновавшими воображение западных мореплавателей и конкистадоров, но и соболиными шкурками, увлекшими в Сибирь русских землепроходцев. Ибо, завершив свою "реконкисту", Православная Россия устремилась на восток, подобно тому, как Испания - на запад.

Через два-три десятилетия после завоевания испанцами ацтеков и инков русские войска покорили Казанское и Астраханское царства, а еще через двадцать пять лет по инициативе купеческого дома Строгановых начался знаменитый поход Ермака, положивший начало беспрецедентному по своей стремительности завоеванию Сибири. Всего шестьдесят лет потребовалось казачьим отрядам, чтобы с боями пересечь весь огромный Азиатский материк от Уральских гор до морей Тихого океана. Затем Россия овладела Алеутскими островами, Аляской, и вот, наконец, - первые фактории русских зверопромышленников появились на западном побережье Северной Америки, неподалеку от нынешнего Сан-Франциско. Как раз в это время Испания завершала завоевание Калифорнии. Два встречных движения почти сомкнулись.

Так окраинные народы Европы - португальцы и испанцы на Западе и русские на Востоке - крестообразным движением по лицу Земли, на Север и затем на Юг, на Запад и затем на Восток, совершили историческое чудо. За короткое время скромные пределы христианской эйкумены раздвинулись до пределов Земли.

Затем по следам первооткрывателей устремились голландцы, англичане и французы. Вслед за русскими голландцы проникли на Север в бассейн Ледовитого океана, вслед за португальцами - на Юг, в теплые моря, и вслед за испанцами - на Запад в Америку. Туда же на Запад одновременно с голландцами устремились французы и англичане. И только колоссальный сибирский Восток, благодаря своевременному закрытию "Мангазейского хода", остался исключительно поприщем России.

С точки зрения религиозной смысл этих могущественных движений представляется вполне ясным: Бог побудил христианские народы Европы выйти из своей средневековой замкнутости для того, чтобы христианизировать мир. Как написано:

"И положу на них знамение, и пошлю из спасенных от них к народам: в Фарсис, в Пулу и Луду, к натягивающим лук, в Тубалу и Явану, на дальние острова, которые не слышали обо Мне и не видели славы Моей; и они возвестят народам славу Мою." (Исайя 66.19);

"...И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец." (Мф.24.14).

Однако, несмотря на искренность религиозного порыва христианских миссионеров эпохи Великой географической экспансии, среди которых было немало воистину святых людей, - начиная от нашего соотечественника Степана Пермского, просветителя зырян, и вплоть до нашего старшего современника французского монаха Шарля де Фуко, прожившего долгие годы среди номадов Сахары, - доброе дело, на которое побудила их благодать Божия, осквернилось великим злом. Ибо, вместе с распространением Евангелия, западные братья наши распространили по всему Лицу Земли две самые тяжкие формы социального насилия: геноцид и рабство.

История западноевропейского колониализма отчетливо делится на три периода. Первый из них, начавшийся в середине XV века, - чисто католический; второй, начавшийся в первой половине XVII века, - по преимуществу протестантский; и наконец, третий период, начавшийся в восьмидесятых годах прошлого столетия, - не имеет ярко выраженного конфессионального содержания. Ибо в этот период духовные различия европейских народов (как будто специально озаботившихся тем, чтобы доказать справедливость материалистического понимания Истории) отступили назад перед экономическими интересами империалистических группировок, границы которых отнюдь не совпали с границами конфессий. Третий период колониализма, не уступая двум первым в жестокости завоевательных войн, резко превосходит их по экономической экспансии. Однако, поскольку рабовладение и геноцид особенно характерны для двух первых периодов, мы и остановимся на них. 11

Через два года после того, как каравеллы Колумба достигли островов Вест-Индии, и следовательно, за четыре года перед тем, как флотилия Васко да Гама бросила якоря у берегов Каликута, произошло событие, наложившее неизгладимую печать на всю историю католического колониализма. Папа Александр VI (Борджиа!), избрав в качестве пограничной линии меридиан, проходящий в 370 лигах западнее островов Зеленого Мыса, поделил все вновь открытые и еще неведомые европейцам земли между Испанией и Португалией. Таким образом, первый колониальный раздел мира совершил человек, который по своему сану был верховным предстоятелем Римской Церкви, а по своим личным качествам остался в памяти потомства как великий злодей. Неудивительно, что всемирная Католическая Миссия от начала осквернилась злом. Высаживаясь на вновь открытых берегах, испанские и португальские мореплаватели прежде всего воздвигали на них кресты как символы Благой вести, наконец достигшей отдаленных народов. Но какими "знамениями" подкрепляли они Благую весть! Проникнув в Америку, испанцы не только под корень разрушили богатые и своеобразные культуры Мексики и Перу, но и за короткое время почти полностью уничтожили коренное население островов Карибского бассейна, а португальцы, овладевшие берегами Африки, положили начало заморской работорговле.

Однако все это были еще цветочки по сравнению с теми ягодками, которые созрели на древе западного колониализма, когда за дело принялись протестанты: голландцы, и в особенности, англосаксы, - работорговцы Ливерпуля и рабовладельцы Вирджинии, Техаса и Алабамы. По подсчетам историков, за четыреста лет работорговли в землях Африки было куплено или захвачено более 100 миллионов рабов, причем только пятая часть из них достигла берегов Америки. Остальные не выдержали тяжести пути. Львиная доля этого страшного бизнеса пришлась на англичан. На Утрехтском конгрессе 1712-14 гг., который подвел итог войне за испанское наследство, страна "классической демократии", уже в семнадцатом веке позорно конкурировавшая с феодально-католической Испанией в торговле живым товаром, приобрела гнусное "асиенто" - монопольное право на заморскую работорговлю.

Монопольное право на геноцид англичане, разумеется, не приобрели. Однако и в этой сфере, которая, в отличие от работорговли, всегда оставалась областью "свободного соревнования", колонизаторы-протестанты далеко обогнали своих католических коллег. Необходимо подчеркнуть, что речь идет прежде всего о тех протестантских странах, колониальная экспансия которых взошла на дрожжах Кальвинизма.

В середине XVII века маленькая Голландия имела колонии во всех частях света. Затем на первое место вышла Англия, подвигнутая на это революцией Кромвеля. Во второй половине XVII века Англия победила Голландию в "торговых войнах", и затем в течение восемнадцатого столетия сначала вытеснила Францию из Канады, затем вторглась в пределы Индии, и наконец, начала колонизацию Австралии. На протяжении двух столетий Англия безраздельно господствовала на морях, и люди моего поколения еще помнят географическую карту мира, на которой добрая половина суши была окрашена в зеленый цвет Британской империи. Наконец, после Второй мировой войны, в качестве ведущей страны неоколониализма выдвигается Америка, раскинувшая по всей Земле военно-воздушные и морские базы. И все эти три великие купеческие империи, последовательно "сидевшие на водах многих", повинны в жесточайшем геноциде.

Под опекой Голландии полностью вымерло туземное население Тасмании (такая же участь едва ли не постигла огромную Индонезию); Английские колонисты на протяжении столетия целенаправленно истребляли аборигенов Австралии (дело доходило до того, что на людей устраивали охоты, как на диких животных, или же попросту травили их стрихнином) 12; продвижение американских колонистов на Запад сопровождалось (не прекратившимся и по сей день!) планомерным уничтожением индейцев.

Таким образом, в эпоху колониализма издревле известная европейцам Африка стала по преимуществу жертвой работорговли, а два вновь открытых материка - Америка и Австралия, с прилегающими островами, - жертвами геноцида. Именно этим последним обстоятельством объясняется тот факт, что даже в эпоху всеобщего пробуждения порабощенных народов Северная Америка и Австралия остались областями чисто европейской культуры. Дело в том, что к моменту прихода европейцев индейцы Северной Америки, и в особенности, аборигены Австралии находились на младенческом уровне развития. Они были подвергнуты жестокому преследованию прежде чем успели исторически возмужать, и, быть может, обогатить человеческую семью так и не раскрывшейся тайной своих племенных потенций. 13

Кто сказал это: "Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих, ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лицо Отца Моего небесного" (Мф.18.10)?

Историческое детоубийство в масштабе двух континентов! - вот цена, которой англосаксонские колонисты обеспечили себе "жизненное пространство".

Итак: по масштабам рабовладения и геноцида протестанты весьма превзошли католиков. Но дело не только в масштабах. Дело еще и в том, что протестанты внесли в практику колониализма новое качество. Имя этому качеству - расизм. Мы имеем в виду не бытовой расизм, который в тех или иных формах существовал всегда, а расизм "богословски обоснованный". Сомнительная честь этого обоснования принадлежит все тем же кальвинистам.

Когда испанцы подвергали аборигенов Центральной и Южной Америки истреблению, они делали это не потому, что индейцы были краснокожими, а потому, что жестокость была в обычаях эпохи. Конкистадоры, пересекавшие океан в поисках наживы, отнюдь не были наиболее милосердными представителями своего народа. Кроме того, действовали мотивы религиозные. Индейцы, поклонявшиеся жутким богам и практиковавшие человеческие жертвоприношения, должны были казаться испанцам "слугами дьявола". Именно так испанцы их и называли. Истребляя индейцев, испанцы действовали в духе католической инквизиции, сжигавшей еретиков и ведьм. Это было, конечно, плохо, но в этом не было расизма. И хотя, на том основании, что в Библии ничего не сказано о краснокожих, испанские завоеватели первоначально все-таки усомнились в их человеческом происхождении, мнение это было быстро и решительно отвергнуто Католической Церковью. В частности, в защиту человеческого достоинства индейцев возвысил свой голос просвещенный францисканский монах, гуманист Бартоломео де лас Касис.

Примерно то же самое, что мы сказали об испанцах, можно сказать и о португальцах. Португальцы начали торговать неграми не потому, что негры были чернокожими, а потому, что на черном континенте существовало рабство задолго до появления европейцев, хотя и в примитивных формах. Так что белые работорговцы могли покупать негров-рабов у черных рабовладельцев. Говоря это, я отнюдь не оправдываю португальцев. Ясно, что заморская работорговля, введенная белыми предпринимателями, это совсем не то, что домашнее или долговое рабство, издревле существовавшее на Африканском континенте. Положив начало заморской работорговле, португальцы положили начало не только истощению, но и развращению Африки, ибо поощряли африканские народы к охоте на своих же братьев. Португальские колонизаторы действовали из гнусной корысти. Однако корысть не обязательно связана с расизмом. Известно, что тех племенных вождей, которые принимали Христианство, португальцы охотно жаловали дворянскими титулами, а в 1518 году, по ходатайству тех же португальцев, было совершено в Риме первое рукоположение негра (им был принц Энрико из Конго) в сан Епископа. 14 Таким образом, первый черный Епископ Католической Церкви появился еще в начале XVI века.

Наконец, лучшим доказательством того, что католики - испанцы и португальцы - не были расистами, может служить тот общеизвестный факт, что современные народы Латинской Америки произошли от смешения белых с индейцами и неграми.

Совсем по-другому отнеслись к делу кальвинисты, сменившие колониализм феодальный колониализмом капиталистическим. Используя Библейское сказание о проклятии Ноем внука своего Ханаана ("проклят Ханаан, раб рабов будет он у братьев своих" - Бт.9.25), Библейскую этнографию (Бт.10.1-32) и те места из Библии, где говорится об истреблении Израилем окрестных народов, кальвинисты создали учение о принципиальном неравенстве рас. Согласно этому учению, белые возвышаются, над цветными (индейцами монголоидами, мулатами), цветные - над черными; что же касается черных, то их удел - быть вечными рабами у своих братьев.

Ясно, что это учение, устанавливающее иерархию народов по биологическому принципу, в корне противоречит Новозаветному Откровению. Ибо во Христе "нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос" (Кол.3.11). Тем не менее, расовая доктрина кальвинистов пронизала собой весь протестантский (да и не только протестантский!) колониализм. Распаляя биологическое подполье человека и в то же время успокаивая его совесть ссылками на Священное Писание, эта доктрина стала санкцией самых чудовищных преступлений против человечности. Так всадник, имя которому "смерть", вывел на свет Божий таящихся в подсознании "зверей земных", - мрачные зоологические инстинкты, дабы убивать ими не только тела, но и души человеческие.

 

Известно, что периодически вспыхивающие на Западе антисоветские кампании в настоящее время все чаще и чаще приобретают характер антирусский. При этом русскому народу прежде всего вменяется в вину свирепый византизм Ивана Грозного и репрессии сталинской эпохи. Что же касается Запада, то он объявляется исконной и вожделенной страной человечности и свободы. Что же, господа! Разница между нами действительно есть. И даже немалая. За все трудности своего исторического пути Россия всегда расплачивалась своей собственной кровью. Вы же построили свое благополучие на крови других.

На Западе говорят, что Советское государство продолжает традицию царей.

Я не берусь судить, насколько точна эта формула, в которую западные комментаторы стараются вложить отрицательное содержание. Но то, что старая, Православная Россия была намного человечнее и католической, и протестанской Европы, в этом нет для меня никаких сомнений. С особой убедительностью о нравственном преимуществе России свидетельствуют перипетии Великой географической экспансии.

Во время стремительных продвижений на север, на восток и затем на юг, Россия включила в свой состав десятки народов, находившихся за пределами Христианского мира. Одни из этих народов вошли в состав Российского государства добровольно, другие были привлечены силою оружия. Однако, несмотря на то, что среди присоединенных народов были и такие, которые по своей воинственности не уступали североамериканским индейцам, и такие, которые по уровню своего культурного развития стояли, не выше чем отсталые племена Центральной Африки, ни геноцидом, ни рабовладением Православная Россия себя не осквернила.

Я думаю, что именно в этом кроется одна из главных причин того исторического факта, что даже в бурях Революции и гражданской войны многонациональное Российское государство не распалось на части.

Начиная с XV века русский народ всегда глубоко верил в особую историческую миссию своего Отечества. Однако смысл этой миссии он полагал не в господстве над другими народами, а в служении их соборному согласию. И хотя в настоящее время факт существования собранного русским народом гигантского многонационального государства весьма раздражает западных колониалистов, утративших свои былые владения, элементарная историческая справедливость твердо гласит: что посеешь, то и пожнешь!

 

Сеяли давно, жатва же началась в XX веке.

В конце просвещенного и либерального XIX века, в то время, когда Западный мир буквально изнемогал от восторгов по поводу собственной гуманности, неповинная кровь сотен истерзанных и вовсе истребленных им племен и народов, тяжелыми испарениями восходя к Небу, вопияла к Святому и Истинному Богу о суде и возмездии.

Небеса не разверзлись и молнии Всевышнего не обрушились на живущих на земле, ибо не пришел еще час Вечного Суда, но историческое возмездие не замедлило явиться.

Поспорив из-за колоний, как разбойники спорят из-за награбленной добычи, европейские государства стали жестоко избивать друг друга. Однако первая мировая война, хотя и покарала буржуазный Запад, не добралась еще до его совести. Только после Гитлера, который принес на земли Европы то же самое, что европейские колонизаторы на земли почти всего мира, расизм стал отвратительным для европейцев.

 

Но вот прошло малое время, и, подобно стенам древнего Иерихона, на берегах Иордана воздвиглась его новая твердыня.

 

***

 

До сих пор мы говорили о прошлом. Теперь нам надлежит говорить о будущем. А это значит, что мы вступаем в такую область исследования, которую в современном мире принято называть футурологией. Футурология как наука о будущем возможна потому, что будущее растет из прошлого. Даже трансцендентные вторжения из миров иных совершаются не ранее того, как мир наш к этому созреет. И потому футурология христианская, как и всякая здравая футурология вообще, - это отнюдь не гадания на кофейной гуще, как полагают люди неверующие, но анализ действительности. И хотя анализ этот совершается при свете пророческого Откровения, содержащегося в Слове Божием (что для людей неверующих, вероятно, представляется чем-то маловразумительным), опирается он при этом на твердые исторические факты, вполне доступные для понимания всякого разумного человека.

Согласно христианским пророчествам, человеческая История на пороге достижения благой Цели должна пройти через великий кризис, который на языке Священного Писания называется пришествием антихриста. Как можно понять это, опираясь на исторические факты?

Среди религиозных сил, исходящих из Библейской традиции и действующих в недрах христианского мира, есть такая сила, которая с точки зрения Евхаристической занимает позицию, еще более крайнюю, чем Кальвинизм. Нетрудно догадаться, что речь идет об Иудействе. Ибо, если Кальвинизм низводит Евхаристическую Трапезу с уровня Таинства на уровень простого обряда, то иудейство живет отрицанием самой ее онтологической предпосылки.

Конечно, не одно только Иудейство не верует тому, что Иисус Христос есть Единородный Сын Божий. В это не верят также и все великие религии Востока. Но если для Ислама, Индуизма, Буддизма и Конфуцианства такое неверие не является религиозной необходимостью, ибо в ы с ш и е ценности каждой из этих религий (будь то покорность Всевышнему, освобождение от "кармы", полная отрешенность или социальная устойчивость) вполне совместимы с верой во Христа, то для Иудейства отрицание Божественности Христа является непременным условием сохранения Иудейством его религиозных чаяний.

Известно, что кроме веры в Единого Бога, Творца неба и земли, наиболее характерной особенностью древнеиудейской религии, зафиксированной в книгах Ветхого Завета, был мессианизм. От самого своего зарождения древнеиудейский мессианизм имел два аспекта: первый аспект - национально-мессианская уверенность в особой Богоизбранности всего еврейского народа в целом; второй аспект - ожидание конкретного Мессии - Божественного Посланника, Которому надлежало прийти и обновить мир.

Когда появилось Христианство, два аспекта древнееврейского мессианизма пришли в роковое столкновение.

Мировая религия, вышедшая из недр Иудейства и считающая своего Основателя Тем Самым Божественным Посланником, Которого предвозвестили библейские Пророки, провозгласила дар спасения в равной степени обращенным ко всем народам, что означало конец еврейской Богоизбранности. Иудейство, не пожелавшее признать окончание своей национально-мессианской роли, объявило Основателя Христианства, Образ Которого, запечатленный в Евангелиях, точно соответствует библейским пророчествам, религиозным обманщиком.

Такова завязка мировой драмы, вероятную кульминацию которой нам и предстоит рассмотреть.

Христианство отнюдь не отрицает специфики национальных призваний. Напротив! Факт возникновения поместных Церквей, экклезиологические индивидуальности которых формировались в несомненном соответствии с индивидуальностями культурно-этническими (таковыми прежде всего явились в Истории церкви: Антиохийская, Александрийская, Римская, Константинопольская, Иерусалимская и Московская), свидетельствует о том, какое великое значение Церковь придает национальным характерам. Однако национальное в Христианстве обуславливается Вселенским.

Ясно, что, чем решительнее человек преодолевает свою самость, чем глубже проникается Объективным, чем более забывает о себе, служа Высшей Правде, тем полнее и ярче становится его личность.

Совокупность ее индивидуальных свойств при этом не только не угасает, но, напротив того, становится одной из неповторимых форм Вечности.

То же самое происходит и с целыми народами. Только на кресте национального самоотвержения во Имя Высшей Вселенской Правды достигает народ своего духовного расцвета.

Христос предложил   еврейскому народу крест величайший - отказаться от национальной мечты о восстановлении своего разрушенного царства, стать среди царств мира сего начатком Царства Божьего, Вселенской Евхаристической Общины, основанной на любви и правде.

В силу этого предложения еврейский народ оказался перед трояким выбором: либо пойти за Христом; либо, навсегда отказавшись от мессианских упований, стать таким же народом, как и все прочие (в конкретных условиях 1 столетия это означало национальную автономию в рамках мировой Империи); либо, сохранив мессианские упования, вложить в них смысл, прямо противоположный тому, который открыл в этих упованиях Христос.

Малая часть еврейского народа избрала путь первый, значительная - второй, однако подавляющее большинство, увлекаемое своими национальными вождями, пошло путем третьим.

Библейские пророчества о призвании еврейского народа ко всемирному религиозному служению (исполнившиеся на первых учениках Христа), были поняты этим большинством как пророчества о религиозном праве еврейского народа на мировое господство.

"И придут иноземцы и будут пасти стада ваши, - пророчествовал некогда Исайя, утешая "сетующих на Сионе", - и сыновья чужеземцев будут вашими земледельцами и вашими виноградарями. А вы будете называться священниками Господа - служителями Бога нашего будут именовать вас; будете пользоваться достоянием народов и славиться славою их." (Исайя 61.5-6).

Ясно, что если этот, - и подобные ему, - тексты понимать духовно (а другого понимания таких текстов Церковь не допускает), то перед нами окажется сумма давно сбывшихся пророчеств о выходе из недр Иудейства Мировой Религии. Ибо хорошо известно, что изгнанные из Иерусалима Апостолы действительно поручили свое "словесное стадо" попечению "иноземцев" и что вот уже почти 2000 лет "сыновья чужеземцев" (т.е. епископы и пресвитеры бывших языческих народов) обрабатывают Апостольские "виноградники". Избранные сыновья Израиля стали духовными родоначальниками всего христианского священства. Первые строители Вселенской Церкви, они воспользовались культурным достоянием древних народов и вот уже почти 2000 лет слава их имен неразрывно связана с духовной славой народов христианских.

Мы верим, что подобной картиной грядущей духовной славы и утешал Исайя "сетующих на Сионе"!

Если же приведенное пророчество (и все подобные ему) понимать буквально, усматривая в вещественных образах пророческой речи не духовное, но плотское содержание (а именно так и поступает иудаизм!), то перед нами окажутся крайние обольщения религиозного нацизма.

Так, отказавшись стать во Христе начатком Царства Божьего, еврейский мессианизм оказался начатком "царства зверя".

Недаром Апостол Павел предупреждал современных ему христиан, что "тайна беззакония уже в действии" (2 Фес.2.7).

Но кто же, согласно иудейским представлениям, должен установить на земле такой общественный строй, при котором иудеи будут господствующим народом священников, а все остальные народы их слугами?

Поскольку иудейство отвергло Иисуса Христа, ясно, что вопрос о Мессии остался для него открытым. Традиционно настроенные иудаисты продолжают "мессию" религиозно ждать. Однако есть в иудаизме и такое направление, которое склонно принимать за обещанного "мессию" сам еврейский народ в целом, якобы понесший на себе страдания за свою избранность и тем самым заслуживший нравственное право на руководство миром, что он и должен осуществить, опираясь на Божественное призвание и дарованные ему силы. Известно, что к такому взгляду склоняются сионисты. Наконец, можно считать вполне вероятным, что связанная с иудейством тайная организация масонов 15 готовится к тому, чтобы в подходящий исторический момент "пришествие мессии" попросту разыграть. Предположение это тем более вероятно, что роль тайных организаций в подборе и выдвижении диктаторов всегда была весьма значительной. Вспомним хотя бы о той роли, которую сыграли в деле выдвижения Гитлера тайные теософские общества, основанные в Германии известным мистическим авантюристом Жоржем Гурджиевым. 16

Известно, что вожди немецкого национал-социализма служили одновременно двум господам. С одной стороны, они выполняли "социальный заказ" немецкой буржуазии, напуганной ростом коммунистического влияния в стране, а с другой - пытались осуществить внушения оккультистов-люцифериан, задумавших перевернуть мир Божий вверх дном. При этом случилось так, что Гитлер сначала стал медиумом Карла Гаугсгоффера (близкого друга и личного ученика Гурджиева), и лишь потом ставленником Тиссена и Круппа. Отметив это поучительное обстоятельство, вернемся к нашей теме.

Указанные расхождения в подходе к "мессианской проблеме" нельзя считать незначительными. Ясно, что иудейская религия, сионистская политика и масонская мистификация - это отнюдь не одно и то же. Однако три эти различные силы как бы специально подобраны для соответствующей оркестровки: масонство по самой своей природе способно подготовить и разыграть мистический фарс; сионизм - обеспечить ему широкую экономическую и политическую поддержку; что же касается иудаизма, то нет ни малейшего сомнения в том, что корыстный иудейский мессианизм охотно воздаст высшую религиозную почесть тому человеку, который, придя в соответствующем ореоле, сумеет гарантировать иудаизму осуществление его основного чаяния - всемирного иудейского господства. 17

Этого "грядущего человека", "которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением погибающих..." (2 Фес.2.9-10), Церковь и называет антихристом.

Впрочем, надо иметь в виду, что антихрист не единичен. Апокалиптические пророчества изображают "зверя" в образе многоглавого дракона, головы которого сменяют друг друга. Это значит, что явлению "сына погибели" (2 Фес.2.3) будет предшествовать деятельность его предтеч. Мы не знаем, будут ли они "творить чудеса", но нет ни малейшего сомнения в том, что и они будут действовать "со всяким неправедным обольщением", в том числе разумеется, и в сфере социальной.

Никто не знает "времен и сроков", которые Бог положил в Своей власти. Но красноречивые "знамения времени" свидетельствуют о том, что современный Запад стоит перед великой альтернативой: либо ради Иисуса Христа, Которого Запад продолжает формально исповедовать, отказаться от всех своих притязаний, принять новый мировой экономический порядок, мирное сосуществование, разрядку, разоружение - свободный диалог мировых культур без экономической и военной экспансии, либо из страха перед социалистическими и антиколониальными революциями броситься в руки презренных обманщиков, которые попытаются дать безбожному по существу капиталистическому строю высшее религиозное помазание и пообещают буржуазному Западу стабильное господство над всем миром.

Разве не эта, последняя, тенденция просвечивает сейчас в американской политике?

 

 

27 сентября 1980 г.

Крестовоздвижение.

Преставление Иоанна Златоуста.

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

(два экскурса)

 

1. ОПЫТ СОЦИАЛЬНОГО АНАЛИЗА АПОКАЛИПТИЧЕСКИХ ПРОРОЧЕСТВ О "ЦАРСТВЕ ЗВЕРЯ"

 

Если "ад", как мы это утверждали выше, действительно идет по стопам Кальвинизма, то это значит, что апокалиптическое "царство зверя" должно складываться из взаимодействия доведенных до предела тех же четырех смертоносных сил, которыми дано было убивать четвертому всаднику. Силы эти - насильственная лжетеократия, антиевхаристический культ,  капиталистическое служение "маммоне", социально организованный расизм.

Соответствует ли такое представление о "царстве зверя" пророчествам Священного Писания, мы надеемся рассмотреть во второй части нашей работы. Однако один из четырех аспектов этой проблемы, в силу его особой актуальности, следует рассмотреть сразу. Речь идет о связи "царства зверя" с капитализмом.

Согласно пророчествам Священного Писания, "царство зверя" будет иметь два центра. Один из них - это город, "который духовно называется Содом и Египет, где и Господь наш распят" (Откр.11.8). Так Иоанн Богослов именует падший Иерусалим, ставший столицей антихристова культа. Второй центр - это столица антихристова царства. Некий великий город, условно называемый Вавилоном. Поскольку данный экскурс имеет своей целью анализ "царства зверя" со стороны его общественного строя, мы обратимся к тем апокалиптическим пророчествам, которые относятся к "Вавилону".

В XVIII главе Откровения описывается плач по поводу гибели "Вавилона". При чтении этого описания сразу же бросается в глаза, что в роли наиболее усердных плакальщиков по разрушенной столице выступают коммерсанты.

"И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, потому что товаров их никто уже не покупает, товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры, и шелка и багряницы, и всякого благовонного дерева, и всяких изделий из слоновой кости, и всяких изделий из дорогих дерев, из меди и железа и мрамора, кориш и фимиама, и мира и ладана, и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих. И плодов, угодных для души твоей, не стало у тебя, и все тучное и блистательное удалилось от тебя; ты уже не найдешь его. Торговавшие всем сим, обогатившиеся от нее, станут вдали от страха мучений ее, плача и рыдая и говоря: горе, горе тебе, великий город, одетый в виссон и порфиру и багряницу, украшенный золотом и камнями драгоценными и жемчугом! Ибо в один час погибло такое богатство. И все кормчие, и все плывущие на кораблях, и все торгующие на море стали вдали и, видя дым от пожара ее, возопили, говоря: какой город подобен городу великому! И посыпали пеплом головы свои, и вопили, плача и рыдая: горе, горе тебе, город великий, драгоценностями которого обогатились все, имеющие корабли на море! Ибо опустел в один час. (Откр.18.9-19)

Купцы оплакивают погибающую столицу; а в это время разгневанный ангел, образом и словом, возвещает апокалиптическому Вавилону окончательное осуждение:

"И один сильный Ангел взял камень, подобный большому жернову, и поверг в море, говоря: с таким стремлением повержен будет Вавилон, великий город, и уже не будет его. И голоса играющих на гуслях, и поющих, и играющих на свирелях, и трубящих трубами в тебе уже не слышно будет; и всякий мастер всякого мастерства уже не найдется в тебе, 1 и шума от жерновов не слышно уже будет в тебе; и свет светильника, уже не появится в тебе; и голоса жениха и невесты не будет уже слышно в тебе; ибо купцы твои были вельможи земли, и волшебством твоим введены в заблуждение все народы." (Откр.18.21-23)

 

Приведенные тексты дают богатый материал для социального анализа. Ясно: общество, описанное в XVIII главе Апокалипсиса, основано на частной собственности и занимается интенсивным товарообменом. А это предполагает общественное разделение труда и высокую степень развития товарного производства. Далее: для покупающего населения столицы целью товарообмена является, по-видимому, приобретение самих товаров, чему оно предается с той ненасытностью, которая во времена античные была свойственна императорскому Риму, а в наше время - "обществу потребления". Что же касается "вавилонских" купцов, то для них цель товарооборота заключается в накоплении капитала. Недаром "обогатившиеся от нее" оплакивают погибающую столицу прежде всего как утраченный рынок сбыта. Плачут и рыдают о ней, "потому что товаров их никто уже не покупает". Впрочем, из речи Ангела следует, что Апокалиптический Вавилон будет не только потреблять товары, но и производить их. Слова о мастерах и мастерстве свидетельствуют о распространении в городе всевозможных ремесел, а "шум жерновов"  о котором говорит Ангел, вполне может быть понят не только в собственном смысле, но и как символ всякого машинного производства воооще.

Здесь будет уместным отметить, что пример подобного словоупотребления дает классическая страна капитализма. Известно, что водяное колесо (изобретенное еще в Древней Греции для приведения в действие мельничных жерновов), начиная с середины XVI века и вплоть до первой промышленной революции, широко использовалось в Англии не только в мукомольном деле, но и почти во всех других отраслях промышленности. Металлургические и металлобрабатывающие предприятия так же, как и водяные мельницы, предназначенные для помола зерна, ставились по берегам рек в местах, удобных для устройства плотин. По аналогии со своим прообразом, такие предприятия тоже назывались "мельницами". В силу этого обстоятельства в английском языке слово "мельница" (mill) приобрело значение промышленного предприятия вообще. Такое словоупотребление долго удерживалось в языке и после того, как паровой двигатель вытеснил водяное колесо. Сохранилось оно отчасти и до наших дней. Таким образом, не только свойства человеческого языка, склонного претворять конкретные термины в обещающие символы, но и сама история промышленности дают нам право утверждать, что "мельницы", оглашающие "шумом жерновов" апокалиптический Вавилон, могут быть поняты и как современные заводы.

Описанное общество не может быть социалистическим, ибо основано на частной собственности, и совсем не похоже на общество феодальное.

Какое же общество описано в XVIII главе Апокалипсиса? Античное? То самое, современником которого был Иоанн Богослов? (В таком случае нам пришлось бы признать, что социальный аспект апокалиптических пророчеств о "царстве зверя" лишен пророческого содержания, либо допустить, что во времена антихриста будет восстановлена рабовладельческая формация.) Или же в XVIII главе Апокалипсиса описано общество капиталистическое?

Ни один из только что рассмотренных нами социальных элементов не дает достаточного основания для однозначного ответа на поставленный вопрос. Развитое товарное производство свойственно и античности, и капитализму. Купеческий капитал, сам по себе, еще не образует капиталистической формации. "Шум жерновов" может быть понят не только в широком смысле, но и в узком. Мастера и всякое мастерство свойственны античному миру не в меньшей степени, чем капиталистическому. И даже тот факт, что реестр товаров, которыми торговали купцы апокалиптического Вавилона, увенчивается "телами и душами человеческими", не приближает нас к решению вопроса. Ибо, как мы знаем, в качестве дополнительной производительной силы общества рабский труд может использоваться и при капитализме. Не говоря уже о том, что торговля "телами и душами человеческими" свойственна капиталистическому способу производства не в меньшей степени, чем рабовладельческому, хотя и совершается в скрытом виде. Пуская основную долю прибавочного продукта в оборот с целью личного обогащения, капиталист торгует мускульной и умственной силой своих работников, т.е. "телами и душами человеческими". 2

Поскольку откровенного описания способа производства, составляющего экономический базис "царства зверя", в Откровении Иоанна Богослова не содержится, поставленный нами вопрос можно было бы считать неразрешимым... если бы не заключительные слова ангельского обличения, неожиданно проливающие яркий свет на самую суть дела. Указывая на причины осуждения апокалиптического Вавилона, Ангел говорит: "ибо купцы твои были вельможи земли, и волшебством твоим введены в заблуждение все народы".

Итак, осуждение антихристовой столицы, предваряющее скорую и неминуемую погибель всего "царства зверя" в целом, имеет, согласно словам Ангела, две причины: духовную ("волшебством твоим введены в заблуждение все народы"), и социальную ("ибо купцы твои были вельможи земли"). 3

Греческое слово "мегистанес", переведенное на славянский и русский языки словом "вельможи", является неологизмом Нового Завета. Древнегреческо-русский словарь И.Х.Дворецкого (Москва, 1958 г.) указывает следующие значения слов "мегистон" и "мегиста", из которых образовалось слово "мегистанес": 1. весьма, крайне, чрезвычайно, в высшей степени; 2. могущественно; 3. важнее всего, главным образом.  Пиндар употреблял "мегисто-полис", т.е. делающий города великими, Эсхил - "мегисто-тимос", окруженный величайшим почитанием. Таким образом, апокалиптические "мегистанес" - это действительно могущественнейшие из могущественных и знатнейшие из знатных, т.е. подлинно "вельможи земли" в наиболее сильном значении этих слов. Или, говоря языком социологии, крупнейшие представители господствующего класса.

Вельможами Древнего Рима были, как известно, крупные рабовладельцы, которые силами рабов вели интенсивное товарное производство в своих поместьях. В обществе феодальном вельможами были крупные землевладельцы, получавшие доход от сидевших на их землях непосредственных производителей. (При азиатском варианте феодализма, когда верховным собственником земли выступало государство, вельможами, наряду с крупными землевладельцами, оказывались и высшие чины государственной бюрократии.) И только в обществе капиталистическом подлинными вельможами земли становятся крупнейшие представители третьего сословия - купцы-капиталисты во всех своих дальнейших модификациях: промышленники, банкиры, финансисты.

Таким образом, можно считать математически доказанным, что общество, описанное в XVIII главе Апокалипсиса, является обществом капиталистическим.

Какое же надо было иметь зрение, чтобы в 1 веке предвидеть возможность капиталистического строя! Да еще в наивысшей стадии его развития!

XVII и XVIII главы Откровения, пророчествующие о кратковременном расцвете и конечной погибели "Вавилона", из всех возможных типов социальной элиты знают только два: "царей" и "купцов". Первые являются правителями подчиненных народов, вторые - вельможами земли. Купцы символизируют общественный строй "Вавилона", через категорию "царей" выражается его международная политика. Столица антихристова царства "сидит на водах многих" (Откр.17.1), которые "суть люди и народы, и племена и языки" (Откр.17.15), и "царствует над земными царями" (Откр.17.18).

Ясно, что апокалиптический Вавилон - это город-спрут, капиталистическая метрополия гигантского сверхимпериалистического государства.

 

"Этот день и ночь суетящийся и необъятный как море город, визг и вой машин, эти чугунки, проложенные поверх домов (а вскоре и под домами), эта смелость предприимчивости, этот кажущийся беспорядок, который в сущности есть буржуазный порядок в высочайшей степени, эта отравленная Темза, этот воздух, пропитанный каменным углем, эти великолепные скверы и парки, эти страшные углы города, как Вайтчапель, с его полуголым, диким и голодным населением, Сити со своими миллионами и всемирной торговлей, кристальный дворец, всемирная выставка... Да, выставка поразительна. Вы чувствуете страшную силу, которая соединила тут всех этих бесчисленных людей, пришедших со всего мира, в едино стадо; вы сознаете исполинскую мысль; вы чувствуете, что тут что-то уже достигнуто, что тут победа, торжество. Вы даже как будто начинаете бояться чего-то. Как бы вы ни были независимы, но вам отчего-то становится страшно. Уж не это ли в самом деле достигнутый идеал? думаете вы; не конец ли тут? Не это ли уже в самом деле "едино стадо"? Не придется ли принять это и в самом деле за полную правду и занеметь окончательно? Все это так торжественно, победно и гордо, что вам начинает дух теснить. Вы смотрите на эти сотни тысяч, на эти миллионы людей, покорно текущих сюда со всего земного шара, - людей, пришедших с одною мыслью, тихо, упорно и молча толпящихся в этом колоссальном дворце, и вы чувствуете, что тут что-то окончательно совершилось, совершилось и закончилось. Это какая-то библейская картина, что-то о Вавилоне, какое-то пророчество Апокалипсиса, воочию совершающееся. Вы чувствуете, что много надо вековечного духовного отпора и отрицания, чтобы не поддаться, не подчиниться впечатлению, не поклониться факту и не обоготворить Ваала, то есть не принять существующего за свой идеал..."

 

Так писал Достоевский в 1863 году. Писатель делился своими впечатлениями от английской столицы. 4

Как видим, моделью, сквозь которую Достоевский прозрел конкретные черты апокалиптического Вавилона, оказался огромный буржуазный город, бывший в то время столицей мировой империи.

С радостной благодарностью находим мы дополнительную опору для нашей мысли в том, что выводы нашего социального анализа столь полно совпали с непосредственным впечатлением гениального художника.

 

II. ФАТИМСКОЕ ПРОРОЧЕСТВО О РОССИИ

 

Подробности Фатимских событий мы привели по книге известного русского католика М.Н.Гаврилова "Повесть о Фатиме - величайшем чуде нашего времени" (Изд.2, доп., Брюссель, "Жизнь с Богом", 1962)

К сожалению, приходится констатировать, что указанная книга, содержащая подробное и документированное изложение Фатимских событий (и тем радующая христианские сердца), в то же время проникнута духом антикоммунизма, который сам по себе из Фатимских событий никак не вытекает, и если свидетельствует о чем, то только о том, что Западный мир плохо понял данное ему Откровение.

По свидетельству Люсии, Божия Матерь Фатимская во время Своего третьего явления, которое произошло 13 июля 1917 г., сказала следующие слова, прямо относящиеся к России:

"Если люди послушаются Моих слов (Божия Матерь говорила о необходимости покаяния, причащения в первую субботу каждого месяца во искупление грехов и почитания Ее Пречистого Сердца), то Россия снова обратится к Богу и наступит мир на земле, иначе она распространит свои лжеучения по всему миру, вызывая войны и преследования против Церкви; многие праведники потерпят мучения; Святейший Отец будет много страдать; многие народы исчезнут с лица Земли... Но в конце концов восторжествует Мое Пречистое Сердце."

Ссылаясь на приведенное пророчество, религиозные антикоммунисты делают два утверждения. Во-первых, они утверждают, что Божия Матерь Фатимская осудила коммунизм как таковой, и во-вторых, что Божия Матерь заранее предупредила Христианский мир о той самой "военной угрозе Западу", в которой буржуазная пропаганда обвиняет Советский Союз на протяжении всего послевоенного периода.

Оба эти утверждения не выдерживают критики.

Всякому должно быть ясно, что, с точки зрения Христианства, атеизм, равно как и отрицание субстанциональности человеческой Души, являются учениями ложными. Но из этого отнюдь не следует что Божия Матерь Фатимская осудила социализм как общественную формацию  или коммунизм как общественный идеал. Не следует хотя бы на основании того, несомненного для христиан, факта, что в последний период Своей земной жизни (от Пятидесятницы и до Успения) Божия Матерь Сама была Матерью-Покровительницей коммунистической общины.

Что же касается военной угрозы (только не той, о которой по сей день недобросовестно твердит западная пропаганда, а той, о которой еще до Октябрьской революции предупреждала Божия Матерь), то здесь надо иметь в виду следующие обстоятельства.

Частичное обращение России к Богу произошло во время Великой Отечественной войны.

Известно, что перед войной Русское Православие переживало состояние глубокого "кенозиса". Российская Церковь не имела ни одного учебного заведения, ни одного действующего монастыря, не издавала ни одной книги. Малочисленный и дряхлый епископат, сотни полторы действующих храмов, наполненных старушками, да несколько небольших групп церковных оппозиционеров, ушедших в "катакомбы" - вот, пожалуй, и все, что оставалось от некогда великой Российской Церкви. Правда, многие старые люди продолжали в одиночку молиться по домам, да немалое число молитвенников воздыхало к Богу в местах далеких. Но все это была лишь "Русь уходящая". Казалось, что процесс воспроизводства религии в Советском государстве полностью прекратился и что Российская Церковь доживает свои последние часы.

Однако произошло нечто неожиданное.

Во время войны и в ближайшие послевоенные годы в России вновь открылись  т ы с я ч и  православных храмов, множество монастырей, две духовные академии и восемь семинарий. Состав правящего епископата увеличился примерно в четыре раза. Российская Церковь получила возможность систематически издавать религиозную литературу. По многим параметрам церковной жизни Российская Церковь достигла половины того, чем обладала до Революции. 1 Кроме того, развернулось широкое общение Московского Патриархата с другими автокефальными Церквами, а затем и с инославием. В середине пятидесятых годов на церковное служение вернулся целый ряд старых священников, так что Российская Церковь этого периода сияла прекрасными пастырями мечевской и оптинской традиции.

Ясно, что столь существенная перемена в положении Церкви должна была иметь серьезные духовные и социальные причины. Исторический анализ показывает, что таких причин было по крайней мере три.

Первая причина - возрождение религиозного чувства, вызванное великой войной. Религия - это связь. И для народов с глубокой духовной традицией, прежде всего - связь поколений. Через сердечное ощущение сверхвременного единства своего земного Отечества народ легче всего восходит к ощущению Отечества Небесного. Именно это и произошло с русскими людьми во время войны. Вот как рассказал об этом в одном из лучших своих стихотворений Константин Симонов. Поэт обращается к другу, с которым горькой осенью 1941 г. вместе шагал по фронтовым дорогам, отступая к Москве:

 

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,

Как шли бесконечные, злые дожди,

Как кринки несли нам усталые женщины,

Прижав, как детей, от дождя их к груди,

 

Как слезы они вытирали украдкою,

Как вслед нам шептали: "Господь вас спаси!"

И снова себя называли солдатками,

Как встарь повелось на великой Руси.

 

Слезами измеренный чаще, чем верстами,

Шел тракт, на пригорках скрываясь от глаз:

Деревни, деревни, деревни с погостами,

Как будто на них вся Россия сошлась.

 

Как будто за каждою русской околицей,

Крестом своих рук ограждая живых,

Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся

За в Бога не верящих внуков своих. 2

 

Ясно, что "в Бога не верящие внуки", которым в трудную годину всенародного испытания чудится охранительная молитва православных предков, - это уже не те "в Бога не верящие внуки", которые безоговорочно отрицали свою национальную святыню.

Вторая причина - историософское прозрение Митрополита Сергия, понятое и поддержанное всей Российской Церковью. Известно, что в первый же день войны Митрополит Сергий, возглавлявший в то время Московскую Патриархию, обратился с посланием к Российской Церкви, в котором не только призвал православный народ на защиту Отечества, чего требовал его прямой пастырский долг, но и первый 3 определил только что начавшуюся войну как общенациональную, патриотическую, традиционно связанную с героическими деяниями православных предков.

"Жалкие потомки врагов православного христианства, - писал Митрополит, - хотят еще раз попытаться поставить наш народ на колени перед неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью Родины, кровными заветами любви к своему Отечеству.

Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божией помощью, и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении потому, что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своем долге перед Родиной и верой, и выходили победителями. Не посрамим же их славного имени и мы - православные, родные им по плоти и по вере. Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить Отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может."

Указав далее на примеры святых вождей нашего народа - Александра Невского и Дмитрия Донского, - Митрополит Сергий продолжил:

"Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг." 4

Напомню: все это было написано 22 июня 1941 года. Много нужно было духовной зоркости, чтобы в первый же день войны (когда все мы надеялись на скорую победу) понять, что война будет очень трудной, что для победы потребуется всенародный подвиг и что подвиг этот будет освящен именами православных предков - Александра Невского и Дмитрия Донского.

Только одиннадцать дней спустя мы услышали подобные слова из уст Главы Правительства.

А ведь именно эта общенациональная ориентация, обеспечившая Советскому Правительству безусловную поддержку всего народа, Церкви,  интеллигенции (в том числе и оппозиционной 5) и даже значительной части эмиграции 6, предопределила собой конечную Победу.

Против фашизма сражалась Россия всей толщей своего тысячелетнего бытия.

Возрождение в русском народе религиозного чувства и та историческая перспектива, под знаком которой разворачивался отпор немецкому нашествию, открыли перед Российской Церковью возможность широкого патриотического служения. Многообразны были его формы: усердные молитвы о даровании победы российскому воинству, материальная помощь фронту и семьям военнослужащих 7, патриотические послания Первоиерархов и ободряющие проповеди церковных пастырей, работа по укреплению духовных связей нашего Отечества с народами союзных и освобожденных стран. 8

Вот как описывает известный советский историк Н.Яковлев деятельность русских полковых священников в трагические минуты первой мировой войны, когда войска генерала Брусилова,  то и дело бросаясь в яростные контратаки, отступали под напором превосходящих сил противника:

"... в тех жутких контратаках, - пишет историк, - среди солдатских гимнастерок мелькали черные фигуры - полковые батюшки, подоткнув рясы, в грубых сапогах, шли с воинами, ободряя робких простым евангельским словом и примером... Они навсегда остались там, на полях Галиции, не разлучившись со своей паствой." 9

Во время Великой Отечественной войны, когда российской армии вновь пришлось отражать немецкое наступление, в ее частях не было полковых священников. Но, подобно тому, как все наше Отечество превратилось в единый боевой лагерь, так и вся наша Российская Церковь превратилась на время войны в единого полкового батюшку.

В те героические годы в советских газетах систематически публиковались телеграммы от Епархий, приходов и отдельных священнослужителей Православной Российской Церкви на имя Верховного Главнокомандующего с выражением патриотических чувств, молитвенных пожеланий российскому воинству и сообщениями о богатых пожертвованиях на нужды обороны Отечества. Как правило, вместе с этими телеграммами (а их было очень много!) публиковались и благодарственные ответы. Приведем один из таких ответов, опубликованный 24 октября 1944 г.:

"Москва. Алексию, Митрополиту Ленинградскому и Новгородскому, Патриаршему Местоблюстителю. Благодарю Вас за заботу о детях и семьях бойцов Красной Армии. Примите мой привет и благодарность Красной Армии. И.Сталин." 10

Обильное патриотическое служение Церкви не могло оставаться незамеченным и должно было способствовать росту ее духовного авторитета в советском обществе.

Наконец, третья причина Церковного возрождения - содействие Советского государства. Ясно, что ни религиозный подъем в народе, ни патриотическое служение сами по себе еще не могли бы обеспечить Церкви столь мощного возрождения основных ее институтов если бы не произошла существенная перемена в церковной политике государства. Юридически ничего не изменилось. После войны религиозные объединения пользовались в Советском государстве теми же правами, которые были определены еще в 1929 г. 11 Но моральное отношение государства к Церкви стало другим. Официально характеризуя это новое отношение, Патриарх Алексий неоднократно называл его "благожелательным". 12 И хотя в первой половине шестидесятых годов отношение государства к Церкви снова ухудшилось, к счастью для Церкви и Отечества ухудшение это оказалось недолговечным. "Большое видится на расстояньи." Тот факт, что, несмотря на определенные потери, которые понесла Церковь в период волюнтаристических попыток Хрущева, главный итог ее послевоенного возрождения все-таки не был перечеркнут, свидетельствует, что перемена в церковной политике Советского государства, которая произошла во время Великой Отечественной войны, была вызвана отнюдь не капризом Сталина (как думали некоторые), но имела вполне объективную причину.

Какова эта причина, мы надеемся рассмотреть ниже. А сейчас необходимо отметить, что вслед за первым актом религиозного возрождения (мы имеем в виду возрождение религиозного чувства в русском народе, вызванное великой войной) последовал его второй акт, на этот раз по причинам чисто духовным: речь идет о возникновении в России молодой христианской интеллигенции (впрочем, многие ее представители теперь уже отнюдь не молодые!).

Я не располагаю статистикой и не стану утверждать, что в шестидесятые и семидесятые годы интеллигентной церковной молодежи стало больше, чем было ее, скажем, в годы коллективизации и первых пятилеток. Дело не в количестве. Дело в факте религиозного обращения. В прошлом церковная молодежь принимала веру непосредственно от отцов. Что же касается представителей современной церковной интеллигенции, то почти все они вышли из семей атеистических и, следовательно, пришли к Богу через личное духовное обращение.

Как сказано у одного современного нам советского поэта:

 

Неужто путь окончен

В самом деле?

Неужто мы

Вернулись наконец?

Настали сроки.

Нивы побелели.

Сегодня жатва.

Мы пришли,

Отец.         13

 

Таким образом, частичное обращение России к Богу действительно произошло.

И вслед за этим, в полном соответствии с пророческими словами Божией Матери Фатимской, наступил мир, который длится вот уже более 35 лет.

Правда, все эти 35 лет в мире идет непрестанный процесс социалистических и антиколониальных революций, генетически связанный с идеями революции Российской. Однако социалистические и антиколониальные революции современности (за исключением тех, которые приняли в себя яды маоизма) мало похожи на те страшные войны, о возможности которых предупреждала в 1917 году Божия Матерь Фатимская. Как правило, современные революции не направлены против религии и Церкви 14, и в результате современных революционных войн ни один народ не исчез с лица Земли.

Между тем, при определенных обстоятельствах мировая ситуация могла бы оказаться именно такой, о возможности которой предупреждала Божия Матерь.

Это неизбежно произошло бы в том случае, если бы в результате внутрипартийной борьбы, развернувшейся после смерти Ленина, к власти в Советском государстве сумели бы прийти троцкисты.

Каким образом покаянные молитвы безвестных португальских крестьянок 15 могли помочь российским большевикам преодолеть левую опасность - это, разумеется, тайна, в которую можно проникнуть только очами веры, но то, что предостережения Божией Матери Фатимской относились именно к троцкизму, прямо вытекает из его сущности. Вот как описал эту "сущность" старейший советский писатель Валентин Катаев: "Перманентная, вечная, постоянная, неутихающая революция. Во что бы то ни стало, хотя бы для этого пришлось залить весь мир кровью. Ее надо утверждать огнем и мечом, нести на штыках! И никакого мирного сосуществования." 16

Как известно, в центре спора между троцкистами и ленинцами стоял вопрос о возможности построения  социализма в одной отдельно взятой стране.

Тем христианам, которым "языковой барьер" мешает понимать людей другого мировоззрения, спор этот может показаться "схоластическим". Подобно тому, как марксистам представляются "схоластическими" споры богословские. Однако на самом деле "схоластика" социальная, как и "схоластика" богословская, наполнена огромным жизненным содержанием, хотя, разумеется, и на совершенно ином онтологическом уровне. Как это ни странно, но вопросы, занимавшие XIV и XV съезды партии, были не вовсе чужды той проблематике, которая стояла перед Отцами VII Вселенского Собора: возможно ли воплощение универсального в конкретном.

Если социализм в одной отдельно взятой стране - как это утверждали троцкисты - построить невозможно, если социальный идеал нельзя воплотить в конкретном национальном организме, то для социалиста из этого должно вытекать полное отрицание ценности всего национального. Крестьянство - вековечная основа всех оседлых народов - должно быть сокрушено; национальная культура - космополитизирована; Церковь - уничтожена. Рабочий класс, насильственно противопоставленный крестьянству, должен быть полностью оторван от национальных корней, милитаризован и брошен на "р-революционное" завоевание мира. Огненный молох "универсального", пожирающий всякую конкретность - разве не об этой опасности предупреждала Божия Матерь Фатимская, когда говорила, что "многие народы исчезнут с лица Земли"? Кампучийский геноцид - вот что готовили троцкисты России и Западу.

Если же социализм в одной отдельно взятой стране - как это утверждали ленинцы - построить можно, если возможно воплотить социальный идеал в конкретном национальном организме, то ясно, что по мере такого воплощения социализм должен все больше и больше облекаться конкретной национальной плотью. Отсюда, почерпнутая из конкретных условий России, ленинская идея союза рабочего класса и крестьянства 17 (брак города и села, столь ненавистный социальному спиритуализму Троцкого). Отсюда же, начавшееся в середине тридцатых годов, восстановление утраченной было (не без содействия троцкистов) российской национально-патриотической традиции (что, разумеется, никак не противоречит братскому отношению к другим народам). Отсюда же и благожелательное отношение Советского государства к послевоенному возрождению Российской Церкви.

Что же касается сферы международной, то из признания возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране вытекает принципиальный отказ от экспорта революции, и  следовательно, принцип мирного сосуществования государств с различным социальным строем.

К сказанному следует добавить, что вера в возможность построения социализма в одной отдельно взятой стране способствовала превращению технически отсталой России в могущественное государство, способное не только проводить мирную политику (что особенно проявилось за последние 15 лет), но и самым фактом своего существования удерживать от развязывания большой войны агрессивные силы Запада и Востока.

Таким образом, в полном соответствии с пророческими словами Божией Матери Фатимской, процесс религиозного возрождения России и мир на Земле действительно оказались связанными в единый духовно-социальный узел.

 

Согласно Фатимскому Откровению, полное обращение России к Богу должно послужить делу духовного обновления всего мира - торжеству Пречистого Сердца Божией Матери. 18

Когда это произойдет, мы не знаем. Но мы не сомневаемся в том, что полное обращение России к Богу вполне совместимо с коммунистическим строительством. Неиссякающей гарантией такой совместимости служат для нас те младенческие времена Церкви, когда все верные имели одно сердце (Деян.4.32). Не забудем, что этим Единым Сердцем христианской коммунистической общины было Пречистое Сердце Божией Матери.

 

 

11 января 1981 г.

День памяти Прав.Иосифа Обручника, Давида царя и Иакова,

брата Господня.

 

 

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ К 1 ЧАСТИ

 

Три проблемы волнуют современное Христианство. Проблема секуляризации, проблема социальная и проблема экуменическая.

Пытаясь найти ответ на указанные проблемы, автор настоящей работы вдохновлялся тремя идеями: культоцентризмом о.Павла Флоренского, Евхаристическим коммунизмом Златоуста, мессианской верой Достоевского в историческое призвание России послужить делу всемирного братства.

В свете этих идей, подкрепленных неоспоримыми фактами духовной и социальной истории, увиделось, что будущее мира двоится: с одной стороны - завершение евхаристического кризиса в антиевхаристическом культе, капиталистическое служение "маммоне", насильственная лжетеократия и религиозный расизм; с другой -Теургия, пронизывающая дыханием Вечности все человеческие свершения, коммунистическая организация общественной жизни, братство Церквей и народов, объединенных примером Святой Руси.

Каждому христианину должно быть ясно, какая из двух описанных реальностей наследует жизнь. Ибо "тогда будут... две мелющие в жерновах: одна берется, а другая оставляется." (Мф.24.40-41).

 

 

14 февраля 1981 г.

Канун Сретения Господня.

 

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

Глава 1.

 

1. Деян.24.17; Рим.15.25-28; 1 Кор.16.1-4; 2 Кор.8.1-9.15; Гал.2.9-10.

2. Выражение Вяч. Иванова.

3. Сообщение о посольстве Великого князя Владимира в Беловодье содержится в русских летописях, хранившихся в Вышенско-Успенском монастыре на Тамбовщине. Поверье о "Беловодском царстве" бытовало у русских старообрядцев, так называемого, "никудышного" толка. В 1903 г. Русское географическое общество выпустило брошюру уральского казака-путешественника Г.Т.Хохлова "Путешествие уральских казаков в Беловодское царство". Предисловие к брошюре написал В.Г.Короленко. См. "Вокруг света", №З, 1979, стр.45-46.

4. Вячеслав Иванов. "Повесть о Светомире-царевиче". Собр.соч. Брюссель, 1971, т.1, стр.358.

5. Валентин Сидоров. "Беловодье". Стихи. М., 1978, стр.112.

6. В обзоре учения и деятельности Святителя Иоанна Златоуста тексты Святителя приведены по следующим источникам: а) Творения Св.Иоанна Златоуста, СПб., 1903, т.9, книга 1. стр.71, 73, 113, 114, 215.  б) Г.В. Флоровский "Восточные отцы IV в.", Париж, 1951, стр.267-268.  в) Проф. А.И.Георгиевский "О воскресении мертвых...", Богословские труды, изд. Московской Патриархии, 1976, сб.16, стр.35.  г) Иеромонах Григорий "Литургия Божественной Евхаристии". Перевод с новогреч., Богословские труды, изд. Моск.Патриархии, 1980, сб.21, стр.145-146.  д) Сборник "История Византии", изд. "Наука", М., 1967, т.1, стр. 87, 91, 122, 177.

7. Беседы. 21. Творения Св.Василия Великого. Изд.Сойкина, 1911, т.2, стр.247-248.

8. 1 Петра 2.13-17; Рим.13.1-8; 1 Кор.7.12-15; Ефес.1-9; 2 Фес.3.10-12; 1 Тим.2.1-4,6.1

9. М.Я.Сюзюмов. Христианская Церковь в IV-VI вв.. в сборнике "История Византии", изд. "Наука", М., 1967, т.1, стр.154.

10. Подробности Фатимских событий мы привели по книге известного русского католика М.Н.Гаврилова "Повесть о Фатиме - величайшем чуде нашего времени" Изд.2, доп. Брюссель, "Жизнь с Богом", 1962.

11. Слова Спасителя о Причастной Чаше приведены нами в литургической форме, поскольку эта форма является синтезом соответствующих текстов всех трех синоптических Евангелий: Мф.26.27-28; Мк.14.23-24; Лк.22.20.

12. По-разному сложились судьбы Фатимских тайнозрителей (о чем заранее предупредила их Божия Матерь). Брат и сестра Марту (в соответствии с пророчеством Божией Матери Фатимской) ушли из жизни детьми, Франсишку умер 4 апреля 1919 г., в возрасте 11 лет, Жасинта - 20 февраля 1920 г., в возрасте 10 лет. Люсия Сантуш выросла, получила образование (в монастырском пансионе Св.Дорофеи в Опорто, куда ее отдали родители в 1921 г.) и затем стала монахиней. В 1935 г. Люсия постриглась в монастыре Св.Дорофеи под именем сестры Марии Люсии Христа. В 1948 г. Люсия переменила монастырь и постриглась под именем сестры Марии Пречистого Сердца в более строгом монастыре кармелиток, в Куимбре. По распоряжению церковных властей, между 1937 и 1941 гг. Люсия написала несколько "тетрадей", в которых подробно описала Фатимские События. Не все из написанного Люсией опубликовано. В сороковых и пятидесятых годах Люсия активно способствовала распространению культа Божией Матери Фатимской, который постепенно принял всемирный характер. Жива ли Люсия в настоящее время, нам не известно.

13. Бт.9.4-5; Лев.17.11-14; Втор.12.23. Вот что пишет по этому поводу Хомяков: "По мнению древних, записанному в ветхом завете, тело есть косное вещество, а кровь есть жизнь". (А.С.Хомяков. Сочинения Богословские, изд.5 М., 1907, стр.179). Ту же мысль мы находим у о.Павла Флоренского. Описывая ветхозаветный культ, Флоренский подчеркивает: "...в кровавой "жертве мирной" вкушали только мясо жертвенного животного, кровь же, "в которой жизнь", т.е. самая жертва, приносилась Богу..." (Священник Павел Флоренский. "Около Хомякова" Сергиев Посад, 1916, стр.36).

14. С христианской точки зрения "Становящееся Всеединство", т.е. собирание мира в Боге, - цель мирового процесса, "...да будет Бог все во всем" (1 Кор.15.23). Тем более не следует путать церковную идею становящегося Всеединства (сходящиеся радиусы Аввы Дорофея) с т.н."философией всеединства", идущей от Вл.Соловьева (к ней, как известно, примыкал и о.Сергий Булгаков). Ибо указанная философия рассматривает всеединство не только как историческую заданность, но и как метафизическую данность (мир вечно соединен с Богом и во времени с Ним соединяется). Ясно, что такая посылка с одной стороны неизбежно приводит к утонченному пантеизму (в духе Плотина), подрывая идею творения; а с другой стороны, через недооценку тварной свободы, к идее всеобщего апокатастасиса (в духе Оригена). Таким образом, "философия всеединства", будучи явлением типично русским по своему тоносу, по своему основному заблуждению - явление скорее Александрийское.

15. В житии Преп.Сергия, написанном Епифанием Премудрым, содержится известие о том, что, когда Преподобный совершал Божественную Литургию, благодать Божия сходила на предложенные Дары в виде языков пламени.

 

Глава II.

 

1. Мы употребили для обозначения Божественной Литургии народное название "Обедня", не принятое в богословии, поскольку, на наш взгляд, оно точно определяет место Божественной Литургии в богослужебном круге. Известно, что суточный круг церковного богослужения состоит из 9 служб: Полунощница, Утреня, 1, 3 и 6 часы, Литургия (или Изобразительные, "изображающие" Божественную Литургию, когда уставом не предусматривается ее совершение), час 9, Вечерня и Повечерие. Такой порядок служб указан в Часослове. Однако в соответствии с библейской картиной космического круговорота времени ("и был вечер и было утро: день един" - Бт.1.5) суточный круг церковного богослужения начинается с вечера. Главные части этого круга, восемь служб которого имеют ярко выраженный временной характер, - Вечерня и Утреня. Особое место в суточном круге занимает Божественная Литургия. Некоторые современные богословы, указывая на эсхатологический характер Евхаристии, полностью отрицают какую бы то ни было принадлежность Литургии к "богослужению времени" (см.: Прот.А.Шмеман. "Введение в литургическое богословие". Париж, 1961). При таком взгляде единый Новозаветный культ, организованный вокруг Евхаристии и органически вобравший в себя не только ветхозаветное, но и языческое мистериальное наследство, "дабы из двух создать в Себе Самом одного нового человека, устрояя мир" (Еф.2.15), подменяется механическим дуализмом библейской и евангельской традиций, своего рода культовым "иудео-христианством". При этом, "богослужение времени", освящающее все части земного круга, остается во власти традиции иудейской, хотя и христианизированной, самое же Христианство отступает в Вечность. Между тем, уже один тот факт, что, согласно церковному уставу, на каждом данном Престоле в течение суток можно принести только одну Бескровную Жертву, свидетельствует, что по разуму Церкви, в котором абсолютное всегда сочетается с относительным, Божественная Литургия, несмотря на эсхатологический характер Евхаристии, входит в круг времени. Под аспектом "богослужения времени" различие между Литургией и другими службами суточного круга, по-видимому, сводится к следующему: Вечерня, Утреня и примыкающие к ним малые службы освящают различные части суточного круга; Божественная Литургия - весь круг в целом. (Литургия Воскресная - круг седмичный, а Литургия Пасхальная - годовой). Известно, что в старину на Руси обедали в полдень. Отсюда и название службы. Божественная Литургия - это полуденная вершина всего богослужебного дня, неподвижный притин, в котором всегда вечереющее время соприкасается с незакатной Вечностью.

2. Докетизм - гностическая ересь, утверждающая, что вся земная история Христа-Спасителя (и в том числе Крестные Страдания) была всего лишь видимостью - лицедейством "Божественного Эона".

3. Подстрочный комментарий, которым в изданиях Священного Писания обычно снабжается апокалиптический текст о третьем всаднике, подчеркивает дороговизну на хлеб, что соответствует распространенному в Церкви толкованию, согласно которому третий всадник символизирует голод.

4. Из Исповедания Патриарха Иерусалимского Досифея, утвержденного на Иерусалимском (против кальвинистов) соборе 1672 года, и в 1723 году включенного Восточными Патриархами в послание к "сущим в Великобритании" архиепископам и епископам и всему их клиру. Цит. по книге Свящ.Павла Флоренского "Около Хомякова". Сергиев Посад, 1916, стр.29-30.

5. Предложенное нами толкование на третьего апокалиптического всадника имеет три пласта. Пласт 1: Евхаристический голод. Общераспространенный церковный комментарий подчеркивает дороговизну на хлеб. Третий всадник означает голод. Надо полагать, что речь идет о голоде духовном. Пшеница, высокую ценность которой по сравнению с несакраментальным ячменем подчеркивает небесный Голос, - материя Евхаристического Таинства, питающего христиан Небесным Хлебом. Пласт 2: безблагодатный культ. Елей, умягчающий раны, и вино, веселящее сердце, - символы благодатных действий Утешителя, Духа Истины. "Елея и вина не повреждай", - предупреждает голос с Неба. Однако предупреждение остается неуслышанным. Отвергнув Церковное Священство, имеющее власть совершать Таинства, протестанты положили реальное преткновение теургическим действиям Утешителя, т.е. "повредили елею и вину". Пласт 3: богословский рационализм. На особо торжественных Всенощных бдениях Православная Церковь молит Бога об умножении "пшеницы, вина и елея", которые являются материей двух Таинств (Евхаристии и Соборования) и участвуют во многих церковных обрядах. Что же касается ячменя, то он, как мы уже сказали выше, продукт не сакраментальный. В евангельской притче пшеница выступает как символ сыновей царствия (Мф.13.24-30; 36-43). По аналогии мы имеем право заключить, что ячмень, напоминающий пшеницу, но значительно уступающий ей по питательным свойствам, - символ христиан обмирщенных, более доверяющих сухому "рацио" (ячменный хлеб, имеющий мало клейковины, быстро черствеет), чем Живому и дышащему Логосу. (О различии между "Логосом" и "рацио" как двумя принципами мышления и жизнепонимания см. в книге В.Ф.Эрна "Борьба за Логос" М., 1911). Небо предупреждает третьего всадника о троекратном превосходстве пшеницы над ячменем. Однако и этот голос остается неуслышанным. Таков путь умеренного протестантизма.

6. Свящ.Павел Флоренский "Около Хомякова" Сергиев Посад, 1916, стр.21.

7. K.Barth. The Epistle to the Romans. Цит. по сборнику "Буржуазная философия XX века" М., 1974, стр.296.

8. Требник, гл.42. "Из номоканона нужнейших правил изъявление" Апостола Павла пр. 82.

 

Глава III.

 

1. "Всемирная история", т.IV, М., 1958, стр.285.

2. Поскольку такое сопоставление может показаться некоторым марксистам нарочитым умалением научных заслуг К.Маркса, я хочу напомнить, что в речи, произнесенной на похоронах Маркса, Энгельс сравнил его научные заслуги с научными заслугами Дарвина.

3. Перипетии 1 периода дискуссии, развернувшейся по данному вопросу, изложены в книге известного советского синолога В.Н.Никифорова "Восток и всемирная история" (М., 1975.) Указанная книга тем более интересна, что она является наиболее талантливой и серьезной защитой старой "пятичленной" схемы.

4. То, что, вопреки утверждениям западной пропаганды, выбор социалистического пути совершается народами развивающихся стран вполне свободно, особенно хорошо видно на примере Родезии-Зимбабве. В присутствии английского губернатора, опиравшегося на войска Яна Смита и Музаревы, подавляющее большинство зимбабвийского народа проголосовало за марксистов. Для лучшего понимания природы совершившегося социального выбора следует отметить, что первый премьер-министр нового Зимбабве Р.Мугабе прямо связал избрание социалистического пути развития с вековыми традициями африканской общины. "Нет абсолютно ничего предосудительного, - сказал он, - в социалистических принципах, в соответствии с которыми национальные ресурсы должны стать достоянием всего народа и использоваться в интересах всего общества. К тому же это полностью согласуется с нашими собственными традициями, согласно которым пастбища, реки, горы, леса никогда не принадлежали отдельным лицам. Все это было собственностью всего народа." ("Правда", 28 сент. 1980 г.)

5. К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения. Изд.2, М., 1961, т.19, стр.120-121.

6. Поясним примером: 10% от 1000 р. = 100 рублям, 5% от 10000 р. = 500 рублям.

7. Приведенный текст из Пророка Иезекииля в русской и славянской Библиях имеет существенное разночтение. Для удобства читателей текст приведен по-русски. При этом, однако, прием прерванного цитирования использован нами не только ради краткости, но также и для того, чтобы не приводить ту часть русского текста, которая существенно отличается от канонического славянского (первая половина 14 стиха).

8. Ввиду отсутствия у нас необходимых источников, мы сослались на толкование Св. Андрея Кесарийского по памяти. Поэтому мы заранее просим прощения у своих читателей на тот случай, если совершили невольную ошибку. Впрочем, дело не столько в личном авторстве, сколько в церковной традиции. То толкование, которое, как нам помнится, принадлежит Св.Андрею Кесарийскому, является в Церкви широко распространенным.

9. Фраза Пушкина. Пушкин имел в виду "глубоко обдуманный удар" Ивана III, присоединивший к Московскому княжеству Новгород, со всеми его землями, и тем самым "утвердивший Россию на ее огромном основании" (Разбор драмы "Марфа Посадница"). Однако, если бы не монашеская колонизация, начатая Преп.Сергием еще в XIV веке, почти весь русский Северо-Восток, составивший более 3/4 присоединенных земель, ко времени присоединения был бы почти пустым.

10. Духовно-рыцарский "Орден Иисуса", главой которого был Генрих Мореплаватель, не следует путать с широко известным "Обществом Иисуса", основанным в XVI веке Игнатием Лойолой.

11. Предложенная, нами периодизация истории колониализма по принципу конфессиональному может быть осмыслена и со стороны социально-экономической: 1 период - феодальный, 2 - буржуазный, эпохи т.н. "свободного капитализма", 3 период - империалистический. В период империализма в европейских колониях рабство формально не существовало. Однако капиталистическая эксплуатация колоний почти повсеместно сочеталась с тяжкими трудовыми повинностями рабовладельческого типа. Что же касается актов геноцида, относящихся к третьему периоду колониализма, то здесь особо следует отметить кайзеровский геноцид в Намибии (т.н. "Германская Юго-Западная Африка"). Речь идет о массовом истреблении гереро и готтентотов. Известно, что в период с 1903 по 1907 г. в Юго-Западной Африке было истреблено не менее 200 000 человек.

12.   По примерным подсчетам историков в конце XVIII столетия в Австралии проживало до 300 тысяч аборигенов. Это значит, что при нормальном развитии австралийские аборигены должны были в настоящее время составлять многомиллионный народ. Между тем, по последним данным их насчитывается не более 130 тысяч. Столь же плачевную картину являет собой и коренное население Соединенных Штатов. Восемьсот пятьдесят тысяч человек, загнанных в резервации, - вот все, что осталось от мужественного и благородного народа, численность которого в настоящее время вполне могла бы сравняться с народонаселением современной Франции. Таковы страшные последствия геноцида. Тем читателям, которые знают о колониализме только по школьным учебникам, хотелось бы порекомендовать две книги, которые могут помочь им составить более полное, а главное, более конкретное и живое представление об этом социальном чудовище, которое почти 500 лет безжалостно пожирало племена и народы: У.Э.Б.Дюбуа "Африка" (Пер.с англ. Изд. иностран.лит., М., 1961); Бэзил Дэвидсон "Новое открытие древней Африки" (Пер. с англ. Изд. вост.лит., М., 1962). Обе указанные книги (и в особенности работа доктора Дюбуа) хотя и посвящены непосредственно проблемам Африки, но по существу охватывают весь колониализм в целом.

13. О том, что это не пустые слова, свидетельствует творчество современного австралийского художника - аборигена Альберта Наматжары, - великолепные акварели которого известны по всему миру.

14. Бэзил Дэвидсон "Новое открытие древней Африки" М.,1962, стр.189.

15. На всем протяжении истории современного масонства (которое в отличие от средневекового "профсоюза каменщиков" принято называть "умозрительным") легко прослеживается связь этой религиозно-мистической организации, стремящейся подменить собою Церковь, с буржуазией. Недаром основатель первой исторически достоверной организации франкмасонов, т.н. "Великой" английской ложи, друг и популяризатор Ньютона, капеллан Жан Теофиль Дезаглие был кальвинистом. Не следует преувеличивать роли масонов в мировой политике, но и не следует ее преуменьшать. Известно, что среди "великих мастеров" франк-масонства были английские короли; масонами были идеолог Американской революции Томас Джефферсон и Джордж Вашингтон - первый президент Соединенных Штатов; после штурма Бастилии из 605 депутатов, представлявших в Национальном Собрании Франции третье сословие, 477 были масонами, в период Третьей республики (Франция с 1870 по 1940 гг.) масонами были по крайней мере 9 из 14 президентов, 21 премьер-министр, 24 министра внутренних дел, множество депутатов, сенаторов, префектов, мэров, муниципальных советников; есть серьезные основания считать, что в период Февральской революции масоны активно готовились к захвату власти в России; вслед за Д.Вашингтоном масонами были по меньшей мере 13 из 39 последующих президентов. В настоящее время представляется вполне вероятной связь международного масонства (насчитывающего тысячи лож в разных странах капиталистического мира) с такими закрытыми наднациональными организациями крупного капитала, как "Трехсторонняя комиссия" и "Бильдербергский клуб".  (И.Г.Финдель "История франкмасонства" Пер. с нем., СПб. 1872;  Т.Соколовская "Русское масонство", изд. Н.Глаголева, СПб; И.Неманов, М.Рожнова, В.Рожнов "Когда духи показывают когти", Политиздат, М., 1969; Н.Яковлев "1 августа 1914", М., 1974; А.Андреев "Невидимые центры реальной власти", "Новое время", №6, 1980;  В.Линник "США: "невидимая элита", "Правда", 20 окт. 1980 г.). Поскольку объективные тенденции мирового развития заставляют буржуазную элиту все больше скрывать реальность своего классового господства под покровом экономической и политической "демократии", есть все основания думать, что роль тайных буржуазно-элитарных организаций в капиталистическом мире будет не уменьшаться, а возрастать. А поскольку "вино" буржуазной сущности останется при этом старым, не будет ничего удивительного, если оно по-прежнему будет вливаться в "старые мехи" масонства.

16. Ц.Кин "Зловещие тени прошлого" Иностранная литература,1965, №4, стр.193. Сравни: Л.Повель, Ж.Бержье "Утро магов", "Наука и религия", 1966, №10, стр.65, №11, стр.84-85.

17. Кому придет в голову объявить критику средневековой католической теократии проявлением ненависти к итальянскому народу, а критику лютеранства или немецкого национал-социализма проявлением ненависти к народу немецкому? Между тем, хорошо известно, что любую критику в адрес религии иудейской или политики сионистской сионисты немедленно объявляют проявлением антисемитизма. Прием откровенно нечестный, и на него можно было бы совсем не реагировать, если бы он не проводился с феноменальной настойчивостью. Поэтому я считаю необходимым подчеркнуть, что, критикуя "корыстный иудейский мессианизм", я отнюдь не смешиваю его с еврейской национальностью. Совершенно очевидно, что евреи-христиане (за исключением т.н. "иудео-христиан"), евреи-коммунисты, живущие в разных странах мира, евреи - сторонники ассимиляции, и наконец, те евреи, которые являются патриотами еврейского государства, но при этом не поддерживают теорию и практику сионизма и не разделяют иудейских притязаний на мировое господство, - никакого отношения к "корыстному иудейскому мессианизму" не имеют. К сказанному следует добавить, что мы отнюдь не порицаем верующих евреев за их приверженность ритуальным установлениям Моисеева Закона. Критикуя иудейскую религию, мы имеем в виду только одно - притязание на вечную богоизбранность еврейского народа, которое оборачивается религиозным нацизмом.

 

Приложение 

 

Экскурс 1.

 

1. Первую половину подчеркнутого текста мы дали в собственном переводе. Перевод немного коряв, но зато вполне точен. По-славянски это место звучит так: "...и всяк хитрец всякия хитрости не обрящется к тому в тебе..." Славянское слово "хитрость" как и греческое "технэ" (отсюда: "техника"), означает не только художество (как это дано в русском тексте), но и всякое мастерство вообще (искусство, ремесло, профессию). ?????, - подчеркивает известный советский филолог В.Н.Топоров, - означает "овеществленное мастерство, искусство, уменье  в  т е х н о л о г и ч е с к о м плане, т.е. прием, способ изготовления изделия, вещи (если угодно, - хитрость, уловку мастера, ремесленника и т.д.)". ("Еще раз о др. - греч." ?????: ..." В сб. "Структура текста" М., 1980, стр.151)  Кроме того, ни в греческом, ни в славянском текстах "мастера" и "мастерство" не разделены запятой как перечисляемые предметы (что сделано в тексте русском), но в том и в другом текстах говорится о "мастерах всякого мастерства", т.е. о разнообразии профессий.

2. Эмпирически, торговля телами и душами человеческими свойственна античному способу производства и не свойственна капиталистическому (хотя и может с ним сочетаться). Если же иметь в виду сущность экономических процессов, то здесь картина оказывается иной. Ясно, что, когда предприниматель тратит основную долю присвоенного им прибавочного продукта на личное потребление, он умственную и мускульную силу своих работников попросту пожирает; когда же предприниматель пускает основную долю присвоенного им прибавочного продукта в оборот с целью наращивания капитала, то он умственной, и мускульной силой своих работников торгует. Отсюда ясно, что, если описывать сущность экономических процессов, то любой докапиталистический способ присвоения чужого труда скорее следует описывать как антропофагию, что и делает Пророк Михей: "... слушайте, главы Иакова и князья дома Израилева: не вам ли дано знать правду? А вы ненавидите доброе и любите злое; сдираете с них кожу их и плоть с костей их, едите плоть народа Моего и сдираете с них кожу их..." (Михей 3.1-3); капиталистический же способ присвоения чужого труда следует описывать именно как торговлю телами и душами человеческими.

3. Следующий стих Откровения указывает и причину третью: "И в нем найдена кровь пророков и святых и всех убитых на земле" (Откр.18.24). Однако этот текст, в котором о "Вавилоне" говорится в третьем лице, выходит за пределы ангельского обличения, обращенного непосредственно к самому "Вавилону". По-видимому, Откровение различает субъективную вину "Вавилона" (материальное и духовное любостяжание) и его объективную вину (свирепые гонения на всех тех, кто отказывается угождать его страстям). Пояснение: под духовным любостяжанием я имею в виду страсть безраздельно владеть человеческими душами.

4. Ф.М.Достоевский "Зимние заметки о летних впечатлениях" СПб. изд. Маркса, 1894, т.III, часть 2, стр.33-34.

 

Экскурс II.

 

1. А по некоторым параметрам и более того. Так, до Октябрьской революции Российская Церковь имела 4 Лавры; в 30-е годы - не имела ни одной; после Великой Отечественной войны - 3. (К великому сожалению, одна из них, древнейшая, - Киево-Печерская, - в начале 60-х годов вновь была закрыта).

2. "О Русская Земля!" Сб. стихов русских поэтов, М., 1971, стр.354.

3. На этот факт впервые обратил мое внимание священник Николай Эшлиман в 1965 г. Много тяжких упреков со стороны церковной оппозиции 20-х и 30-х годов было сделано в адрес Митр.Сергия. Упреки эти еще ожидают своего всестороннего изучения и беспристрастной оценки. Но каким бы ни было окончательное суждение Церкви о деятельности Митр.Сергия в сфере церковно-канонической навсегда останется несомненным тот факт, что в минуту величайшего всенародного испытания именно через него, уже занимавшего в то время Московскую кафедру, прозвучал глас воли Божией, обращенный ко всему нашему Отечеству.

4. "Патриарх Сергий и его духовное наследство" М., 1947, стр.78-80.

5. Среди представителей оппозиционной интеллигенции, с первых дней Великой Отечественной войны твердо занявших патриотическую позицию, прежде всего следует отметить Анну Ахматову. Метельным февралем 1942 года со страниц "Правды" на всю страну прозвучала ее поэтическая клятва:

 

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах.

И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь,

Не горько остаться без крова, -

И мы cохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесем.

И внукам дадим, и от плена спасем

Навеки!

 

6. Ясно, что те представители русской эмиграции, которые во время второй мировой войны заняли антифашистскую, а затем и патриотическую по отношению к России позицию, реально способствовали приближению Победы. Мы имеем в виду и тех, кто молился об Отечестве, и тех, кто, подобно известному православному богослову Вл.Лосскому, активно участвовал в Сопротивлении, и тех, кто послужил Отечеству добрым словом, и тех, кто, подобно Сергею Рахманинову, помогал Отечеству материально.

7. О размахе церковной помощи Отечеству можно судить по следующим данным. На одну только танковую колонну имени Дмитрия Донского, построенную по инициативе Митр.Сергия целиком на церковные средства, приходы Российской Церкви собрали более 8 миллионов рублей, не считая многочисленных пожертвований в золотых и серебряных вещах. А всего за годы войны Церковь собрала в помошь Отечеству только одними деньгами свыше 300 миллионов рублей. ("Патриарх Сергий и его духовное наследство", М., 1947, стр.43.  Алексий Патриарх Московский и всея Руси "Слова..." (1941-1948), М., 1948, стр.235.

8. См. вышеуказанные сочинения.

9. Н.Яковлев "1 августа 1914", М., 1974, стр.88.

10. "Патриарх Сергий и его духовное наследство", М., 1947, стр.292.

11. "О религиозных объединениях" Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 г.  23 июня 1975 г. Президиум Верховного Совета РСФСР внес в указанное постановление некоторые изменения и дополнения.  Сборник "О религии и церкви", М., 1977, стр.105-116.

12. В таком же тоне об отношении Советского государства к Русской Православной Церкви говорили и официальные представители Советской власти. Смотри, например, "Речь Председателя Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР Г.Г.Карпова, произнесенную в Воскресенском храме в Сокольниках перед открытием торжественного юбилейного Собрания" по случаю 500-летия автокефального существования Русской Православной Церкви. "Журнал Московской Патриархии", 1948, специальный (юбилейный) номер.

13. В.Сидоров "Возвращение", М., 1980, стр.9.

14. Напротив, мы можем все чаще и чаще наблюдать участие религиозных деятелей (разных религий) и верующих масс во всевозможных освободительных движениях и антиколониальных революциях современности, а также растущую волю верующих и коммунистов к взаимному сотрудничеству в решении социальных вопросов. То, что такая воля действительно наличествует у коммунистов, можно подтвердить ссылками на ряд документов и официальных высказываний, опубликованных в нашей прессе в последнее время:

а) 16 ноября 1979 г. в "Правде" под рубрикой "вопросы теории" была опубликована большая статья доктора философских наук, профессора М.Мчедлова "Религия в современном мире". Основная идея статьи сводится к утверждению, что с точки зрения марксизма социальная роль религии в современном мире неоднозначна, и что в зависимости от своей социальной ориентации религия может служить и реакции, и прогрессу. "В наши дни, - признает профессор, - не являются редкостью выступления служителей культа, широких масс верующих против капитализма, в зашиту национальных и демократических свобод, в поддержку сил, борющихся за мир, демократию, социальный прогресс." Заканчивается статья следующим важным утверждением: "Коммунисты видят наличие сфер совпадающих интересов всех сил, заинтересованных в сохранении мира, и убеждены в возможности сотрудничества этих сил. Так, они поддерживают выступления религиозных деятелей в пользу разрядки, в защиту мира между народами, против гонки вооружений. В таком духе был и ряд выступлений руководителей русской православной церкви, Ватикана и некоторых других религиозных организаций. Было бы, конечно, нереалистично, - заключает автор, - ожидать, что все силы, выступающие за мир, одинаково истолковывают актуальные проблемы и обосновывают их решение. Но сегодня общепризнано и то, что разрозненными действиями, какими бы массовыми они ни были, животрепещущие вопросы, касающиеся всех жителей нашей планеты, не могут быть решены. Этот вывод - важный политический и нравственный аргумент в пользу расширения сотрудничества всех миролюбивых, прогрессивных сил, несмотря на существование серьезных различий в их мировоззрении."

б) Известно, что с 8 по 10 января 1980 г. в Москве состоялись переговоры между делегацией КПСС во главе с Генеральным секретарем ЦК КПСС, Председателем Президиума Верховного Совета СССР Леонидом Ильичем Брежневым и делегацией ФКП во главе с Генеральным секретарем ФКП Жоржем Марше. 11 января было опубликовано совместное коммюнике. В этом весьма авторитетном политическом документе по интересующему нас вопросу было записано следующее:  "КПСС и ФКП имеют в виду использовать все возможности совместных действий, которые могут представиться, с социалистическими и социал-демократическими партиями, а также с представительными силами христианских народных масс, имея при этом в виду ясные цели, соответствующие интересам народов и мира... Силы, которые сегодня во всем мире борются против империализма, многочисленны. Укрепление их сотрудничества, развитие согласованных действий - при уважении различий во мнениях, философских и религиозных убеждений - составляет важный фактор в борьбе за социальный прогресс, независимость и мир." ("Правда", 11 янв.1980г)

в) 16 января 1980 г. в "Литературной газете" была опубликована статья Игоря Беляева "Ислам и политика", "...ухищрения американских и западноевропейских средств массовой информации, - говорится в этой статье, - привели к тому, что в мусульманских странах сложилось ложное (но, к сожалению, живучее) представление, будто советские коммунисты чуть ли не заклятые враги религии. Это не соответствует истине, - категорически утверждает автор, - Конечно, мы - атеисты. Как не раз отмечал В.И.Ленин, члены нашей Коммунистической партии придерживаются материалистической философии. Однако Ленин особо подчеркивал, что советские коммунисты никогда не ставили перед собой задачу ведения войны против какой бы то ни было религии. Ни в своей партийной программе, ни в каких-либо других партийных документах." (стр.14)

г) 28 января 1980 г. в "Правде" была опубликована информационная статья, о визите Министра иностранных дел СССР А.А.Громыко в Сирийскую Арабскую Республику. В речи, произнесенной на обеде, который был дан сирийским руководством, А.А.Громыко счел необходимым авторитетно подчеркнуть, что "в Советском Союзе глубоко уважают религиозные верования людей и это закреплено Конституцией Советского государства."

д) В пятом, мартовском номере журнала "Коммунист" за 1980 г. опубликована статья В.Куроедова, Председателя Совета по делам религий при Совете Министров СССР. Основную идею своей статьи автор вынес в заглавие: "Неотъемлемая конституционная норма социалистического государства". Речь идет о свободе совести, которая, как подчеркивает автор, не только признается, но и гарантируется ныне действующей Конституцией СССР. В статье, в частности, говорится следующее: "Как известно, церкви, функционирующие в нашей стране, активно участвуют в борьбе за укрепление всеобщего мира, предотвращение угрозы новой мировой войны, прекращения гонки вооружений, установления справедливых отношений между народами. Эта благородная деятельность встречает одобрение граждан, всей общественности, получает высокую оценку со стороны Советского правительства. Например, по инициативе Московской патриархии и других религиозных организаций СССР в 1977 году в Москве состоялся крупнейший международный форум "Религиозные деятели - за прочный мир, разоружение и справедливые отношения между народами", в котором участвовали представители всех религий мира из 107 стран." (стр.55)

е) В конце марта - начале апреля 1980 г. в советских газетах появился ряд публикаций, посвященных злодейскому убийству правыми экстремистами Архиепископа Сан-Сальвадора Оскара Арнульфо Ромеро. В этих публикациях давалась высокая оценка деятельности мужественного Архиепископа: "деятель, последовательно выступавший в защиту угнетенных масс" ("Правда", 28 марта), "видный борец в защиту прав народа Сальвадора, решительно выступавший против вмешательства Соединенных Штатов во внутренние дела страны" ("Правда", 1 апреля), архиепископ, "связавший свою личную судьбу с судьбой своего распятого на кресте алчности и беззакония народа" ("Литгазета", 2 апреля). Таким образом, советские газеты не только дали высокую оценку и социальной, и национально-патриотической деятельности Архиепископа, но и попытались понять внутреннюю религиозно-психологическую мотивацию этой деятельности.

ж) Важная философская идея о связи религиозной этики с благородным трудовым бытом народных масс была высказана в статье А.Васильева, опубликованной в "Правде" 14 апреля 1980 г. - "Ислам и политическая борьба". "В исламе, - утверждает автор, - как и в других религиозных учениях, на определенной стадии развития исповедующих их народов, звучит сильная уравнительная струна. И в Коране, и в преданиях, в которых зафиксированы догматы ислама, имеется немало призывов создать более справедливое общество, смягчить эксплуатацию, облегчить положение неимущих. Именно на эту сторону ислама опирались и опираются в своей деятельности левые мусульманские организации... Империалистическое вмешательство, - пишет далее А.Васильев, - капиталистическая неоколониалистская эксплуатация означают и наступление на морально-этические нормы трудящихся, выработанные в рамках религиозных традиций. В этих условиях широкие слои населения находят в исламе форму протеста против навязываемого им извне образа жизни с его поклонением золотому тельцу, с дальнейшим углублением разрыва между богатством и нищетой, созданием и укреплением коррумпированной элиты, с его подавлением прогрессивной национальной культуры, проповедью насилия, порнографией. Религиозно настроенные борцы против империализма и колониализма внушают своим последователям идеи трудолюбия, воздержанности, облекая их в мусульманскую форму..." А.Васильев заканчивает свою статью следующим утверждением: "Проявляя уважение к религиозным чувствам масс, СССР протягивает руку солидарности и дружбы всем мусульманам, которые борются против империалистического насилия и эксплуатации за право самим распоряжаться своей судьбой, за свободу, независимость, экономический и социальный прогресс."

(Подчеркнуто везде мной, - Ф.К.)

15. Официально культ Божией Матери Фатимской был установлен церковными властями Португалии только в октябре 1930 г., после тщательного расследования всех событий, относящихся к этому делу. Однако народное почитание Божией Матери Фатимской, как и всегда бывает в подобных случаях, началось непосредственно после самих событий.

16. Валентин Катаев "Уже написан Вертер", "Новый мир", 1980, №6, стр.150.

17. Союз рабочего класса и крестьянства, как и многие другие идеи марксизма, - социальный аналог великих религиозных истин. Известно, что Основатель Христианства по Своему социальному положению был ремесленником. Ремесленником был и величайший из проповедников Христианства - Апостол Павел (Деян.18.1-3). Известно также и то, что в начальный период своей истории Христианство распространялось по преимуществу среди горожан и лишь впоследствии проникло в деревню. Такая же последовательность в распространении Христианства осуществлялась и при крещении Руси. Все это не может быть случайным. В социальной экономии мира город - извечное средоточие управления, наук и ремесел - представляет собой начало логистическое, мужское; деревня же - начало природное, интуитивное, женственное. Деревня прежде всего - Мать, колыбель всего живущего. Именно поэтому город первым откликнулся на религию Логоса, а деревня дольше сохраняла верность природным языческим мистериям. Неся Благую Весть о Воплощении Логоса из городов в сельский мир и в то же время взыскательно отбирая и радостно облекаясь во все лучшее, что есть в вековечном языческом предании, обвивая Крест Христов лилиями полей, Христианство на протяжении веков осуществляло "смычку города и села" в сфере человеческого духа, созидая тем самым необходимейшую предпосылку для его гармонического развития. Вся христианская культура - это встреча Логоса и Земли. Здесь основы Теургии. Здесь корень христианской этики, эстетики и гносеологии. Здесь же и наиболее глубокие перспективы христианского социального пророчества. Ибо социальный идеал Христианства это отнюдь не город, поглотивший деревню, и не деревня, растворившая в себе город, но союз Города, в свете которого будут ходить спасенные народы (Откр.21.24), и народов, перековавших копья свои на серпы (Исайя 2.4). Ни для кого не секрет, что вся современная цивилизация поражена болезненным перекосом в сторону урбанизма. Многие ученые утверждают, что это угрожает нам экологической катастрофой. Но дело не только в экологии. Если не произойдет принципиального выпрямления оси прогресса, если род человеческий будет по-прежнему все больше и больше уходить от земли в города, а разбухающие города по-прежнему поглощать и истощать Землю, то это может привести к невосполнимым потерям не только в среде обитания, но и в духовной структуре самого человека. Как бы в "Красной книге" наших моральных потерь не оказались бы такие ценнейшие свойства человеческой природы, как оседлость, созерцательность, любовь к живому. Свидетельство об этой опасности составляет основное содержание нашей великой "деревенской прозы". И мы поступили бы крайне легкомысленно, если бы к нему не прислушались. Тем более, что социализм, с присущим ему плановым ведением хозяйства, обладает значительно большими возможностями для выпрямления оси прогресса, чем общество капиталистическое. В нашей стране говорят о постепенном стирании различий между городом и селом. Многие различия действительно стираются, и процесс этот, по-видимому, будет продолжаться. Однако есть между городом и деревней и такое различие, которое неустранимо в принципе: городское производство имеет дело прежде всего с вещами, сельское - с живой природой. В городском производстве человек выступает как ковач, который вырывает отдельные элементы природы из их естественных связей и обрабатывает их в соответствии со своими замыслами; в сельском производстве человек участвует в естественной жизни природы как ее премудрый помощник, сообщник ее космических циклов: сеятель и жнец. Городской труд - сфера нормативных, закононалагающих актов человеческого разума; сельский - сфера синергизма человека и земли. Ясно, что столь глубокое различие в городском и сельском производстве не может не порождать соответствующих различий в быту и душевном складе горожан и сельчан. Впрочем, необходимо подчеркнуть, что различие, о котором идет речь, не является различием классовым, и потому сохранение его (так же, как и сохранение различий национальных) отнюдь не противоречит построению бесклассового общества. Ведь ясно, что если антагонистические различия уродуют жизнь, то неантагонистические различия только обогащают ее. Города, лучащие свет, и села, наполненные миром, - такой хотелось бы видеть Землю.

В связи с темой настоящего примечания я хотел бы обратить внимание читателей на то, что структурные соответствия между Христианством и марксизмом, которых мне пришлось касаться в разных местах "Теологического манифеста", имеют весьма глубокие корни. В основе христианского жизнепонимания лежит Евхаристия - "производство и потребление" Хлеба Небесного. В основе марксистского жизнепонимания лежит мировое хозяйство - производство и потребление хлебов земных. Евхаристия строит христианское братство. Мировое хозяйство на протяжении всей своей истории имеет одну преобладающую тенденцию - соединить весь человеческий род в единый общественный организм. Евхаристия - это Божественное хозяйство; мировое хозяйство - это естественная евхаристия. Недаром древние смотрели на производство и потрбление хлебов земных как на священные акты. Если верить Василию Белову, это евхаристическое отношение к хозяйству русские крестьяне сохранили на протяжении тысячелетий: "О, хлеб насущный! Многотрудный, всесильный наш! ... Господи, господи... И днем и ночью гласишь, в зиму и лето, от рождения человеческого до смертного краю... Приди в закрома! Дай силу рукам человеческим, ясную зоркость уму и торжество бессмертной душе! Младенца установи на крепкие ноги, вдовицу утешь, приласкай сироту... Недруга напитай! Пускай потухнет его лютая злоба и стихнет потрясение нестойкой души. С тобой да сгинут везде страдания и смуты... " ("Кануны", М., 1976, стр.304). Миром правят экономические законы, - утверждают марксисты. Это значит, что в основе марксизма лежит одна из наиболее глубоких и архаических интуиций человечества. Экономические законы, требуя от людей все более тесной кооперации, влекут человеческий род, через очищающие катаклизмы, к полнейшему общественному единству, - утверждают марксисты. Таким образом, марксисты действительно смотрят на мировое хозяйство, как христиане на Евхаристию. Этот факт, взятый в связи со всем содержанием настоящей работы, дает основание утверждать, что не только христианские исповедания, но и сложившиеся в мире два полюса социального притяжения различаются по Евхаристическому принципу: с одной стороны, осуществление социальных последствий евхаристического кризиса; с другой, - стремление осуществить секулярный вариант Евхаристического Идеала.

18. Свидетельство Фатимского Откровения о нарочитой связи России с грядущим торжеством Пречистого Сердца Божией Матери находит подтверждение в религиозном опыте самой России. Известно, что за два месяца до первого явления Божией Матери португальским детям, в церкви села Коломенского под Москвой, при чудесных обстоятельствах, была обретена Богородичная Икона, именуемая "Державной". Это произошло 2 марта 1917 года, в день отречения последнего русского царя из дома Романовых. На вновь прославленной Иконе Божия Матерь была изображена в короне с державою и скипетром в руках. Таким образом, в самый день падения в России старой Константиновой государственности Небо засвидетельствовало России, что ей надлежит стать державным уделом Божией Матери. Мариологическая мистика Преп.Серафима, вещие шопоты Достоевского о Матери-Сырой Земле, софиологические вдохновения русских религиозных мыслителей, наконец, исключительная влюбленность русской литературы в женскую духовную красоту, начиная от Пушкинской Татьяны и вплоть до метафизических старух Валентина Распутина, - все это, в полном соответствии с древнерусским религиозным опытом, свидетельствует о присутствии в духовных недрах России особой Богородичной харизмы.

 

 

Дополнение к "Теологическому манифесту''

 

Поскольку в "Теологическом манифесте" дано посильное истолкование 4-х апокалиптических печатей, автор счел уместным дополнить текст "Теологического манифеста"  "Триптихом о Земле Русской", в III части которого дано истолкование печати 5-й.

 

Т р и п т и х   о   З е м л е   Р у с с к о й

 

Тысячелетию крещения Руси

посвящаю

 

ЧАСТЬ 1

О русских началах

 

Русская история вместила в себя чуть ли не все мировые контроверзы. И в то же время Русская история существенно едина. Россия, допускающая к себе различные подходы в большей степени, чем любая другая страна, с разных точек зрения видится по-разному. И в то же время Россия имеет единый целостный Лик. Недаром величайшим выразителем национального гения России был и остается Достоевский. Конечно, не только потому, что знал он все "pro и contra", но прежде всего потому, что на все глядел он из того единого Центра, который был для него Христос.

При всем многообразии своих исторических воплощений (Русскую историю легко можно сопоставить с историей древнего Израиля, Франков, Византии, средневековой Испании, просвещенской Европы, Соединенных Штатов, даже с Индией и Китаем) Россия, в отличие от других христианских народов, никогда не имела великих внецерковных традиций. Нет на дне русской исторической памяти ни Олимпа, ни Капитолийского холма, ни Валгаллы. Уникальный случай в Истории: только придя на славянские земли, ступил Христос на девственную почву. Говоря это, я не умаляю значения дохристианского развития России, напротив - возвеличиваю его. Ибо девство это не пустота, а полнота ожиданий. Девство и Церковность - почти синонимы. Неудивительно, что тем "первомифом", с которым Россия по-настоящему пробудилась к исторической жизни, ее "Зарей-Заряницей", материнской улыбкой над ее Киевской колыбелью стала Церковь. Россия почти мгновенно опознала в Церкви свою сущность: "Где София - там и Новгород".

Из этой основной предпосылки Русской истории вытекают две ее наиболее характерные особенности.

Первая особенность - глубинная связь России с Божией Матерью. Во многом проявилась эта связь. И в празднике Покрова, впервые установленном Русской Церковью и совершаемом только на славянских землях (а ведь празднуемое событие произошло в Константинополе - во Влахернах); и в исключительном изобилии Богородичных святынь, освятивших Русскую землю, начиная с дивного Лика Богоматери Владимирской, перед скорбными очами Которой прошла чуть ли не вся Русская история; и в многократной защите Взбранной Воеводой русских городов и сел от нашествия иноплеменных; и в историческом явлении Божией Матери духовному отцу русского народа Преп.Сергию; и в явлении на русской земле величайшего из мариологических мистиков Вселенской Церкви Преп.Серафима; и в особой любви русского православного народа к иноческому подвигу; и в специфически русском культе Святой Софии, которую русское религиозное сознание, - в отличие от сознания Византийского, - почти отождествляло с Пресвятой Девой; и в народном почитании Матери сырой Земли - космической иконы Богородицы (впоследствии усвоенном русской религиозной мыслью); и даже в той исключительной влюбленности в женскую духовную красоту (в ее сокровенное и в браке не растрачиваемое девство), которая пронизывает собой всю русскую литературу от Игоревой Ярославны и премудрой девы Февронии до Пушкинской Татьяны и метафизических старух Валентина Распутина. Недаром Бердяев утверждал, что Русское православие - это по преимуществу религия Богоматери.

Вторая особенность - формообразующее, зиждительное воздействие Церкви на гражданскую национальную историю. Такого воздействия не знал ни Римо-греческий Православный Восток (Царство "Ромеев"), ни Римско-Германский Католический Запад. На Востоке универсальное Римское государство, имевшее свои собственные глубокие культурно-исторические традиции, смотрело на Церковь только как на силу освящающую; на Западе универсальная Римская Церковь, не чуждая традиции государственной, смотрела на гражданское общество только как на сферу подчиненную. На Востоке - в поздне-Византийской Империи - эллинизм, дуалистически сочетаясь с Христианством, не преображался однако его Светом; на Западе германизм породил рыцарскую, а затем и романтическую легенду, противопоставившую себя Церкви. Только в России Церковь оказалась строительницей национального Дома, и только славянизм никаких национальных начал не противопоставил Вселенской Церкви.

Указанная особенность Русской истории дала основание Московским книжникам XVI в. назвать Россию Новым Израилем. Новым, потому что, в отличие от Израиля ветхого, Россия, построив свой национальный Дом, отнюдь не замкнула своего сердца в самой себе.

Здесь будет уместно напомнить тем из новейших хулителей России, которые мнят себя католиками ("но не суть таковы, а лгут"), что исконная вера русских людей в особую связь России с Божией Матерью, в 1951 г., - во исполнение воли Божией Матери Фатимской, - получила торжественное подтверждение со стороны Церкви Западной; а затем обратить внимание читателей православных на тот факт, что мысль о формообразующем, зиждительном воздействии Русской Церкви на гражданскую Историю России (верная сама по себе) сверх того находит подтверждение в определениях Всероссийского Церковно-Поместного Собора 1917-1918 гг., назвавшего Российскую Церковь не только "величайшей святыней огромного большинства народа" (чем Церковь, конечно, была и в Византии, и в Средневековой Европе), но и "великой исторической силой, создавшей Российское государство".

Таким образом, обе означенные особенности Русской истории осмыслены Церковью и находят подтверждение в Церковном авторитете.

 

ЧАСТЬ II.

О русской Иконе

 

С тех пор, как великий радонежский подвижник утвердил в самом сердце России обитель во Имя Пресвятой Троицы, дабы постоянным взиранием на Божественное Единство "побеждать страх перед ненавистным разделением мира сего", он навсегда определил историческое призвание России как служение   в с е м и р н о м у   с о б и р а н и ю   в   Б о г е.

Впоследствии центральная для России интуиция Преп.Сергия получила разные конкретные преломления. У псковского старца Филофея она преломилась в церковно-государственной идеологии Третьего Рима; у Патриарха Никона выразилась в пророчески-дерзновенном начертании на Русской Земле Имени Нового Иерусалима; у Ломоносова в открытых им универсальных возможностях русской речи, о чем говорил он с силой и пламенностью необыкновенной; у Пушкина во всемирной отзывчивости его собственного поэтического гения; у славянофилов в идее всемирного призвания русского народа; у Тютчева в ожидании предреченного пророком Даниилом Белого Царства; у Гоголя в мистическом переживании Российских просторов; у Достоевского - то в религиозном народничестве, недостаточность которого он сам же обличал в шатаниях Шатова, то в таинственных зорях еще недостаточно ясных, но властно влекущих к себе апокалиптических прозрений; у Вл.Соловьева в схемах Вселенской Теократии; наконец, у мыслителей и поэтов религиозного Возрождения в отчетливо-апокалиптических чаяниях Утешения Утешителива: преображения космоса и откровения на Земле Царства Святых.

Даже русские западники, несмотря на свое крайне отрицательное отношение почти ко всему прошлому России, оказались не чуждыми веры в ее историческую миссию, которая в их сознании приобретала то мирные формы культурно-исторического обобщения всех ценностей Западно-Европейского развития, то огненные черты "атеистического апокалипсиса".

Но наиболее полно основополагающая для России интуиция Преп.Сергия нашла свое выражение в русской Иконе.

Трогательная, но духовно бессильная любовь неверующих почитателей к древнерусской культуре напоминает нам отношение семи гномов к умершей Белоснежке: они оплакивают почившую, любуются ее нетленной красотой, бережно укладывают ее в хрустальный гроб музеев и выставок, но вернуть Прекрасную Царевну к жизни они не властны; это может сделать только поцелуй ее суженого - религиозно-озаренного христианского духа.

Скажу не обинуясь: открытие древнерусской Иконы - величайшее культурно-историческое событие XX века. И дело не только в том, что открытие это имеет огромное научно-познавательное значение, подобное расшифровке Египетских иероглифов или Вавилонской клинописи, не в том только, что открылся целый доселе неведомый мир, что историю средневековой Руси надо писать заново, и даже не в том, что открылся мир чарующей красоты. Открытие древнерусской Иконы - событие провиденциальное, и масштаб его воистину вселенский. В самом деле, в чем искать разгадку национального призвания, как не в национальной святости?

Но золотые века русской святости как бы поражены молчанием: несмотря на высокую культуру древнерусской словесности, русские святые, в отличие от святых христианского Востока и христианского Запада, весьма редко выражали свои духовные созерцания в письменном слове. "Невежество древнерусской Церкви", - говорили одни; "глубочайшее смирение", - пытались объяснить другие. И никто не знал, что все богатство святорусского религиозного опыта нашло свое пластическое выражение в древнерусской Иконе, что Икона - это уста и "трость скорописца" русской святости. Разве не так почувствовали Икону ее первые истолкователи Трубецкой и Флоренский? А ведь они знали о ней еще так мало по сравнению с тем, что знаем мы. Странно, но мы, дети ХХ века, знаем о прошлом России нечто такое, чего совсем не знали Пушкин и славянофилы, Гоголь, Достоевский и Соловьев.

Воистину совершилось историческое чудо: как раз в то время, когда христианские народы Европы столкнулись в братоубийственной битве, ставшей рубежом времен, когда рушилась старая русская монархия, завершившая свою историческую миссию и более не способная руководить национальной жизнью, когда безвозвратно уходила в прошлое императорская Россия, вобравшая в себя все богатство Западно-Европейского гения, но и отравившаяся всеми его ядами, раздираемая глубочайшими противоречиями между интеллигенцией и народом, между славянофилами и западниками, аристократами и разночинцами, помещиками и крестьянами, нигилистами и консерваторами, патриархальным бытом и завязывающимся капитализмом, фабрикантами и пролетариями, опрощенцами и утонченнейшими эстетами, правительством и революционерами; когда трескучим фейерверком фраз вспыхнула и рассыпалась бессильная в России буржуазная демократия, когда замятежилось сердце русского человека и волны стихийного безбожия разлились по всей России, когда явились новые государственные и общественные формы, невиданные никогда в прошлом, когда вновь отгремела великая война, воздвиглись и рухнули кумиры, когда две технические революции одна за другой неузнаваемо изменили лицо Земли, именно в это время великих и глубочайших потрясений неожиданно предстал нашим изумленным и восторженным взорам чудесно явившийся из глубины веков целостный и пресветло озаренный образ Святой Руси.

И вот, не только непостижимой красотой, но и разгадкой всех тайн стоит перед нами дивный мир русской Иконы: Бог и тварь, небо и земля, человек и космос, отеческий авторитет и соборное согласие, мужество и женственность, персонализм и погруженность в органические начала, логизм и духоносность, крест и радость, девство и брак, послушание и творчество, онтологическая непоколебимость и непрестанное восхождение, национальный Дом и Вселенская отзывчивость, - все, дивно сочетанное во Христе. Бог Троица и тварь, озаренная тринитарным Светом.

И если прав Достоевский, что красота спасет мир, то мы не знаем на земле такой реальности, к которой эти слова относились бы в большей степени, чем к русской Иконе.

И хотя Белоснежка все еще спит, кто знает, не склоняется ли уже над хрустальным гробом ее суженый.

 

ЧАСТЬ III.

Слово о русских мучениках

 

Все познается в сравнении. История русской святости обратна истории святости вселенской. Вселенская Церковь прославилась сначала мучениками, а потом преподобными, Русская Церковь - сначала преподобными, а потом мучениками. Весна и осень Христианства - так можно определить различие между древними и новыми мучениками. Мученики древней Церкви подвизались в эпоху, когда Христианство властно входило в жизнь. Мученики Русской Церкви - в эпоху, когда Христианство как бы уходило из жизни, временно, до следующей весны (на сей раз, - верим, - вечной и непреходящей), уступая место великому отступлению от веры. В эпоху раннего Христианства средостение между небом и землей истончилось почти до полной прозрачности, и мученики древней Церкви, озаренные лучами Божественного Света, свидетельствовали о Христе в великой силе, бодро перенося невероятные страдания. В эпоху Христианства позднего средостение между небом и землей уплотнилось почти до полной непроницаемости. Бог как бы ушел из мира, и мученики Русской Церкви оказались почти полностью лишенными внешних сил. Какую же нужно было иметь, - не только что приобретенную, но веками выстраданную, - любовь ко Христу Распятому, чтобы понести на себе такой крест!

Римляне любили зрелища, и потому мученики древней Церкви подвизались открыто, на площадях, при огромном стечении народа. Мученичество Киприяна Карфагенского превратилось в литургический акт: вся местная Церковь с горящими свечами и пением псалмов провожала своего Епископа на место казни. Мученичество Игнатия Антиохийского - в грандиозное зрелище для всей римской экумены. "Не мешайте мне стать пищей диких зверей, - писал Святой Игнатий, ведомый из Антиохии в Рим, умоляя Римскую Церковь не предпринимать ничего для его спасения, - в полной жизни выражаю я свое горячее желание смерти. Мои земные страсти распяты и живая вода, струящаяся во мне, говорит: приди ко Отцу. Я не хочу больше жить этой земной жизнью."

Времена изменились, и мученики Русской Церкви, как правило, восходили на вершину своей одинокой Голгофы втайне.

Подвизаясь открыто, мученики древней Церкви свидетельствовали живущим на земле о Христе и Боге. И свидетельство это не было тщетным. Недаром Тертулиан писал, что "кровь мучеников была семенем Церкви". Подвизаясь втайне, мученики Русской Церкви свидетельствовали Богу и Христу против живущих на земле.

"И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святой и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу? И даны были каждому из них одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят  число. (Откр.6.9-11).

Кто же те "живущие на земле", против которых свидетельствуют мученики Русской Церкви? Ясно, что от того или иного ответа на этот вопрос зависит вся духовная ориентация современного русского Христианства.

Известно, что несколько лет назад по инициативе наших церковных диссидентов "Русская Православная Церковь за границей" (так называют себя Карловацкие раскольники) канонизировала большое число русских мучеников. Эта "канонизация" носила ярко выраженный политический характер, направленный против Советского государства. Кому-то очень не терпелось навести кровь российских мучеников на Советскую власть.

Но этому ли учит Священное Писание?

Разве Христос угрожал римскому прокуратору, который предал Его на казнь, или солдатам, которые вбивали в Него гвозди?

Не в корень ли смотрел Христос? -

"Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророков и украшаете памятники праведников, и говорите: "если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков." Таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков. Дополняйте же меру отцов ваших. Змии, порождения ехиднины! Как убежите вы от осуждения в геенну? Посему, вот я посылаю к вам пророков, и мудрых и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город. Да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля праведного до крови Захарии, сына Варахиина, которого вы убили между храмом и жертвенником. Истинно говорю вам, что все придет на род сей."  (Мф.23.29-36)

Ясно, что если, по слову Спасителя, "на род сей" должна прийти вся праведная кровь, пролитая на земле, начиная от крови Авеля, то под "родом сим" Спаситель имел в виду не еврейский народ как таковой, которого во времена Авеля еще не существовало, а "тайну беззакония" (2 Фес.2.7), зачатую Каином и затем угнездившуюся в недрах еврейского народа среди "глав дома Израилева", - древних и новых сионистов, - стремящихся к мировому господству и, где только можно, провоцирующих гонения на Христову веру. Против этой враждебной всему человечеству явной и тайной силы и свидетельствует священная кровь российских мучеников.

Что же касается земли Русской, то мы не сомневаемся в том, что, подобно Пречистой Крови, излиянной за спасение мира, кровь русских мучеников прорастет на Русской земле не гроздьями человеческого гнева, а чистой лозой Господнего благоволения.

"Дело прочно, когда под ним струится кровь".

На крови древних мучеников, низложивших "демонов немощные дерзости", восстающие на каждую человеческую душу, утвердилась святость церковная; не утвердится ли на крови мучеников российских, осудивших "тайну беззакония", восставшую на весь человеческий род в целом, святость общественная? Это тем более вероятно, что, согласно Откровению Иоанна Богослова, Христианство начав свою земную историю с основания Святой Церкви, завершит ее утверждением Святого Царства.

А теперь вернемся к началу.

История русской святости обратна истории святости вселенской. Вселенская Церковь прославилась сначала мучениками, а потом преподобными, Русская Церковь - сначала преподобными, а потом мучениками. Уже одно это сопоставление говорит о завершающем апокалиптическом призвании России. Ибо естественно предположить, что, если мученикам Вселенской Церкви предшествовали Апостолы Христа Евангельского, то мученикам Церкви Российской последуют Апостолы Христа Апокалиптического.

 

 

4 октября 1987 г.

Отдание праздника Крестовоздвижения.