Rambler's Top100

Богословские работы Ф.В. Карелина по церковно-социальной проблематике

 

Николай Сомин

 

I.

Феликс Владимирович Карелин. Об этом удивительном человеке ходило много всяких слухов, в основном – негативных. Один известный московский протоиерей  просто ужасался при упоминании его имени. 

Его отец - Вольф Пинхусович Белоус - был чистокровным евреем, мать - Эсфирь Львовна Гантварг - наполовину еврейкой, наполовину немкой. Отец занимал очень крупный пост в НКВД. Сын пошел по стопам своего отца, ибо был глубоко убежден в правильности коммунистической идеологии. После войны его заслали в группу богоискателей, которая устраивала на квартире чтения с  последующим обсуждением. И удивительное дело – он поверил в искренность этих людей и стал их человеком, раскрыл себя, написав Абакумову официальный отказ сотрудничать с КГБ. Провал спецслужб? Нет, они оказались куда умнее, и, как выяснилось позже, в группе был еще один тайный осведомитель. Всех их замели, хотя кроме чтения запрещенного тогда Бердяева, предъявить ничего не могли. Всем дали приличные срока, и Карелину тоже. В лагере он связался  с сомнительной шпаной, и, когда выяснилось, что один из заключенных – осведомитель, то по  блатным законам кинули жребий, кому его убивать.  Жребий выпал на Карелина, перед которым встала тяжелая альтернатива: либо самому стать убийцей, либо его неминуемо пришьют кореша. Он выбрал первое – убил осведомителя и получил второй срок. Карелин сидел в одиночной камере, ежедневно ожидая расстрела. Но... началась хрущевская «оттепель», и вместо расстрела его выпустили.

Неисповедимы пути Божии!  Карелин уже в лагере носил на шее крестик, но эта чудовищная история, казалось бы, должна была стать непреодолимой стеной между ним и Богом. Но, видимо, искреннее покаяние и чрезвычайно интенсивная духовная работа в одиночке, привели к совершенно другому – к рождению пламенного христианина и самого крупного русского богослова советского времени. Сам Карелин глухо об этом преображении упоминал, говоря, что самые важные видения были с ним в одиночке.

Работая  (после ссылки в Ташкенте) в одном научном институте, он активно стал заниматься богословием. Сначала был настроен яро диссидентски, стал фактическим автором известного «Открытого письма священников Якунина и Эшлимана», в котором был выражен протест против хрущевских притеснений церкви. Будучи великолепным знатоком святоотеческой письменности, он стал преподавателем подпольной «школы богословия», организованной под покровительством о. Александра Меня.

Однако, близко познакомившись с крылом церковно-либеральных диссидентов и хорошо поняв их анрирусскую сущность, Карелин порывает с ними, и  с середины 70-х, он переходит на патриотические позиции, приветствуя советскую власть. Будучи удивительным мистиком и к тому же эмоциональным человеком, он имел видения и делал смелые пророчества, которые, правда, по большей части, не оправдывались.

Я не застал Карелина –  с незабвенным Геннадием Михайловичем Шимановым, который был близок к нему, я познакомился уже после смерти Карелина. Но знал его вдову Маргариту Сергеевну, удивительно жертвенную женщину – она стала Маргаритой для Мастера-Карелина. Знаком также с тремя его сыновьями – разными, но глубоко чтущими православие.  Кстати, я прошу прощения у семьи Карелина, если осветил его биографию с ошибками – все это записано по давнишним воспоминаниям от рассказов Шиманова.

Богословское наследие Карелина довольно велико. Большое место в нем занимают работы, толкующие судьбу еврейского народа в христианском мире, и смысл шестиугольника (звезды Давида). Но мы их касаться не будем, а сосредоточимся на работах Карелина, связанных с осмыслением социальных проблем с позиций христианства. Эти работы столь содержательны, что обойтись краткой статьей нет никакой возможности. Прежде всего, речь пойдет о «Теологическом манифесте» – удивительном по глубине и смелости трактате, где впервые дается богословское обоснование православного социализма, а также примыкающей к нему работе «Ответ на отзыв» (Карелин послал «Манифест» в патриархию и получил отрицательный отзыв). Кроме того, мы будем ссылаться на замечательную работу «Царство святых» и позднюю богословскую статью Карелина «Тринитарная эсхатология и ближайшие судьбы человечества».

К сожалению, богословские произведения Карелина изданы лишь фрагментарно, причем в периодической печати. Но есть публикация основных работ Карелина в интернете (см. http://www.chri-soc.narod.ru/karelin.html ).

 

II. 

В «Теологическом манифесте» (1981 г.) смелость мысли Карелина сочетается с великолепным знанием святоотеческого наследия и удивительным умением убедительно и аргументировано свою мысль доказывать. Он исходит из несомненного тезиса, что евхаристия строит церковь. Карелин пишет:

«В силу Евхаристической Жертвы, в которой Господь наш Иисус Христос отдал Себя в снедь и питье Своим ученикам, Церковь есть Его истинное Тело, живой многочленный организм. А это значит, что, вкушая Евхаристическую Трапезу, верные вступают в органическое единство не только со Христом, но и во Христе друг с другом.

И впервые делом показала это первохристианская иерусалимская община. С одной стороны: «они постоянно пребывали в учении Апостолов, в ОБЩЕНИИ И ПРЕЛОМЛЕНИИ ХЛЕБА и в молитвах» (курсив Карелина). А с другой стороны общинная жизнь вплоть до общности имущества: «ВСЕ ЖЕ ВЕРУЮЩИЕ БЫЛИ ВМЕСТЕ И ИМЕЛИ ВСЕ ОБЩЕЕ. И ПРОДАВАЛИ ИМЕНИЯ И ВСЯКУЮ СОБСТВЕННОСТЬ И РАЗДАВАЛИ ВСЕМ, СМОТРЯ ПО НУЖДЕ КАЖДОГО. И каждый день единодушно пребывали в храме и, ПРЕЛОМЛЯЯ ПО ДОМАМ ХЛЕБ, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа." (Деян.2.41-47).

Эта апостольская идея – созидание церкви евхаристией – повторяется Карелиным не один раз: коммунистическое начало в христианстве есть плод и следствие евхаристии. Церковь есть тело Христово, не много тел, а Тело единое. И это единство  по мысли апостолов заключается не только в единодушии, но и в единой хозяйственной жизни. И потому она не может быть ни отброшена, ни умалена. да будут все едино; как Ты, Отче, во Мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, - ...да будут едино, как Мы едино." (Иоанн 17.51-22). Карелин называет вытекающий из евхаристии социальный строй евхаристическим коммунизмом.  Он подытоживает:

«Таким образом; коммунистический принцип "каждому по потребностям был осуществлен в общине Иакова за 18 веков до того, как был провозглашен в общине Маркса».

Попытки критиков принизить обязательность для христиан евхаристического коммунизма Карелин убедительно опровергает:

«Толкователи книги "Деяний" не раз пытались ослабить нормативное значение первохристианского коммунизма на том основании, что общение имуществ было у первых христиан делом совершенно добровольным. Довод явно не убедительный. Личная святость тоже является делом совершенно добровольным. Можно ли на этом основании утверждать, что Христианство не требует от человека личной святости?».

Не избегает Карелин и объяснения хозяйственных конфликтов в первенствующей церкви: падения Анании и Сапфиры и скандала по поводу принижения вдов эллинистов. Признавая недолговечность евхаристического коммунизма, он дает двоякое объяснение этому факту: с одной стороны  трудность следования падшей человеческой природы социальному идеалу христианства, а с другой –   потребительский характер первохристианского коммунизма, который так и не сумел перерасти в производственный. В результате, когда церковь в IV вбрела свободу, коммунистический характер церковной социальности  вылился в две различные формы: монашество –  полный коммунизм без создания семей и только духовное евхаристическое общение  для семейного христианства, живущего в социуме, далеком от коммунистических идеалов. Как пишет Карелин, «Социальная косность мира, противящаяся Благой Вести с еще большим упорством, чем самостная косность отдельной личности, на протяжении веков препятствовала Христианству осуществить социальный идеал Евангелия в масштабах хотя бы одного целого народа».

Но идеал христианской социальности продолжал жить – в легендах о Беловодье и в проповеднической деятельности Вселенского Учителя св. Иоанна Златоуста. Златоуста Карелин изучил очень глубоко, зная не только работы, но и обстоятельства жизни и деятельности великого святителя. Множеством цитат из Златоуста Карелин убедительно доказывает, что великий святитель не только был убежден в святости коммунистического христианского идеала, но и пытался всеми способами подвигнуть своих пасомых к его осуществлению. В лице Златоуста евхаристический идеал (Златоуст – автор самой популярной литургии) и идеал социальный соединились вместе. И снова Карелин утверждает:

«Суть этих свидетельств сводится к следующему: Евхаристическая Трапеза, соединяя человека со Христом и людей во Христе друг с другом, не только строит Церковь как общество вероисповедное, но и созидает христианскую форму общественного бытия. При этом, - при условии достаточной реализации своих социальных потенций, - Евхаристическая Трапеза влечет людей к такой форме общежития, которую следует назвать - Евхаристический коммунизм».

Мир яростно противостоит этим идеям, и христианские «князья и вельможи», оставаясь князьями, так и не становились, по евангельскому слову «всем слугою».

«Если бы Евхаристическая правда была исполнена, – пишет Карелин,– если бы знатные и богатые христиане  действительно почувствовали себя членами одного Тела со всем христианским (отсюда: крестьянским) народом, разве могли бы оставаться на земле богатые и бедные? Классовая структура общества, полторы тысячи лет ревниво охранявшаяся христианскими властями, была вызовом Евхаристической правде, совокупным грехом старой христианской государственности, за который Бог и отнял у христианских правителей земную власть».

 

III.

В Теологическом манифесте» Карелин выдвигает одну фундаментальную для него идею, призванную прочно обосновать христианский коммунизм.  Это закон, согласно которому

 «склонность того или иного народа к участию в капиталистическом развитии находится в строгом соответствии и в обратной пропорции к участию этого народа в Евхаристической Трапезе. Чем полнее христианский народ участвует в Евхаристической Трапезе, тем менее склонен он к участию в капиталистическом развитии; чем глубже евхаристическая ущербность христианского народа, тем более активным оказывается его участие в развитии капиталистической системы».

Более развернуто это выглядит так.

Православные реально причащаются под двумя видами – Телом и Кровью Христовой. И именно у них мамона терпит поражение – социализм охватывает Русь, а также половину социалистического лагеря (сербы, болгары, румыны).

У католиков долгое время господствует «сухое причастие», т.е. причащение только телом Христовым (Второй Ватиканский собор в 1965 г. разрешил, но не обязал, причащать мирян под двумя видами). Соответственно, «католики, первоначально упорно сопротивлявшиеся капиталистическому развитию, постепенно стали его уверенными участниками».

У лютеран – умеренного крыла протестантизма – причастие совершается, но  хлеб и вино  фактически не превращаются в Тело и Кровь Христову. Именно это умеренное крыло явилось «рабочей лошадкой капитализма» (Англия, Германия, США).

И наконец, кальвинисты, вероучительно отрицающие евхаристию, явились той взрывной силой, которая дала полный простор развитию капитализма (достаточно вспомнить отмену Кальвином ограничений на банковский процент).

Обратим внимание, что Карелин видит не три христианские конфессии, а четыре – протестанты у него делятся на умеренных (лютеране, англикане) и крайних (кальвинисты). Это дает ему возможность  уподобить все конфессии четырем всадникам Апокалипсиса. При этом он особое внимание уделяет кальвинизму – четвертому всаднику, несущему смерть. «И ад следовал за ним» – говорит о нем Откровение (.). Именно в нем зарыта тайна капитализма.

. «если посмотреть на дело с точки зрения духовной, то мы увидим, что античными и буржуазными предпринимателями двигала, по существу, одна и та же сила, - страсть к стяжанию, которую Апостол Павел назвал сребролюбием и которая, по его определению, есть "корень всех зол". (1 Тим. 6.10). Трудно найти какой-либо другой порок, который Слово Божие преследовало бы с такой беспощадностью! Ибо, - "не можете служить Богу и маммоне" (Мф.6.24) и, - "удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие" (Мк.10.25).

Тем не менее, в эпоху становления капитализма, в недрах мира христианского, пагубная страсть, решительно осужденная Евангелием, возобладала над человеческими сердцами с еще большей силой и в значительно большой "чистоте", чем в мире античном. Ибо классическая древность полагала конечную цель стяжания во всевозможной усладе чувств, а в эпоху капитализма целью стяжания стало самое стяжание. Важнейшую роль в разжигании этой страсти сыграл Кальвинизм»

Карелин судит об этом очень метко: по его мнению «кальвинизм изменил отношение личности к природе». В том-то и дело, что кальвинизм 

«признавая мир Божий онтологически реальным, он не признает его источником радости. Здесь-то и таится корень капиталистического отношения к бытию. Мир ценен. Ибо он реален и способен удовлетворять потребности. И если им грешно наслаждаться и нельзя о нем радоваться, то с тем большим успехом его можно пустить в оборот. Так человек, под видом благочестия, из жениха, или по крайней мере любовника природы становится ее сутенером».

Карелин считает, что именно любостяжание в виде «мирского аскетизма», является тайной и движущей силой капитализма, хотя он вынужден развивать и потребление. Но Карелин замечает:

«поскольку в капиталистическом обществе участие в доле прибыли определяется объемом капиталовложений, главной движущей силой капитализма продолжает оставаться любостяжание в его чистом виде. Ибо тот, кто меньше служит обороту, неизбежно теряет в потреблении. Сколько бы прибавочного продукта ни тратилось на потребление, основным принципом капитализма остается товарооборот по формуле: деньги - товар - деньги. Производство продуктов потребления оказывается не целью производства, а накладными на него расходами, целью же производства остается бессмысленная фабрикация стоимости как таковой, т.е. служение "маммоне"».

А в «Ответе на отзыв» Карелин высказывает суждение (оно не раз цитировалось), совершенно убийственное для христиан, поддерживающих капитализм:

«Основное нравственное различие между капитализмом и социализмом как раз в том и состоит, что капиталистический способ производства экономически нуждается в грехе (алчности предпринимателей и развращенности потребителей), а социалистический способ производства экономически нуждается в добродетели (честность, бескорыстие, справедливость). В принципе, капиталистический способ производства ставит ставку на самые темные стороны человеческой природы, социалистический - на самые светлые. Потому капиталистические боссы и поддерживают Христианство, что эксплуатируют христианское учение о греховности человека. Но констатация греховности - это еще не Христианство; Христианство - это преодоление греховности. И если капитализм экономически нуждается в негативном учении о человеке (все равно: "христианском" или фрейдистском), то социализм (хотя еще и не осознавая этого) экономически заинтересован в христианской праведности».

 

 

IV.

Итак, чем у народа полнее причастие, тем он ближе к социализму и не приемлет капитализм. Вполне православная и очень красивая богословская теория. Не так ли?  Так, да не так. Дело в том, что легко можно привести контпримеры, когда эта теория не выполняется.

Прежде всего, дореволюционная Россия. – 900 лет евхаристии под обоими видами не привели к коммунизму ­­– русская община оставалась феноменом, основанном на частной собственности (хотя и с переделами земли), уж не говоря о всем социальном строе, который  на всех парах летел к капитализму. Причем, революция произошла в момент резкого падения евхаристиии в народе (известно, что отмена принудительного причастия в армии в 1917 г. привела к уменьшению причащающихся в пять раз).

Наоборот, в период советского социализма евхаристия опять-таки была по числу причащающихся резко умалена, и не она определяла движение России по социалистическим рельсам.

В постсоветский период, когда, казалось бы, произошло возрождение церкви с совершением полной евхаристии, Россия все больше и больше погружается во мрак капитализма.

В Византии за тысячу лет существования не было ни одной, даже слабой, попытки установить «евхаристический коммунизм» – сплошь частная собственность, а с нею рабство, изощренные способы закабаления крестьян, огромное расслоение на богатых и бедных.

В странах «народной демократии» (Румыния, Болгария, Югославия), где евхаристия постоянно подается под двумя видами, социализм  был принят под давлением СССР, а затем они снова прочно осели в  капитализме. В Греции, наследнице Византии, всегда господствовал строй частной собственности.

Наконец, можно привести в пример многочисленные секты протестантского толка, где развита общинная жизнь, приближающаяся к апостольскому коммунизму, но евхаристия канонически умалена или отсутствует полностью (меннониты, духоборы и пр.).

Сторонники теории Карелина говорят, что социальный эффект евхаристии имеет временную задержку: в России полная евхаристия в конце концов привела к советскому социализму. Но, во-первых, сам Карелин ничего о таком временном лаге не говорит. Во-вторых, каков этот лаг? Год? десять лет?  сто лет? или тысячелетие? Кто это скажет? И наконец, если считать этот лаг переменным, то манипулируя им, можно доказать все что угодно.

Так что же? – считать идею Карелина ложной? Нет. Евхаристия – великое таинство, которое строит Церковь. Это значит, что она выстраивает и внутреннюю структуру, и внешнее окружение Церкви. Под последним надо понимать, ту социальную структуру, в которой Церкви естественно пребывать. И поэтому в принципе Карелин прав: чем полнее Церковь выражает себя, тем более она отрицает капитализм и приближается к коммунизму. Но дело в том, что Карелин слишком прямолинейно выразил эту мысль. Вопрос гораздо сложнее, чем простая зависимость от видов причастия.

 

V.

Прежде всего, заметим, что социальная наука давно пытается найти причину, казалось бы, загадочной вещи: человек вне социума полноценно сформироваться не может, и поэтому настоятельно ищет объединения в социум, так что если старый социум рассыпается, то на его месте неизбежно вырастает новый социум. Это свойство образовывать социумы философами названо органичностью. Чем выше органичность, тем труднее социум разрушить. Но дело в том, что органичность имеет как бы два этажа: собственно органичность и соборность.

Под собственно органичностью понимается совокупность факторов, имеющих естественную природу. Сюда относятся родственные связи, связи национальные, культурно-бытовые, связи по интересам, классовые и пр. Очень сильным фактором является вынужденная изолированность социальной группы, возникающая в условиях внешних ограничений или гонений. Кроме того, безусловно, в природу человека вложена Господом естественная душевная потребность объединяться в коллективы, образовывать общество, но она остается слабо исследованной.

Соборность ­– высший этаж органичности, который составляют факторы, имеющие духовную и религиозную природу, в том числе - евхаристия. Следует отличать социальную соборность от церковной соборности – последняя распространяется только на Церковь.  Но Хомяков считал, что социальная соборность – лишь отзвук церковной соборности, которая действует как закваска. Поэтому думается, что перенесение действия чисто церковного таинства на все общество, как это делает Карелин, обосновано.

Но Карелин не объяснил (да и не пытался это сделать) один бросающийся в глаза парадокс. Как явствует из теста «Деяний апостольских», в первенствующей церкви евхаристия дала мгновенный и поразительный эффект – в Иерусалиме быстро образовалась христианская общине, осуществившая  внутри себя строгий коммунизм. В то же время в Византии 1000 лет преподавания святых тайн к такому эффекту не привели – даже попыток (кроме проповедей Златоуста) не было.  В чем разница? – ведь в обоих случаях преподавалась евхаристия, но результаты разные.

Разница становится очевидной, если принять во внимание то смысловую нагрузку, которую вкладывала церковь, и прежде всего священство,  в евхаристию.  Апостолы,  верили в евхаристию как таинство, объединяющее всех в одну общину, члены которой  соединены настолько, что действительно образуют тело Христово. Нынешние священники видят в евхаристии прежде всего средство духовного возрастания пасомых. Соответственно, и обстоятельства причащения сильно разнятся. В первенствующей церкви евхаристия подавалась всей общине, члены которой должны были присутствовать при совершении таинства, подавалась одновременно, объединяя всех в церковь вплоть до общения имуществ «Все же верующие были вместе и имели все общее» (Деян.2,44). «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все было у них общее» (Деян.4,32).  Сейчас  слишком многое иначе: евхаристия подается не всей общине сообща, а отдельно каждому члену общины по его индивидуальному расписанию, на литургию приходят далеко не все члены общины, но даже пришедшим причастие подается выборочно – надо пройти исповедь; места из Деяний апостольских, говорящие о евхаристическом коммунизме, никогда на литургии не читаются – будто бы этого и не было в Церкви.

Совершенно ясно, что если в первоначальной церкви целью евхаристии было построение церкви как общины, выстраивание социальной структуры церкви, то сейчас,  целью причащения является индивидуальное совершенствование верующих. Общины сейчас по сути дела нет – люди годами приходят в храм и даже не знают друг друга. Конечно, догматически все правильно – евхаристия совершается, но уже на стадии преподания таинства великая идея евхаристии искажается. Искажается священством, которое ныне практически не осознает, что евхаристия не только спасает души, очищая от греха, но и строит церковь, включая ее социальную инфраструктуру.  Конечно, это не означает, что евхаристия не действует. Нет, она остается таинством, и причащающиеся незримо получают благодать (если достойны), но некое очень важное – социальное – действие евхаристии пропадает. И не так существенно, подается она под двумя видами, под одним видом или просто как обряд воспоминания Тайной Вечери – цель евхаристии умаляется.

Этим подтверждается  давно известный в церкви тезис, что евхаристия никогда не совершается автоматически, и ее действие разница от случая к случаю. Церковь выработала понятия действительности и действенности таинств. Под действительностью евхаристии обычно понимается выполнение некоторых условий ситуационного характера (священник должен быть правильно поставлен, должны быть произнесены необходимые служебные формулы и т.д.). Но по моему мнению (которое я никому не навязываю) дело гораздо сложнее: На содержание евхаристии оказывает влияние и то «информационное сопровождение», с которым совершается евхаристия в данной поместной церкви. Если в первенствующей церкви священство (апостолы) горели идеей объединения всех христиан вплоть до «общения имений», то современные священники в подавляющем большинстве ненавидят «колхозы», ненавидят советский период России, любых нынешних бедах клянут «коммуняк» (хотя  прошло уже 30 лет, как они потеряли власть. То есть идеология, которая сопровождает евхаристию, совершенно другая. И нет ничего удивительного, что она влияет на евхаристию, которая теряет свой объединяющий потенциал.

Это, а также действие причин собственно органических, и объясняет наши контрпримеры.

Первенствующая церковь в лице апостолов очень старалась сохранить евхаристию такой, какой ее преподал Христос на Тайной Вечери, и  поэтому сохранила и содержание и форму (под двумя видами) преподания причастия – социальный смысл таинства остался неповрежденным. И причем евхаристия подействовала сразу, без девятисотлетней  раскачки – во второй главе Деяний рассказывается  о Пятидесятнице, проповеди Петра, массовом крещении, и тут же о коммунистической общине, где было «вся обща». А вскоре начавшиеся гонения еще более сплотили первохристиан.

Но с VI в. гонения исчезли, а главное, христианство стало государственной религией. Это означает, что место жертвенных первохристиан (как лаиков, так и священников) заняли люди мира сего – крепкие собственники, жизнелюбивые труженики и торговцы. Таким община была не нужна – достаточно было потребовать лояльности Империи. И в церкви происходит разрушение общины – она заменяется приходом, который встраивается в госудрственно-имперскую систему: священник- епископ- митрополит – патриарх. Частная собственность перестает осуждаться и переходит в разряд вещей нейтральных, что приводит к господству т.н. «общепринятого», богословия собственности, которое можно свети к двум положениям 1) иметь собственность в любом количестве – не грех, но 2) грех – прилепляться к ней душой. А не хотящим так жить представляется возможность уйти в пустыню и создавать там общины, но без семьи (монастыри).

 Многие из священства пытались таким изменениям сопротивляться. Последним был великий святитель Иоанн Златоуст. Но после его фактического убийства «процесс пошел», и больше «чудаков, защищающих бедных» такого масштаба как Златоуст, церковь не рождает; социально-нравственная проблематика исчезает из поля зрения церкви, замещаясь сначала тринитарным, а затем христологическим богословием; «блаженны нищие» в Евангелии от Луки заменяется на «блаженны нищие духом»; фиксируется круг евангельских чтений, где уже нет места «коммунистическим фрагментам» из Деяний.  Все это не могло не отразиться на литургии, на целевой установке евхаристии, которая теперь стала таинством, ориентированным на личное спасение.

Русь приняла в IX веке уже полностью сложившееся христианство, приняла полностью, включая и все литургические смыслы. Поэтому, несмотря на большую, чем у греков склонность к общинной жизни, русские на официальном уровне были зажаты «общепринятым» богословием, и поэтому  противодействие губящему действию мамоны перешло в подполье, в революционную среду. В революцию наша церковь вошла как противоборствующая сила, и неудивительно, что она быстро оказалась в числе факторов, с которой советской власти приходилось бороться.

Что касается старообрядцев, то они показали большую степень общинности, поскольку жили фактически в условиях гонений.

Если евхаристия советского периода была освящена мученическим подвигом церкви, то современный способ преподания причастия оказывается сугубо ориентированным  на личную духовную жизнь. Вообще же, постперестроечная жизнь церкви показала ее полное желание слиться с окружающим капитализмом.  Церкви дана свобода, но используется она по-капиталистически – приобретением собственности и экстенсивным расширением. А ведь известно (и Карелин это убедительно доказывает), что именно из недр капиталистической системы выйдет антихрист. Тут впору вспомнить знаменитое пророчество св. Лаврентия Черниговского о России: «Придет время, когда и недействующие (закрытые) храмы будут восстанавливать, оборудовать не только снаружи, но и внутри. Купола будут золотить, как храмов, так и колоколен. А когда закончат все, наступит то время, когда воцарится антихрист. Молитесь, чтобы Господь продолжил нам еще это время, для укрепления, потому что страшное ожидает нас время. И видите, как все коварно готовится? Все храмы будут в величайшем благолепии, как никогда, а ходить в те храмы нельзя будет…». Это, как видится, именно о теперешних или скоро грядущих временах.

То же можно сказать и о православной жизни  государств на западной границе России – их церкви также самозабвенно служат своим капиталистам. И тут строгая жизнь некоторых протестантских сект, воспитанных на гонениях и отрицающих современные средства  сообщения (т.е. обольщения и оглупления),  окажется  более предпочтительной у Господа, чем наша.

Таким образом, взгляд Карелина о зависимости между формой евхаристии и склонностью народов к «евхаристическому  коммунизму» в самых общих чертах верен, но страдает излишним формализмом, желанием все свести к  формам причастия, что превращает в принципе верную идею в уязвимую для критики конструкцию.

 

VI.

Сразу после «Теологического манифеста» Карелин пишет  работу «Царство святых», где дает светлую картину пророчества о Святой Руси.  Работа была ответом на известную в те годы книгу Л. Регельсона «Трагедия Русской церкви», где автор предлагал полное отчуждение церкви от государства, поскольку ждать чего-то положительного от него, пронизанного атеизмом, нельзя.  Карелин думает иначе, но свое видение он, как всегда, объясняет через толкование апокалиптических пророчеств.

Да, – говорит Карелин, –  эти пророчества  в основном пессимистичны. Но, по его мнению, не все пророчества должны сбываться, ибо есть пророчества положительные и отрицательные. Карелин объясняет это так:

«К положительным пророчествам Апокалипсиса относится все доброе: царство святых, гибель антихриста и лжепророка, первое и второе воскресение, Тысячелетнее царство, всеобщее преображение Мироздания, окончательное поражение ада и смерти на Суде Божием, жизнь вечная. Все положительные пророчества гарантированы благостью всемогущего Бога и потому неотменно сбудутся. "Клялся Господь и не раскается: Ты Священник вовек по чину Мельхиседека" (Пс.109.4). Иное дело - пророчества отрицательные. Осуществление их зависит от свободной воли колеблющегося между добром и злом человека, и потому - слава Богу! - ничем не гарантировано. Причем даже тогда, когда эти пророчества выражены в форме безусловной. Так, не сказал Бог Ионе: "встань, иди в Ниневию - город великий и проповедуй в нем: если Ниневитяне не покаются, то через сорок дней Ниневия будет разрушена", а сказал так: "проповедуй в нем, что Я повелел тебе...". "И начал Иона ходить по городу... И проповедовал говоря: "еще сорок дней - и Ниневия будет разрушена" (Иона 3.1-4). Однако Ниневитяне покаялись, и, несмотря на то, что пророчество было выражено в форме безусловной, Бог Свой собственный приговор отменил».

Да, – говорит Карелин, – государство по-разному относилось к церкви и, даже взаимодействуя с нею, оставляло социально-экономическую сферу жизни вне христианских заповедей. Но надо различать реальное взаимодействие и христианский идеал. Он пишет:

«Известно, что на протяжении двухтысячелетней истории Христианства Церковь сотрудничала с разными социальными системами. Это было возможным потому, что Церковь до времени признавала относительную ценность каждой из них, что справедливо с любой точки зрения, признающей объективный ход вещей. Но социальный  и д е а л  Христианства всегда оставался неизменным: такое общество, в котором единственным общественным преимуществом будет преимущество служений.

"... вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будет вам слугою, и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом." (Мк.10.42-44)

ОБРАЩЕННАЯ ИЕРАРХИЯ,  бесклассовое общество в иерархической форме - так можно определить социальный идеал Христианства, который должен быть осуществлен в царстве святых».

Карелин уверен, что «царство святых» будет осуществлено на земле, несмотря на ярое сопротивление «царства зверя». И что это произойдет именно в России. Об этом церковь хранит массу пророчеств. Об этой  вере в осуществление в России такого общества пламенно свидетельствовал Достоевский в своих последних «Дневниках, выдвигая идею «великого, всеобщего, всенародного, всебратского единения во имя Христово», и эту веру, как говорит Карелин, писатель «не устрашился назвать "нашим русским социализмом"».  В этом, в осуществлении «царства святых» Карелин видит  великую задачу церкви. Регельсону он отвечает:

«Нет, не "тяжесть окончательного разрыва земного государства с христианством как своей духовной основой" пала на плечи Российской Церкви, но великая творческая задача - в союзе с государством явить на Земле царство святых!».

 

 

VI.

Умер Карелин в 1992 г., в самый разгар ельцинского кошмара, умер, безмерно удрученный тем, что социальные идеалы его не сбылись. Отголоском этой скорби является одна из последних его работ ««Тринитарная эсхатология и ближайшие судьбы человечества».  Здесь его талант пророка, провидца и мастера интерпретации трудных апокалиптических текстов достигает апогея. Работа, написанная в 1990 г., кончается  описанием современного ему явления – перестройки. Тут лучше всего предоставить слово самому Карелину.

«Но вот пришла новая перестройка, и все полетело вверх тормашками. Идеология, политика, экономика, мораль, правопорядок. Не сразу: прорабы перестройки действовали методом эскалации. Но достаточно быстро: то, что вчера еще казалось невозможным, сегодня становилось явью. Митинги, забастовки, бешеный разгул антикоммунизма; почти мгновенный распад социалистического лагеря - как корова языком слизнула; пустые прилавки магазинов, дефицит, спекуляция, один за другим с треском проваливающиеся хозяйственные эксперименты, угрожающая социальным взрывом стремительная поляризация бедности и богатства (по одну сторону - десятки тысяч миллионеров, по другую - десятки миллионов людей, живущих за чертой бедности); фактическое оправдание (а то и прославление) проституции и так называемых "сексуальных меньшинств", разгул "массовой культуры", голые красотки, кокетливо демонстрирующие свои прелести с экранов кинотеатров и телевизоров, со страниц газет и журналов, а то и в натуре - на подмостках театров, видеозалы, под эгидой комсомола проповедующие откровенную порнографию и культ насилия; почти всеобщее "пожелтение" прессы; колоссальный рост преступности, кровавые межнациональные бойни, десятки тысяч беженцев, в мирное время ищущих пристанища за тысячи верст от своих разрушенных очагов.

Когда смотришь на все это, невольно вспоминаются строки из Откровения Иоанна Богослова:

"Горе живущим на земле и на море! потому что к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени" (Откр.12.12).

Ну, а Церковь? Разве перестройка не предоставила ей полную свободу? Да! Но в рамках общего плюрализма. Наряду с колдунами, порнографией, сионистскими боевиками и прочей нечистью. В табачных киосках можно увидеть самодельные иконки Божией Матери рядом с портретами обнаженных блудниц. Такая свобода - для Церкви оскорбительна. Ибо не для того существует Церковь, чтобы своей свободой прикрывать свободу зла. Не говоря уже о том, что перестройка развязала и в Церкви "перестроечные силы", которые угрожают теперь церковным расколом.

И вот последнее слово перестройки: рынок. Именно к этому слову нас и подводили исподволь все пять лет.

Рынок - это значит конец надеждам на коммунистическое строительство.

Рынок - это значит продажа России капитализму.

Рынок - это значит всеобщая власть маммоны.

Рынок! И да захлебнется Парусия Духа! Ибо снова, как и две тысячи лет назад, духовный порыв христиан к имущественному братству войдет в противоречие с общественным укладом, основанным на частной собственности. Рынок! И да не будет на земле Царства святых!

Вот он, мистический смысл перестройки!»

Сейчас, по прошествии с небольшим тридцати лет, поражаешься точности анализа Карелина. «Да не будет на земле Царства Святых» – вот как глубоко видел он суть происходящих на наших глазах событий.

В заключение следует сказать, что богословское наследие этого удивительно талантливого человека требует не филистерского порицания, а глубокого изучения. Особенно сейчас – на пороге  непредсказуемых событий, которые, как видится, в скором времени обрушатся на  Россию.

 

12.08.18

 

center>

На главную страницу

Список работ автора


Top.Mail.Ru Rambler's Top100