I.
Два богословия.
Социально-историческая точка зрения
Николай Сомин
В
первой части нашего повествования («Два богословия. Взгляд из Евангелия») мы показали, что в православии имело место два имущественных богословия, причем, разных,
где-то даже противоположных (разумеется, большинство богословов будет это
полностью отрицать). Это богословие святоотеческое,
вытекающее из Нового Завета и проповедующего общинную жизнь, и богословие
«официальное», в основе которого лежит частнособственническое устроение имущественной
сферы христиан, которое к концу XIX в. полностью победило
первое (хотя и использующее массу святоотеческих
цитат – а как же иначе). В этой части статьи мы делаем попытку ответить на вопросы: каким образом и почему «официальное» богословие
сумело оттеснить святоотеческое учение.
Подлинная история есть
история обществ и общественных идей, а не отдельных личностей. И потому,
описывая историю имущественного богословия, мы будем свободно вставлять в
изложение социологические рассуждения. И начнем мы с двух важных социологических
соображений.
Социальные следствия двух богословий
Может показаться, что
имущественная этика не так важна, как догматические вопросы христианства.
Однако это не так. Оказывается, что она оказывает огромное влияние на
устройство мира, выплескиваясь тем или иным социальным строем.
Социальным следствием святоотеческой этики является социализм. Иначе говоря,
именно социализм оказывается ближе к христианству, чем рыночная экономика, ибо
социализм реализуем общинную жизнь в условиях индустриализации. Поэтому
социалистическое устроение общества благословляется Самим
Христом. В этом ракурсе православный социализм как синтез православной веры и
социалистического хозяйствования выглядит не как некое экзотическое сочетание
понятий, а как единственно возможный путь, который реализует чаяния русских
людей о Святой Руси. Правда, этот синтез возможен, если церковь вернется на святоотеческие позиции. Если же она будет продолжать
«официальный» курс, то идея православного социализма будет заблокирована.
В то же время ясно, что
из «официальной» этики вытекает капитализм, который является высшей стадией
социального греха мамонизма. Поэтому надо четко
отдавать себе отчет, что все те, кто ратует за капитализм, идут против
имущественного учения Христа. И несмотря на это многие
из них считают себя православными христианами, исповедующими все христианское
учение...
Зачастую любимым
занятием, сторонников официального богословия является выискивание негативных
сторон социализма. Так, например, они часто утверждают, что христианство
добровольно, а социализм принудителен, и потому это вещи не могут быть
совместимы. Да, христианство как учение ничего не запрещает. Оно лишь
указывает, где добро и где зло, что по Божьи, а что
нет. А уж человек волен исполнять ему Господни заповеди, или нет. «Все мне позволительно,
но не все полезно» (1 Кор.10,23). Но когда на основе учения возникает
организация, то неизбежно она обзаводится сводом законов. Не может избежать
этого и сама Церковь – ее каноны наполнены прещениями,
вплоть до извержения из сана и анафематствования. Тем
более государство – его функция законодательно поощрять добро и запрещать грех.
Таково назначение любого государства, в том числе и социалистического. Поэтому
надо сравнивать советское законодательство с Книгой правил – думаю, что последняя по жесткости даст сто очков вперед.
Правда с запретом греха
часто получается наоборот – для падшего человека запретный
плод сладок. Но в случае частной собственности социалистические ограничения
вполне оправданы. Дело в том, что сребролюбие является огромным соблазном, и
если с ним не бороться, то оно захватывает мир и превращается тяжелейший
общественный недуг – мамонизм, о мерзости которого мы
уже говорили. Социализм с этой общественной заразой борется путем запрета на
частную собственность. И правильно делает. Ибо по-другому нельзя: мамонизм – верный путь всего земного общества в ад. И этот
благодетельный запрет позволил в свое время России провести индустриализация,
победить в жестокой борьбе гидру фашизма, воспитать поколение советских людей,
нравственность которых была наголову выше нынешних. Увы, мамонизму
удалось расшатать устои СССР и сломать советскую цивилизацию. Теперь путь в
социальный тартар открыт, и весь мир быстро движется к духовной погибели.
И тут надо предостеречь
наших православных от одной иллюзии. Вернемся еще раз к милостыне, на
всесильность которой уповают наши христиане. Мы уже говорили, что, безусловно,
милостыня прекрасна, поскольку ее совершитель осуществляет акт любви к принимающему милостыню. Но основать только на милостыне
социальное христианство нельзя. Теперь можно ответить – почему. Как ни
парадоксально, именно из-за добровольности милостыни. Милостыня – именно
заповедь, причем, личная, но не закон, и остаться она должна в ранге личной добродетели.
Но нужна еще законодательная социальная поддержка населения, которую милостыня
заменить не может в силу своей нерегулярности.
Так что идиллия «богатые благотворят, и бедные благодарят», якобы
являющаяся христианским социальным идеалом, тем более оказывается иллюзией.
Социология и собственность
Отношение
к собственности имеет две стороны: 1) отношение человека к вещи и 2) отношение
между людьми, которое возникает из-за собственности. Если первое достаточно
четко разобрано еще в «схеме Климента», то второе так
и осталось в нашем богословии недостаточно выясненным. Хотя странно – ведь
отношение между людьми и есть любовь. Мы видели, что, что официальное
богословие всячески стремится умалить общественные отношения и свести их к
личному отношению к вещи. Однако, как мы видели, даже очевидные социальные
соображения Златоуста кардинально меняют картину. Поэтому социологическая (а
значит и классовая) точка зрения на вопрос необходима. Более того, в
имущественных вопросах она должна быть рассмотрена в первую очередь. Для этого
необходимо серьезное развитие христианской социологии, важность которой у нас
пока не осознана нашей православной общественностью. В частности, у нас крайне однобоко рассматривается очевидная и весьма
актуальная коллизия между социализмом и капитализмом. Поэтому давайте
рассмотрим капитализм и социализм с точки зрения схемы Климента.
Только дополним ее уже рассмотренными ехидными социологическими вопросами
Златоуста.
По Клименту,
есть люди, подчинившиеся мамону, и люди, оставшиеся от его влияния свободными.
Спрашивается, сколько первых и сколько вторых? Разумеется, оценить очень
трудно, но все же попробуем. Как мы видели, уже во
времена Златоуста первых, было огромное количество. Златоуст утверждал, что
«все». Но думается, что он в порыве риторической гиперболы преувеличивал – не
все, но скорее всего большинство. Сейчас ситуация вряд ли лучше – большинство
совершенно сознательно бежит за мамоном, поскольку хочет много денег. Хотя
опять-таки большинство, но не все.
Теперь посмотрим, что же
получается. Капитализм всем этим любителям денег дает свободу проявить свое
хотение, предоставляя им возможность владеть частной собственностью и крутить
бизнес. При этом он недоплачивает простым работягам,
но ставит очень высокие зарплаты топ менеджерам (так хозяевам выгодно). Советский же социализм все это обрубает,
запрещая частный бизнес, но дает этим людям зарабатывать «как все», включая и
топ менеджеров. Да, поклонники мамона (а их, как мы помним, большинство)
недовольны. Они либо охая социализируются, держа фигу
в кармане, или устраивают заговоры. Неудивительно, что в советское время была
масса вредителей и еще больше недовольных.
Но есть и другие,
свободные от денежного ярма. Их грубо можно разделить на две группы: 1) люди,
одержимые идеей, творчеством, наукой, изобретательством и 2) коллективисты,
готовые трудиться не на себя, а на общество. Что касается первой группы, то
вряд ли можно утверждать, что при капитализме им проще. Наоборот, такие люди,
при их поддержке государством, могут
выдавать гораздо более качественную продукцию, чем при капитализме. И
действительно, вспомним замечательный советский кинематограф, великолепный
театр, гениальные творения наших советских композиторов, науку очень высокого
качества и пр. А уж люди второй группы – без пяти минут христиане. Дело в том, что по мнению Златоуста «что принадлежит Владыке, то
принадлежит вообще всем» /XI:704/, и, следовательно, служение «всем»
одновременно является и уподоблением Богу. Таким людям остается только поверить
в Бога, и они станут истинными христианами. При капитализме же коллективисты в
загоне, им в условиях индивидуализма очень трудно проявить свои лучшие
качества.
Таким образом, даже с
точки зрения схемы Климента социализм оказывается
ближе к христианству, чем капитализм. И все же собственность для падшего
человека очень притягательна, настолько, что многих переделать просто
невозможно. Поэтому, если даже Россия сумеет перейти к православному
социализму, то частнособственнический сектор придется оставить, предоставив
желающим там существовать. Но необходимо прочно оградить его от мира
социализма, дабы исключить его разлагающее влияние.
До Златоуста
После сделанных
замечаний теперь можно перейти к краткому историческому рассмотрению вопроса. Скажем
сразу: официальное богословие зародилось еще в Византии где-то в V
веке. Но до этого имущественное богословие было другим.
В
первые
века христианства (I-III вв.) идеалом христиан
была первоапостольская Иерусалимская община, и все
другие общины старались ей подражать. Однако где то в III веке в общинах стали
появляться богатые христиане, которые стали требовать выявления своей роди в
поддержании общинной жизни. Поэтому неудивительно, что появилась концепция Климента Александрийского, которая уже поставила вопрос о
богатых иначе: спасение зависит не от величины богатства, а от того, насколько
ты свободен от власти богатства. Хотя его мнения еще вполне корректны, но его
последователи постепенно превращали их в официальную доктрину. Так что Климента можно считать отцом «официальной» доктрины.
В IV веке статус Церкви
резко изменился: из гонимой она стала государственной.
Масса римских граждан, исповедующих римское право с его понятиями о
собственности, ринулось в Церковь. Как следствие, этот собственнический
менталитет неофитов пришел в противоречие с общинным менталитетом старых
христиан. И поэтому у многих святых отцов, которые выступили с активной
проповедью в этот период: Амвросия Медиоланского, Василия Великого, Григория
Богослова, Иоанна Златоуста появляются нотки обличения своих прихожан и попытки
разрушить их собственнические инстинкты. Особенная роль в этом принадлежит св.
Иоанну Златоусту. Великий святитель очень часто обращается к теме богатства и
собственности – чаще, чем остальные святые отцы вместе взятые. И в совокупности
его высказываний нам предстает глубоко продуманная, взвешенная и разветвленная
концепция имущественной этике, где находят свое место и коммунизм Иерусалимской
общины, и соображения Климента.
Проповедь Златоуста
становится столь известной, что к нему в Константинополь начинают стекаться
многочисленные ученики и единомышленники, вскоре составившие целое святоотеческое направление в нравственном богословии, и в
частности – в имущественной этике. Однако растущая популярность Златоуста
начинает многим не нравиться. Против него образовался заговор из светских и
церковных высокопоставленных персон, которые по надуманному поводу сумели
предать его церковному суду. В конце концов Златоуст
был извержен из сана и отправлен в ссылку, где и умер. Были также преданы суду,
репрессированы и даже убиты многие сторонники Златоуста. Хотя остались
некоторые его известные ученики: Исидор Пелусиот,
Иоанн Кассиан Римлянин, Феодорит
Кирский, но их популярность была несравнима со Златоустовой.
Церковь меняет парадигму
Смерть Златоуста
и разгром его школы явились трагичным событием для церкви. После Златоуста
таких активных борцов за чистоту имущественного богословия церковь больше не
выдвигает. Да и сама тематика постепенно сходит на нет
– на первый план выходят догматические споры –:
сначала триадологические, потом христистологические.
Этот переломный момент в имущественной этике – церковь фактически меняет
парадигму с общинной на собственническую. Меняет
постепенно, полегоньку, но вполне определенно. Как же так получилось, что церковь,
понявшая божественность Христа и вполне воспринявшая его подвиг по спасению
человечества, церковь, увидевшая тайну Пресвятой Троицы и преклонившаяся перед
ней, в имущественном вопросе уклонилась от Христовых заповедей и склонилась к
необходимости собственнических отношений между христианами? Тут необходимо
более тщательное рассмотрение. Думается, что дело в двух основных причинах.
1) Падшесть человеческая. Церковь,
ставшая господствующей, все более и более убеждается, что переломить
собственнические устремления ромеев не удается. И
церковь в конце-концов
отказывается от воплощения в жизни Византии евангельского социального идеала.
Интересную трактовку этому переломному моменту дает наш известный философ Г.П.
Федотов. Утверждая, что Церковь несет в себе «социальный догмат», т.е. заповедь
о том, как жить христианам на земле, и понимая также, что этот догмат включает
общинную жизнь с общей собственностью, философ тем не
менее всю ситуацию оправдывает: «С прекращением гонений перед
христианской церковью открывались два пути: или остаться небольшой общиной
чистых, ожидающих исполнения обетования Христова и его возвращения для суда над
миром, предоставив этот мир своей неизбежной гибели, - или идти в мир, чтобы
учить и спасать его, чтобы привить ему, что возможно из недосягаемого
христианского идеала, неизбежно снижая этот идеал до уровня мира.
Церковь пошла вторым путем - путем любви и снисхождения. Сектанты до сих пор не
могут простить ей этого. Но в ригоризме чистоты есть много жестокости - равнодушия
к гибели других людей /25:63/. Поэтому, по мнению Федотова, «Поставив своей
задачей христианизацию греко-римского мира, церковь должна была принять
сложившийся в нем социальный, как и политический строй. Переменить его было не
в ее власти» /25:63/. Только тогда
получается, что первыми злостными «сектантами» были апостолы Христовы, с
огромным упорством взявшиеся реализовать «социальный догмат». И надо ясно
понимать, что в результате такой «любви и снисхождения» церковь потеряла , свою «первую любовь» (Лев Тихомиров) – свой социальный
идеал.
Да, безусловно, падшесть людская велика, и в первую очередь она проявляется по отношению к антитезе «мое и твое». Мы уже видели, насколько был ошеломлен и опечален Златоуст, описывая неистовство людей в их стремлении к собственности. Он даже прямо с амвона призывал своих прихожан одуматься и последовать примеру Иерусалимской общины: "Но если бы мы сделали опыт, тогда отважились бы на это дело. И какая была бы благодать! Если тогда, когда не было верных, кроме лишь трех и пяти тысяч, когда все по всей вселенной были врагами веры, когда ниоткуда не ожидали утешения, они столь смело приступили к этому делу, то не тем ли более это возможно теперь, когда, по благодати Божией, везде во вселенной пребывают верные? И остался ли бы тогда кто язычником? Я, по крайней мере, думаю, никто: таким образом мы всех склонили бы и привлекли бы к себе. Впрочем, если пойдем этим путем, то уповаю на Бога, будет и это. Только послушайтесь меня, и устроим дело таким порядком; и если Бог продлит жизнь, то, я уверен, мы скоро будем вести такой образ жизни" /IX:114/. Однако его призыв остается втуне – никто из прихожан на него не откликнулся. Но смысл христианства – в избавлении от падшести. Причем, это нужно сделать здесь на земле – тогда только и можно рассчитывать на Царство Небесное. И Господь, призывая в Царство, предполагает и очищение души, в том числе – и в имущественной этике. Поэтому, несмотря на людскую падшесть, Христос призывает перейти из жизни в условиях собственности к жизни в общине. Повторяем – это главная социальная заповедь Господня. Однако, тогдашние пастыри решают по-другому: чтобы не потерять паству, они, увы, меняют свою позицию.
В
дополнение к этому симфония с собственническим государством заставляет церковь
поменять позицию. Драма состояла в том, что это было уже сложившееся Римское государство,
причем именно государство привлекло церковь для своей поддержки. Тут христиане к сожалению не восприняли рекомендации Христа,
озвученные в притче о молодом вине и старых мехах. Но создать новое
государство, как и новое общество христианству не
удалось, так что пришлось к ним приспосабливаться, пытаясь их как-то
облагородить. Отчасти это удалось, но только отчасти. По сути дела, церковь
новое христианское общество в большом масштабе создать не сумела. В конце концов это и явилось глубинной причиной падения Византии.
2) Необходимость
финансирования церкви. Эта необходимость, включая обеспечение клира и затраты
на культ, совершенно законна и должна быть удовлетворена. Но финансироваться
можно по-разному. Намечается три способа (названия условные):
– «государственный»,
когда церковь финансирует государство;
– «капиталистический»,
когда церковь финансируют прихожане и
– «олигархический», при
котором львиная доля средств идет от богатых бизнесменов («олигархов»).
Очевидно, при всех этих
способах церковь вынужденно вступает в отношение зависимости
от источника финансирования – «кто платит, тот и заказывает музыку». Зависимость от государства приемлема, если
само государство православное. Так и было в Византии, и поэтому большую часть
средств (обычно в виде земли с деревнями). церковь получала через пожалования императора. Так же было и
в России, но в синодальный период многие церковные деятели считали, что
государство необоснованно влезает в дела церкви требовали
независимости. Капиталистический способ популярен сейчас в жизни западных
православных церквей. Но зависимость от прихожан оказывается еще более
неприятной – богатые прихожане говорят: «раз мы платим, то и хотим, чтобы все
было по-нашему». И кроме того, ввиду бедности наших
прихожан такой способ у нас не эффективен – пожертвований слишком мало. Поэтому
сейчас основным способом финансирования наших храмов является способ
олигархический /13/. Тут нет зависимости ни от государства, ни от прихожан (что
очень нравится нашим батюшкам), но в полной мере возникает зависимость от
социального строя – капитализма. Ибо «олигархи» (в том числе и верующие) – дети
нашего варианта мамонизма, и они обеими руками
держатся за капитализм. Наши же батюшки, естественно, не могут рубить сук, на
котором сидят, и потому тоже за капитализм. Таким образом, получается
удивительный парадокс: церковь за капитализм, который является антихристианством
и который губит Россию.
Какая из причин более
весома? В византийские времена, по-видимому, была сильнее первая причина, но
сейчас вес их поменялся. С одной стороны, реализация социализма в России
доказала, что евангельский подход – не утопия, а вполне реализуемая концепция
даже при существующем уровне падшести. А с другой –
церковь осталась отделенной от государства, и поэтому вопрос ее
финансирования выходит на первый план.
После Златоуста
Вернемся к историческому
повествованию. После гибели Златоуста тон высказываний о богатстве и
собственности постепенно меняется. Так, тот же Феодорит
Кирский уже проповедует, что раз и богатый и бедный –
оба христиане, то разница между ними не существенна и
они должны жить, тем более, что они друг без друга и не могут прожить: «Итак,
почему же ты гневаешься и обвиняешь бедность, когда видишь, что и богатство
имеет великую в ней нужду, и обладающие богатством не
могут без нее прожить? Подивись Тому, Кто так премудро распоряжается в этом:
одним дает деньги, другим – искусства, и посредством нужды приводит их в
согласие и приязнь» /14:99/.
Что же касается
монашества, то расцветшая в VI веке монашееская литература («Лествица»,
«Поучения Аввы Дорофея» и др.) во многом солидарна с
предыдущей святоотеческой традицией, например «Стяжавший любовь – расточил деньги; а кто говорит, что имеет
и то и другое, тот сам себя обманывает» /15:131/. Однако в сочинениях
монахов-отшельников вопрос сводится исключительно к личному сребролюбию,
которое, разумеется, осуждается и рассматривается как одна из восьми основных
греховных страстей. Такой взгляд и неудивителен
– он выработан в монашеской среде, которая принципиально ушла из общества в
пустыню, поскольку считала, что общество безнадежно испорчено (в том числе и
сребролюбием), и преображению не подлежит. Ясно, что такая точка зрения не
позволяет выработать объемный глубокий взгляд на предмет.
Однако заметим, что
церковь тогда помнила о старой общинной парадигме и стремилась хоть как-то
удержать ее. В результате эта парадигма воплотилась в монашеском общежитии (оно
появилось в IV в стало
активно развиваться именно в этот период), и в то же время совершенно исчезла в
миру – никаких социалистических идей в византийском обществе мы не видим. Но
ясно, что подавляющее большинство христианского населения оставалось именно в миру, и именно к нему была
обращена новая доктрина, уже содержащая черты «официальной».
Дальше – больше. Где-то
в VIII веке устанавливается круг евангельских и апостольских
чтений на литургии, который постепенно модифицируется. И в итоге оказываются
выброшенными «коммунистические фрагменты» из Деяний Апостольских (видимо, чтобы
не смущать простой народ, что апостолы ввели общую собственность).
Иоанн Златоуст был после
кончины достаточно быстро канонизирован. Однако парадокс в том, что самое
замечательное его достижение – учение о богатстве и собственности – во всей его
полное так и не было воспринято. Например, учение Златоуста о новоначальных
и совершенных применительно к имущественным воззрениям: если для совершенных
естественным была общая собственность, то для новоначальных
Златоуст снижает планку, считая для них достаточным просто честность в
имущественных расчетах. Тем самым Златоуст, понимая, что в одночасье
совершенным стать нельзя, обозначает лестницу восхождения к имущественному
идеалу. Однако, эти его мысли остались втуне. А в
поздней Византии его учение,
видимо, уже перестало быть
востребованным. Так, монах Евфимий Зигабен (XII век) пишет толкования
на Евангелия Матфея и Иоанна, утверждая при этом, что
они составлены на основании Златоустовых. Но на самом
деле там используются лишь крохи его учения.
Но и в истории позднего византийского
богословия не все так однозначно. Уже много позже Златоуста появляется
христианский проповедник, во многом возродивший традицию великого святителя.
Это св. Симеон Новый Богослов (XI
век). Вот его высказывание:
"Вещи и деньги в
мире являются общими для всех, как свет и этот воздух, которым мы дышим, и сами
пастбища неразумных животных на равнинах и горах. Все, следовательно, было
установлено общим, для одного пользования плодами, но по господству (не дано)
никому. Однако, страсть к стяжанию, проникшая в жизнь, как некий узурпатор,
разделила различным образом между своими рабами и слугами то, что было дано
Владыкою всем в общее пользование. Она окружила все оградами и закрепила
башнями, засовами и воротами, тем самым лишив остальных людей пользования
благами Владыки. При этом, эта бесстыдница утверждает,
что она является владетельницей всего этого, и спорит, что она не совершила
несправедливости по отношению к кому бы то ни было" (цит.
по /16:134/).
Очень интересно, что
далее преп. Симеон высказывает мысли в духе самых
заветных идей Златоуста, но формулирует их еще резче, чем великий святитель:
"Итак,
каким образом, если они (владельцы - Н.С.), взяв что-нибудь или даже все из
этих денег из страха угрожающих наказаний или в надежде получить сторицею или
склоненные несчастиями людей, подадут находящимся в лишениях и скудости, то
разве можно считать их милостивыми или напитавшими Христа или совершившими
дело, достойное награды? Ни в коем случае, но как я утверждаю, они
должны каяться до самой смерти в том, что они столько времени удерживали (эти
материальные блага) и лишали своих братьев пользоваться ими" (цит. по /16:135/).
"Поэтому тот, кто
раздает всем из собранных себе денег, не должен получить за это награды, но
скорее остается виновным в том, что он до этого времени несправедливо лишал их
других. Более того, он виновен в потери жизни тех, кто умирал за это время от
голода и жажды. Ибо он был в состоянии их напитать, но не напитал, а зарыл в
землю то, что принадлежит бедным, оставив их насильственно умирать от холода и
голода. На самом деле он убийца всех тех, кого он мог напитать" (цит. по /16:135/)
Это значительно
превосходит ригоризм Златоуста. Даже если богатый раздаст все свое имение, он
остается убийцей тех, кого он мог бы напитать, но не сделал этого. Таким
образом, по преп. Симеону, чтобы богатому спастись,
ему нужно не только раздать все свое имение, но и каяться до самой смерти в
своем жестокосердии. А вот еще, очень радикальное, мнение преп. Симеона:
"Диавол внушает нам
сделать частной собственностью и превратить в наше сбережение то, что было
предназначено для общего пользования" /16:135/.
Снова, как и у
Златоуста, частная собственность - от диавола. Но
преп. Симеон идет дальше: он развивает эту мысль и
бесстрашно делает крайние выводы из учения Златоуста, на которые сам великий
святитель только намекал.
Остается, однако,
отметить, что мысли св. Симеона, несмотря на их
яркость, остались его частным мнением и
никакого серьезного резонанса в обществе не произвели. Византия, номинально
христианская, но так и не сумевшая создать подлинно христианский социум,
неслась к своей гибели, наступившей в 1453 г.
Отметим, что в
католической церкви совершалась аналогичная трансформация имущественной этики. Только временные рамки были другими: вплоть до XIII в у
католиков преобладало мнение, что община и общественная собственность, в
отличие от частной, соответствует замыслу Бога о человеке. Однако
знаменитый католический богослов Фома Аквинат все
переиграл, посчитав, что частная
собственность сама по себе как институт безгрешна; погрешают же конкретные
люди, неверно ее использующие. Позже католики, постоянно упираясь
сдавали одну позицию за другой. И наконец, папа Иоанн-Павел
II торжественно благословил современный капиталистический
порядок /17/.
Русское богословие
В X
веке византийское имущественное богословие, уже наполовину «официальное»,
вместе с догматикой и богослужением, попадает к нам на Русь. Однако неожиданно
оказалось, что именно привнесенная имущественная этика проигрывает русским
языческим традициям, ибо в то время в России, по мнению И.Я.Фроянова
/18/, господствовала родовая и соседская община, в которой была широко
распространена общая собственность. То есть местное население исповедовало боле
христианские имущественные отношения, чем привнесенные из Византии. Не
исключено, что это является одним из факторов, обусловивших долговременное
влияние язычества на Руси. Впрочем, мы не будем дальше развивать эту тему,
поскольку она очень слабо изучена.
Следующий эпизод –
иосифляне и нестяжатели в XVI в. Спор был о
конкретном вопросе: допустимо ли монастырям владеть селами/19/. Но если брать
более широко, то вопрос шел о том, какой быть Русской церкви – по возможности
богатой, владеющей большой собственностью, или аскетичной,
бедной, но духовно авторитетной. Победила первая точка зрения, что и на долгие
века определило отношение церкви как к собственности в
миру, так и к церковной собственности. Что касается последней,
то победа иосифлян привела к резкому укрупнению земельных владений наших
монастырей. Смысл этого был в том, что земля приобреталась с деревнями,
крестьяне которых работали на монахов. Например, Троице-Сергиева лавра. Надо
сказать, что при самом Сергии Радонежском у монастыря вовсе не было земли. Но
уже при преемнике Сергия св. Никоне деревеньки стали прикупаться, и в XVIII
в. лавра стала чуть ли не крупнейшим земельным собственником в России
(106 тыс. душ крестьян). Слава Богу, государыня Екатерина освободила церковь от
этого бесчестия, отобрав монастырскую землю и заменив ее государственными
дотациями.
Ну, а что же святоотеческое богословие? О нем русские люди тоже знали.
Об этом, прежде всего, говорит необычайная популярность на Руси творений
Златоуста. Первые переводы святителя появились на Руси в XII в. Широкое
распространение получил сборник его творений под названием «Златоструй».
Кроме того, были известны такие собрания гомилий
Златоуста, как «Маргарит» и «Учительное Евангелие». В XVI – XVII вв.
на Руси был известен сборник, который так и назывался – «Златоуст». Таким
образом, современное ему православное общество было ознакомлено с подлинным святоотеческим учением по имущественному вопросу.
Далее, в начале XVIII в заметно влияние
Киевского богословия во многом зависимого от католичества, в котором к тому
времени прочно победила «официальная» доктрина. В Самом
начале XIX в. у нас в имущественной этике начинается засилье
протестантизма /20/. В
Католический период. В
1867г. в результате реформы духовного образования была утверждена Программа по
нравственному богословию, и в качестве учебника был рекомендована вышедшая в
1864г. книга о. Павла Солярского «Записки по нравственному православному
богословию» /22/. В этой книге, составленной, как утверждают критики, по
руководству католического моралиста Риглера,
содержится гораздо более развернутое имущественное
учение. Основная мысль та же: «Иметь собственность и пещись
о умножении ее Христианину не предосудительно» /22:156/,
причем эта мысль подтверждается рядом ссылок на Быт.1, 26 («и да владычествуют
они (люди – Н.С.)…над всею землею»), Климента
Александрийского, Гангрский собор, Василия Великого и
даже Иоанна Златоуста. Упоминает автор и «аргумент от благотворения», введенный
еще Климентом: «давать можно только из своего». Кроме
того, о. Солярский видит в богатстве и другие положительные стороны: богатство
дает возможность освободиться от тяжелого бремени труда, дает средства к
образованию, позволяет приобрести любовь и уважение в обществе, оживляет
чувство благодарности Богу и, наконец, распространяет «здравые понятия и чистую
нравственность» /22:158/.
Однако о. П. Солярский
говорит и об отрицательных сторонах богатства – и в этом новизна его учебника
по сравнению с книгами «протестантского периода». Упоминается «петля Златоуста»
–так иногда называют не раз высказываемую Златоустом
закономерность: чем больше у человека имений, тем сильнее он хочет приобретать
их еще больше. Например: «Разве вы не
знаете, что чем больше кто имеет, тем большего желает?» /XII:26/; «Как пьяные,
чем больше вливают в себя вина, тем большей распаляются жаждой, так и
сребролюбцы никогда не могут остановить этой неукротимой страсти, но чем более
возрастает их имущество, тем сильнее разжигаются они корыстолюбием и не отстают
от этой страсти, пока не низринутся в самую бездну зла» /IV:211/.
Однако ссылка делается
не на великого святителя, а на его ученика св. Исидора Пелусиота.
В списке условий корректного употребления собственности появляются новые: не
прилепляться к богатству, помнить о его непостоянстве, избегать роскоши. О
бедности говорится, что она «сама по себе не есть зло» /22:169/ - она имеет как
преимущества, так и опасные стороны.
В конце 60-х – начале 70-х годах наблюдается
оживление нашего богословия, и в связи с этим выходит целый ряд книг известных
священников по нравственному богословию. В них по-прежнему господствует «официальный»
тезис о незыблемости собственности. «Для поддержания своей жизни и для достижения полезных целей
человек имеет не только право, но и долг приобретать и сохранять свою собственность»
(прот. Иоанн Скворцов) или
несколько мягче: "Христианину не запрещается ни
приобретать богатство, ни пользоваться им, когда оно есть" (прот. Назарий Фаворов) И по прежнему, все эти книги, по мнению Бронзова,
испытали «влияние» тех или иных католических богословов. Чуть позже, в
А что же святоотеческая доктрина? Она существовала, несмотря на
засилье «официального» богословия. Так в
Кроме того, в России
появляется целая плеяда замечательных философов, с одной стороны воспринявших
православную традицию, а с другой понимающих важность социальной сферы для
спасения человека: В.С. Соловьев, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, Л.П. Карсавин, Г.П. Федотов и другие. Именно они становятся
продолжателями святоотеческой концепции.
В целом же, в «католический» период официальная
доктрина была обогащена рядом новых положений, по большей части критического
характера. Активно стали использоваться святоотеческие
творения. В таком виде она фактически дожила до нашего времени.
Но русские – не ромеи, и не западные буржуа – большинству населения России
такая философия в общем-то поперек горла. Об этом,
например, свидетельствуют пословицы русского народа. Вот некоторые:
"Пусти в душу ад - будешь богат"
"Деньги копил, да нелегкого
купил"
"Богатому черти деньги куют"
"Когда деньги говорят, то правда молчит"
"Деньгами души не выкупишь"
"Отец богатый, да сын неудатый".
И поэтому оно так горячо
приветствует социалистические идеи, которые появились в России в конце XIX
века. Церковь против них начинает борьбу, но при этом еще более погружается в
апологию частной собственности и капитализма, в огромной степени утратив свое
реноме защитницы правды. Многочисленные примеры высказываний апологетов
официальной доктрины приведены в первой части настоящей статьи. Но результат
известен – революция и последующие притеснения церкви.
Судьбы церкви в советский период
Неожиданно церковь со
своей официальной доктриной оказывается в совершенно другом социуме, отрицающем
христианство вообще. Конечно, новомученики
официальную доктрину не защищали. Они защищали Христа, противились Его
поруганию, являли верность Христу, и в этом были абсолютно правы. Надо сказать,
что церковные историки у нас долгое время придерживались «черно-белой» позиции
(и придерживаются до сих пор) – чистая и непорочная церковь в советское время
подверглась беспричинному нападению темных бесовских сил. Однако еще Евсевий Кесарийский в IV веке отмечал, что только
небольшие гонения клонятся к славе церкви; если же гонения сильны, то они
попущены Самим Богом и надо искать причины в самой
церкви. Но понимания, почему же случилась катастрофа с
церковью, новомученики так и не достигли – они сразу
были вовлечены в круговорот гонений, и для глубокого осмысления просто не
оставалось времени. И лишь некоторые, например митрополит Кирилл (Смирнов),
видели в гонениях суд Божий за недостаточную работу с прихожанами. Впрочем, не
достигли понимания и современные историки.
Разумеется, гонения на
церковь, развязанные большевиками оправданы быть не могут, но надо ясно
понимать, что они явились орудием Божиим, с помощью которого Господь судил
церковные грехи. Кроме того, надо отметить, что большевики проявили больше
адекватности в понимании событий –
церковь ими рассматривалась как классовый враг, защищающий капитал и помещиков.
И, заметим, поскольку официальная доктрина господствовала, то такой взгляд в то
время имел основания. Однако надо иметь
в виду, что уже с момента октябрьской революции имели место два клана
большевиков: большевики-«сталинцы»:
они не принимали церковь за ее поддержку капитализма; и большевики-троцкисты:
они стремились уничтожить церковь как исповедующую Христа, и лишь прикрывались классовыми
соображениями. Сталинцы в
конце концов победили и сумели в 1943г. примириться с церковью и примирить ее с
советской властью.
Сейчас некоторые наши
патриоты думают, что нашу церковь постигли гонения из-за того, что она после
отречения Николая быстро и недвусмысленно поддержала падение монархии.
Думается, что дело в другом –
ведь царь Николай, будучи главой церкви, сам, в добром здравии и твердой памяти
подписал акт отречения, и естественно, что синодалам
фактически осталось лишь констатировать происшедшее. А дело том, что церковь в
течение фактически полутора тысяч лет исповедует неверную, неевангельскую
имущественную этику. И вот пришел момент расплаты. Десять лет назад я этот суд
Божий комментировал так:
«Игнорируя социальное
поле битвы за правду Божию, Церковь оказалась наказанной именно социальным
движением, на знаменах которой были написаны лозунги восстановления
справедливости и правды земной. Не услышав призыв Бога строить вместе с Ним
Царство Божие на земле, Церковь стала гонимой от людей, которые вознамерились строить
на земле рай без Бога. Отвергнув христианский социализм, Церковь была судима
социализмом атеистическим» /24/.
Теперь же, думается, что
надо сказать более определенно: церковь
наказана Богом за неверную имущественную позицию, за то, что была за богатых,
а должна была встать на сторону бедных. Именно это, а не что-либо иное, вызвало
гнев Божий и явилось глубинной причиной гонений. Весь советский период для
церкви – это сплошная епитимья: Бог заставил Свою церковь принять советскую власть
с ее имущественной концепцией, ибо она ближе к Евангелию, чем принятая тогда церковью.
И социализм, на построение которого была направлена вся деятельность советской
власти, оказался попыткой в условиях огромной страны создать общинный строй с
общей собственностью, т.е. по большому счету именно то, к чему призывал
Христос. Попыткой, увы, без Бога и потому в конце
концов окончившейся неудачей, но попыткой в правильном направлении.
Хотя, если говорить
начистоту, то никакого внутреннего согласия с социальной концепцией советской
власти не было; церковь смирялась под нажимом, но как свое она советский
социализм так и не приняла. Лишь отдельные иерархи (например, патриарх Сергий)
признавали верность советского подхода к собственности. Но даже в период полной
победы социализма церковь всегда держала фигу в
кармане. Это видно хотя бы по тому факту, что, несмотря на, казалось бы,
благоприятные условия для актуализации святоотеческой
имущественной этики, богословы советского времени уклонялись от этой задачи и в
этом направлении фактически ничего не сделали. И чуть советская власть
зашаталась, они быстренько во весь голос провозгласили старую официальную
доктрину.
Гонения прошли, уже 30
лет наша церковь совершенно свободна. Но не усвоены уроки XX
века; снова переизданы дореволюционные учебники, снова возрождено официальное
богословие, которое теперь сопровождается филиппиками против большевиков, и
советского строя. В результате наша церковь фактически благословила тот жуткий мамонический капитализм, который сейчас накрыл Россию.
Это тяжелая ошибка наших
современных богословов, которую надо срочно исправлять. По сути дела, церковь
наступает не те же грабли, на которые она наткнулась в начале XX
века. Тогда наказание Господне было тяжелым; и сейчас оно будет не легче, а
может быть еще более страшным. Ибо за вторичное неисполнение Его заповеди Он
наказывает гораздо больнее. Каким это наказание, не дай Бог, будет – мы не
знаем. Но уже сейчас начинают доноситься очень неприятные звоночки. Так, в разговорах с людьми нецерковными слышатся такое мнение, что церковь ныне –
бизнес-структура по добыванию денег и недвижимости. Конечно, это неправда –
церковь земная прежде всего исповедует Христа, и в
этом видит сущность своей деятельности. Но раковая опухоль собственности и
денег разрастается, и она видна всем – может быть неверующим даже виднее, чем
верующим. Капиталистическая жизнь затягивает и
оторваться от официальной доктрины нашим батюшкам очень трудно. Но это путь
неверный, путь, который не только дискредитирует нашу церковь, но и религиозно
оправдывает нынешний чудовищный мамонизм, и к какой
катастрофе он приведет – один Бог знает.
Мы уверены, что в конце концов правда воссияет и общинное святоотеческое имущественное богословие ранней церкви и
отцов IV века одержит верх. Уверены, потому что глава Церкви –
Христос и Он укажет пути для утверждения Своей истины.
Ибо, по сути дела, это богословие Самого Христа. И его
не нужно придумывать – оно давно создано величайшими святыми нашей Церкви. Его
просто нужно вспомнить, актуализировать и применить к существующей ситуации.
Чем скорее, тем лучше.
Литература.
I-XII. Творения святого
отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольского, в русском
переводе. тт. I-XII.
С.-Петербург. Издание С.-Петербургской Духовной
Академии. 1894-1911.
1. Николай Сомин.
«Удобнее верблюду…». //Православный социализм как русская идея, Москва, 2015.–
С. 283-303.
2. Климент
Александрийский. Кто из богатых спасется? Православный приход Храма иконы
Казанской Божией Матери в Ясенево при участии ООО «Синтагма». М.: 2000. – 64 с..
3. Николай Сомин. Спор
вокруг Иерусалимской общины. //Православный социализм как русская идея, Москва,
2015.– С. 265-282.
4.. Николай Сомин. Лекция 4. Коммунистические
фрагменты Деяний апостольских (narod.ru)
5. И.А. Ильин. Социальность или социализм? // Иван Ильин. "О грядущей
России". Избранные статьи из книги "Наши задачи". Под. ред. Н.П.
Полторацкого. –М.: Военное издательство, 1993. – С.
60-63.
6. Игнатий Зейпель. Хозяйственно-этические взгляды отцов
церкви. М., 1913.
7. В.И. Экземплярский.
Учение древней Церкви о собственности и милостыне. Киев: 1910. – 279 с.
8. А.Генц. Христианство и социализм. Религия социализма. М., 1906. - 32 с.
9. Николай Сомин «Ты не
можешь более управлять». //Православный социализм как русская идея, Москва,
2015.– С. 327-347.
10. Прот.
И. Восторгов. Христианский социализм. /Полн. собр. соч., т. 5, ч.
11 Прот.
И. Восторгов. Опыт противосоциалистического
катехизиса./ Полн. собр. соч., т. 5, ч.
12. Св. Григорий
Богослов. О любви к бедным. Творения, т. 1. – Свято-Троицкая Сергиева
Лавра, 1994.
13. Николай Сомин. Уранополитизм и капиталофилия
(ruskline.ru)
14.
Блаженный Феодорит епископ Кирский. Десять слов о промысле.
Сергиев Посад, Типография Св.-Тр.
Сергиевой Лавры, 1907.
15.
Св. Иоанн Лествичник. Лествица.
– Сергиев-Посад, 1908.
16. Архиеп. Василий (Кривошеин). Преподобный Симеон Новый Богослов. М., 1992.
17. Николай Сомин. Католическая социальная
доктрина: спуск в преисподнюю? (ruskline.ru)
18. Игорь Фроянов - Начало христианства на Руси читать онлайн и скачать бесплатно (libfox.ru)
19. Сомин Н.В. "Стяжатели" и "нестяжатели" (narod.ru)
20. Сомин Н.В. Как учили в наших семинариях о
богатстве и собственности (narod.ru)
21. Богословия нравственныя
или христианские наставления, в которых ясно и твердо доказаны должности
Христианина, в общественном или гражданском, в домашнем или Церковном состоянии
находящегося. Пер. с латинского свящ. Иаковым Арсеньевым. Ч. II. – М.: 1804.
22. Прот.
П. Солярский. Записки по нравственному православному богословию. Т. III.
СПб. 1864. – 584с.
23. В. Эрн. Христианское отношение к собственности. Религиозно-общественная
библиотека. Серия I, N 3. М., 1906.
24. Николай
Сомин. «По грехам нашим» (ruskline.ru)
25. Г.П.Федотов. Социальное значение христианства. В сб. Г.П.Федотов. О святости, интеллигенции и большевизме. Избранные статьи. СПб,: Изд. С-Петербургского университета, 1994. - с.152.
