Rambler's Top100

I.   Два богословия. Взгляд из Евангелия

 

Николай Сомин

 

Введение. О чем эта статья.

Наши богословы об этом предпочитают помалкивать. Но сказать все-таки необходимо. Речь идет о нашем православном имущественном учении, т.е. об отношении к богатству и собственности, которое обычно излагается в наших православных книжках, и которым руководствуются наши пастыри. Дело в том, что при более внимательном рассмотрении ясно выявляются две разных концепции имущественной этики, причем настолько разных, что объединение их в единую теорию становится практически невозможным. Одна из концепций в основном опирается на наследие святых отцов III-V веков:  Киприана Карфагенского, Василия Великого, Амвросия Медиоланского, и конечно же – на уникальное наследие  св. Иоанна Златоуста. Поэтому мы будем называть ее святоотеческой. Другая окончательно сформировалась у нас в России в конце XIX века. Увы, это богословие, всегда следуя частнособственническому взгляду на собственность и богатство, оказалось неспособным должным образом осмыслить это сложнейшую сторону человеческой жизни. Фактически оно капитулировало перед бурно развивавшемся в XIX веке капитализмом, выстраивая апологию буржуазному строю и предавая анафеме социализм, появившийся в России как реакция на экспансию капиталистических отношений. Ранее я называл такое богословие «общепринятым». Но теперь я думаю, что лучше последовать выдающемуся русскому богослову В.И. Экземплярскому, который присваивал этому богословию эпитеты «казенное» или «официальное». Это гораздо точнее, и потому в этой статье мы будем именовать его «официальным». Надо сказать, что именно Экземплярский впервые разграничил эти два богословия, четко указав, что суть святоотеческого решения имущественного вопроса – в организации братских общин с общей собственностью, в то время как официальное богословие смотрит на экономические отношения через призму частной собственности.

Эта статья во многом подытоживает размышления автора на тему христианской имущественной этики, и потому содержит ряд ссылок на его прежние работы. Основное внимание уделено толкованию новозаветных фрагментов о богатстве и собственности. Таких фрагментов в Новом Завете вполне достаточно, а важность их огромна.  Именно вокруг них  и построено обсуждение споров по имущественному богословию. Поскольку статья ориентирована на христиан, которые обычно хорошо знают новозаветные тексты, то ради краткости эти тексты во многих случаях опускаются – зачем утяжелять текст цитатами, которые и так все знают.

Статья состоит из двух частей. В первой части оба богословия рассматриваются с новозаветных позиций. В части II приводится очерк возникновения и развития официального богословия. Литература указана в конце второй части.

Итак, начинаем с хорошо известного всем верующим евангельского фрагмента.

 

Эпизод с богатым юношей. Схема Климента Александрийского.

 

Этот эпизод настолько замечателен, что его поместили все три синоптика (Мф.19,16-30; Мк.10,17-31;Лк.18,18-30), изложив немого по-своему, но в целом согласно друг с другом /1/. 

Кульминация эпизода поражает своей пронзительностью – когда Христос предложил юноше «пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф.19,21), то тот «отошел с печалью, потому что у него было большое имение» (Мф.19,22). Сила соблазна собственности оказалась столь велика, что помешала юноше, несмотря на то, что Сам Христос указывал ему путь ко спасению! Казалось бы, вот подлинный смысл этого фрагмента.

Но оказывается, что этот очевидный смысл настолько сильно бьет по человеческой совести, что многие ищут другой смысл. Так, на толковании именно этого эпизода основана книжка известного богослова конца II-го, начала III  века Климента Александрийского «Кто из богатых спасется?», которая стала теоретической базой официального богословия. В ней Климент утверждает, что слова Христа богатому юноше «все, что имеешь, продай и раздай нищим» (Лк.18,22)  понимать буквально нельзя: Христос имел в виду не внешний отказ от имения, а внутреннее отвержение той власти, которую имеет богатство над людьми. Климент пишет:

«Продай имение твое. Но что значит это? Не это повелевает Господь, о чем некоторые слишком поспешно думают, что наличное свое имущество он должен был разбросать и со своими богатствами расстаться; нет, он должен только (ложные) мнения относительно богатства из своей души выкинуть, алчность и жажду их, беспокоиться о них перестать, устранить со своего пути это терния жизни, заглушающие собой семена Слова» /2:16/.

Иначе говоря, Климент, в соответствии со своей аллегорической манерой экзегезы, слова Спасителя понимает так: само богатство нравственно нейтрально – оно не есть ни добро, ни зло. Все дело в отношении к нему: если человек прилеплен к богатству, является его рабом, то это достойно осуждения, а если он свободен от его влияния, властвует над ним, то владей сколько хочешь – это тебе не повредит.

Но как лучшим образом пользоваться богатством? Лучше всего, по Клименту, тратить его на благотворение сиротам, кротким вдовам и бедным богобоязненным мужам: «Всякому просящему у тебя, давай (Лк.6,30).

Как видим, положения, на которых Климент выстраивает свою схему – вполне христианские.  Климент совершенно прав: да, очень важно отношение человека к богатству, ибо если он от богатства независим, то он может с помощью своего богатства помочь большому количеству людей. Но в том-то и дело, что основывать христианское отношение к богатству только на этих принципах недостаточно. Основной грех предложенной Климентом схемы – односторонность, схема носит чисто личный характер и умалчивает о социальных соображениях. Это как бы первое, еще грубое приближение к осмыслению проблемы, «сферический конь в вакууме». Схема таит в себе массу недомолвок, развивая которые в нужном направлении сторонники официальной доктрины превращают ее в апологию богатства и богатых. Причем, проявляют при этом чудеса изобретательности.

Например, часто на проповеди священники, следующие официальной доктрине, объясняют, что юноша – в общем-то хороший, он исполнил все ветхозаветные заповеди, но вот на совершенство не потянул. Ну что же – не всем быть совершенными. Однако Иоанн Златоуст совершенно другого мнения: «юноша сам себя обличил в пустом самодовольстве. Ведь если он жил в таком изобилии, а других, находившихся в бедности, презирал, то как же он мог сказать, что возлюбил ближнего?» /VIII:262/.  О каком же «совершенстве» может идти речь, если юноша отказался от Христа, предпочтя Ему мамону? Лучше полагать, что здесь звучит тонкая ирония Христа: «ну, если уж ты такой совершенный, то яви это совершенство на деле – продай имение, раздай деньги нищим и следуй за Мной». Но ничего из этого юноша сделать не смог – мамона крепко держал его в своих лапах. В этом и заключается основная трагедия этого эпизода.

Но вот по поводу знаменитых слов: «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Мф.19,24) разыгрывается целая вакханалия оправдания собственности. Златоуст комментирует эту фразу так:

"Сказав здесь, что неудобно богатому войти в царство небесное, далее показывает, что и невозможно, не просто невозможно, но и в высшей степени невозможно, что и объясняет примером верблюда и игольных ушей"/VII:646/.

То есть тут Христом намеренно высказано невозможное – верблюд никак не пролезет в игольное ушко. Но любители частной собственности – люди очень изощренные, и вот что они придумали.

Во-первых, кому-то пришло в голову, что «игольные уши» – это узкие ворота в Иерусалимской стене, через которые можно попасть в город после того, как основные ворота закроют. И действительно, такие ворота есть (на Александрийском подворье). А это уже совсем другое дело – трудно, но не невозможно. Тем более что и Христос, как бы соглашаясь с Климентом, замечает: «трудно НАДЕЮЩЕМУСЯ на богатство войти в Царствие Божие» (Мк.10,24). Говорят, что однажды даже верблюжонка через «игольные уши» протащили… Теперь толкование «игольных ушей» как ворот в иерусалимской стене стало фактически единственной версией. Правда, все эти ухищрения разрушает евангелист Лука, который, говоря об игле, использует термин «белоне», т.е. игла медицинская, а вовсе не ворота. Впрочем, нет и сведений, что ворота с таким названием были во времена Христа – ранние комментаторы Евангелия о таком толковании не знают вовсе.

А во-вторых, утверждается, что это никакой не «верблюд», а «канат» (по-гречески эти слова схожи, и, мол, переписчики сделали описку). Хотя и это мало помогает: поскольку имеется в виду корабельный канат, то просунуть его в игольное ушко  – дело безнадежное. Но если хорошенько постараться  В общем, как говорят французы: «если нельзя, но очень хочется, то можно». Вот как стараются официальные богословы, чтобы доказать и себе и другим, что богатые могут спастись. А ведь Христос вроде ясно говорит: спасение богатого в том, чтобы перестать быть богатым.

 

«Не можете служить Богу и мамоне» (Мф.6,24) (Лк.16,13)

Это страшное по силе речение Спасителя  можно найти и в Нагорной проповеди, и в притче о неверном управителе. Его сила заключается в его универсальности – оно распространяется на обе сферы, связанные с человеком: как личную, так и социальную. Но для официальных богословов уж очень оно категорично. И они находят способы это речение обойти. Прежде всего, они его ловко смягчают, переводя в разряд сугубо личных заповедей. Мол, согласно схеме Климента, да, есть люди, подпавшие под власть мамоны, и конечно это плохо. Но есть и другие, которых мамона закабалить не сумел. Вот такие, свободные от власти мамоны, могут без ущерба для себя иметь любые богатства и как угодно управлять ими. И на этом можно было бы остановиться, если бы … люди были совершенно изолированы друг от друга. Но по воле Божией люди живут в обществе, что радикально меняет дело. И уже в IV  веке Иоанн Златоуст преодолевает такой чисто личный взгляд на богатство.

Златоуст очень часто проповедует о богатстве и собственности – это его тема номер один. И, отмечая относительную правду в позиции Климента, он обычно начинает с предупреждения, что дело не в самом богатстве, а в отношении к нему. Но через некоторое время, например, он вдруг задается вопросом: а сколько людей подвержено пленению мамоне и сколько свободно от него? Это уже отход от чисто личного взгляда и приближение к точке зрения социологической, учитывающей статистику и социальные связи. Ответ святителя очень поучителен: люди в своем огромном большинстве с рвением бегут за богатством, а вторые, которые не подчинились мамоне, оказываются редкими экземплярами, о которых, как говорит Златоуст, можно узнать из Ветхого Завета (Авраам, Иов), но которых сейчас встретить очень трудно. Вот цитаты из проповедей святителя:

«От неистовой любви к деньгам все погибло. Кого, кого мне ви­нить – не знаю: до такой степени это зло завладело всеми – правда, одними в большей, другими в меньшей мере, однако – всеми. И подобно тому, как сильный огонь, будучи брошен в лес, все ниспровергает и опустошает, так и эта страсть губит вселенную: цари, правители, частные люди, нищие, женщины, мужчины, дети – все в равной мере поработились этому злу. Как будто какой-то мрак объял вселенную – никто не выходит из опьянения! Правда, против любостяжания слышатся бесчисленные обвинения, и в частном разговоре, и среди народа; но исправления нигде не видим» /XI:748/.

 «Сребролюбие возмутило всю вселенную; все привело в беспорядок; оно удаляет нас от блаженнейшего служения Христу: не можете, говорится, Богу работати и мамоне (Матф.6,24), - потому что мамона требует совершенно противного Христу. Христос говорит: подай нуждающимся, а мамона: отними у нуждающихся; Христос говорит: прощай злоумышляющим на тебя и обидящим, а мамона напротив: строй козни против людей, нисколько не обижающих тебя; Христос говорит: будь человеколюбив и кроток, а мамона напротив: будь жесток и бесчеловечен, считай ни за что слезы бедных» /VIII:270/.

«В том-то и беда, что зло увеличилось до такой степени, что (добродетель нестяжания) стала, по-видимому, невозможной, - и что даже не верится, чтобы кто-нибудь ей следовал» /VIII:441/.

«В самом деле, кто от слов моих сделался склоннее к подаче ми­лостыни? Кто расточил имение? Кто половину, кто третью часть роздал? Никто!» /VII:872/.

 «Этот недуг (хищение и любостяжание - Н.С.) объял всю вселенную, обладает душами всех, - и, поистине, велика сила мамоны!» /VIII:509/.

Надо сказать, что во времена Златоуста Византия, хотя и представляла собой общество крепких частных собственников, но имела и значительное число государственных предприятий. Однако с точки зрения великого святителя весь экономический строй страны представляется катастрофой, поскольку наблюдается  массовое, всеобщее устремление к обладанию материальными ценностями. Сейчас же ситуация куда более плачевная, и поэтому с полным основанием можно говорить о  мамонизме – тяжелом общественном недуге, который, пройдя через рабовладение и феодализм, обрел полную глобальную победу в лице современного капитализма. Суть мамонизма – в подчинении душ и поступков людей богатству, деньгам, собственности. Отметим, что введение нового термина «мамонизм» оправдано, поскольку это понятие отличается от «сребролюбия» – под сребролюбием обычно подразумевается личный грех привязанности к богатству; мамонизм же грех общественный, он означает общество, пораженное стремлением к деньгам и вообще к богатству. Мамонизм  – зловонная мерзость, совершенно противоположная христианству. Но, увы, теперь  все человечество живет в мамонизме, который убивает духовно бегущих за богатством и физически тех, которые пытаются сопротивляться  мамоне. Поэтому сегодня речение «не можете Богу работати и мамоне» означает не что иное как необходимость разрушения мамонизма. Революцией или мирными преобразованиями – как Бог положит. Но при засилье мамонизма у России нет будущего. Ее удел – либо гибель как государства, либо прозябание в статусе колонии при чудовищной коррупции, оголтелом социальном неравенстве и наглом разграблении наших природных ресурсов.

Задает Златоуст и другой, еще более неприятный для любителей богатства вопрос: кто же дает человеку богатство – Бог или сам человек по наветам диавола овладевает им? Сейчас нас священники убеждают, что такой вопрос выказывает зависть, и потому в устах христианина непозволителен. Но великий святитель считает иначе. Прежде всего, Златоуст, отмежевывается от ветхозаветного взгляда. Так, комментируя изречение "богатство и нищета от Господа" (Сир.11,14), дает ему такое толкование:

"Это было сказано в Ветхом Завете, когда богатство счи­талось весьма важным, а бедность была презираема, одно было прокля­тием, а другое - благословением. А теперь не так" /XII:160/.

Иначе говоря, новозаветное имущественное учение, данное нам Христом, кардинально отличается от ветхозаветного. Именно поэтому мы не апеллируем к многочисленным ветхозаветным фрагментам, а опираемся только на Новый Завет.

Так как же по мнению святителя, обстоит дело с источниками богатства? А вот так:

"Мы видим, что многие собирают великое богатство хищением (...) отвечай мне, можно ли сказать, что это богатство от Бога? Нет. От­куда же? От греха" /X:350/.

 "Почему же, скажешь, Он многим дает? Но откуда видно, что Он дает? Кто же, скажешь, дает другой? Собственное их любостяжание, грабительство" /XII:173-174/.

Еще раз заметим, что такое говорится про христианнейшую Византию IV в. А что делалось у нас в 90-х – уму непостижимо (вспомнить хотя бы «залоговые аукционы»). Буквально все наши богатеи заимели миллиарды в точности по Златоусту – грабительством, воровством, несправедливостью.

 Златоусту вторит и его старший современник Василий Великий. Вот что он говорит:

"кто любит ближнего как самого себя, тот ничего не имеет у се­бя излишнего перед ближним. Но ты оказываешься имеющим "стяжания многа". Откуда же это у тебя? Не ясно ли видно, что свое собствен­ное удовольствие предпочитаешь ты облегчению участи многих? Поэтому чем больше у тебя богатства, тем меньше в тебе любви" (Беседа 7. «К обогащающимся»). 

"Скажи же мне, что у тебя собственного? Откуда ты взял и при­нес с собою в жизнь? Положим, что иной, заняв место на зрелище, стал бы потом выгонять входящих, почитая своею собственностью представляемое для общего всем употребления; таковы точно и бога­тые. Захватив всем общее, обращают в свою собственность, потому что овладели сим прежде других... Не наг ли ты вышел из матернего чре­ва? Не наг ли и опять возвратишься в землю? Откуда же у тебя, что имеешь теперь? Если скажешь, что это от случая: то ты безбожник, не признаешь Творца, не имеешь благодарности к Даровавшему. А если признаешь, что это от Бога; то скажи причину, ради которой получил ты? Ужели несправедлив Бог, неравно разделяющий нам потребное для жизни? Для чего ты богатеешь, а тот пребывает в бедности? Не для того ли, конечно, чтоб и ты получил свою мзду за доброту и верное домостоительство, и он почтен был великими наградами за терпение? А ты, захватив все в ненаполнимые недра любостяжательности, думаешь, что никого не обижаешь, лишая сего столь многих? Кто любостяжатель? Не удерживающийся в пределах умеренности. А кто хищник? Отнимающий у всякого, что ему принадлежит. Как же ты не любостяжателен, как же ты не хищник, когда обращаешь в собственность, что получил только в распоряжение? Кто обнажает одетого, того назовут грабителем; а кто не одевает нагого, хотя может это сделать, тот достоин ли другого названия?" (Беседа 6 "На сло­ва из Евангелия от Луки (12,18): разорю житницы моя, и большия со­зижду; и о любостяжательности").

Аналогичную позицию по вопросам богатства и собственности занимали Киприан Карфагенский и Амвросий Медиоланский.

Таким образом, взгляды Златоуста и других святых отцов, включающие социальные соображения, сильно корректируют нарисованную Климентом картину и до удивительности точно подтверждают истину о полной несовместимости Бога и мамоны.

 

Иерусалимская община

Хорошо известны фрагменты «Деяний апостольских», посвященные описанию жизни Иерусалимской общины (их часто называют «коммунистическими»): (Деян.2,44-45 и Деян.4, 32-35). Сюда можно добавить эпизоды про Ананию и Сапфиру (Деян.5,1-10), и о пренебрежении вдовицами (Деян.6,1-5) /3,4/. Все эти фрагменты поставили перед апологетами частной собственности XIX в. трудные проблемы – ведь тут говорится о новом христианском обществе, причем обществе коммунистическом, и потому свести их к чисто личным заповедям нет никакой возможности. Как умалить их силу?  Решено было играть на понижение.

Первая идея: доказать, что никакого коммунизма в Иерусалимской общине не было. А действительно – Мария, мать Иоанна Марка имела в Иерусалиме собственный дом. Значит, не все продавали собственность! А значит, скорее всего, апостолы просто устроили складчину, «кассу взаимопомощи», с помощью которой организовывались агапы. Так думают многие богословы официальной школы, например прот. Николай Стеллецкий, а прот. Петр Альбицкий  вообще отрицает, что у первохристиан был коммунизм, впрочем как и священномученик о. Иоанн Восторгов, известный специалист по критике социализма.   Однако все это опровергается текстами Деяний. Оказывается дом Марии использовался общиной для общих собраний (и потому продавать его не имело смысла), а само повествование в Деяниях изобильно наполнено словами «все», «всякий», «каждый», которые убедительно говорят о полном единодушии общинников  в вопросе об общей собственности: «Все же верующие были вместе и имели все общее», «И продавали имения и всякую собственность и разделяли ее всем, смотря по нужде каждого», «никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее», «Не было между ними никого нуждающегося, ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного», «И каждому давалось, в чем кто имел нужду», «в ежедневном раздаянии потребностей» и пр. 

Ну что ж, если не удается поколебать общность имуществ, то можно попробовать выставить их как неудачу, дискредитирующую идею обобществления. Вот что пишет известный философ Иван Ильин, кстати, ярый апологет частной собственности:

"Первые христиане попытались достигнуть "социальности" пос­редством своего рода добровольной складчины и жертвенно распредели­тельной общности имущества; но они скоро убедились в том, что и не­кая элементарная форма непринудительной негосударственной имущест­венной общности - наталкивается у людей на недостаток самоотрече­ния, взаимного доверия, правдивости и честности. В Деяниях Апос­тольских (4,34-37; 5,1-11) эта неудача описывается с великим объек­тивизмом и потрясающей простотой: участники складчины, расставаясь со своим имуществом и беднея, начали скрывать свое состояние и лгать, последовали тягостные объяснения с обличениями и даже со смертными исходами; жертва не удавалась, богатые беднели, а бедные не обеспечивались; и этот способ осуществления христианской "соци­альности" был оставлен как хозяйственно-несостоятельный, а религи­озно-нравственный - неудавшийся. Ни идеализировать его, ни возрож­дать его в государственном масштабе нам не приходится" /5:61/.

Круто. Но совершенно противоречит святоотеческой письменности. Ибо многие святые отцы – Киприан Карфагенский, Василий Великий, Иоанн Златоуст – с огромной симпатией отзываются о происшедшем в Иерусалимской общине. Особенно восторгается ею Златоуст. Об общине он говорит:

«Когда был исторгнут корень зол, - разумею сребролюбие, - то привзошли все блага и они тесно были соединены друг с другом, так как ничто не разделяло их. Это жестокое и произведшее бесчисленные войны во вселенной выражение:  мое и твое , было изгнано из той святой церкви, и они жили на земле, как ангелы на небе: ни бедные не завидовали богатым, потому что не было богатых, ни богатые презирали бедных, потому что не было бедных» " /III:257-258/

"Видишь как велика сила этой добродетели (общения имений), если она была нужна и там (т.е. в Иерусалимской общине). Действительно, она - виновница благ" /IX:112/.

Это было ангельское общество, потому что они ничего не называли своим… Никто не думал, что ест свое; никто (не думал), что ест чужое, хотя это и кажется загадкою. Не считали чужим того, что принадлежало братьям, - так как то было Господне; не считали и своим, но - принадлежащим братьям" /IX:73/.

Однако, утверждения, аналогичные рассуждениям Ильина мы можем найти и работах проф. нравственного богословия М. А. Олесницкого: "Известно, что общение имуществ первых христиан было кратковре­менным и местным; существовало оно недолго, только в Иерусалиме, и оказалось оно непрактичным: Иерусалимская община настолько обеднела, что другие христианские общины посылали ей вспоможения" ("Из системы христианского нравоучения", с.409; цит. по /7:24/). Такое же мнение высказывает и о. Иоанн Восторгов.

Что можно по этому поводу сказать? Прежде всего, нигде в Новом Завете не сказано, что иерусалимская община была кратковременной и быстро развалилась. Наш замечательный богослов В.И.Экземплярский считает, что община прекратила свое существование только в 70 г. в связи со взятием Иерусалима римлянами.  Вопреки позиции Ильина он утверждает: «Самая неудача (предположительная) организации жизни первенствующей Церкви, - пишет он, - не могла бы послужить помехою видеть в этой организации идеальную ее форму» /7:25/. Поэтому, в отличие от Ильина, оценка Экземплярского совсем иная: «Общение имуществ в первенствующей Церкви есть и навсегда пребудет идеалом устроения материальной сто­роны жизни членов Христовой Церкви (...) этот взгляд совпадает все­цело с учением отцов и учителей вселенской Церкви, которые в устрое­нии первохристианской общины видели идеальную форму церковного обще­ния, а в общении имуществ - естественное выражение христианской люб­ви, объединяющей людей в братскую семью, - выражение, являющееся же­лательным во всякое мгновение жизни на земле Церкви Христовой» /7:25/.

Оценка Экземплярского подтверждается тем несомненным фактом, что Иерусалимская община была создана по велению Самого Христа. Действительно, в самом начале Деяний говорится, что перед Своим Вознесением Христос учил апостолов, «в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием» (Деян.1,3). И вот через небольшой промежуток времени, после того, как апостолы приняли Духа Свята и собрали общину, они вводят в ней строгий коммунизм. Ах, какие хилиасты! Но почему вводят? Да разумеется, потому, что они, как верные ученики Христа, выполняют те заветы, которые недавно дал им Христос. Иное и предположить невозможно. А это означает, что коммунистическое устроение Иерусалимской общины является заповедью Христовой. И тогда становится ничуть не удивительным, что апостолы с большим упорством сохраняли в общине коммунистические принципы, несмотря на кризисы, которые в жизни общины возникали (Анания и Сапфира, пренебрежение вдовиц эллинистов, сборы средств с других христиан на общину). И всегда трудности успешно преодолевались.

Что это означает? А то, что Сам Христос считал жизнь в условиях общности идеалом общежития, и заповедал христианам по-возможности соблюдать этот строй жизни. Ибо Он прозревал, что противоположный строй на основе частной собственности в конце концов ведет к мамонизму и следовательно – к катастрофическому умалению любви между людьми. Поэтому, отрицающий коммунизм,  отвергает эту важнейшую заповедь Христа, на которой должна стоять вся социальная жизнь человечества. 

Заметим, что та же мысль: высказана и во фрагменте с богатым юношей: «и приходи и  следуй за Мной» (Мф,10,21) – это отнюдь не отвлеченная сентенция следовать за Христом, а конкретное приглашение вступить в общину апостолов, которые все время следовали за Христом, оставив всякую собственность. Это еще раз подтверждает заповедь Христа организовать жизнь христиан в виде общин с общей собственностью.

 

Эпизод  с Ананией и Сапфирой (Деян.5,1-10)

Этот эпизод является одной из удивительных жемчужин в Новозаветном повествовании. Как никакой другой он показывает кардинальную разницу между жизнью, которую предлагает людям Христос и жизнью обычной, в которой погружено все падшее человечество. Христос призывает к общинной братской жизни, где нет «моего и твоего», и именно такими являют себя члены Иерусалимской общины. Анания же и Сапфира – типичные представители другого мира, где властвуют деньги и собственность. И столкновение этих двух миров поразительно ярко являет нам этот эпизод. Миры оказываются абсолютно несовместимыми, и в мир общины не может попасть даже тень из мира собственнического – та грань оказывается гранью жизни и смерти, причем смерти и духовной, и физической. 

Наши официальные горе-богословы, наоборот, видят в этом эпизоде смешение этих миров, рассуждая, что если Петр говорит: «Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось?» (Деян.5,4), то это, мол, обычное для Иерусалимской общины явление: кто-то продал собственность и выручку отдал апостолам, а кто-то нет – тут, де, была полная свобода, поскольку община всех равняет. Вину же Анании и Сапфиры официальные богословы сводят сугубо к обману.

Конечно, каждый в общине мог поступать по своему усмотрению. Только не отдав всё и заначив часть, такой человек тем самым громогласно говорил всем общинникам, что он еще в нижнем, собственническом мире и не готов к жизни во Христе. Ясно, что отношение к таким членам общины будет уже другим. Этого-то и очень не хотели Анания  Сапфира. Они, видимо, не были какими-то злодеями или ярыми стяжателями. Это были обычные люди и, поддавшись общему энтузиазму, они крестились. Но когда Варнава взял и отдал все свое имение апостолам, они поняли, что все серьезно, что общинники действительно хотят жить высшей жизнью, а они к ней совершенно не готовы. И они решили обмануть – утаить часть проданного, и сделав вид, что хотят жить в общине, (и получать от общины помощь), но самом деле продолжать жить прежней, собственнической жизнью. Обман раскрылся, и Господь его не потерпел, наказав их смертью.

Крайняя жесткость наказания иногда смущает, Но, во-первых, мы, христиане, должны твердо помнить, что только Господь является хозяином жизни и смерти. А, во вторых, такое крайнее наказание направлено на вразумление остальных членов общины – они должны были полностью осознать, насколько велико то космическое расстояние между жизнью в мамоническом обществе и жизнью в общине. Жизнь в общине столь высока, что любая слабина, любое искажение чистоты такой жизни эту жизнь разрушает, чего нельзя было допустить ни при каких обстоятельствах.

 

 Но адептов официального богословия вразумить трудно, они будут с пеной на губах доказывать, что все это не соответствует действительности, что Христос нигде не осуждает частной собственности, а наоборот полагает ее в основу человеческой жизни на земле. Поэтому продолжим наше рассмотрение, чтобы окончательно уяснить, насколько официальное богословие право в своей апологии частной собственности.

 

Некоторые фрагменты о собственности

 

Богословы XIX века (да и современные тоже) частенько говорят, что Господь нигде не осуждает частной собственности. И более того, они приводят новозаветные фрагменты, в которых якобы высказывается положительное отношение к ней.

Ну, например, притча о талантах (Мф.25,14-30). Вот что пишет ругатель социализма А. Генц (начало XX в.): «Он не осуждает в то же время прямых капиталистических спекуляций: вспомни­те притчу о господине, раздавшем деньги рабам для приращения и ска­завшем тому "хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю" (Мф.25,21); напротив, строгое порицание встре­чает раб, не сдавший денег торгующим, от которых господин мог бы по­лучить их обратно с прибылью (Мф.25,27)» /8:20/. Но на самом деле тут Господь вовсе не намеревался давать оценку никаким «капиталистическим спекуляциям». Дело в том, что притчи Господни обычно построены по схеме: говорится о духовном, но иллюстрируется понятным каждому житейскими ситуациями. Вот и в этой притче речь идет о талантах в смысле подаренных Богом способностей, которые человек должен приумножить ради Бога и ближнего. Но рассказано это на примере рыночных отношений: в духовной области поступай так, как поступают эти ушлые дельцы, преумножающие свои капиталы.

Рассмотрим другой известный пример: Закхей  (Лк. 19,1-10). Говорят, что Закхей был богат, но Господь не посмотрел ни на величину его богатства, ни на то, что оно сомнительного происхождения (Закхей был начальником мытарей и присваивал себе собранные подати – ведь недаром говорили, что он «человек грешный»), а благословил и его и всю его семью. Да, благословил. Но перед этим Закхей сказал"Половину имения моего я отдам нищим ...и, если кого чем обидел, воздам вчетверо" (Лк19,8). Вдумайтесь – половину имения отдать нищим, а всем, кого он обидел, воздать вчетверо. А ведь обижал-то он сплошь и рядом. Теперь спрашивается: после этого что-нибудь у Закхея останется? Я думаю, вряд ли. Думаю, что он, наоборот, влезет в большие долги, чтобы исполнить то, о чём он торжественно провозгласил Господу. И, естественно, Господь такой поступок одобрил. Так что Закхей сначала все отдал, перестал быть богачем, а уж затем получил похвалу от Господа.

Еще пример: эпизод  с дележом наследства между двумя братьями (Лк.12,13-14):

 « Некто из народа сказал ему: Учитель! Скажи брату моему, чтобы он разделил со мною наследство. Он же сказал человеку тому: кто поставил меня судить или делить вас?» (Лк.12,13-14).

Обычно этот фрагмент толкуют в том смысле, что право собственности настолько абсолютно, что даже Сам Господь не стал в это право вмешиваться и по-своему делить наследство. На самом деле смысл этого фрагмента прямо противоположный. Действительно, Господь не стал делить это наследство. Но почему? Да потому, что собственность разделяет. Братья захотели именно разделить наследство. Господь же хочет от людей любви и солидарности, а не разделения. И кроме того, Спаситель увидел, что братья любостяжательны, и каждый хочет получить большую часть. И Господь отказался делить наследство, и тут же предупредил: "Смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения." (Лк.12,15)

 

 «Нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда» (Мф.26,11; Мк.14,7; Ин.12,8).

 

Смотрите, говорят наши официальные богословы, Сам Господь утверждает, что нищие будут всегда. Но прислушаемся внимательнее – тут нигде не утверждается, что это хорошо, что так и должно быть. Скорее, Господь говорит: увы, в обществе, которое вы нам предлагаете, нищие будут всегда. И поскольку перед этим высказыванием Иуда даже осудил женщину – ведь она могла бы все истраченное на миро отдать нищим, уместно разъяснить вопрос о милостыне в христианстве.

Дело в том, что милостыня – прекрасная, человеколюбивая традиция, идущая еще с Ветхого Завета. Однако Златоуст замечает, что милостыня прежде всего полезна дающему, но для нищего она в большинстве случаев бесполезна, ибо не решает его проблем (Златоуст говорит: «на другой день он снова есть просит»). Нищету милостыней победить нельзя; наоборот, упование на нее и приводит к ситуации, когда «нищих всегда имеете с собою». Однако некоторые православные богословы, особенно за рубежом, уверены, что формула «богатые благотворят, а нищие благодарят» являет нам высший, подлинно христианский социальный порядок. Действительно, как здорово: богатые уделяют бедным от своего богатства, а нищие, принимая милостыню, благодарят – и те и другие ведут себя по-христиански. Однако, всю идиллию разрушает «запретный» вопрос Златоуста: «откуда у богатых деньги, кто дает их богатым?». И мы помним ответ святителя: «Собственное их любостяжание, грабительство». Причем, этот ответ сделан не в сердцах. Видно, что Златоуст этот вопрос обдумывал и вывел глубокие заключения:

"В отношении имущества невозможно быть одному богатым без того, чтобы наперед другой не сделался бедным" /X:419/.

 А вот вообще убийственная, формулировка:

"невозможно разбогатеть тому, кто не делает несправедливости" /XI:703/.

Да и Христос в эпизоде с богатым юношей не милостыню стал просить у юноши, а предложил ему совершенно другое – вступить в Свою общину: «пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф,10,21)

Так что, христианский идеал – вовсе не милостыня богатых бедным, а община, где нет ни богатых, ни бедных. К этому вопросу мы еще вернемся во второй части статьи.

И так далее, и тому подобное – оказывается, что если повнимательнее посмотреть и прочитать новозаветный текст, тот всё, что предлагают сторонники собственности рассыпается в прах. Никакой апологии частной собственности в Новом Завете нет вовсе.

 

Притча о неверном управителе (Лк.16,1-15).

 

А есть совершенно противоположное – порицание частной собственности, которое замечательно зашифровал Господь в удивительной притче о неверном управителе (Лк.16,1-15) Подробно об этой притче рассказано в /9/.

Эта притча всегда считалась трудной для толкования. И действительно, как понять, что господин (т.е. Сам Бог) хвалит управителя, который его, вроде бы, обманул, да еще призывает находить себе друзей богатством неправедным? Однако, мудрый подход к ее расшифровке предложил знаменитый богослов XI в. Феофилакт Болгарский. Он утверждает, что именно в этой притче особенно ясно видно святоотеческое положение, что собственником всего сотворенного является Бог. Роль человека сводится лишь к управлению этими богатствами. Люди же, увы, стараются отобрать у Бога это право и сами хотят стать собственниками.  Однако эти усилия тщетны – они остаются в очах Божьих управителями, но управителями неверными. Феофилакт не уточняет, о какой собственносги идет речь. Но если предположить, что речь идет именно о частной собственности, с помощью которой люди присваивают себе богатства, смысл притчи становится особенно прозрачным. А именно, человек-управитель, поставленный  Господом только управлять, захватил имение Господа в свою собственность, и начал его использовать чисто по-капиталистически, извлекая прибыль из самого факта обладания,  в точности, как это делает современный частный собственник. Но Господь призвал такого человека  к ответу, ибо тот присвоил себе  в собственность то, что принадлежит одному Богу. Но управитель вовремя понял свою ошибку – он мудро сложил с себя статус собственника, перестал получать нетрудовую ренту с присвоенного имения (что в притче изображено с помощью замены записок на справедливые).   Именно за это и похвалил его Господь. И тогда «приобретайте себе друзей богатством неправедным» расшифровывается как «отказывайтесь от прибавочной стоимости, ибо она и делает богатство неправедным». И тогда он может просить святых о селениях праведных после смерти.

Таким образом, согласно притче, хотя частное владение «высоко у людей», оно «мерзость пред Богом». В ней частная собственность удостаивается таких эпитетов, как «мамона неправды», «мерзость», «чужое», «неправедное», и в то же время «малое» по сравнению с дарами Царства. И, как заключительный аккорд, Господь произносит свое знаменитое  «Не можете служить Богу и мамоне» (Лк.16,13), подчеркивая, что частный собственник служит мамоне, а не Богу.  Вот сколь негативная характеристика дается Господом частной собственности! И не удивительно: ведь она послужила основой для построения в истории чудовищного мамонического мира, апофеоз которого мы сейчас наблюдаем.

Однако богословие XIX века, под влиянием протестантизма и католичества, частную собственность защищает изо всех сил. Так прот. И. Восторгов, основываясь на высказываниях Ветхого Заве­та, утверждает, что богатство и бедность даются Богом: "Господь делает нищим и обогащает, унижает и возвышает" (1 Царств. 2,7). "От Господа стопы человеку исправляются. Бедность и богатство от Господа" (Сир.11,14). Таковы воззрения Ветхого Завета. Они перешли и в Новый" /10:74/. Совсем не перешли – мы уже видели, что Златоуст совершенно иначе трактует последнее высказывание.  Однако, Восторгов ищет тексты, оправдывающие частную собствен­ность, и в Новом Завете. Но среди текстов Евангелия Восторгов находит немного. Вот фрагмент его "Катехизиса":

"В. Что говорят об отношении Иисуса Христа к собственности эти тексты Евангелия?

О. В этих текстах говорится, что Иисус Христос подтверждает За­кон Моисеев и, в частности, десятословие, а десятословие охраняет частную собственность: "не укради" (заповедь 8-я) и "не пожелай жены искреннего твоего, не пожелай дому ближнего твоего, ни села его, ни раба его, ни всякого скота его, ни всего, елика суть ближнего твое­го" (заповедь 10-я). Слова эти как бы нарочно направлены против со­циализма и его вожделений" /11:307/.

Если учесть, что правило "не укради" соблюдалось и в советском законодательстве, причем особенно строго по отношению к общественной собственности, а 10 заповедь святыми отцами трактуется как «не завидуй», то "улов" из Евангелия надо признать ничтожным.  Несмотря на это, многие именитые богословы защищают частную собственность. Например, так считают протоиереи Стеллецкий,  Альбицкий и Загоровский, а профессор прот. Аквилонов характеризует право собственности как «священное». Апология частной собственности также закладывается в учебники для семинарий и академий.

 

Святые отцы о происхождении права собственности

В Новом завете нет фрагментов, поясняющих происхождение права собственности. Однако у ранних святых отцов этот вопрос подробно освящен.

Златоуст краток: «Но вначале не было золота, и никто не любил золота» /VIII:441/. Саму же собственность великий святитель характеризует словами «холодное слово «твое и мое». Другие святые отцы тему исторического генезиса собственности развивают более подробно.

Лактанций (IV в.) рассуждает на эту тему так:

«Любостяжание есть источник всех зол: оно происходит от презрения к истинному величию Божию. Люди, обилующие в чем-либо, не только пе­рестали уделять другим избытки свои, начали присваивать и похищать се­бе чужое, будучи влекомы к тому собственною корыстью. То, что прежде было в общем употреблении у всех людей, начало скопляться часто в до­мах у немногих. Чтобы других подвергнуть своему рабству, люди стали собирать себе в одни руки первые потребности жизни и беречь их тща­тельно, дабы небесные дары сделать своею собственностью, не для того, чтобы уделять их ближнему из человеколюбия, которого в них не было, но чтобы удовлетворять единственно своему любостяжанию и корысти. После того составили они себе самые несправедливые законы под личиною мни­мого правосудия, посредством которых защитили против силы народа свое хищничество» («Божественные наставления», кн. 5, гл. 6, цит. по /7:35/).

Интересно, что ту же мысль высказывает и святитель Григорий Богослов, который, казалось бы, далек от земных проблем:

«По крайней мере, представили бы они (богатые. – Н.С.), что бед­ность и богатство, свободное, в обыкновенном смысле понимаемое, сос­тояние (...) в последствие времени появились в роде человеческом и, как некоторые недуги, вторглись вместе с неправдою, которая и изобрела их. Сначала же было не так. (...) Свобода и богатство (раньше. – Н.С.) заключались единственно в соблюдении заповеди; а истинная бедность и рабство – в преступлении оной; но с того времени, как появились за­висть и раздоры, с того времени расторглось родство между людьми, отчуждение их друг от друга выразилось в различных наименованиях званий и любостяжании, призвав и закон на помощь своей власти, заставило позабыть о благородстве естества человеческого – ты же смотри на первоначальное равенство прав, а не на последовавшее разделение; не на законы властителя, а на законы Создателя» /12:221/.

То же утверждает Амвросий Медиоланский:

«Тогда как Господь Бог наш именно желал, чтобы земля была общим владением всех и всем служила (своими) продуктами, скупость, однако, распределяет права владения» (Толкование на Пс.118, бес. 8,22, цит. по /6:112/).

«Затем они полагали форму справедливости в том, чтобы каждый относился к тому, что общее, т.е. общественное, как к общественному, а к тому, что частное, как к своему. Но и это не согласно с приро­дой. Ибо природа дала все всем сообща. Бог велел всему родиться так, чтобы быть общей всем пищей, и чтобы земля была, так сказать, общим владением всех. Значит, природа создала общее право, захват (usurpa­tio) – частное» («Об обязанностях», 1, 28, цит. по /6: 110/).

Таким образом, мнение святых отцов совершенно ясно: право собственности не есть «естественное право». Оно является следствием страсти любостяжания. Хищничество, корысть – первичны; а право собственности вводилось, чтобы легализовать захваченное и силою закона защитить «против силы народа свое хищничество». Здесь Лактанций, Григорий Богослов и Амвросий Медиоланский ясно увидели негативную роль частной собственности в развитии общества.

 

Итоговый вывод

Что же «сухом остатке»? А то, что налицо два богословия: официальное и святоотеческое. Официальное богословие отталкивается от тезиса Климента Александрийского, но видит в нем только дозволение иметь большую собственность. Святоотеческое богословие опирается на Новый Завет и мощный корпус святоотеческих текстов. Официальное богословие допускает личную и частную собственность в неограниченно больших размерах. Святоотеческое же богословие видит в собственности огромный соблазн, который могут преодолеть лишь отдельные личности, и потому предлагает другие ценности: общинность и коллективизм, в основе которых лежит общественная собственность. Официальное богословие учит индивидуализму и оправдает греховный строй жизни, в которых человек погружается все больше и больше. Святоотеческое богословие учит человека высшим христианским ценностям и тем самым готовит к жизни будущего века.

 Но самое главное, что такое собственническое богословие неверно с точки зрения веры Православной. И это подтверждается как существованием настоящего, евангельского, святоотеческого богословия, так и несоответствием официального богословия евангельским текстам. Объем статьи не позволил нам осветить целый ряд новозаветных эпизодов, таких как: гибель вавилонской  блудницы, «равномерность» ап. Павла (2 Кор. 8,13), « корень всех зол есть сребролюбие» (1 Тим.6,10), «птицы небесные» в нагорной проповеди, страшное «Горе вам, богатые» (Лк.6,24),  притча о безумном богаче (Лк.12:16–21), отделение овец от козлов (Мф.25,32-46).  Но и представленные в тексте статьи новозаветные фрагменты ясно говорит о том, что  Христос призывает не к частнособственническому строю, а к совершенно другому – общинной жизни в братстве. А такое братство всегда ущербно без объединения собственности  и совместного труда. Не просто церковный приход, куда люди собираются как в клуб, а общинный коммунизм, общие быт, труд и судьба – вот признаки настоящей общины.

Разумеется, «официальные» богословы будут отрицать само раздвоение имущественной этики и доказывать (причем, виртуозно цитируя Писание), что никакого разделения нет. С этим нельзя согласиться. Более того, нарочитое смешение позиций затемняет ту истину, что церковь  обладает давно созданной в ее лоне святоотеческой имущественной этикой – одной из жемчужин православного богословия, которая только и является подлинным учением церкви. Более того, в святоотеческом имущественном богословии сформулирована социальная заповедь христианства. Это поразительно красивая заповедь, которую, увы, слишком многие пытаются охаять и растоптать. Это Христова заповедь сродни и другим хорошо известным всем заповедям, например, «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем», «любите врагов ваших» и пр. Но только заповедь это не личная, а  обращенная к обществу – Христос призывает народ жить именно так!  Заповедь исполнимая, хотя и трудная, но ничуть не больше, чем остальные заповеди.

Однако, необходимо признать, что ее альтернатива – «официальное» богословие  – к концу XIX века сумело одержать победу, отодвинув богословие святоотеческое. Как это случилось? Почему в этом вопросе наша церковь (упоминая церковь со строчной буквы мы подразумеваем церковь земную) уклонилась от заповедей Христовых? Мы постараемся ответить на эти вопросы в следующей части статьи.

 

13.07.21



На главную страницу

Список работ автора


Top.Mail.Ru Rambler's Top100