Николай Сомин
Мы наконец-то подошли к России. И моей задачей является рассказать о Русской православной Церкви – как в ней преломлялись святоотеческие идеи, и что она думала и делала в смысле имущественной этики. Но дело в том, что Церковь не изолирована от общества. Отнюдь. Церковь – в миру. И более того, она и создана для мира. И поэтому в сегодняшней лекции я сделаю такой краткий обзор социальной истории России, обзор по верхам. Но, конечно же, он будет сделан с точки зрения проблем имущественной этики, которые мы с Вами все время обсуждаем.
Россия приняла христианство от Византии. Причем, приняла его как бы полностью и целиком. Русские были просто оглушены великолепием греческой литургии, глубокомыслием византийского богословия. И они, как прилежные ученики, все это стали воспринимать. На Руси появились храмы греческого образца, иконы – сначала просто привозимые из Греции или греческих мастеров, и лишь много позже появились собственные иконописцы. Появились монастыри. В Киево-Печерской лавре русские подвижники в общем-то повторяли подвиги византийских святых. Ну и вообще Россия стала одной из митрополий византийской церкви. Причем, надо сказать, метрополией одной из самых последних. Конечно, Россия восприняла и то имущественное богословие, которое в тот момент в греческой церкви существовало. А тогда уже греки прочно обосновались на «общепринятой доктрине», о которой я много раз говорил. Она гласит, что собственность иметь можно, даже большую, но вот привязываться к ней нельзя – это уже грех. Но понимаете в чем дело, Россия – это все-таки особая цивилизация. Хоть похожа на Византию, только все же не Византия. И русский народ именно в смысле имущественной этики отличался от греков. Русские очень искренно восприняли православие и поняли его так, что «все могу в укрепляюще мя меня Христе». Русским не нужны компромиссы – им нужна окончательная победа над злом. И так именно они восприняли православие, в том числе и в смысле имущественной этики. И сразу это ясно видно на примере Владимира Святого. Чуть крестилась Русь – и он стал в Киеве устраивать удивительные пиры, пиры для всего народа. Пиры замечательные – созывалось все население Киева, а если кто не мог прийти, то ходили специальные люди и раздавали явства. Где то Владимир хотел вот таким образом сразу реализовать Иерусалимскую общину в масштабах всего Киева. Конечно, это идея утопическая – пиры все-таки сошли на нет. И тем не менее в памяти народной они надолго остались.
Россия, по примеру Византии, построила в конце концов крепкое государство. И вообще она восприняла ту идею сотериологического общества, о которой я раньше говорил. Тут слово «сотериологический» означает, что такое общество, разумеется, само по себе не спасает в вечности, но однако создает своим гражданам условия для спасения. Русское общество тоже было сотериологическим очень долгое время. Такое общество характеризуется во-первых православной Церковью как Церковью государствообразующей, а во-вторых, институтом монархии. Причем, русские где-то переплюнули византийцев, и у них фигура царя приобрела где-то еще более сакральный характер, чем фигура василевса в Византии. При этом, в России сам обряд помазания на царство приобрел статус церковного таинства, чего, если говорить точно, не было у ромеев. Там тоже василевса помазывали на царство, причем это был обряд довольно поздний – уже тысячные годы. Но в качестве особого церковного таинства этот обряд не числился. А у нас это фактически произошло.
Что еще характерно для русского раннего общества? Постепенно стал вырисовываться особый имущественный менталитет, который характеризуется презрением к накопительству, недоверием к собственности и институту собственности, и, в общем-то, весьма отрицательным отношением к богатству и богатым. Об этом говорят наши русские пословицы. Они записаны в основном Далем, это пословицы XIX века, но они характеризуют и более ранние поколения:
"Пусти в душу ад - будешь богат"
"Деньги копил, да нелегкого купил"
"Богатому черти деньги куют"
"Когда деньги говорят, то правда молчит"
"Черт мошну тачает - скряга ее набивает"
"Убожество учит, богатство пучит"
"Беда деньгу родит"
"Деньгами души не выкупишь"
"Отец богатый, да сын неудатый"
"Не хвались серебром, хвались добром".
Конечно, влияние христианства на такой русский менталитет налицо. Правда, только часть русских исповедовала такой менталитет. Падшесть – она берет свое в любом народе. И собственно менталитет стяжания тоже присутствовал и у нас – не надо заниматься идеализизацией. И это тоже отражается в русских пословицах:
«Всего веселее свои денежки считать»
«Что милее ста рублей? – двести».
«Деньги не Бог, а полбога»
«После Бога деньги первые».
Видите что делается! Поэтому лучше говорить о двойственности русского менталитета. Но по сравнению с Западом большая часть русских людей исповедовала именно нестяжательный принцип.
Чтобы рассказывать о социальной истории России нужно выделить какие-то основные силы, которые существовали в России и которые двигали русское общество в ту или иную сторону. Очень схематично, таких сил пять. Это во-первых, Церковь. О которой я говорить сегодня буду мало и весь рассказ о ней перенесу на следующие лекции. Во-вторых, государство, И также как в Византии, Церковь и государство в России образовали симфонию. Правда, на Руси симфония имела такие любопытные особенности. Долгое время наша Церковь, будучи митрополией другой Церкви – византийской, пыталась сохранить независимость от государства. Тем более, что это государство сложилось позже Церкви. А что способствует независимости? В большой мере способствует собственность. Поэтому наша Церковь охотно и достаточно активно такую собственность приобретала – в виде собственности приходов, в виде собственности монастырей. В общем-то на несмотря на внешний союз, долгое время между Церковью и государством шла такая подпольная борьба. На последующей лекции, посвященной эпизоду стяжателей и нестяжателей, я буду об этом рассказывать более подробно, так сказать, в лицах. А сейчас скажу, что в конце концов эта борьба закончилась победой государства. Произошла так называемая «секуляризация», церковные земли были у Церкви отобраны государством. А Петр Первый вообще ликвидировал патриаршество. И в результате этих двух событий Церковь стала достаточно серьезно зависимой от государства. Даже злые языки говорили, что Церковь является одним из государственных министерств. Но тем не менее союз Церкви и государства существовал, и оба его члена не хотели никаких перемен. Россия существовала в сотериологическим обществе, Церковь это положение устраивало, а государство – тем более.
Это устраивало и третью большую и мощную силу на Руси – крестьянство. Крестьяне – народ консервативный, они всегда хотели жить как жили предки, их отцы и деды –лишь бы была землица и была возможность ее обрабатывать.
Но были и силы, которые хотели перемен. Эти силы появились поздно, но тем не менее оказали на социальную историю России очень большое влияние. Первая сила – это русская буржуазия, которую сотериологическое общество не устраивало. Буржуазия всегда стремится в общество мамоническое, в капитализм. Ну, собственно они и добились этого в конце концов – Россия пошла по капиталистическому пути развития. Об этом мы еще попозже поговорим.
И наконец, пятая сила – это интеллигенция. Русская интеллигенция – это особая уникальное явление, характерное только для России. Из русской интеллигенции родилось революционное движение. В общем-то интеллигенция хотела иного, лучшего социально строя, чем он был, во всяком случае в мечтах. Какой строй она хотела – я скажу немножко позже. А сейчас вкратце рассмотрим эти пять сил.
Русское
крестьянство. Говоря о нем, не стоит недооценивать те природные условия, в
которых крестьянство жило и трудилось. А в средневековой России –крестьянство –
это не просто большинство населения. Это подавляющее большинство населения, это
– 80% всего населения России. И только в конце XIX века эта
цифра начинает уменьшаться. Очень часто в истории России видят повторение
истории Европы, но с запозданием на многие десятилетия или даже столетия –
естественно по вечной российской отсталости. Но дело совершенно в другом. Россия
– северная страна. Она и географически расположена севернее Европы, а главное,
климат у нее совершенно другой. Во всей Европе климат Крыма. А у нас климат
более суровый, чем в северных странах – Швеции, Финляндии, Норвегии. Это – благодаря
вертикальному расположению наших изотерм. Климат неустойчивый. Летом в июле
часто жара – все выгорает. В мае могут быть заморозки – и все вымерзает. Когда
в августе-сентябре надо собирать урожай, очень часто идут отвратительные дожди
и вообще паршивая погода. Да и зима у нас настолько длинная, что
сельскохозяйственный сезон очень маленький. В Европе он длится
Другим следствием этих климатических условий являются плохие урожаи. И что еще более страшно – урожаи неустойчивые. Крестьяне обычно измеряли свой урожай очень интересной мерой – в «самах» измеряли. «Сам третей» означает, что на одно посеянное зерно получали три зерна урожая. Это очень маленький урожай, но для России характерный. Из полученного надо одну треть оставить на засев следующего года. А там уже и не остается ничего. А в Европе урожай «сам шестый», «сам десятый» даже в средние века без всякой высокой агрокультуры. Почвы в Европе хорошие, а у нас, в московской губернии, вы сами знаете – скверный подзол, песок, глина. А из-за нестабильности и суровости климата урожаи были постоянно нестабильными. И у нас в России в средним каждый третий год был голодным, практически ничего не вырастало.
Что из этого следует? Во-первых, вы наверно читали книгу нашего современного автора Андрея Паршева, который об этом подробно говорит. Там Паршев выводит такую «теорему», что благодаря тяжелым климатическим условиям Россия всегда будет проигрывать в соперничестве с Западом. И причем проигрыш будет тем сильнее, чем более открытой будут границы в экономическом смысле. Ибо деньгам выгоднее вкладываться в странах с лучшим климатом. Это вполне естественно. И поэтому наши деньги, если экономические границы открываются, то они неизбежно уплывают на Запад. Ибо там их выгоднее вкладывать. А у нас все дорого. Построить завод – дорого. Ибо стены нужны полуметровые, отопление должно быть прекрасное, трубы должны быть метра на три заглублены, иначе их морозом выпрет. И вообще русского человека надо хорошо одевать, подносить ему горячительное, т.е. сплошные затраты. Это не то что китайцы, которые могут работать в одних трусах в каком-нибудь здании из бамбука. Вот поэтому у нас все строится тяжело. И отсюда следует, что для нас экономическая автаркия – это необходимость. А глобализм – это для нас гибель. Мы объективно при нем всегда будем проигрывать, всегда будем в плохишах, как бы мы ни работали. Все богатства наши обязательно будут утекать.
И второе следствие. Наш замечательный советский историк Леонид Милов, недавно умерший, профессор МГУ, – он называет российский социум «обществом минимального совокупного прибавочного продукта». Характеристика такая ученая и не броская. Но если вдуматься, то она очень хорошо характеризует российское общество. «Минимальный объем прибавочного продукта». Это означает, что русский народ – бедный, русский крестьянин – бедный, ему самому не хватает. Каждый третий год голодает. И поэтому этот «минимальный объем» всегда во все века оказывался головной болью государства: как выбить из народа средства, деньги. Ведь мы – держава. Надо и церкви ставить, и города строить, надо стены возводить, армию держать. Границы – по ним ветер ходит, что с запада, что с юга – во времена татарского ига настолько они не были защищены. Как же быть? Как вытрясти из нашего населения те средства, за счет чего государство развивалось бы. Да еще дороги надо строить – у нас какие пространства-то колоссальные! России без дорого вообще гибель. Ясно, что деньги надо взять. У кого взять? У крестьян. Как это сделать? Ясно, что крестьяне сами не отдадут, купить у них что-то очень трудно. Ибо крестьяне просто работают сами на себя – у них нет никаких излишков. А новое общество может образовываться только при условии, что образуются излишки, этот «совокупный прибавочный продукт», который может вращаться на рынке. А если его нету, то никакой рынок просто-напросто невозможен. Поэтому наше общество развивалось совершенно другим путем, чем общество западное. Западное общество стало обществом рыночным, рынок стал тотальным и западное общество на рубеже где-то XIX в. превратилось в капитализм. А в России это в принципе невозможно было сделать. Поэтому наше социальное устройство совершенно иное. Как вытрясти деньги у крестьян? Да никак. Но можно их заставить работать на государство, сделав их крепостным. То есть в этом случае они работают не на государство, а на дворянство. А дворянство – уже служилое сословие. Оно и служит и работает на государство. Именно поэтому крепостной строй в России все время развивался и укреплялся. Если на Западе крепостной строй быстро сошел на нет – для рыночного общества он оказался неэффективен. То для нас он оказался в самый раз. У нас крепостной строй с веками все время крепчал и ужесточался вплоть до середины XIX века.
В то же время я должен обратить внимание на следующее обстоятельство. Да, с одной стороны крепостничество – это эксплуатация, и это плохо. Но с другой стороны, по-своему этот строй был справедлив. Все работают в конце концов на государство: крепостные крестьяне работают на помещика, помещики служат – либо в войсках, либо являются государственными чиновниками. Конечно, не все крестьяне были крепостными – всего где-то 40%. Остальные были свободными («черные крестьяне»), но с них собирали очень большой налог. Собирало государство. Вот так жило наше государство в социальном смысле.
Крестьянам, конечно, было несладко: с одной стороны тяжелые климатические условия, а с другой стороны на тебя наседает помещик и государство. И против обоих напастей крестьянство придумало противоядие, которое называлось крестьянская община. Это такой удивительный социальный институт, который возник, как считают историки, первоначально не сверху, а снизу. Он-то и защищал крестьян. Крестьянская община – это во-первых, самоуправление – все дела важные в общине решал сельский сход всех мужиков, всех дворов. Сельский сход решал все важные вопросы. Так, он выбирал старосту, который обладал определенными административными полномочиями. Сельский выдвигал делегатов на волостные сходы, которые уже непосредственно контактировали с государственными чиновниками. На уровне волости был волостной суд, который состоял опять-таки из выборных крестьян. Он решал массу мелких споров между крестьянами. Засадить человека надолго в тюрьму он не мог, а вот наложить штраф (скажем, 3 р.) или засадить человека на 15 суток, мог. Причем, эти волостные суды действовали не по закону, а по совести. Там заседали простые крестьяне, которые никаких государственных законов толком не знали. Но это были люди честные, о которых знали, что это люди справедливые – вот они по совести все и решали.
И вторая сторона крестьянской общины (видите, я прыгаю по верхам, у меня нет времени долго об этом говорить) – это решение хозяйственных вопросов и разделение земли между крестьянами. Причем, вся земля находилась в общинной собственности. Только огороды – тогда очень небольшая часть земли – были собственностью крестьян. Все остальное – поля, леса, луга, пашни – все было общинное, делилась между крестьянами. Причем для русской общины характерны были переделы земли. Это означает, что крестьянский сход наделы, которые когда-то были розданы и зафиксированы между семьями, мог переделять. Надо сказать, что это очень сильная мера, мера где-то социалистическая и даже коммунистическая. Вот появилась новая семья, и ей дается надел. А семья, которая не может тянуть тягло, не может выплачивать налоги, – у нее земля забирается – вдовица какая-нибудь. Дело в том, что государство при налогообложении имело дело не с отдельными крестьянами, а с крестьянскими общинами – до уровня отдельного дома оно никогда не доходило. Поэтому существовал принцип круговой поруки: на общину выделялся какой-то налог и община должна была его выполнить. А уж как этот налог собирался с отдельных крестьян – это дело крестьянской общины, и оно решалось сходом.
Характерной для общины были всевозможные формы взаимовыручки. Они назывались по-разному: помочи, дожинки, капустники, толока. Если кто-то погорел, то обязательным был сбор средств на то, чтобы погорелец смог построить себе новый дом. Бедным помогали. В результате получалось так, что все выживали. Да, одни жили более богато, другие менее богато. Но те не менее община всех тянула, никто не бывал забыт, несправедливо обижен и вообще выкинут из крестьянского социума. Было бы, конечно, натяжкой считать, что вот этот общинный мир целиком и полностью является следствием христианской веры. Да, конечно, крестьяне были поголовно верующими, все общинные принципы безусловно соответствовали принципам православия и той святоотеческой имущественной этике, о которой мы так долго говорили. Н все же социальные факторы, необходимость выжить вместе играли очень большую роль при образовании общины. В общем-то, община показала удивительную жизнеспособность. Она пережила даже революцию, и была уничтожена только с началом коллективизации. А до этого при советской власти у нас были крестьянские общины, которые правда, не имели этих самых административных функций – их заменяли сельсоветы. А вот функции экономические она полностью выполняла.
Наконец, община помогала сохранить уникальный культурный мир русской деревни, который весь пронизан был токами православия. Вы конечно слышали о таком русском народной календаре, где удивительным образом сочетаются народные приметы и всякие там погодные условия со святыми и церковным календарем. Там можно встретить такие выражения:
_ Василий-солнечник, 4-го апреля, солнышко стало пригревать (Василий Анкирский)
– Никита – водопол, 16 апреля н.с., уже лужи, и залиты большие поля (Никита Мидикийский исповедник)
_ – 18 апреля «Феодул – тепляк подул» (мученик Феодул чтец)
– Лавр – зеленые щи. Это означало, что 6 мая уже появлялась зеленая травка и уже можно было выгонять скот. И варили из молодой травы зеленые щи (мученики Флор и Лавр).
– 24 мая – Мокей мокрый – народная примета, если 24 мая идут дожди, то дожди будут все лето (мученик Мокий Амфипольский).
И вот народ жил таким календарем.
Русское государство тоже имело некоторые уникальные особенности. Я о них начал говорить, и сейчас продолжим. В общем-то русское государство очень долгое время вместе с церковью пыталось выстроить общество не на рыночной основе, а на иной. В период татарского ига наши русские князья приобрели определенный собственнический менталитет. Они сели на свои княжества, стали передавать княжение своим потомкам и, казалось бы, принцип «мой удел – моя собственность» стал торжествовать. Это типично феодальный принцип. Однако татарское иго было ликвидировано, и ликвидировано благодаря возникновению Сильного государства, которое выросло из Московского княжества. Я не хочу углубляться в историю России, ибо такую историю вы наверняка знаете гораздо лучше меня. Хотелось бы сконцентрироваться на социальной истории России и тех социальных принципах, на которых основывалось русское общество.
Появилась мощное централизованное государство и стремление к его централизации, к сохранению его централизованной власти, было очень велико. А в то же время появились так называемые вотчины, когда князья раздавали поместья своим дружинникам в собственность. Причем, в собственность вместе с деревнями, на которых жили крестьяне. Появились вотчины, владельцами которых обычно становились знатные дружинники. После государство начало с вотчинами в определенной степени бороться, ибо наличие вотчин – это децентрализация. А Москва очень активно добивалась централизации. И поэтому стали раздавать земли по другому принципу – совершенно не знатным служивым людям, дворянам, и не в собственность, а на время службы. Как перестал служить, поместье отбиралось и передавалось другому служивому человеку. Долгое время два типа вотчин существовало параллельно – это было и в XVI веке до смутного времени, это было и в XVII в. Однако и владельцы вотчин и владельцы поместий обязаны были служить. Петр I уравнял в правах эти два типа – все стало называться поместьями, но на правах вотчин – владения перешли в частную собственность владельцев. Но при Петре еще дворяне обязаны были служить. А вот Петр III издал указ о вольности дворянства, по которому любой дворянин мог спокойно выйти в отставку и не служить. И это на самом деле явилось неявным, но достаточно сильным ударом по социальной структуре России. Крестьяне в этом увидели несправедливость – раньше они готовы были работать на помещика, но если этот помещик служит – они считали, что тем самым они работают на государство. А вот гнуть спину на уже не служащего помещика – это уже была явная несправедливость. И конечно же, крестьяне так сказать, затаили зуб, и все это в конце концов вылилось в русские революции.
Я должен подчеркнуть, что вот такая раздача земли – это ведь особый тип экономики. Это так называемая раздаточная экономика. Ее принцип такой – она дает какие-то блага за то, что ты служишь. Служишь государству. И вот такая раздаточная экономика основана на идее служения. Хорошо служишь – дали поместье, и ничего ты за него не заплатил. Плохо служишь – отняли у тебя поместье. Принцип раздаточной эконмики – очень серьезная идея. Именно раздаточная экономика у нас была реализована в Советском Союзе. Не рыночная. На самом деле у нас не было никакого рынка, никакого социалистического рынка, а была именно раздаточная экономика, когда за службу работник получал бумажки, которые назывались деньгами, и он мог их отоварить. За службу он получал многое, что и нельзя купить – например, бесплатно получал квартиру, всевозможные путевки, бесплатное образование, бесплатную медицину. Когда я своим студентам говорил: а Вы знаете, что у нас в СССР квартиры раздавали бесплатно, то нынешние ребята, двадцатилетние, раскрывали рот и было несколько секунд молчания. А после начинался гвалт, и успокоить их было совершенно невозможно. Одни кричали, что как же так, этого не может быть. А другие заводили долгий разговор. В общем, квартирный вопрос – главный вопрос современной молодежи. Им надо устраивать семьи. Им надо жить где-то. А мои студенты – большинство иногородние. Работать сейчас можно только в Москве. А купить квартиру они, естественно не могут ни сейчас, ни через сто лет. Таковы цены – из-за этого и возникал гвалт.
Перейдем
теперь к буржуазии. Где то в середине XIX в России начались реформы. Так называемые «генеральные
реформы», заводилой которых был царь Александр II. Причем, реформ было много:
экономическая реформа: в
Ну и наконец,
еще один печальный эпизод – столыпинская
реформа.
И наконец, пять минут я посвящу интеллигенции. Интеллигенция – это тоже плод генеральных реформ, произведенных в 60-х годах. Первые интеллигенты назывались «нигилистами». Появились вот такие люди, которые ходили в каком-то необычном прикиде, чтобы как-то выделиться, и отрицали все нормальные нормы жизни: семейные и общественные. В общем интеллтгенция – это удивительное явление, как я уже сказал, характерное только для России. Не надо путать интеллигенцию с интеллектуалами. Интеллектуалы есть всегда, в любом обществе. На Западе было полно интеллектуалов. А интеллигенция появилась только у нас. Это люди разных сословий: из дворянства, из поповичей, из чиновничества, высших каких-то аристократических сфер. Немного интеллигентов было из рабочих и крестьян. Их объединяла определенная идеология. А суть этой идеологии – оппозиция существующему режиму. Понимаете, это были хорошие люди, люди-идеалисты, которые хотели лучшего, они отлично видели, что современное общество русское далеко от совершенства, И более того, они прекрасно понимали, и может быть они формулировали в других терминах, но они понимали, что Россия стронулась и начался процесс трансформации из строя сотериологического к строю мамоническому. Поскольку они были в оппозиции, принципиально в оппозиции – они хотят лучшего, они были против Церкви, на которой основывается сотериологическое общество. Они против государства, которое вроде бы между сотериологическим и мамоническим обществами и странным образом поддерживает и то и другое. И они против нарождающейся буржуазии.
Но раз они против этого, то какие у них положительные идеалы? Это, во-первых, материализм, атеизм, а во-вторых – социализм. И вот такая идеология является основой идеологии интеллигенции. Сначала материализм является таким очень грубым, что ли, – помните Базарова, который считал, что резать лягушек – лучший способ служить народу. Он там в лягушках какую-то суть вещей хотел найти. После интеллигенция обзавелась более развернутыми интеллектуальными инструментами, освоила западную философию: Гегеля, Ницше, Фрейда после стала осваивать. И конечно, социалистические чаяния в среде интеллигенции были очень развиты: борьба за справедливость, за лучшее будущее.
Обычно наши церковники интеллигенцию топчут. Я не хочу этого делать. Я, скажу вам по секрету сам где-то не чужд интеллигентской ментальности. И у меня есть определенная симпатия к этим людям. Но они сделали крупнейшую ошибку – они отбросили религию, стали атеистами – из-за того, что Церковь была в союзе, в симфонии с государством – этим отвратительным монархическим государством. И в результате тот строй, который они видели в мечтах – это не был строй христианского социализма; это был строй атеистического социализма. Строй коллективистский.
Интеллигенция родила революционное движение. Сначала это было довольно мирное хождение в народ. После появились народовольцы, которые взорвали царя. После уже появились такие более регулярные революционные силы – социал-демократы, эсеры. Появились партии социалистические. И собственно, в конце концов они и сделали революцию. Я массу деталей здесь просто опускаю.
Итог, резон этой басни такой, что в России и до революции было много социальных институтов такого полусоциалистического, полукоммунистического толка, во всяком случае не капиталистического. Поэтому этот период – переход к Советскому Союзу был где-то органичен.
А сейчас вопросы.
Вопрос. Вот простейшие расчеты показывают, что если количество земли поделить на людей, то землю в собственность никому нельзя выдавать. Это было и раньше, в Германии. Там выдавали по две сотки, а количество людей росло. Это порочный принцип давать землю в собственность. Но должны быть какие-то принципы, в рамках которых люди могли бы развиваться. А как вы считаете сейчас – это что, диверсия? в таких объемах земли выдаются людям. Одни все скупят, а другим ничего не останется?
Ответ. Понимаете у нас сейчас весь наш строй, вся наша экономика – это диверсия. Распродают _ и все. иностранцам, богатым. Абсолютно не думают о будущем русского народа. Диверсия, да.
Вопрос. Про интеллигенцию. Вы феноменологически описали ее возникновение. Не могли бы Вы сформулировать главную положительную идею русской интеллигенции. Ее возникновение и развитие?
Ответ. Положительная сторона русской интеллигенции – алкание правды, алкание справедливости. Этого у них отнять нельзя. И социализм они мыслили как некое общество, где будет наконец-то восстановлена справедливость. Между прочим, сборник «Вехи» принято хвалить. Ибо там некоторые наши интеллигенты настолько выросли, что стали ругать интеллигенцию и ее идеологию. Но при этом авторы сборника упустили вот это положительное, что есть в русской интеллигенции. И это, я считаю, большим недостатком этого сборника. Авторы правильно указали на атеизм русской интеллигенции, но вот на то, что эти люди стремились к более высокому, более справедливому – этому нам православным надо взять на заметку.
Вопрос. Таким образом, можно сказать, что корнем ее идеологическим является христианство. Ибо алкание правды – это христианская заповедь.
Ответ. Да. Я с Вами согласен. На словах они Церковь отрицали, но все равно их идеология выросла из христианства.
Вопрос. У меня вопрос по Достоевскому. Он, скажем, в «Бесах» изобразил Тургенева, как образец интеллигента русского. Это пародия злая? Что это?
Ответ. С
Достоевским, конечно, вопрос сложный. Я, честно говоря, собираюсь сделать
отдельную лекцию по Достоевскому. Достоевский действительно был почвенником,
консерватором. Будучи раз в молодости
революционером и обжегшись на этом, он после очень сильно не любил
революционную среду и революционную идеологию. Ну и там, в «Бесах», он показал,
как видел революционеров. Я, честно говоря, хоть тоже как и Достоевский,
христианин, я не считаю революционеров бесами, бандитами как это часто говорят, применяя и массу
других эпитетов. Ну, что делать, наш великий русский писатель был таким. Но в самые последние годы Достоевский стал,
как мне кажется, изменяться. И его последний «Дневник писателя»
Вопрос. Можно ли считать появление колхозов в какой-то мере развитием русской общины. Некоторые формы колхозы переняли. Если почитать экономистов-народников, которые говорили, что при индустриализации общества неизбежно преобразование общины. Она будет сильно изменена и примерно описывали тот принцип, который напоминает советские колхозы. Поэтому может быть колхозы не разрушили, а просто видоизменили общину?
Ответ. Я думаю, что колхозы все же была неудачная форма. Русский человек, да, он во многом общинник. И в конце концов он сумел эту форму колхозов как-то под себя приспособить и приспособиться к ней. Колхозы последнего периода, хорошие богатые колхозы – они во многом уже были вот такими русскими производственными общинами. Но что касается колхозов ранних, я согласен с тем, что это была мера необходимая. Но то, что ее на ура восприняли сами крестьяне – вот в это я не верю нисколько. Все это делалось во многом насильно.
Ноябрь
