Николай Сомин
Сегодня мы с вами начинаем новый цикл
лекций, который можно назвать так: принципы христианской социологии, основы
христианской социологии, или можно назвать «теоретическая христианская
социология». То есть я буду говорить уже не на примерах из Священного писания,
и не о личностях, и не об исторических фактах, а попытаюсь прыгнуть на более
высокий уровень абстракции и говорить вот о такого рода теоретических вещах,
различного рода принципах, что ли. У меня намечается 5 лекций. Первая лекция
будет, я надеюсь, очень простая, вводная лекция, дальше будет посложнее.
А сегодняшняя лекция называется «Что такое
христианская социология?» Прежде всего, я должен сказать, что есть очень
большая разница между христианской социологией и социологией христианства. Так
сказать, почувствуйте разницу, это совершенно разные вещи. Социология
христианства – это фактически, ну, что ли, статистика. Социологи изучают, сколько всего православных, где они живут,
какой их процент, и прочее, прочее, прочее. Вот это и есть социология
христианства. Наши социологи этим довольно много занимаются. Мы же с вами будем
заниматься совершенно другой материей. Христианская социология – это
христианский взгляд на социум, то есть попытка посмотреть на такое сложное
явление, как социальная жизнь, с точки зрения христианства. Такая постановка
задачи требует обоснования. Ибо, как со стороны церковных деятелей, так и со
стороны светских социологов-учёных, она вызывает возражения, и приходится
отстаивать христианскую социологию, отстаивать её возможность существования и
развития.
Прежде всего, разберём, что говорят наши
богословы, наши христиане, наши церковные деятели. Очень часто можно слышать
такой взгляд, что «мы, православные, 2000 лет прекрасно жили без всякой
христианской социологии – и дальше проживём. Не очень-то она нужна. У нас есть
Евангелие, у нас есть святые Отцы, мы их изучаем, по ним спасаемся. А это всё
новшества, которые придумывает сатана, которые только сбивают настоящих
христиан с истинного пути спасения и вообще заниматься этим ни в коем случае не
надо, это душевредно». Такой взгляд очень распространён. Поговорите с нашими
христианками в платочках, и они скажут примерно что-то такое. Я совершенно не
согласен с этим взглядом, считаю, что христианская социология абсолютно
необходима именно как христианская богословская дисциплина. А вот тот взгляд,
что она не нужна – он идёт, видимо, от монашества, от монашеского
миросозерцания. Монахи говорят, что наша земная жизнь – это только эпизод, нас
ждёт бесконечное по своей продолжительности Царство Небесное, а здесь мы только
странники на этой земле, и поэтому здесь как бы устраиваться и заниматься
такими вещами вроде ни к чему. Жизнь скоротечна, раз – и всё, и за вами уже «Ритуал»
приезжает. Я монашество уважаю, конечно, как
и все наши христиане православные. У нас в православии такой взгляд, что
монашеская ментальность – это некий идеал, к которому надо стремиться, которому
надо подражать. Вот это уже вещь, ну, не несомненная, на мой взгляд, потому,
что монашеский путь очень трудный, это путь действительного отрешения от мира
сего, путь углублённой молитвы, подлинной аскезы, и только монахи, которые
прошли уже это всё – они имеют дерзновение молиться за весь мир. Но, понимаете,
на самом деле это путь для очень немногих, очень немногих, а подавляющее большинство – 99% всех христиан остальных –
они как-то имеют в виду эту монашескую ментальность, но всё-таки живёт иначе, и
живут непосредственно в социуме. И поэтому знание вот этого социума, понимание
с точки зрения христианства этого социума на мой взгляд просто жизненно
необходимо. И, собственно, так и получается, что все христиане погружены в
социум, и так или иначе от него зависят, и, в общем-то, очень интересуются, как
в нём хорошенько прожить. Но теории никакой нет. Христианская социология в
Православии не разработана. Если у католиков есть католическая социальная
доктрина, которая уже имеет, по крайней мере, две сотни лет такой явной
истории, и эта католическая социальная доктрина уже фактически является
неотъемлемой частью католичества, то у нас ситуация иная совершенно. Только в
2000 году был составлен такой важный документ, который, может быть, имеет даже
вероучительный характер. Он называется «Основы социальной концепции Русской
православной Церкви». Документ, на мой взгляд, с одной стороны, неплохой. Он
составлен квалифицированными людьми, и, в общем, такой взвешенный, каких-то
таких явных ляпов там нету, такой продуманный в этом смысле. Но тем не менее
четкой христианской концепции социума там нет. По сути дела этот документ
состоит из нескольких глав, каждая из них отвечает на некий вызов времени. Вот,
государственная жизнь, например. Там довольно много говорится о том, как
христиане должны относиться к государственной жизни, что, собственно, монархия
является высшей формой политического устройства. Там есть и главка о труде и
собственности, очень маленькая, скромная, где говорится, что, в общем-то, что
все формы собственности хороши, что Церковь не выбирает ни одну из них: и
коллективная собственность хорошо, и частная собственность, и, в общем, как бы
Церковь этой проблемой и не занимается – что лучше, что хуже. Там и по биоэтике
есть главка, ещё несколько глав, но какой-то обобщающей теории нет, хотя в
преамбуле говорится, что да, Церковь должна заниматься социальными вопросами. И
слава Богу, что это говорится, но на мой взгляд, авторы этой концепции – кое-что взяли из наших русских религиозных
философов, о которых мы с вами очень много говорили, в частности, из Владимира
Соловьёва. Но, естественно, никаких точных цитат там нет, а только кратенько
пересказываются их мысли и даются похожие формулировки. То есть, на мой взгляд,
этот документ – это первая попытка что-то сделать, попытка, которая должна иметь
продолжение. Я лично ставлю своей задачей остаток дней посвятить вот этой
проблеме, попытаться выяснить некие основы, что ли, христианской социологии. Я
даже уже, честно говоря, написал книжку, но я её не показываю никому, потому
что она получилась ужасно скучной. Её читать, по-моему, невозможно, а тем более
её как-то излагать на лекциях – вы заснёте. Поэтому я решил сделать иначе:
выбрать отдельные вопросы теоретические, и каждому их этих вопросов посвятить лекцию.
Теперь вернёмся к тому, что христианская
социология необходима. Она, на мой взгляд, является неотъемлемой частью
православного богословия. Дело в том, что человек вне социума, на самом деле,
жить не может. Есть красивые рассказы, типа Маугли. Но по факту если человек
попадал в звериное общество, то он превращался в такого зверя что ли, и уже не
мог стать полноценным человеком. И каждый из нас проходит такое очень мощное
воспитание обществом. Семья – это тоже часть общества. Но воспитывает не только
семья. Воспитывает улица, школа, институт, работа, и всё-всё-всё. Любой контакт
между людьми – он воспитывает и формирует человека. Поэтому христианская
социология, на мой взгляд, является неотъемлемой частью такой богословской
дисциплины, как антропология – учение о человеке. До сих пор богословская
антропология всегда рассматривала отдельного человека, который один на один находится
перед лицом Божиим. А еще нужно рассматривать этого человека в социуме и рассматривать сам феномен
социальной жизни с христианской точки зрения – вот тогда наша богословская
антропология будет полной. А сейчас это только часть науки. Дело в том, что на
самом деле, живя в этом обществе, человек и спасается, через социальную жизнь,
потому что спасение – оно в любви, а любовь не может быть в безвоздушном
пространстве. Любовь христианская – она между людьми, и она вырабатывается,
происходит, развивается или наоборот угасает, в процессе социальной жизни.
Поэтому нас фактически общество, социальная жизнь или спасает, или наоборот,
загоняет в преисподнюю. А это означает, что учение об обществе – это часть
христианской сотериологии – учения о спасении.
И, наконец, третье. Суть социальной жизни
– это, всё-таки, жизнь нравственная. Нравственные отношения между людьми –
главное в социальной жизни, потому что любовь – это тоже некая самая главная
нравственная категория. И поэтому
христианская социология – это часть нравственного богословия, богословской
науки, которая изучается в наших академиях, семинариях, и там как-то частично
эти вопросы затрагиваются, в этих курсах, но они должны трактоваться гораздо
более фундаментально.
Сергей Николаевич Булгаков в своём курсе
лекций в Париже, который, кстати, назывался «Христианская социология», так и
говорил, что христианская социология – это часть нравственного богословия. Вот
он так её и рассматривал, совершенно верно. Так что без христианской социологии
никак сами христиане обойтись не могут, ни богословы, ни простые люди. Ну, а
поскольку теории нет, наши христиане пробавляются, как сказал ап. Павел,
«бабьими баснями», то есть какими-то несерьёзными околохристианскими мифами,
теориями, которые совершенно ни на чём не основаны.
Но есть другая группа людей, с которыми я
тоже в своей жизни сталкивался, преподавая на социологическом факультете ПСТГУ.
Я так или иначе столкнулся с профессиональными социологами. Это особая порода
людей, которые считают, что, честно говоря, никакой христианской социологии нет
и быть не может. Есть одна социология – научная, есть её некие столпы,
например, Макс Вебер, Эмиль Дюргейм, Герберт Спенсер, и прочие авторитеты –
англичане, американцы, французы, немцы. Есть ещё некие, наши русские социологи, типа Петра Лаврова,
Михаила Ковалевского, Петражицкого, которые шли за европейцами, которые тоже
как-то развивали социологическое знание – вот это настоящая наука. А вы
придумываете какую-то христианскую социологию, которая неизвестно что. Говорят,
что главное свойство науки, главное её отличие от любого другого знания – это
её объективность. Наука должна быть безоценочной. В каком смысле? Там можно делать
оценки, но оценки не нравственные. Можно говорить больше-меньше, ближе-дальше,
тяжелее-легче, но лучше-хуже говорить ни в коем случае нельзя, это уже
криминал. Это уже не научно, потому что это уже мораль, а мораль, мол, для нас,
ученых, субъективна. Наука же – вещь объективная, она проверяется опытом. Надо
сказать, что в научной социологии вот эта парадигма безоценочности очень жёстко
соблюдается. Боже упаси что-то такое там вякнуть, что вот этот социальный строй
хуже, а этот лучше. Вас просто заплюют и перестанут уважать. Вот, собственно,
все социологи в этой парадигме работают. Помните, я вам рассказывал про Макса
Вебера, который считается самым великим социологом всех времён и народов, это
имя сопоставляется с именем Фрейда, Маркса, вот такого уровня. Так вот, он
очень жёстко соблюдал эту парадигму. Во всяком случае, в своих работах, безусловно, так. Но не соблюдал,
надо сказать, в своей жизни. Он был политиком, довольно страстным политиком,
апологетом различных таких партий буржуазного толка, типа наших кадетов, очень
не любил социализм, принципиально его отрицал, делал популярные лекции против
социализма. Но это, так сказать, была его другая жизнь. А вот жизнь социолога
была абсолютно безоценочна.
Мне кажется, что сама парадигма этой
безоценочности совершенно не верна. Дело в том, что вот такая наука отвечает на
вопрос «как есть». Да, вот такая наука возможна, которая исследует социум,
изучает его – вот такие формы социума, такие между ними какие-то зависимости,
да, есть социальные институты, которые так-то работают. Всё это нужно,
безусловно, но этого не достаточно. Знание «как есть», только «как есть» – оно
ущербное. Господь нас создал нравственными существами, и сам Он – Существо
нравственное. Он учредил некую такую нравственную ось хорошо-плохо, на которую
нанизываются все события, все явления, особенно явления, связанные с человеком.
Собственно, так мир устроен. И в человека Он вложил нравственное чувство. Для
чего? Для того, чтобы человек мог оценивать и планировать не только, «как есть»,
но и «как должно быть». А должно быть всегда хорошо, а плохо не должно быть. И
вот это знание о том, как должно быть – это очень важная часть человеческого
знания, может, ещё более важная, чем знания о том, как мир устроен. Только вот
такое цельное знание, объединяющее и знание о том, «как есть», и знание о том,
«как должно быть», достойно человека, это – настоящее знание. А вот отдельные
его части – это ущербное знание. Получается, что научное знание ущербно.
Особенно оно ущербно в науках о человеке: психологии, социологии, даже
медицине. Во всяком случае, мы от этой безоценочной парадигмы принципиально
отказываемся, и во главу угла ставим именно нравственную оценку хорошо-плохо, и
любое явление мы будем стараться рассматривать с этой точки зрения. В этом смысле
христианская социология так или иначе должна впитывать в себя социологию
научную, но не зацикливаться на ней ни в коем случае, а её ядро должна
составлять именно оценочная часть с точки зрения хорошо-плохо.
Но, понимаете, на самом деле вот эта светская
социология имеет и другой недостаток, ещё более тяжёлый. Дело в том, что она
далеко не бескорыстна. Вот эта либеральная западная социология – она возникла в
западном мире там активно развивается, надо сказать – сотни, тысячи учёных,
различные школы. Развивается потому, что имеет заказчиков. Эти заказчики –
сильные мира сего. Они используют учёных и их теории для того, чтобы
манипулировать людьми, для того, чтобы управлять миром, и вся эта социология,
которая имеет флёр, так сказать, ореол научности, - она этим воздействует на
мозги: «наука доказала, против неё не попрёшь». На самом деле, там, на Западе,
конечно, имеется много достаточно честных учёных, но всё равно, там идёт отбор.
Там те теории, которые нужны для управления – они в первую очередь получают
гранты. Поэтому учёные, естественно, работают по этим направлениям. Получается,
что этих социологов уже купили, грубо говоря, давно купили, и они работают на высшую
элиту, правящую миром. По сути дела вся эта западная социология, и уж поверьте
мне, (я её, конечно, знаю плохо, но за пять лет я кое-чего там поднабрался,
какие-то книжечки читал, теории просматривал) - полное впечатление, что в целом
это такая грандиозная промывка мозгов нашего поколения, молодых людей, некая
такая рамка, в которую загоняется мышление человека. И, к сожалению, сейчас все
наши ВУЗы работают по западным программам, изучают западную либеральную
социологию, в основном, социологию американскую. Большинство социологов сейчас
– американцы. Чуть умный человек появляется – он, в конце концов, уезжает в
Америку, там лучше платят.
В общем, сейчас, на мой взгляд, катастрофа
происходит с социологическим образованием, в том числе и в наших вроде бы
православных учебных заведениях. ПСТГУ – Православный Свято-тихоновский
гуманитарный университет двойного подчинения – патриархийного и
государственного. Его предназначение – ковать различные кадры для церкви, но и
там преподаётся вот этого рода социология. Я там преподавал немного другую
социологию, но продержался, надо сказать, где-то там 5 лет, не больше, да и то
за счёт того, что я очень плотно работал со студентами, вплотную с их
курсовыми, с их дипломами, просматривал их, советовал – вот за это меня ценили
и кое-как некоторое время держали. Конечно, нам нужно преподавать другую социологию,
но прежде, чем преподавать - её нужно создать. Вот с созданием – дело швах. По
сути мы с вами и должны это делать. Это актуальнейшая задача для нашей Церкви –
выработать христианскую социологию. Кто это должен делать, как не Церковь?
Нельзя сказать, что ничего не сделано. Это
уже слишком. Кое-что сделано. Есть вот эта основа социальной концепции РПЦ. По
крайней мере, есть заявка, что этими вопросами у нас в Церкви можно заниматься
и нужно заниматься. После я довольно долго, больше 10 лекций, посвятил русским
религиозным философам. На мой взгляд, ценность их именно в том, что они первые
в истории, первые в мире, в христианском ареале попытались вот такую, именно
православную, именно христианскую социологию, создать. Делали, как умели,
каждый в меру своего разумения, своего интеллекта. Помните, какие у нас были
люди: и Чаадаев, и Данилевский, и Хомяков, и Достоевский, и Толстой, и
Булгаков, и Бердяев – я, может быть, забыл ещё многих. На мой взгляд,
существенный вклад в развитие, становление христианской социологии внёс
Владимир Сергеевич Соловьёв. Во всяком случае, через всю свою жизнь, через всё
своё творчество он пронёс идею, что социумом надо заниматься, причём заниматься
с христианских позиций, что это ой-ёй-ёй как важно. Он даже говорил, что без
социального развития вообще бессмысленно говорить о человеческой истории – она
становится как бы не нужной. Он писал: «Если бы человечество представляло собой
простую арифметическую сумму отдельных изолированных лиц, то все препятствия к
полному осуществлению царствия Божия сводились бы, собственно, к одному – злой
вечной воле, всё действие Божие в человечестве было бы в таком случае прямо
исключительно обращено на каждую отдельную душу, которая или воспринимала бы
это действие и входила в царствие Божие, или бы отвергала его. Решение этого
вопроса, безусловно, отдельное для каждой души, могло бы произойти вне
пространства и времени. Всемирная история была бы совершенно не нужна, и жизнь
бессмысленна. К счастью, – продолжает Соловьёв, человечество – не есть куча
психической пыли, а живое одушевлённое тело, образующееся и преобразуемое -
следовательно, закономерно развивающееся, многоразлично расчленяемое,
объединяемое, разнообразно связанное с прочим миром и всесторонне
воспринимающее не только периферические, но и центральные, не только в
единицах, но и в группах, не только частями своими, но и целым». Здорово он
формулирует здесь. Как бы формулирует, что, на самом деле, Господь задумал
общество в виде некоего социального организма. Есть аналогия, довольно-таки
существенная, между организмом и обществом, и что общество, так же, как
отдельная личность, может жить духовно-нравственной жизнью, как целое, а не
только в своих единицах, не только в отдельных человеческих личностях. Мысль,
надо сказать, очень ценная, глубокая, которую надо развивать, но она пока, увы,
осталась никак не разработанной.
Очень много для христианской социологии
сделал такой человек, как Николай Николаевич Неплюев. О нем были две лекции. Он
был не только практиком, не только создателем трудовой христианской общины. Он,
на мой взгляд, был замечательным христианским социологом, и если внимательно
посмотреть его работы – там вырисовывается целая теория, целый цикл законов и
закономерностей, специфически христианских, которые выработал и сформулировал
Николай Николаевич Неплюев. Например, верховный закон христианского откровения
– что любовь верховенствует. Но у Неплюева это была не только личная заповедь,
а это был некий социальный принцип. Или его замечательная идея об обособлении
от зла и злых – гениальная мысль, заключающаяся в том, что до тех пор, пока
хорошие и плохие живут вперемешку и, так сказать, тесно общаются друг с другом,
то никакого высоко морального общества создать нельзя в принципе. Ибо люди с
эгоистической направленностью разрушают все попытки создания вот такого высокого
общества. И если в очень небольших локальных коллективах это возможно, то в
больших масштабах без эгоистов никак не обойдёшься, они там обязательно будут.
А даже небольшая их сплочённая группка может разрушить очень многое, может
разрушить большое, долго создаваемое дело. И, собственно, сам Неплюев на
примере своей общины это очень хорошо прочувствовал. В его общине возникали вот
такого рода «оранжевые революции», когда маленькая сплочённая группка начинала
рушить весь устав общины, который с трудом потихонечку создавался, – а их было
буквально 5 человек, - община же большая, 500 человек, и, тем не менее, им чуть
не удалось всё разрушить. Поэтому отделение от зла и злых – это вещь абсолютно
необходимая. И Господь, так сказать, выращивает и «пшеницу», и «плевела» на
одном и том же поле, но это пока. В конце времён обязательно будет происходить
вот такое глобальное разделение на овец и козлищ. И, кстати, в ближайшее
воскресенье читалось именно это Евангелие – с 25-й главы Евангелия от Матфея,
важнейшая для нас. Она говорит, что Сам Господь будет отделять овец от козлищ.
И, в конце концов, Господь учредил Рай и Ад, между которыми существует, как
известно, очень глубокий ров и перепрыгнуть оттуда – туда, никак не получится.
На мой взгляд, это замечательный социальный принцип. У него и другие принципы типа критики
бессистемной благотворительности, о которой он всё время говорил, что наши
христиане разбазаривают все силы и средства на милостыню, которая ровным счётом
ни к чему не приводит – общество остаётся тем же самым, а вот христианская
жизнь не организуется. Если бы эти средства направлялись на организацию
христианских трудовых общин – это вот да, это качественно иное. Очень многие
против этого возражают, говорят, что милостыня сама по себе – вещь хорошая. Я
против этого тоже возразить не могу. Да, милостыня – это хорошо, но вот эта
братская жизнь – она на порядок выше. Просто милостыню совершать проще гораздо.
Даже милостыня, когда вы существенную часть от себя отрываете – это намного
проще, чем братская жизнь.
Существовали и другие наши русские
философы. Вот Сергей Николаевич Булгаков – первый из наших русских философов,
вёл первый систематический курс христианской социологии. К сожалению, он
записан только его студентами в виде конспекта, получилась небольшая, не очень
развёрнутая работа. Может быть, на самом деле он говорил больше, интересней и
глубже, но этого мы не знаем.
После, такой человек, как Алексей
Степанович Хомяков много сделал для христианской социологии. Еще были
Данилевский, Фёдоров, Эрн. Я вот о нём, Владимире Эрне, лекцию не делал, но у
него есть замечательная работа «Христианское отношение к собственности». Работа
потрясающая, которую он написал совсем молодым,
Такой был тоже очень интересный человек –
Николай Сетницкий, о котором я ничего не говорил, - а стоило бы рассказать. Он,
в общем, современник Бердяева и Булгакова, но жил: сначала уехал в Харбин от
большевиков, там подвизался лет 15, а после возвратился в Россию, его через
пару-тройку лет арестовали и расстреляли. У нас, к сожалению, в советской
России это запросто – вдруг взяли и хлопнули.
Так же Лев Платонович Карсавин, наш
русский философ, который тоже много занимался христианской социологией. Он
после войны остался в России, жил где-то в прибалтийских странах – кажется в
Риге. Преподавал в местном университете. После войны он остался в России и
думал, что он – человек вполне лояльный советскому строю, и с ним ничего не
будет. Но он тоже несколько лет пожил, потом – раз, и его в ГУЛАГ, где он и
умер. Увы, увы.
Но, на мой взгляд, все эти русские
философы все же никакой цельной христианской социологии не создали. Ни
Соловьёв, ни Хомяков, даже не Неплюев. Ну, он как бы и не считал целью создание
такой последовательной христианской социологии И Булгаков тоже. Увы. Все они
что-то такое говорили, но, теории не получилось. Понимаете, социум – очень
сложный предмет, очень сложный.
И, наконец, последнее, о чём я скажу – это
каковы разделы и задачи будущей христианской социологии. Задача понятна –
осмыслить социальную жизнь с христианских позиций, внести в её рассмотрение
подлинные какие-то христианские термины что ли, христианские понятия: понятие
греха, понятие искупления, понятие наказания и прочие, прочие, прочие понятия –
зло, падшесть, любовь, соборность, свобода, справедливость, спасение. Все эти
христианские понятия так или иначе
должны быть осмыслены с точки зрения социологии и введены в христианскую
социологию. Это, собственно, главная задача, которая обязательно должна быть
решена. Это очень трудная задача. Я, честно говоря, даже не знаю, как к ней
подступиться по-настоящему, но это необходимо. Это, так сказать, теоретическая
часть христианской социологии, о которой мы с вами будем говорить в следующих
лекциях.
Но есть и другие разделы, которых мы с
вами так или иначе в наших лекциях касались. Это, прежде всего, Священное
Писание. Священное Писание обладает безусловным авторитетом для христианина, и
оно должно быть тщательно изучено с социологической точки зрения. Существует
такое мнение, что там ничего
социологического нет. Неправильно. Там очень много, очень много социологии.
Во-первых, Ветхий Завет. Ветхий Завет
основан на законе Моисеевом, а этот закон одновременно закон и религиозной
жизни, и закон семейной жизни, и закон социальной жизни, там всё это вместе.
Всё это должно быть изучено очень тщательным образом, по-настоящему это не
сделано. У меня так и не было лекции посвященной Ветхому Завету, я не давал
такую лекцию, я подумал, что для вас это будет скучно, и это пропустил. Может
быть, прочитаю ее в будущем. Но и Новый Завет – он полон социальными идеями.
Они там высказаны более прикровенно, но на самом деле социальным лейтмотивом
Нового Завета являются идея общинности и идея братства. Христос, ведь
организовал христианскую общину, которая состояла из апостолов, апостолов из
70-ти, жен мироносиц и ещё некоторых людей. Сведения об этой общине в
Евангелие, – они очень такие фрагментарные, разбросанные, но они должны быть
тоже как-то тщательно изучены, и введены, как часть христианской социологии.
Но есть в Новом Завете и Деяния
апостольские, где описывается жизнь Иерусалимской христианской общины, о
которой тоже сказано очень скупо, по сути дела несколькими фразами, но эти
фразы имеют исключительное значение. Это тоже часть христианской социологии,
вокруг которой ломается много копий. Многие считают, что да, какая-то общинная
жизнь там была, но общей собственности не было. Несмотря на то, что там раз 20
повторяются слова «все», «всю», «вся» - это оказывается для наших богословов не
убедительным. Богословы конца XIX начала XX
веков говорили, что, это была община, но никакой общей собственности не было, в
лучшем случае была такая касса взаимопомощи. Как знаете, у нас в цехах
организовывались кассы взаимопомощи, вот это было что-то подобное. Конечно, с этими взглядами надо бороться, и их
развенчивать.
Но Священное Писание –
это еще не всё. Есть очень мощный пласт святоотеческой мысли, в частности,
Иоанна Златоуста, Василия Великого и прочих святых отцов, которые очень много
говорили о таких социальных феноменах, как собственность, богатство, бедность,
милостыня и прочее, прочее, прочее. Вот они тоже должны быть как следует
изучены, изучены они плохо, слабо. И тоже изучены как-то односторонне, это
задача нас с вами - будущих христианских социологов.
Должна быть осмыслена с христианской точки
зрения история человечества. Вот вчера я слушал типа лекции на презентации
книги о Константине Леонтьеве и Льве Тихомирове. Лев Тихомиров написал книгу о
христианском осмыслении истории, но вот это какая-то первая попытка, на мой
взгляд, далеко не бесспорная, потому что она сделана с точки зрения теории
заговора. И там он пишет в основном о разного рода противниках христианства, о
различного рода масонах и прочее, прочее, прочее. Хотя сама книжка по-своему
интересная, и сам человек Тихомиров замечательный, народоволец, теоретик
народовольчества. Он, так сказать, револьвер в руки не брал, но обосновывал
народовольческое движение теоретически. Вовремя убежал за границу, его не
успели арестовать. А его товарищи Желябов, Перовская – они были казнены. Там, за границей он полностью переродился,
стал монархистом-консерватором, принёс покаяние, написал покаянное письмо
Александру III, и после приехал в Россию, был в лагере консерваторов, а в
конце жизни, уже в советское время с 17 по 23 год он написал эту книгу, это самое значительное,
что он сделал. Я об этой книге ничего не говорил, ну что делать всего не
охватишь.
И наконец,
важно смотреть не только в прошлое, но надо смотреть и в будущее.
Имеется ряд христианских пророчеств, у нас есть целая книга в Священном
Писании, Откровение Иоанна Богослова - Апокалипсис, в общем-то книга, в которой
тоже, на самом деле, действуют народы, социумы – она тоже должна быть осмысленас
точки зрения социологии. Она должна тоже войти частью христианской социологии,
так что работы непочатый край. И это молодая наука, которая вот только-только
начинает зарождаться, я всех призываю включиться и что-то сделать, попытаться
подумать на все эти темы. На следующих
лекциях я попытаюсь представить свои наброски этой науки. Не судите строго и не
бейте ногами – это, видимо, очень несовершенный, первый вариант.
Какие будут вопросы?
Вопрос.
Почему только сейчас обосновывается
актуальность возникновения, разработки христианской социологии?
Ответ.
Этот вопрос, на мой взгляд, давно назрел и
перезрел. Он был актуальным и во времена наших русских религиозных философов,
именно поэтому они так много занимались социальными вопросами. Они отлично
видели, что там дыра, ничего не сделано. Конь не валялся. Они попытались это
как-то закрыть.
Вопрос.
А как наша церковь к ним относится?
Ответ.
Церковь очень консервативна. Когда
создавалось наше православное богословие, то вообще понятия социологии не было.
Люди вообще так и вопрос не ставили. Немного они ставили вопрос в плане
политологии, немного думали о государстве, его роли, была даже в Византии
разработана концепция «симфонии» между Церковью и государством. Её
разрабатывали, собственно, не богословы, а, скорее, разрабатывало государство,
оно здесь играло первую скрипку. Именно византийские императоры - инициаторы и
разработчики этой теории симфонии. В частности, император Юстиниан в своём
своде законов Византийской империи написал так называемую Шестую новеллу. А
новелла эта – очень важный закон такого общего применения, там нет конкретики.
Эта новелла посвящена именно идее симфонии между Церковью и государством. Но
там, к сожалению, Церкви отводится второстепенная роль. Если внимательно
прочитать, Юстиниан как бы говорит: «да, вы, конечно, божьи люди – богословы,
священники, епископы, но ваша задача – молиться за меня, молиться за
государственную власть, а всё остальное государственная власть сделает. Она и
социум управит, сделает его вполне христианским, так что не беспокойтесь – я
христианин, я христианский монарх, я это всё, так сказать, решу сам, без вас.
Ваша задача только молиться». Я очень огрубляю, но, на самом деле, если посмотреть
эту шестую новеллу – это всё читается оттуда. И в результате получилось, что
Церковь от разработки социальных вопросов была отодвинута. Ещё Златоуст что-то
пытался говорить на таком нравственном уровне о богатстве и собственности. Но
после того, как Златоуст был фактически государственной властью уничтожен,
(он был извергнут из сана, был отправлен
в ссылку, и после его перевода из одного места ссылки в другое его фактически
уморили аккуратно). После него уже вот таких смелых нравственных богословов в
Византии стало всё меньше и меньше. Таких вот «дураков» мало стало, и после
совсем не осталось. В результате византийское богословие ушло в эмпиреи, вот в такие чисто богословские вопросы,
тринитарные споры, споры о двух природах во Христе, споры об иконе,
иконоборческие споры. А вот эти социальные вопросы Церковью не рассматривались.
Даже, фактически, на уровне проповеди не рассматривались. Социальная жизнь как
шла, управляясь императорами, так она и шла. После уже православное богословие
было создано, закреплено. Почему-то считается некоторыми, что оно закончено,
хотя ни один святой отец об этом не говорил, что, мол, всё – дальше оно
развиваться не может, да никто этого не говорил. Но в результате сложилась
традиция – православное богословие без православной социологии, даже её
элементов. И вот она дожила до XIX века, когда наши
русские философы – люди свободные, которые не были обязаны в точности следовать
семинарским курсам, они вдруг увидели: «Боже мой, здесь же ничего не сделано»!
Так или иначе, об этом стали говорить. Но, к сожалению, они задачи-то не
решили. Многие из них были христианскими социалистами, но на некоторое время,
надо сказать – годик-два, там, десять лет, кто как. А были и другие наши
русские богословы, например, Иван Ильин, о котором я недавно говорил, которые
социализм, коммунизм на дух не принимали. Они развивали богословие, надо
сказать, тоже социальное, концепцию христианскую, но уже в рамках
частнособственнических традиций. Появилось две школы, которые друг с другом
как-то взаимодействовали, но договориться не могли. А тут революция, которая
весь этот процесс прекратила, исказила. В общем, вот такая ситуация. Поэтому
вопрос о христианской социологии встал вот только после перестройки. И слава
Богу, что написали эти «Основы социальной концепции РПЦ» под руководством
нынешнего патриарха Кирилла.
Вопрос.
Кстати, ваше мнение об его речи в Думе?
Ответ.
Мне кажется, это прогресс, безусловно. Он
ставит именно эти вопросы, что Церковь должна участвовать и в политическом процессе,
и социальном процессе, хотя очень осторожно ставит. Он говорит о том, что очень
ценно, что справедливость – это хорошо, -
это уже здорово. До сих пор наши священники говорили: «справедливость –
фи, это совершенно не христианское понятие. Вот любовь – это да. А
справедливость – это вообще ничто по сравнению с любовью. Христианство – это
любовь». Так что это очень ценно. Я думаю – он и дальше будет, я надеюсь, в
таком стиле что-то говорить. Но, конечно, до христианского социализма там очень
далеко.
Вопрос.
Я задам очень простой вопрос. Он к началу
лекции отсылает. Есть вера, вера предполагает молитву, и Церковь, в общем, как
институт, сохраняет вот это уединение, интимную ситуацию, то есть, аскеза,
скромность – оно всё работает на то, чтобы это был не публичный социальный
процесс, а именно вот эту личную связь человека с Богом. Может быть, в этом
корне, в этой практике заложена причина. Как вы это прокомментируете?
Ответ.
Я считаю это всё совершенно правильно,
потому что, честно говоря, на социальном уровне полностью воспитать человека,
создать его духовную жизнь нельзя. Обязательно нужен личный уровень
взаимодействия с Богом, и личный уровень исповедания своих грехов. Обязательно
это нужно. Но, понимаете, одно другому не противоречит. Должно быть и то, и
другое. У нас до сих пор был один перекос, то есть только личная духовная
жизнь, а наши православные люди – они асоциальные, аполитичные. Они этого чураются – и всё.
Вопрос.
То есть, есть предпосылки к тому, что
Церковь сегодняшняя позволяет уже рассматривать… Возможно, что Церковью
охранялось это вето, чтобы воспитание человека было не социальным.
Ответ.
Да. К сожалению, это вето было прежде
всего церковным. Сейчас происходит размывка этого вето. Должно быть и то, и
другое. Вот эта личная молитва – её ни в коем случае забывать нельзя, иначе это
будет профанация христианства. Вот наша советская власть полностью забыла
личный уровень, воспитывала человека на сугубо социальном уровне. Да, получился
вот такой совок, советский человек во многом хороший, но где-то ущербный. Вот
этого уровня в нём нет, связи с Богом. А он обязательно должен быть. Поэтому
Церковь всё правильно делала, но делала, так сказать, недостаточно.
Вопрос.
Тогда дальше забегаю вперёд. Возможно ли
обсуждать в рамках вашего найденного пространства роль личности, которая в
советское время культивировалась, человека делали универсумом, абсолютным,
поэтому его лишали интимной, духовной части. Но возможно ли… насколько
христианство позволяет выпячивать свою личность, культивировать её, насколько
может быть сильнее человек, как этот социум может его воспитать?
Ответ.
Понимаете, я считаю, что человек
проверяет свою личность именно в любви, а любовь – это всегда жертва, это отказ
от себя, и в этом смысле коллектив важнее, важнее собственной личности. Вот
такой парадокс, который, кстати…
Вопрос.
Христианская социология как раз и
способствует очеловечиванию человека именно в социуме?
Ответ.
Ну, должна, во всяком случае,
способствовать. Но если христианин зациклен только на себе, на собственном
спасении – на мой взгляд, это никуда не годится. Это разновидность эгоизма. И я
боюсь, что такие люди, что именно они-то и не спасутся. Господь-то – Он всё
видит. Его не обманешь, что на самом деле в этом человеке нет любви подлинной,
нет жертвенности, а есть желание достичь
хорошего местечка в Царств Небесном. А для этого да, надо молиться, надо
в церковь ходить, ну да, и любить надо ближнего. Вот Господь вбил эту норму, -
ладно, ради этого и любить будем. Понимаете, что получается?
Вопрос.
А вот после знаменитой дискуссии между
стяжателями и нестяжателями были ещё какие-нибудь, связанные с
взаимоотношениями с собственностью и так далее?
Ответ.
Вы новенький. Я делал целую лекцию по
стяжателям и нестяжателям. Вопрос, так сказать, о собственности оказывается там
вторичным. Этот вопрос там очень сильно связан с государством, потому что
именно государство поддерживало нестяжателей для того, чтобы отобрать земли у богатых
монастырей. Там это всё было настолько перемешано, поэтому считать это всё
настоящей богословской дискуссией нельзя.
Вопрос.
Какие примеры кроме этих нестяжателей? У
нас в русской православной церкви за тысячу лет было? Внутри церкви.
Ответ.
Ну как, было. Нил Сорский не был
христианским социалистом, ни Боже мой. Он ратовал за скитское житие, а скитское
житие – это несколько домиков, которые отстоят на несколько сотен метров друг
от друга. В каждом домике живёт один отшельник, который возделывает свой личный
огород, этим питается. Каждый сидит в своём доме и молится. Только иногда они
сходятся в центр этого поселения, где стоит церквушка такая неказистая, там они
молятся, творят литургию, причащаются, и после расходятся снова по своим
скитам. Даже там так: утром была перекличка, каждый должен был кричать. Если он
не кричит – значит, умер. То есть ничего похожего на общинную жизнь у
нестяжателей не было. Гораздо ближе, как ни странно, к общинной жизни
общежительной монастыри Иосифа Волоцкого. Но и они в свою очередь выродились в
такие поселения монахов, которые эксплуатируют местное крестьянство, которое у
них в крепостной зависимости, и очень безбедно живут, прекрасно живут, кормятся
за счёт этих крестьян. То есть там и то, и другое как бы немного не то
получилось.
Вопрос.
Короче, всё это надо пересмотреть,
переделать.
Ответ.
Да, надо всё это переосмысливать, как
следует переосмысливать, да, да, да, к чему я и призываю.
Вопрос.
Почему христианская социология сейчас и
веление времени, социализации, общинности – иначе нам всем конец. Именно в том
ракурсе, о котором вы говорите.
Ответ.
Да. Веление времени. На мой взгляд, без
христианского социализма Россия погибнет, и погибнет достаточно быстро. Вот так
жить в этой мерзости, капитализме, в котором она живёт – ну не может она,
Господь не попустит. Он смотрит, смотрит на это всё, а после как шарахнет...
Вопрос.
А народ это чувствует. Был опрос,
проведённый на юго-востоке Украины. Народ что сказал? Православный социализм
даёшь!
Ответ.
У меня будет встреча с человеком из
Новороссии, который услышал, что я произношу слова «православный социализм» -
научите, что ему сказать.
Вопрос.
Да, народ оживляется. Мы ходили по
электричкам с нашими газетами. Как раз с человеком столкнулись, которого именно
этот вопрос интересовал – православный социализм. Это, говорит, вы там
поднимаете вопрос православного социализма?
Ответ.
Будет лекция, посвященная презентации
книги, которая так и называется «Православный социализм как русская идея». Она
вышла с помощью наших слушателей, издана. У меня, правда, её сейчас нет. Как
только она появится, мы здесь вместо лекции организуем презентацию этой книги.
Я буду одновременно рассказывать о книге, и о том, что такое православный
социализм.
