Сомин Н.В.

Достоинства и недостатки миросозерцания И.А. Ильина

Оглавление.

 

1. Введение.

2. Положительное и верное у Ильина.

3. Специфические черты религиозности Ильина

4. Ошибочное в социально-политических взглядах Ильина

5. Ильин о частной собственности

6. Драма духовного пути Ильина

7. Заключение.

1. Введение

В последние годы имя выдающегося русского философа, публициста и общественного деятеля Ивана Александровича Ильина (1883-1954) стало необычайно популярным среди патриотически настроенной правос­лавной русской интеллигенции. Сейчас изданы его основные труды, в его честь проводятся конференции /1, 15/, Ильин очень часто цитиру­ется в изданиях самого различного направления. Более того, его идеи среди православных ныне приобретают такой высокий авторитет, что зачастую рассматриваются как непререкаемые, особенно в области об­щественно-политической. Появились апологеты Ильина, принимающие и пропагандирующие его взгляды без должной критики. Утверждается нап­ример, что Ильин является "единственным здравым и трезвым мыслите­лем России ХХ века" и что предлагаемые им принципы обладают "необ­ходимостью и достаточностью" /1, с.11/. Часто цитата из Ильина рассматривается как лучшее, "железное" подтверждение мысли автора. Можно даже утверждать, что взгляды Ильина многими рассматриваются как негласная точка зрения Православной церкви по общественно-поли­тическим вопросам. Представляется, однако, что в противовес безу­держной апологетике Ильина, следует противопоставить более трезвый взгляд на разработанную И.А. Ильиным идеологию и рассмотреть ее с позиций православной традиции.

Безусловно, И.А.Ильин представляет собой уникальное явление не только в русской, но и мировой общественной мысли. Он принадлежит к плеяде выдающихся русских философов XIX-XX веков, для которых ко­ренным вопросом был вопрос религиозный. Для них главное - не пост­роить "систему", а осмыслить место человека в мире, сотворенном и спасенном Господом Иисусом Христом. Они видели себя как бы миссио­нерами духовного пространства, приводящими ко Христу все новые и новые территории духовной и телесной деятельности человека, не ох­ваченные непосредственно православным вероучением. Для Ильина таким пространством явился социум, точнее Россия как социальный организм, требующий духовного и телесного уврачевания.

И.А.Ильин был наделен от Бога целым рядом замечательных талан­тов: необычайной силой ума, большим литературным даром, позволявшим ему великолепно облекать свои мысли в словесные формулировки, ог­ромной волей, громадным творческим потенциалом, тонким эстетическим чувством, потрясающей работоспособностью. Сюда же следует присово­купить высокие моральные качества: удивительную честность, полней­шую добросовестность, высокую порядочность. Ильин также был наделен и значительными духовными дарами, которые выразились в глубокой ве­ре в Бога, православной ориентации и неослабном интересе к духовной проблематике. Ему было дано сердце, болеющее от несправедливости и радующееся добру. Он всегда был устремлен к служению высшим целям. Ильина даже часто рассматривают как религиозного мыслителя по преи­муществу, тем более что некоторые его книги носят чисто теологичес­кую направленность ("О сопротивлении злу силой", "Аксиомы религиоз­ного опыта" и др.). Но, как представляется, именно в этой сфере творчество Ильина не следует переоценивать. Как мы постараемся по­казать, его религиозные воззрения имеют изъяны, которые и привели его к ошибкам в сфере общественной философии.

Тем не менее, необходимо воздать этому выдающемуся человеку должное и остановиться на достоинствах его общественно-политических воззрений.

2. Положительное и верное у Ильина

И.А.Ильин, безусловно, создал выдающееся общественно-полити­ческое учение, очень цельное, последовательное, хорошо продуманное, имеющее целый ряд глубоко верных положений.

Он - честный, искренний и пламенный патриот России. Подлинной любовью к России пронизано все его творчество. Его думы - о России, его служение - для России, свою цель он видит в том,чтобы указать России направление, идя по которому она сможет выполнить предначер­танное ей Богом предназначение. Этим Ильин кардинально отличается от многочисленных "радетелей" России, подлинная цель которых - об­мануть наш народ, увлечь его ложными приманками и, тем самым, погу­бить Россию.

В основу своей философии общества он кладет веру в Бога, Пра­вославие. Верность Православию для Ильина является не только личным убеждением, но абсолютно необходимой предпосылкой для служения Рос­сии. Он прекрасно понимает, что Россия создана православной верой, вся культура, весь быт, вся мощь и вся жизнь России зиждутся на Православии и вне его Россия существовать не может. Для Ильина Пра­вославие - не просто идеология, исторически оказавшаяся в основе государства, но истина, основываясь на которой могут быть найдены верные конкретные контуры будущей России.

Значение Православия для России Ильин оттеняет критикой като­лицизма. Его критика достаточно глубока; она отталкивается от раз­личий в религиозных актах Православия и Католичества: "Первичное и основное пробуждение веры для православного есть движение сердца, созерцающей любви, которая видит Сына Божия во всей Его благости, во всем Его совершенстве и духовной силе,  преклоняется и  приемлет Его,  как сущую правду Божию, как свое главное жизненное сокровище. При свете этого совершенства  православный  признает  свою  греховность, укрепляет и очищает Им свою совесть и вступает на путь покаяния и очищения.  Напротив, у католика "вера" пробуждается от волевого решения: довериться такому-то (католически-церковному) автори­тету, подчиниться и покориться ему и заставить себя принять все, что этот авторитет решит и предпишет, включая вопрос добра и зла, греха и его допустимости" /7/ (здесь и далее курсив Ильина).

Ильин - патриот. Для него слово "национализм" отнюдь не руга­тельное, как стараются нас уверить недруги России. Русский национа­лизм - идея верная и необходимая. Национализм для Ильина "есть не­кий восторг от созерцания своего народа в плане Божием и в дарах Его Благодати. Это есть благодарение Богу за эти дары; но в то же время и скорбь о своем народе и стыд за него, если он оказывается не на высоте этих даров" /2/. Поэтому одной из важнейших задач Иль­ин видит возрождения национального самосознания в русском народе. В то же время Ильин отлично понимает опасность национализма, если он ставится выше Бога, выше Православия.

Совершенно верным является утверждение Ильина о самобытном, русском пути России. Ильин пишет: "Западная Европа и Америка, не знающие Россию, не имеют ни малейших оснований навязывать нам какие бы то ни было политические формы, - ни демократические, ни фашист­ские... Мы готовы повторить это сто раз: Россия не спасется никаки- ми видами западничества, ни старыми, ни новыми" /3/. В этом утверж­дении все верно, кроме того, что Запад не знает Россию. Знает, по­тому и разрушает. Впрочем Ильин и это понимает: "Мы должны понимать и помнить, что всякое давление с запада, откуда бы оно не исходило, будет преследовать не русские, а чуждые России цели, не историчес­кий интерес, не благо русского народа, а интерес давящей державы и вымогающей организации. Поэтому поведение русских людей и партий, потихоньку сговаривающихся с той или иной иностранной державой или закулисной международной организацией о будущем устройстве России, представляется нам проявлением или безответственного политического легкомыслия, или прямого предательства" /3/. Увы, нет пророка в своем отечестве.

Русский путь для Ильина в смысле государственного устройства - это национальная диктатура, "делающая ставку на духовную силу и на качество спасаемого им народа" /4/. Не тоталитарная диктатура, не формальная демократия, не партийность, а сильная власть, опирающая­ся на национальное самосознание - вот подлинный путь России. В ка­честве формы такой диктатуры Ильин вполне допускает монархию. Он видит ряд преимуществ в монархическом государственном устройстве. Однако идея помазанности Государя, его поставленности Богом по-ви­димому Ильину остается чуждой.

Ильин отрицает демократическое государство, называя такую де­мократию "формальной". Про даваемые ею демократические свободы он пишет: "Понятно, что все это сразу обезоруживает государство перед лицом его врагов и разлагателей; и в то же время обеспечивает этим врагам и разлагателям полную свободу и безнаказанность. Государство и правительство обязаны обеспечивать народу свободу соблазняемости, а разлагателям и предателям - свободу соблазнения; естественно, что очередное голосование подводит итоги - успеху обеспеченного соблаз­на " /5/. Точность диагноза поразительная.

Наконец, еще одно пророчество Ильина связано с критикой расч­ленителей России: "Не умно ждать от неприятелей - доброжелательст­ва. Им нужна слабая Россия, изнемогающая в смутах, в революциях, в гражданских войнах и в расчленении. Им нужна Россия с убывающим на­родонаселением , что и осуществляется за последние 32 года. Им нуж­на Россия безвольная, погруженная в несущественные и нескончаемые партийные распри, вечно застревающая в разногласии и многоволении, неспособная ни оздоровить свои финансы, ни провести военный бюджет, ни создать свою армию, ни примирить рабочего с крестьянином, ни построить необходимый флот. Им нужна Россия расчлененная, по наив­ному "свободолюбию" согласная на расчленение и воображающая, что ее "благо" - в распадении. Но единая Россия им не нужна" /6/. Точность этого предсказания мы можем оценить только сейчас. Ильин четко по­нимает опасность и предостерегает против нее. Ясно, уже в начале 50-х годов, когда были написаны "Наши задачи", враги России вырабо­тали подробный план уничтожения великой России "демократией" и в течение 40 лет неуклонно проводили его.

Можно еще указать на ряд глубоких и верных мыслей Ильина, но и этого достаточно, чтобы видеть, что в его лице мы имеем дело с пат­риотом, любящим многострадальную Россию и поэтому зорко видящим ее врагов.

3. Специфические черты религиозности Ильина

И тем не менее, далеко не все в общественной концепции Ильина может быть принято православным сознанием. Но прежде чем изложить их, нам следует обратиться к анализу его религиозных воззрений. Де­ло в том, что, как уже указывалось выше, его философия органична. У Ильина нет ножниц между верой и политикой. Поэтому корни недостат­ков его социального учения следует искать в сфере религиозной.

1. Сначала обратимся к книге Ильина "Аксиомы религиозного опы­та" /8/ - книге, которая по словам автора писалась в течение 33 лет и являет нам вполне законченное описание собственного религиозного опыта.

Прежде всего сам замысел книги - описать природу религиозного опыта - приводит в замешательство. Дело в том, что делается попытка охарактеризовать "подлинную религиозность" не православную, а рели­гиозность вообще, безотносительно к религии. "Подлинная религиоз­ность" без Христа? Неужели на этом пути можно сказать что-то дейс­твительно высокое? Впрочем, сам Ильин утверждает, что книга написа­на на основании изучения религиозных актов православных подвижни­ков. В доказательство к каждой главе присовокупляется "литературное добавление" (не опубликованное в издании /8/). Но даже беглый взгляд убеждает нас, что в самом тексте книги Христос упоминается довольно редко, не многим чаще, чем другие религиозные деятели: Будда, Конфуций, Платон, Сократ, Марк Аврелий и пр. Имя Всевышнего "Бог" употребляется в 95 случаях из 100. Этим данная книга резко отличается от святоотеческих творений, в которых Христос - всегда "альфа и омега" всего содержания.

Следует подчеркнуть, что мы не сколько не хотим подвергнуть ревизии утверждение о принадлежности И.А. Ильина православию. Речь идет о специфике, качестве его православия, особенностях его рели­гиозности. Думается, что расшифровку этой специфики можно найти в словах самого Ильина: "Основанием всякой религиозной веры является личный религиозный опыт человека, а источником - пережитое в этом опыте Откровение" /8, с.38/. Заметим, - не Писание, не Евангелие, а личное откровение. Вот еще: "веровать не в то, что ему лишь "препо­дано и указано", но в то, что он действительно узрел и созерцает сердцем вживе и въяве" /8, с.135/. Вот, оказывается, что такое ве­ра: не "уверенность в невидимом", а наоборот, уверенность в види­мом, данном в личном откровении. Всякий христианин понимает, что с таким подходом далеко не уедешь: наш религиозный опыт ограничен, так что множество вещей приходится в самом прямом смысле слова "принимать на веру" (что приводит каждого христианина к глубокому смирению). Но Ильин слишком честен и слишком самостоятелен и поэто­му он исповедует принцип: "если я чего-то не узнал в личном религи­озном опыте, то этого для меня не существует (хотя я не настолько глуп, чтобы утверждать, что этого не существует вообще)". Здесь от­сутствует очень важный элемент - доверие к Церкви, вера в то, что живущий в Церкви Дух Святый наставляет ее "на всякую истину".

Может быть, мы сгустили краски: некоторые страницы "Аксиом" приводят к мысли, что Ильин все-таки верил в непогрешимость Церкви и доверял ее преданию, так что сказанное следует рассматривать лишь как тенденцию к индивидуализму, но, тем не менее, тенденцию харак­терную для него. Во всяком случае, вполне законно посмотреть, о чем же Ильин не упоминает. И здесь мы сразу можем увидеть, что в его лексиконе отсутствует слово "Троица", так излюбленное святыми отца­ми. Очень мало упоминаний о диаволе и силах бесовских, почти нет апокалиптики. Видимо, все это вне "субъективного религиозного опы­та". Зарождается подозрение, что и редкое упоминание о Христе обус­ловлено той же причиной. Впрочем, Бог ведает.

2. Тот же индивидуализм у Ильина выражен и в его антропологии. "Человечество представляет из себя множество душевных (в сущности душевно-духовных) существ, из которых каждое укрыто таинственным образом за одной, для него центральной и единственной, именно толь­ко ему служащей вещью, именуемой "его телом".... Наши души разъеди­нены вещественной пропастью и связываются взаимным наблюдением и истолкованием телесных проявлений" /8, с.42/. Ильин всегда последо­вателен и честен. Так что и эту мысль, мысль любимую, он не затуше­вывает, а, наоборот, настойчиво повторяет при каждом удобном случае. Никакой общей природы у людей нет: "Народ может иметь общую культу­ру (в смысле произведений); он может иметь однородное строение культурно-творящего акта; но он не имеет единой, общей всем душев­ной субстанции" /8, с. 44/. Правда в этом случае остается непонят­ным, какую такую человеческую природу исцелил Христос в Своем крестном подвиге. Но опять-таки слово "Спаситель" Ильиным почти не используется. Христос для Ильина - Истина, Совершенство, Радость, но не Спаситель.

Последнее характерно для всего мировоззрения Ильина. Видимо, для него идея спасения не была столь важна по той простой причине, что сам он насущную необходимость спасения не видит. По сути дела это чисто католическая полу-пеллагианская точка зрения, согласно которой искажена воля человека, все же остальное не подверглось серьезному искажению. Такой взгляд противоположен православному воззрению о падшести всей человеческой природы, включая не только волю, но и сердце, ум, тело и пр.

3. Пеллагианская тенденция Ильина обнаруживает себя с разных сторон. Например, он часто апеллирует к "инстинкту", "естественному чувству", "естественному праву" часто превознося их, или, во всяком случае, утверждая их положительную природу. "От Бога и от природы человеку дано жить на земле в виде душевно замкнутой ("чужая душа потемки") и телесно самостоятельной особи. Такая особь всегда и всюду, во все времена и у всех народов, была и будет живым самосто­ятельным организмом, инстинктивно строящим себя и свою жизнь. Этот инстинкт таинственно и бессознательно зиждет человека: его двига­тельное равновесие, его трудовую силу, его размножение и все его жизненные отправления и умения" /34/. С православной точки зрения, "инстинкты", "естественное чувство", также как и другие стороны че­ловеческой природы, подверглись искажению и уповать на них просто неверно. Более того, единственным "естественным" состоянием челове­ка для Православия является святость. Все остальные состояния суть состояния греховные и искать среди них "естественные" православие не рекомендует.

Вообще, стремление к обособленности, индивидуализация рассмат­ривается Ильиным как нечто положительное. "Индивидуализация инс­тинкта есть явление неизбежное, соответствующее законам человечес­кой природы и творчески драгоценное: нельзя и не подобает человеку пребывать в родовом всесмешении и недифференцированности, он должен найти себя в своем инстинкте, утвердить себя и начать самостоятель­но творить свою жизнь." /34/. Наоборот, родовое, коллективное

трактуется как реликт, который следует преодолеть.

4. Такой ярко выраженный индивидуализм Ильина приводит его к искаженному пониманию Церкви. Так, он пишет: "Зрелая идея Церкви, как союза верующих, связанного единством Боговосприятия, таинств и иерархии, возводящего свою веру к удостоверенному Откровению и зак­репленного самостоятельным правовым строем - есть идея позднего возникновения и, по-видимому, христианского происхождения. Но все эти черты порознь, а иногда и многие из них вместе, находимы и в дохристианских, и во внехристианских верованиях" /8. с. 270/. Таким образом, всякая религия строит себе церковь, ибо церковь по Ильину - это общество верующих плюс иерархия плюс учение плюс богослужение плюс правовой строй. Для православных же Церковь одна, Она одна единственная, все другое - просто не Церковь. Хотя бы достаточно прочесть первую фразу статьи А.С.Хомякова "Церковь одна": "Единство Церкви следует необходимо из единства Божиего" /9/. Разница громад­ная и очень показательная. Согласно святоотеческому образу, Церковь - созданный Господом Иисусом Христом Корабль спасения. Кормчий это­го Корабля - Сам Христос. Но кормчий не правит несколькими корабля­ми: один Кормчий - один и Корабль. "Один Господь, одна вера, одно крещение" говорит апостол.

Церковь - сверхреальность, тело Христово, дом Божий, живя в котором мы спасаемся. Хомяков пишет: "Мы знаем, когда падает кто из нас, он падает один; но никто один не спасается. Спасающийся же спасается в церкви, как член ее, и в единстве со всеми другими ее членами" "Веруешь ли во Христа - Христом спасаешься в вере; веруешь ли в Церковь - Церковью спасаешься; веруешь ли в таинства Христовы - ими спасаешься; ибо Христос Бог наш, в Церкви и в таинствах" /9/. У Ильина же Церковь - лишь хранительница "религиозного акта", как бы некий бесплатный магазин, откуда верующий берет дары: "основной дар всякой церкви есть ее религиозный акт и им определяются все другие религиозные дары ее: ее храмы, ее изображения Божества, ее отношение к писанию и преданию, ее догматические формулы, ее богослужение и ее культура молитвы, ее концепция духовенства, ее понима­ние святости и чуда" /8, с.273/. Таким образом, по Ильину в Церкви человек заимствует духовный опыт, но спасается сам, в своем личном отношении к Богу. Для него Церковь - не то что спасает, а лишь по­мощница в духовном возрастании. Если для православного естественно жить в Церкви, то для Ильина это невозможно. Он живет сам по себе, лишь положительно, уважительно относясь к Церкви и используя накоп­ленные ею сокровища.

Такое понимание Церкви, явно недостаточное, характерно для всего творчества Ильина. Он часто говорит о вере в Бога, но почти никогда - о церковности. Более того, он восхищен книгой Шлейермахе­ра "Речи о религии", в которой в духе крайне-либеральных протес­тантских воззрений отстаивает субъективность религиозного опыта. Свою рецензию на эту книгу /28/ Ильин начинает словами: "Как хоро­шо, что эта книга переведена на русский язык! Это, бесспорно, одна из самых глубоких и освобождающих книг, написанных о религии" /28, с.7/. "Освобождающее" значение имеет и протестантизм: "Протестанс­тво в принципе разрешило душе религиозную самодеятельность и тем самым поколебало, но только поколебало представление об объектив­ности, универсальности и абсолютности религиозной истины, "соборно" выработанной и вылитой в зрелые "священные" формулы" /29, с.9/. Од­нако не все у Шлейермахера устраивает Ильина: он не удовлетворен разрешением важного для Ильина вопроса: "как примирить абсолютную, т.е. единственную, исключительную и конечную верность и истинность религиозного усмотрения и верования, с множественностью столь же абсолютных, но иных по содержанию усмотрений и верований?" /29, с.13/. Иначе говоря, как мою личную, индивидуальную веру примирить с верой других? Ильин ищет разрешения этой антиномии в философской концепции "очевидности". В /30/ Ильин эту концепцию, взятую из не­мецкой идеалистической философии, формулирует следующим образом: "ты можешь и должен признавать и открыто исповедывать как истинное только то, в познании чего ты, по крайнему, активно проверенному разумению своему, освободил себя от всех субъевистических искаже­ний, осуществил все средства личного очищения и предметного углуб­ления, известные человечеству, и достиг на этом пути испытания лич­ной по душевному переживанию, но сверхличной по содержанию и значе­нию познавательной очевидности" /30, с. 28/. Таким образом, истин­ное - это то что с очевидностью принято и умом и сердцем. Опять-та­ки у Ильина критерием истинности остается сам субъект. Но правосла­вие хорошо знает, что доверять себе опасно: человек находится в падшем состоянии и как его ум, так и чувства искажены. Антиномия своей и чужой веры разрешается только на путях церковной соборнос­ти, а не поиска истины в самом себе.

5. Еще большее недоумение вызывает его "триптих" /31,  32, 33/ - назидательно-созерцательные раздумья философа о самом различном. Здесь виден мудрый мыслитель, и вовсе не "сухарь", а человек с большим сердцем. Одного в этих раздумьях недостает - Христа, Божией Матери, святых, теплоты Православия. Снова, как и в "Аксиомах", мы встречаем бесконечные выражения вроде: "сердечное созерцание", "предметная сущность бытия", "свет очевидности", "созерцающее вчувствование", "инстинктивная духовность", "предметно-сущее обсто­яние", но нет ни покаяния, ни плача о своих грехах. Снова есть Бог (который, правда иногда получает странные имена, например "Пред­мет" /32, с. 270; 33, с.520/), но нет Христа. Впечатление от этих книг даже не протестантское, а просто языческое.

6. Осталось сказать несколько слов о понимании Ильиным свобо­ды. Нет нужды повторять, насколько важное место занимает свобода в мировоззрении православного христианина. Человек свободно выбирает между добром и злом. Человек призван быть свободным от греха и смерти. Но свобода, рассматриваемая как самоцель, может явиться са­мым сильным соблазном. Свобода, понимаемая как самоволие, есть сердцевина греха Адама и греха Люцифера. Признание свободы как выс­шей ценности приводит к гибели человека, незаметному для него под­чинению греху и диаволу. Проблема абсолютизации свободы, особенно сейчас, встает во весь рост.

Индивидуализм Ильина и в этом вопросе налагает определенный отпечаток. Безусловно, он понимает опасность возведения свободы в ранг всепоклоняемого идола. Ильин говорит о "трех законах духа" - свободе, любви и предметности /10/. Под последней он понимает идею служения некой высшей духовной цели. Предметность - это служение "Божьему делу". По его мысли любовь и предметность являются как бы противовесом свободе, направляя личность от эгоизма к служению выс­шим ценностям.

Все это не вызывает возражений, но не решает полностью пробле­му абсолютизации свободы. Эту проблему снимает только решительное следование за Христом, когда человек ради Христа отдает все: свои цели и планы, свою личность, свою свободу, когда он может вместе с апостолом Павлом сказать "уже не я живу, но живет во мне Христос" (Гал.2,20). Человек должен реализовать свою свободу, сделать выбор и пойти за Христом, признав Его за высшую ценность, свободно стать "рабом Божиим". Господь оценит жертву, но, восхотев сделать из че­ловека не раба но сына, возвратит ему и личность и свободу, причем в преображенном, подлинном виде.

Концепция Ильина иная. Он слишком любит личность и свободу, для него без свободы нет личности: "жизнь человека без свободы - бессмысленна или невозможна" /11/. "Свобода есть духовный воздух для человека" /11/, "свобода дороже жизни" /11/ и возвращать ее Бо­гу абсурдно. Наоборот, человек должен бороться за свободу, ибо уте­ря свободы - величайшая трагедия.

4. Ошибочное в социально-политических взглядах Ильина

Указанные особенности религиозного миросозерцания повлекли за собой ряд пререкаемых положений в сфере социальной идеологии.

1. Правосознание. Иван Ильин - по образованию юрист. Может быть поэтому в его социальной философии такое большое место уделя­ется вопросам воспитания правосознания. В недостаточном правосозна­нии русского народа он видит чуть ли не решающую причину постигших его бедствий /16/. Однако приходится признать, что вся его концеп­ция права с христианских позиций достаточно сомнительна.

В соответствии с традицией, идущей еще от римских юристов, Ильин различает естественное право и положительное право. Обычно под естественным правом понимается некое идеальное право, а под по­ложительным - реальное, исторически существующее. Характерно, что Ильин естественное право понимает как право каждого человека на са­мостоятельное, свободное существование: "Ценность, лежащая в осно­вании естественного права есть достойная, внутренне-самостоятельная и внешне-свободная жизнь всего множества индивидуальных духов, сос­тавляющих человечество... Единичное человеческое существо есть единственная возможность одухотворенной жизни; вести такую жизнь, создавая ее самостоятельно и свободно, есть основное и безусловное право каждого. Его можно назвать естественным правом, потому что оно выражает существенную природу духовной жизни человека" /12, с.283/. Здесь снова ясно виден тот индивидуализм Ильина, о котором шла речь выше. По Ильину цель права, законов - оградить личность от посягательства со стороны других личностей. Иначе говоря, его идеал в точности совпадает с западной концепцией "прав человека".

Характерно, что Ильин отнюдь не связывает право с нравствен­ностью. Впрочем, само слово "нравственность" он практически не употребляет, видя в нем привкус чего-то коллективного и принуждаю­щего; говоря о нравственной сфере он пользуется словом "совесть" (например, /13/, глава "О совести"), поскольку этот термин имеет ярко индивидуальную окраску и есть, как пишет Ильин, "основной акт внутреннего самоосвобождения" /13, с.181/. Таким образом, по Иль­ину, никакой общественной нравственности не должно быть - все это внешние, "гетерономные" запреты, только связывающие человека. Толь­ко совесть, как некий голос, данный индивиду "от природы", в кото­ром нет ничего нормативного, и есть подлинный источник нравственно­го. Для регулирования же общественной жизни нужно совсем другое на­чало - право, суть которого, как мы видели, состоит в ограждении индивида.

Надо сказать, что такой взгляд на право не согласуется с тра­дициями русской религиозной философии. Например, Е.Н. Трубецкой, старший современник Ильина, хотя и признавал полезность введения такого понятия как "естественное право", но рассматривал его "как синоним нравственно должного в праве" /14, с.68/. Трубецкой пишет: "не подлежит сомнению, что правовые институты должны служить нравс­твенным целям, что право в целом его составе должно быть подчинено цели добра и только в ней может найти свое оправдание" /14, с.39/. Таким образом, православный взгляд на обсуждаемый вопрос приближа­ется к следующему. Цель права - ограждение и воспитание нравствен­ности. В идеале право и нравственность совпадают, а в реальности чем больше положений нравственного закона закреплено правовым обра­зом, тем на более высокой ступени стоит народ. В Пятикнижии право и нравственность составляют один закон. В этом же - соединении закона и морали - сила ислама. Что касается христианства, то оно подняло планку нравственного на громадную высоту, фактически - бесконечную: "будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный". Поэтому зак­репление всех нравственных заповедей в праве для христианских наро­дов невозможно. Нам лишь указывается направление, по которому долж­но идти совершенствование права, но при этом всегда должна учиты­ваться производность государственных законов от нравственного зако­на. Поэтому разделяемый Ильиным западный взгляд на право как на нечто индифферентное нравственности, а лишь как на ограду свободы индивида следует признать неверным. В условиях падшести человечес­кой природы такой подход фактически защищает право "грешить во все тяжкие" (и попробуйте указать на это - сразу поднимется вопль, что нарушаются "права человека").

2. Антикоммунизм. И.А. Ильин всегда резко отрицательно отно­сился к коммунизму в России. Он отрицал как саму коммунистическую теорию, так и реальную коммунистическую власть. Сразу после захвата власти большевиками Ильин становится на путь непримиримой борьбы с ними - путь, которым он не сворачивая шел всю жизнь. Ильин стано­вится идеологом белого движения, а после его поражения - продолжает борьбу словом - своими книгами, статьями, выступлениями. Вот лишь некоторые из громадного числа обличений.

"После всего, что произошло в России за последние 32 года (1917-1949) нужно быть совсем слепым или неправдивым, чтобы отри­цать катастрофический характер происходящего. Революция есть ка­тастрофа в истории России, величайшее государственно-политическое и национально-духовное крушение, по сравнению с которым Смута бледне­ет и меркнет" /20, с.107/.

"И вот, в истории осуществилось невиданное и неслыханное; злое меньшинство, захватив власть, поставило на колени добродушное боль­шинство народа, с тем, чтобы переделать его, сломать ему моральный хребет, окончательно перемешать ему и его детям в душе понятия доб­ра и зла, чести и бесчестия, права и бесправия - и приучить его го­лодом и страхом к безусловной покорности" /18, с.199/

"...тон вызывающей и провоцирующей лжи, водворившейся с самого начала революции в советских газетах и речах, постепенно, но прочно захватил в Советии все: и суд, и все остальные ведомства, и журна­лы, и науку, и искусство, и низшую школу, и среднюю, и высшие учеб­ные заведения, и частные разговоры, и самое мышление советских "граждан" и особенно миросозерцание советской молодежи, в новых по­колениях ничего иного не видавшей" /17, с.212/.

"Впервые за всю свою историю мир увидел тоталитарное государс­тво, и испытал, что значит лишиться всякой свободы; он увидел и по­нял, что такой строй восстает и против Бога и против всех законов созданной им природы; что он превращает человека не то в раба, не то в машину; что такой строй служит делу дьявола и что он поэтому обречен и гибелен!" /19, с.189/.

"Замысел Ленина и его банды был таков: деморализовать солдата, матроса, земледельца и рабочего, ободрить захватчика, попустить разбойнику ("грабь награбленное") - и затем задавить деморализован­ного, превратив его в голодного, запуганного и покорного раба; по­дорвать свободное терпение народа, превратить его в бунтующую чернь и тогда возложить на него вынужденное терпение, рабскую терпели­вость без конца и меры. Этот замысел удался. И вместо России стало строиться новое, безбожное, безнравственное, тоталитарное, комму­нистическое." "В замысле коммунистов неверно все: начиная от рели­гиозного опустошения души и кончая варварской попыткой строить культуру на страхе и порабощении; начиная от попрания личного начала и личной творческой инициативы и кончая принудительным "мировоззре­нием"; начиная от пошлой цели и кончая порочными средствами" /21, с. 233/.

Строки эти вызывают щемящее чувство. С одной стороны, тут много правды. Да, коммунистическая революция была катастрофой, уничтожив­шей национальную Россию с ее православной верой и высочайшей хрис­тианской культурой, катастрофой, принесшей неисчислимые бедствия русскому народу и во многом изменившая его облик. Да, Ленин прикрыл троцкистскую "банду", глубинной целью которой было уничтожение православной ве­ры.

Но с другой стороны, в этой правде слишком много политического и мало духовно-промыслительного. Всякое наказание Божие (а револю­ция - безусловно наказание русского народа за отход от Бога) есть не только попущение сил зла, но и промыслительный путь к духовному возрождению, и от народа снова зависит, сможет ли он пройти этим путем или снова попадет уже в другую яму. Новый строй, при всех его отрицательных сторонах, содержал в себе задатки новой, подлинной жизни. Поэтому верным был путь изживания левого революционизма из советского коммунистического строя, но не разрушения его, а преобразования в новую Россию. По та­кому пути и шла Россия в течение 70 коммунистических лет, с кровью выхаркивая из себя воинствующий атеизм марксизма, но остав­ляя базу социализма - общественную собственность на средства произ­водства. Ильин же совершенно не учитывал динамику изменения власти в России, считая ее всегда тождественной той большевистской "бан­де", от которой он шесть раз подвергался аресту в 1918-1922гг. Со­вершенно справедливо отрицая атеистический социализм большевиков, Ильин заодно отрицает и любую форму социализма, в том числе - и христианский социализм.

Ильин считает, что возрождение России "должно совершиться в вековечных традициях русского народа и русского государства. И при­том - не в виде "реакции", а в формах творческой новизны. Это будет новый русский строй, новая государственная Россия" /22, с. 155/. Но коммунизм в России тоталитарен, он полностью убил свободу. Поэтому строительство новой России он мыслит только после ликвидации комму­нистического строя. К сожалению, он оказался прав: социалистический строй разрушен. Но разрушителями его оказались силы антирусские, ненавидящие Россию и жаждущие ее уничтожения. Умный и зоркий Ильин такую опасность видел, но слепая, всепобеждающая ненависть к комму­нистам не давала ему рассмотреть подлинное лицо врагов России и их действительную силу.

3. Русская Церковь. Тотальный антикоммунизм привел Ильина к выводам, неприемлемым для православного сознания. Он уверен, что в Советах "все ложь", в том числе - и Церковь. Он вопрошает: "Зачем была выдвинута кощунственная декорация "патриаршей церкви"?" /17, с.213/. И это не оговорка, а принципиальная позиция: Церковь в Рос­сии продалась большевикам. В заметке "О возрождении России" Ильин пишет: "Мы знаем, наконец, что в России есть и определенные герои духа, связанные так или иначе с тайной Церковью, неприемлющей "пат­риарха" Алексея с его молитвами о "вожде" Иосифе Виссарионовиче и об успехах его всемирного злодейства." "И напрасно кто-нибудь стал бы утверждать, что этот процесс (возрождения России - Н.С.) стал возможным и даже уже начался после предательского конкордата между большевиками и так называемой "патриаршей церковью". Этот конкордат мог только запереть те священные двери, которые ведут в глубину ду­ши к слезному покаянию и волевому очищению. Чудовищно предлагать русскому человеку доверие к чекистам и получекистам! Растленно ду­мать и говорить о том, что таинство покаяния может совершаться пе­ред антихристом". /18, с. 201, 203/.

Вывод, как всегда у Ильина, безапелляционен:

"православие, подчинившееся Советам и ставшее орудием мирово­го антихристианского соблазна, есть не православие, а соблазнитель­ная ересь антихристианства, облекшаяся в растерзанные ризы истори­ческого проавославия" /38:368/.

Религиозно-философские причины этого крайне "карловацкого" отношения к нашей Церкви коренятся в уже отмеченном выше умалении единственности Церкви, ее метафизического, сверхвременного характе­ра. Политическое у Ильина заслоняет надмирное.

5. Ильин о частной собственности

Другим неверным в мировоззрении Ильина принципом, на котором имеет смысл остановиться подробнее, является апологетика частной собственности. Принцип частной собственности кладется им в основу всего социального учения.

"Говоря о частной собственности, я разумею господство частного лица над вещью - господство полное, исключительное и прочно обеспе­ченное правом... Это господство должно быть исключительным, т.е. собственник должен иметь право устранять всех других лиц от пользо­вания вещью или от воздействия на нее...Частный собственник должен быть уверен в своем господстве над своими вещами, т.е. законности этого господства, в его признанности, почтенности и жизненной целе­сообразности; он должен быть спокоен за него, за его бесспорность и длительность" /13, с.278/.

По Ильину частная собственность вовсе не реальность, которую общество терпит по своему несовершенству, а светлое, положительное начало, отход от которого чреват самыми тяжелыми бедствиями. Почему же частная собственность необходима? Аргументация Ильина сводится к следующему.

1. Частная собственность отвечает природе человека, его инс­тинкту и индивидуальному способу бытия.

"Идея частной собственности отнюдь не выдумана произвольно лу­кавыми и жадными людьми, как наивно думали Руссо и Прудон. Напро­тив, она вложена в человека и подсказана ему самою природою, подоб­но тому как от природы человеку даны индивидуальное тело и индиви­дуальный инстинкт" /13, с.278/.

"Частная собственность коренится не в злой воле жадных людей, а в индивидуальном способе жизни, данном человеку от природы. Кто хочет "отменить" частную собственность, тот должен сначала "переп­лавить" естество человека и слить человеческие души в какое-то не­виданное коллективно-чудовищное образование; и понятно, что такая безбожная и нелепая затея ему не удастся. Пока человек живет на земле в виде инстинктивного и духовного "индивидуума", он будет же­лать частной собственности и будет прав в этом" /13, с.283/.

2. Частная собственность позволяет человеку творчески самовы­ражаться в своих вещах:

"Хозяйствуя, человек не может не сживаться с вещью, вживаясь в нее и вводя ее в свою жизнь. Хозяин отдает своему участку, своему лесу, своей постройке, своей библиотеке не просто время и не только труд; он не только "поливает потом" свою землю и дорабатывается до утомления, до боли, до ран на теле; он творчески заботится о своем деле, вчувствуется в него воображением, изобретает, вдохновляется, напрягается волею, радуется и огорчается, болеет сердцем. При этом он не только определяет и направляет судьбу своих вещей, но и сам связывает с ними свою судьбу, вверяя им и свое настоящее и свое бу­дущее (свое, своей жены, детей, потомства, рода). Все страсти чело­веческие вовлекаются в этот хозяйственный процесс - и благородные и дурные - от религиозно-художественных побуждений до честолюбия, тщеславия и скупости"/13, с.279/.

"Хозяйственный процесс  есть  творческий процесс;  отдаваясь

ему, человек вкладывает свою личность в жизнь вещей и в их совер­шенствование. Вот почему хозяйственный труд имеет не просто телес­но-мускульную природу и не только душевное измерение, но и духовный корень"... Человеку необходимо вкладывать свою жизнь в жизнь вещей: это неизбежно от природы и драгоценно в духовном отношении. Поэтому это есть естественное право человека, которое и должно ограждаться законами, правопорядком и государственной властью".

3. Частная собственность - гарант свободы и самостоятельности человека. Соответственно, социализм неизбежно приводит к тоталита­ризму.

"И вот ныне, после испытаний коммунистической революции, мы можем с уверенностью сказать, что только тот способ владения и рас­поряжения вещами имеет будущее, который действительно поощряет че­ловеческий инстинкт творчески вкладываться в вещи, изживаться в этом, самодеятельно и интенсивно, создавать свое будущее уверенно и без опасливых оглядок. Именно таков строй частной собственности. Напротив, те способы владения и распоряжения вещами, которые подав­ляют человеческий инстинкт, застращивают его, обессиливают и как бы кастрируют, - осуждены с самого начала и лишены будущего...Когда над какой-нибудь группой собственников или над целой страной пови­сает угроза принудительного или тем более безвозмездного отчужде­ния, то это пресекает и убивает "доверие" собственника к вещам и к людям и хозяйственно вредит всей стране. Социализм и коммунизм от­вергают естественное право людей на хозяйственную самостоятельность и самодеятельность и соответственно их право частной собственности; этим люди фактически приравниваются к каторжникам или становятся в положение хозяйственных кастратов. Все это относится в особенности к частной собственности на "средства производства"; ибо человек ин­вестирует себя творчески - не в потребляемые вещи, а в вещи, служа­щие производству" /13, с.281/.

"Мы увидели социализм в жизни и поняли, что он осуществим только в форме всепроникающего и всепорабощающего тоталитарного ре­жима."

"Социализм прежде всего угашает частную собственность и част­ную инициативу. Погасить частную собственность значит водворить мо­нопольную собственность государства; погасить частную инициативу значит заменить ее монопольной инициативой единого чиновничьего центра... В этом - самая сущность социализма."

"Это ведет  неизбежно  к  монополии государственного работодательства и создает полную и бесповоротную зависимость всех трудя­щихся от касты партийных чиновников." /23, с.58-59/

Вывод однозначен.

"Социализм антисоциален потому, что он убивает свободу и твор­ческую инициативу; уравнивает всех в нищете и зависимости, чтобы создать новую привилегированную касту партийных чиновников-угнета­телей; проповедует классовую ненависть вместо братства; правит тер­рором, создает рабство и выдает его за справедливый строй. Именно потому истинную социальность (свободу, справедливость и братство) надо искать в несоциалистическом строе. Это не будет "буржуазный строй", а строй правовой свободы и творческой социальности."

"Мы, русские христиане, по-прежнему будем искать в России со­циального строя. Однако на основах частной инициативы и частной собственности, требуя от частно-инициативного хозяйства, чтобы оно блюло русские национальные интересы и действительно вело к изобилию и щедрости, а от частных собственников - справедливого и братского хозяйствования." /22, с.60/.

"Итак, частная собственность является той формою обладания и труда, которая наиболее благоприятствует хозяйственно творящим си­лам человека. И заменить ее нельзя ничем: ни приказом и принуждени­ем (коммунизм), ни противоестественной "добродетелью" (христианский социализм). В течение некоторого времени возможно принуждать чело­века вопреки его инстинкту, есть также отдельные люди, способные усвоить себе противоинстинктивную добродетель. Но противоестествен­ное принуждение и противоестественная добродетель никогда не станут творческой формой массовой жизни" /13, с.281/.

Наконец, в статье /37/, написанной по-немецки в 1929г., Ильин публикует прямо-таки "прокламацию", обращенную к частному собствен­нику:

Выше голову, собственник! Хозяйственная форма твоей жизни реа­билитирована и укреплена страшными страданиями русского народа. Опомнись, мужественно и деловито следуй принципу частной собствен­ности и борись. Посмотри: в России не поняли, что частная собствен­ность так же присуща человеку, как душа и тело, и что важнейшее в собственнике - его культура и руководящая им социальная (не социа­листическая!) волевая идея. Посмотри: революция не упраздняет собс­твенности, она только передает ее в раздробленном и уже потому полупарализованном состоянии в невежественные руки. Итак, опом­нись..." /37:84/.

Многим эти аргументы кажутся очень убедительными. Однако и не­вооруженным взглядом видна их нехристианская, языческая природа.

Во-первых, взгляд на частную собственность как следствие злой воли человека, его падшести, его склонности к любостяжанию разделя­ли не только Руссо и Прудон, но и величайшие православные святите­ли: Василий Великий, Иоанн Златоуст, Амвросий Медиоланский. Правос­лавие считает, что все вещное принадлежит Богу, человек же только управитель, и в его обязанность входит справедливое распоряжение богатствами, а отнюдь не присваивание их себе. В природе человека, как сотворил ее Господь, частная собственность не заложена. Она присуща падшей природе человека, искаженным грехом инстинктам и аб­солютизировать их - подлинное идолопоклонство.

Во-вторых, идея Ильина о том, что частная собственность ес­тественна и обусловлена разделенностью, изолированностью человечес­ких душ, не находит поддержки в православном предании. Наоборот, святые отцы всегда напоминают, что все человечество составляет один род, связанный не только отношением рождения, но гораздо теснее - единой природой. Благодаря этому как первородный грех распространя­ется на всех людей, так и все человечество спасается подвигом "вто­рого Адама" - Иисуса Христа. Взгляд Ильина является следствием его общего индивидуализма.

Отметим попутно, что никакой православной традиции по апологе­тике частной собственности не существует. Такая традиция есть в ка­толичестве и ведет свое начало от Фомы Аквината. Вершиной этой тра­диции являются энциклики "Рерум новарум" папы Льва XIII (1891г.) и "Центессимус аннус" папы Иоанна Павла II (1991г.) /35/.

В-третьих, сама Святая Церковь, устраивая свои институты (в первую очередь - монастыри), всегда избегала частной собственности, понимая, какой соблазн для духовной жизни эта собственность несет. Вся православная аскетическая литература, бичуя грех любостяжания, указывает, что собственность производит великую страсть к своему умножению и поэтому монаху следует тщательно избегать имения. С православной точки зрения собственность не освобождает, как думает Ильин, а наоборот, закабаляет. Интересно, что сам Ильин указывает, что "все страсти человеческие вовлекаются в этот процесс (хозяйс­твования) - и благородные и дурные". Однако для него аскетическая точка зрения не является сколь-нибудь существенной.

В-четвертых, Ильин ставит в жесткую зависимость отношение об­ладания (собственность) с отношением творения (творчество). По Иль­ину, без обладания никто творчески подходить к производству не бу­дет. Но такая зависимость, опять-таки, показывает лишь падшую при­роду человека. К тому же Ильин не учитывает, что в условиях собс­твенности "творчество" падшего человека имеет целью обогащение и направлено на удовлетворение страстей других собственников.

Наконец, Иоанн Златоуст не раз указывал, что общая жизнь на базе обобществления имуществ является более высокой с христианской точки зрения и даже призывал свою паству последовать за осуществив­шей такое обобществление первоапостольской общиной в Иерусалиме. При этом он вовсе не пугался проблемы тоталитаризма, ибо понимал, что благодать Божия несовместима с принуждением. Если же благодати нет, то любой экономический строй человек сумеет превратить в кош­мар.

Действительно, Ильин прав в том, что в условиях падшести чело­веческой природы социализм на практике приводит к тоталитаризму. Это показывает недавняя история России (что, кстати, нисколько не доказывает порочности социализма всегда и во всех случаях). Но и частная собственность в руках падшего человека приводит к вещизму, разврату, власти богатых. Какой строй породит антихриста? Тот, ко­торый сумеет завоевать весь мир. Сейчас, после победы "нового миро­вого порядка" над коммунизмом, ясно, что этим строем будет капита­лизм, основанный на господстве частной собственности. Кстати, о преодолении негативного в обществе с частной собственностью Ильин, кроме общих слов, вроде "ныне человечество будет искать новую соци­альную идею, новое социальное понимание собственности" /13, с. 285/ ничего сказать не может.

Относительно апостольской Иерусалимской общины Ильин имеет свой взгляд на вещи.

"Первые христиане попытались достигнуть "социальности" пос­редством своего рода добровольной складчины и жертвенно распредели­тельной общности имущества; но они скоро убедились в том, что и не­кая элементарная форма непринудительной негосударственной имущест­венной общности - наталкиавется у людей на недостаток самоотрече­ния, взаимного доверия, правдивости и честности. В Деяниях Апос­тольских (4,34-37; 5,1-11) эта неудача описывается с великим объек­тивизмом и потрясающей простотой: участники складчины, расставаясь со своим имуществом и беднея, начали скрывать свое состояние и лгать, последовали тягостные объяснения с обличениями и даже со смертными исходами; жертва не удавалась, богатые беднели, а бедные не обеспечивались; и этот способ осуществления христианской "соци­альности" был оставлен как хозяйственно-несостоятельный, а религи­озно-нравственный - неудавшийся. Ни идеализировать его, ни возрож­дать его в государственном масштабе нам не приходится." /24, с. 61/.

Нет необходимости указывать, что такое толкование не соответс­твует православной традиции: распад Иерусалимской общины в ней свя­зывается с гонениями, а не с "хозяйственной несостоятельностью". Но в той же статье Ильин указывает и на очень важный момент.

"Общность имущества вообще есть дело претрудное и требующее легкой и свободной добровольности. Но именно добровольную общность не следует смешивать ни с социализмом, ни с коммунизмом (как делают анархисты-коммунисты)."

"Разъединенные телом и душой, духом и инстинктом самосохране­ния, - люди способны выносить общность имущества лишь постольку, поскольку им удается преодолеть это разъединение любовью, дружбой, совестью, щедростью, личным благоволением, духом, внутренней дис­циплиной и, главное, добровольным согласием. При всяких иных усло­виях общность имущества будет вести только к разочарованию, вражде, насилию, воровству и хозяйственным неуспехам." /24, с.62/.

Здесь верно то, что общность имущества становится благодатной только в случае добровольности и любви, в обществе высокой нравс­твенности, иначе говоря - на путях церковных. Отсюда, казалось бы, должен следовать вывод, что в идеале цель Церкви – воцерковление всего мира, в рамках которого социализм и христианство сливаются в одно целое. Для Ильина все наоборот: социализм - всегда зло, а общ­ность имущества можно лишь "выносить", но не стремиться к ней.

6. Драма духовного пути Ильина

Дополнить картину внутреннего духовного строя Ильина могли бы биографические данные. К сожалению, они слишком скудны: нет воспоми­наний об Ильине, пока еще немногочисленные биографы /15, 25, 26/ почти не приводят сведений о личности философа. Известно только, что его не любили в среде эмиграции и он отвечал тем же. Но оста­лись книги Ильина и отзывы на них.

Чтение произведений Ильина оставляет сильное впечатление.  Ви­ден необычайный ум, исключительная ясность изложения, желание сфор­мулировать мысль как можно точнее и ярче.  Однако настораживает ряд моментов, требующих разъяснения.

Во-первых, поражает необычайный напор, страстность, с которой Ильин ведет изложение. Читатель наверно уже обратил внимание на очень частый курсив в цитатах из Ильина. Эта манера хорошо известна всем, хоть немного знакомым с работами Ильина. Создается впечатле­ние, что он как бы стремится нажать на читателя, вбить ему в мозги свое понимание.

Далее, стиль его изложения на редкость безапелляционен. Сосла­гательного наклонения не бывает: Ильин всегда уверен в себе, он все знает, все понял, всегда прав. В сочетании с писательским мастерс­твом и высокой содержательностью мысли, такой стиль производит ма­гическое, завораживающее впечатление на читателя. Думается, что этим во многом объясняется почти полное отсутствие серьезной крити­ки его системы взглядов. С Ильиным трудно спорить - его можно или полностью принимать, или замалчивать.

Наконец, оставляет в недоумении манера цитирования. Подавляю­щее большинство ссылок - на свои произведения: свои книги, статьи или другие главы данной книги, мол, об этом я писал ранее, извольте ознакомиться. На работы своих современников ссылок практически нет. Будто Ильин - единственный философ в этом мире. Есть немногочислен­ные ссылки на Писание и святых отцов. При этом характерно, что ссылки располагаются одним большим блоком без цитирования текстов. Создается впечатление, что автор хочет поскорее отделаться от этого ненужного, лишнего дела, удовлетворить формальности. А затем - мно­гие десятки страниц без единой ссылки, сплошной "поток сознания" собственных убеждений. Это характерно не только для социально-поли­тических книг Ильина, но и для книг религиозных, например "Аксиом религиозного опыта", где, казалось бы, без частого цитирования ду­ховных текстов обойтись невозможно.

С учетом этих дополнительных замечаний, перед нами вырисовы­вается отнюдь не простая коллизия внутренней жизни Ильина. Видна ду­ша, обладающая исключительным аналитическим умом, высочайшей чест­ностью, выдающейся волей, стремлением посвятить свою жизнь высшей идее. Но в то же время трагедия этой души в исключительной одино­кости, самозамкнутости, доверии лишь к себе самой. Причем эта оди­нокость возводится в ранг теоретической философской аксиомы и она начинает постепенно искажать духовный строй души. Привлеченная све­том Христовым, душа старается войти в мир православия, но доверие только к своему духовному опыту, опыту достаточно ограниченному, ставит предел этому стремлению: православие Ильина остается ущерб­ным. Стремясь к служению высшей цели, душа ставит своей целью отыс­кание верного социально-политического пути России. Но абсолютизация собственного мнения, уверенность в своей правоте вводят в соблазн почувствовать себя в какой-то мере "витией", одиноко указывающим верный путь всему народу. Определенная доля прелести овладевает ду­шой в конце жизни ("Наши задачи").

Разумеется все это догадки, как указывал сам Ильин "чужая душа потемки". К тому же, у автора вовсе нет намерения судить; его зада­ча лучше понять. А это можно удовлетворительно сделать только раск­рыв душевную драму человека. Интересным материалом с этой точки зрения становится полемика вокруг его книги "О сопротивлении злу силою" /27/, в особенности рецензия известного русского философа Николая Бердяева под характерным названием "Кошмар злого добра" /28/. Как известно, Бердяев и другие авторы журнала "Путь" весьма критически относились к Ильину. Поэтому ждать объективности от этой рецензии не приходится. Действительно, в этой рецензии много субъ­ективного и просто неверного. Но хорошо известно, что именно недру­ги особенно остро и точно замечают недостатки. И следует отметить, что хотя уколы Бердяева больны и нанесены нелюбящей рукой, но в це­лом они попадают в цель. Рассмотрим некоторые выпады Бердяева.

"Он (Ильин - Н.С.) не просветлен тем христианским сознанием, что весь род человеческий поражен первородным грехом и потому не может распадаться на расу добрых, специально призванных бороться со злом силой, и расу злых, объект воздействия добрых...Он не менее моралист, чем Л. Толстой. Потому он так и занят Толстым, что он под­сознательно ощущает его в себе" /28, с. 463/.

Страшный удар и в таком виде несправедливый. Ильин, конечно, далек от степени духовной прелести Льва Толстого. Но само сопостав­ление с Толстым удивительно метко. Оба верят только себе, оба беза­пелляционны, оба берут на себя роль пророков, оба недооценивают (а Толстой вообще отрицал) тотальность и силу первородного греха, оба витийствующие моралисты. Последнее особенно ярко проявилось у Иль­ина позднее, когда в "Наших задачах" он (как и Толстой) берет на себя роль знающего истину пророка и учителя.

"В миросозерцании И. Ильина нет ничего не только православного, но и вообще христианского. Православие явно взято на прокат для це­лей нерелигиозных, как это часто делается в наши дни. Цитаты из священного писания, из учителей Церкви и из правил Апостолов и св. Соборов приклеены механически и не доказывают наличности у И.Ильина органического православного мировоззрения" /28, с.465/.

И здесь укол по силе несправедливый, но направленный в больное место. Как указывалось, неверно было бы говорить о неправославии Ильина. Но все-таки его "недоправославие" налицо. Его книга "Аксио­мы религиозного опыта" не святоотеческого духа, как и другие его книги религиозно-философского содержания /31, 32, 33/. Ильин соли­даризируется с православием, но "органического православного миро­воззрения" не имеет. Замечание о "механическом приклеивании" совпа­дает с упомянутым нами выше.

"Вся настроенность книги И. Ильина не христианская и антихрис­тианская. Она проникнута чувством фарисейской самоправедности" /28, с.465/.

"Все несчастье в том, что И. Ильин слишком сознает себя "части­цею божественного огня".  Это есть обнаружение неслыханной духовной гордыни" /28, с.470/.

Снова точен, хотя и немилосерден упрек в "фарисейской самопра­ведности". В "Аксиомах" Ильин пишет о покаянии и смирении, но само­го духа покаяния и смирения в книге нет. Тем более, его нет в дру­гих книгах Ильина, написанных как бы от лица всеправедного и всеве­дящего судии. Парадоксально, но сам Бердяев, гласно отрекающийся от идеи смирения, оказывается несмотря ни на что более смиренным, чем Ильин, в котором живет затаенная гордыня "самоправедности". Упрек в "неслыханной духовной гордыне" слишком резок (как и вся рецензия в целом), но опасность уловлена верно.

"И. Ильин - не русский мыслитель, чуждый лучшим традициям нашей национальной мысли, чужой человек, иностранец, немец" /28, с.471/.

Здесь намек на два обстоятельства. Во-первых, ранние работы Ильина посвящены философии немецкого идеализма - Гегеля и Фихте. В /28/ Бердяев не раз упоминает, что Ильин идет на поводу у этих мыс­лителей. Думается, что Бердяев эту зависимость преувеличивает, но мы уже видели, что взятая от Фихте идея "очевидности" не раз подво­дила Ильина именно там, где, казалось бы дело совсем очевидно.

Во-вторых, Бердяев здесь намекает на немецкое происхождение Ильина: его мать - до замужества Каролина Иульевна Швейкерт, немка протестантского исповедания. Если католичество Ильин критикует, то с протестантством он во многом солидарен. С этой точки зрения очень хотелось бы, чтобы биографы направили свои усилия на прояснение ря­да вопросов, связанных с духовной жизнью Ильина: велико ли было влияние на него матери и вообще всей ее родни? были ли у Ильина ду­ховники? часто ли он бывал в храме? как он воспринимал отсутствие в его семье детей? и др.

Апологеты Ильина (например /26/) рассматривают статью Бердяева как явно тенденциозную, грубо необъективную и просто злобную. Одна­ко к сожалению, ни они, ни сам Ильин не заметили явного промысла Божия в ее появлении. Действительно, в такой "необъективной", сми­ряющей форме Ильину были указаны глубокие недостатки его религиоз­ного устроения. Если бы мы умели смиренно принимать обличения нед­ругов и ими руководствоваться для своего исправления, то мы быстро бы шли вперед в духовном устроении. Увы, Ильин написал опровержение на рецензию /36/, где с негодованием отверг все обличения Бердяева, чем лишний раз показал свое непонимание подлинного Православия.

7. Заключение

Еще раз хочется подчеркнуть, что анализ внутреннего душевного мира Ильина приведен не ради его уничижения. Падшесть человеческая тотальна. Всякий человек где-то горд, где-то в прелести, где-то неправославен и меру этого знает только Бог. Верность же Ильина России, боль его сердца за Россию остаются для нас примером. Многие его идеи должны быть приняты патриотами на вооружение. Четкость его мысли должна служить нам образцом. Будем же возносить молитвы за этого замечательного человека.

Речь идет о другом. Пафос этой статьи направлен не против Иль­ина, а скорее в остережение его апологетов, некритично принимающих его социально-философские построения. Полностью доверять можно лишь Церкви. Даже мнения отцов и учителей Церкви могут содержать ошибки. Тем более, ошибочными могут быть установки людей выдающегося ума, но не вполне укорененных в Православии. Особенно осторожно следует подходить к теориям в социальной области, в том числе и тем, кото­рые на первый взгляд кажутся глубоко продуманными. Верным может быть только то, что исходит из Православия, пропитано его традици­ей, основано на святоотеческом предании, облечено в подлинную цер­ковность. И наоборот, надо как следует задуматься над тем, можно ли идти за человеком, православие которого далеко не лучшей пробы? "Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы?" (Мф. 7,16).

"Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они" (1 Ин.4,1).

ЛИТЕРАТУРА

1. "Наши задачи" Ивана Ильина и ... наши задачи. Материалы конференции. Москва, ТОО РАРОГ, 1995.

2. И.А.Ильин.  О русском национализме. Сб. Иван Ильин. "О гря­дущей России".  Избранные статьи из книги "Наши задачи".  Под. ред.

Н.П. Полторацкого. Москва, Военное издательство, 1993.

3. И.А.Ильин. Надо готовить грядущую Россию. Сб."О грядущей России".

4. И.А.Ильин. О грядущей диктатуре. Сб."О грядущей России".

5. И.А.Ильин. О формальной демократии. Сб."О грядущей России".

6.  И.А.Ильин. О расчленителях России. Сб."О грядущей России".

7. И.А.Ильин. О православии и католичестве. Сб."О грядущей России".

8. И.А.Ильин.  Аксиомы религиозного опыта. ТОО "РАРОГЪ", 1993.

9. А.С.Хомяков. Церковь одна. Сочинения в двух томах, том 2. Москва, 1994.

10. И.А.Ильин. О воспитании грядущей России. Сб."О грядущей России".

11. И.А.Ильин. О свободе. И.А.Ильин "Родина и мы". Составитель

Ю.Т. Лисица.  Смоленск,  "Посох",  1995.

12. И.А.Ильин.  О сущности правосознания.  Сб.  "Родина и мы".

13. И.А.Ильин.  Путь духовного обновления. Сб. "Путь к очевид­ности".  - М.:  Республика,  1993.

14. Е.Н.Трубецкой.  Энциклопедия права.  Chalidze Publication, New York 1982.

15. Социальная философия Ивана Ильина. Материалы Российской конференции, 9-10 апреля 1993г. Часть 1. Н.П. Полторацкий "Иван Александрович Ильин". К столетию со дня рождения, 1883-1983. С-Пб,

1993.

16. И.А.Ильин.  Корень зла.  Сб. "Родина и мы".

17. И.А.Ильин.  Право на правду.  Сб."О грядущей России".

18. И.А.Ильин.  О возрождении России.  Сб."О грядущей России".

19. И.А.Ильин.  России необходима свобода. Сб."О грядущей Рос­сии".

20. И.А.Ильин.  Русская революция была катастрофой. Сб."О гря­дущей России".

21. И.А.Ильин. Когда же возродится великая русская поэзия. Сб."О грядущей России".

22. И.А.Ильин.  Очертания будущей России.  Сб."О грядущей Рос­сии".

23. И.А.Ильин.  Изживание социализма.  Сб."О грядущей России".

24. И.А.Ильин. Социальность или социализм? Сб."О грядущей Рос­сии".

25. Ю.Т.Лисица. "Жить стоит только тем, за что стоит бороться и умереть". Предисловие к книге И.А. Ильина "Родина и мы". Смо­ленск, "Посох", 1995.

26. И.Н.Смирнов.  Жизненный и творческий путь И.А.Ильина. Пре­дисловие к книге И.А.Ильина "Аксиомы религиозного опыта".  ТОО "РА­РОГЪ", 1993.

27. И.А.Ильин.  О сопротивлении злу силою. Сб. "Путь к очевид­ности". - М.: Республика, 1993.

28. Н.А.Бердяев.  Кошмар злого добра. Сб "Путь". Орган русской религиозной мысли. Книга 1. N 4. Информ-Прогресс. М.: 1992.

29. И.А.Ильин. Шлейермахер и его "Речи о религии". Собрание сочинений, т.3. Москва, "Русская книга", 1994.

30. И.А.Ильин. Религиозный смысл философии. Три речи. Собрание сочинений. т.3. Москва, "Русская книга", 1994.

31. И.А.Ильин. Я вглядываюсь в жизнь. Книга раздумий. Собрание сочинений, т.3.

Москва, "Русская книга", 1994.

32. И.А.Ильин. Поющее сердце. Книга тихих созерцаний. Собрание сочинений, т.3. Москва, "Русская книга", 1994.

33. И.А.Ильин. Путь к очевидности. Собрание сочинений,т.3. Москва, "Русская книга", 1994.

34. И.А.Ильин.  "Большевизм как соблазн и гибель". Сб. "О гря­дущей России".

35. 100 лет социального христианского учения. "Дом Марии",М.,

1991.

36. И.А.Ильин. Кошмар Н.А.Бердяева. Собрание сочинений,т.5. Москва, "Русская книга", 1994.

37. И.А.Ильин. Коммунизм или частная собственность? Постановка проблемы. Собрание сочинений, т.7. М., "Русская книга",1998. - 608с.

38. И.А.Ильин.  О Церкви в СССР.  Собрание сочинений, т.7. М., "Русская книга",1998. - 608с.

 

1996-1998