Rambler's Top100

Рассуждение о  стоимости

 

Сомин Н.В.

 

1. Заколдованная проблема

 

В экономической теории есть одна проклятая проблема, для решения которой затрачены огромные усилия, но воз и ныне там. Это проблема стоимости. Классическая политэкономия считает, что товар имеет некое глубинное свойство – стоимость, определяющее его цену. О стоимости всегда велись очень глубокомысленные размышления, а в марксизме стоимость товара прямо-таки приобрела мистический статус «основного вопроса политэкономии». Однако, настали другие времена, и теперь, читая нынешние американские «Экономикс», люди старой закалки с удивлением спрашивают «а где же стоимость? почему о ней нет ни слова?». И в самом деле, современные математизированные теории преспокойно обходятся без стоимости, или понимают под стоимостью просто цену. Так как же на самом деле? Есть  стоимость или нет? А если есть, то какова природа, «субстанция» стоимости?

Эта заколдованная проблема волнует нашу экономическую мысль до сих пор. Правда, профессиональные экономисты, следуя западным концепциям, от нее как правило уходят (хотя есть и исключения, например известный специалист по философии хозяйства, д.э.н. Ю.М. Осипов [1], воззрения которого созвучны высказываемым в данной работе). Однако перестройка родила у нас массу народных мыслителей, любителей-экономистов – людей, как правило, пожилых, воспитанных на «Капитале», силящихся понять причины гибели СССР, и ради этого вновь и вновь готовых обсуждать проблему стоимости. Относя себя к таким любителям, автор тоже надеется внести лепту в решение этого нелегкого вопроса, предлагая свой очерк теории стоимости.

 

2. Теоретический разнобой

 

Говоря о стоимости, явно или неявно имеют в виду два вопроса: стоимость чего? и какова природа стоимости? На первый вопрос классическая школа всегда отвечала: стоимость товара. Говорить о стоимость чего-то еще казалось абсурдом. А вот насчет сущности стоимости бушевали жаркие баталии.

Все, конечно, наслышаны о трудовой теории стоимости. А. Смит, Д. Риккардо, К. Маркс утверждали, что стоимость товара измеряется трудом. Соответственно, обмен товаров происходит по трудовым затратам на их производство. Для марксистов трудовая теория непререкаема.

Но далеко не все марксисты. Так, критик Маркса Ойген Бем-Баверк считал, что сущность стоимости – не затраты труда, а полезность блага, причем, полезность «предельная», т.е. имеющая наименьшую ценность. И он не одинок – теория «предельной полезности» была развита несколькими западными экономистами и сейчас имеет большое число сторонников.

В последнее время становится популярной «энергийная» теория стоимости, согласно которой стоимость благ соответствует их энергетическому содержанию. Первооткрыватель «энергийной» теории русский ученый С.А. Подолинский под «энергией» понимал  самую настоящую физическую энергию, но такую, которая может быть усвоена потребителем. Нынешние сторонники этой концепции, понимая, что стоимость все-таки не есть энергия, под этим словом понимают не только физическую, но и «умственную» энергию, основательно размывая это понятие.

В общем, претендентов на сущность стоимости много, но никакой ясности до сих пор нет как нет. А и в самом деле, что же представляет собой стоимость?

 

3. Стоимостное поле

 

Если внимательнее присмотреться к хозяйственной деятельности человека, то можно обнаружить, что стоимость – понятие удивительно всепроникающее. Стоимостью обладает не только товар, но и любой феномен, наблюдаемый в хозяйственной сфере. Поэтому, по аналогии с физикой, удобно постулировать наличие т.н. стоимостного поля, охватывающего все множество экономических явлений, причем полем со своей напряженностью, измеряемой в  денежных единицах, скажем, рублях. Это поле можно назвать и просто стоимостью, если под этим словом не понимать только стоимость товара при обмене. Воздействие этого «поля» ощущает на себе всякий человек, когда в магазине ему приходится за товары выкладывать ассигнации (которые тают как весенний снег). Собственно нового тут пока ничего нет. О существовании такого поля  всегда подозревали экономисты, только выражали это иными словами. Но вот сущность, природа этой «субстанции», как мы видели, ускользала от них.

На наш взгляд, ответ на этот «проклятый вопрос» таков. Конечно, стоимостное поле – не физический, не материальный объект. Это поле идеальное, поле человеческих оценок, формируемое самим человеком, точнее – человеческим обществом.  Это поле человеческих отношений, возникающих в сфере хозяйствования. Человечеством оно генерируется, человечество его и меняет, когда считает нужным.

Кратко можно сказать, что  сущность стоимостного поля – хозяйство человека в условиях падшести. На первых же страницах Библии мы можем прочитать суровое наказание за грехопадение Адама: «проклята земля   за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица будешь есть  хлеб» (Быт.3,16). Иначе говоря, потребное для жизни теперь дается не даром, а с усилием. Вот мера этого прещения и установила «стоимостное поле». Тут с одной стороны и голод, и нужда, и желание, и прихоть и соблазн и удобопреклоняемость ко греху. А с другой – и тяжесть труда, и скорби, и рабство, и стремление к справедливости.

Так что природа этого поля необычайно глубока. По сути дела она отражает  если не человека целиком, то его очень существенную часть, связанную с хозяйственной деятельностью. Пытаться как-то упростить дело, привести стоимость к чему-то более элементарному, совершенно безнадежно. Именно поэтому экономика – такое сложное дело, где очень легко ошибиться как на практике, так и в теории.

 

4. Теоретические проколы

 

С точки всей этой сложности хуже всего выглядит «энергийная» теория. Она пытается свести всю проблематику стоимости к физической величине – энергии. Разумеется, энергия имеет немаловажное значение – она тратится при производстве и восполняется при потреблении. Но сводить все к энергетическим процессам – значит недопустимо упрощать и даже вульгаризировать проблему. «Не хлебом единым жив человек»; но даже и хлеб – ни его производство, ни его потребление не сводится к энергии. При производстве умение значит гораздо больше, чем сила. А уж о потреблении и говорить нечего – там энергия вообще часто не при чем. Ценность поваренной книги – информационная, ценность Библии – духовная, ценность художественного полотна – эстетическая. Есть, конечно, и энергетические полезности – продукты, бензин и пр. Но их вес в общем потоке благ неуклонно уменьшается. Если же мы начинаем говорить об «умственной энергии», о «жизненной силе», то мы от строгих и понятных определений физики переходим к туманным, неопределимым и неизмеримым понятиям, теряя всю прелесть «энергетического» подхода.

Сведение стоимости к труду или полезности страдает другим недостатком – односторонностью. Трудовая теория стоимости базируется на том утверждении, что все блага созданы трудом человека, а потому труд – универсальный измеритель стоимости. На это можно возразить, что существует два источника всех благ: созданная Богом природа и труд человека. Бог любвеобилен и дает все им сотворенное совершенно безвозмездно. Но природу надо восстанавливать – ее варварская эксплуатация может привести просто к коллапсу человеческой цивилизации. Но даже если закрыть на это глаза и считать, что все решает труд, то отсюда никак не следует, что стоимость товаров определяется затраченным на их изготовление трудом.   Дело в том, что существует альтернативная теория стоимости – ценностная, считающая, что стоимость товара определяется его ценностью, т.е. ситуативной полезностью товара для конкретного потребителя. И главный посыл ее сторонников очень естественен: покупатель склонен платить за то, что ему нужно; затраты же производителя его совершенно не волнуют. И в самом деле, мы все, как покупатели, вроде бы поступаем именно так. Получается, что «и ты прав, и ты прав». Но заметим: трудовая теория смотрит на проблему с точки зрения производителя, теория полезности – с точки зрения потребителя. Неужели одна сторона абсолютно важнее другой? Налицо односторонность, которая подсказывает нам, что тут что-то не так. И снова встает вопрос: так что же делать со стоимостью?

 

5. Затраты, цена, полезность

 

Для классической политэкономии стоимость – всегда стоимость товара. Стоимость была «серым кардиналом» – величиной незримо определяющей цену товара. Такое дублирование оправдывалось тем, что цена изменчива, она подвержена субъективным «колебаниям рынка», а «стоимость» – величина фундаментальная, объективная.  Но давайте приглядимся к ситуации повнимательней.

В жизненном цикле товара можно выделить три фазы: производство, обмен и потребление. Соответственно, каждая из них  на стоимостном поле  имеет свою точку, свое значение. Эти значения мы будем называть так: затраты, цена и полезность.  Спорить о терминах, конечно, можно всегда, но сейчас дело не в них (укажем только, что смыслы выбранных слов достаточно хорошо отражают смысл понятий), а в том, что «стоимости товара» просто нет – ее место заняла всем знакомая цена. «Как же так! – возмутятся многие и многие любители пофилософствовать, – без стоимости товара пропадает глубина всей экономической теории, она превращается в чистую прагматику». Нет, философии и в такой модели предостаточно. Только это философия не схоластическая, исключительно занятая размышлениями о фантомной «стоимости товара», а философия нравственная, направленная на выяснение механизмов обмана и эксплуатации, которыми полна реальная экономика. Об этом чуть позже. А пока попробуем пояснить и обосновать данную модель.

В самом деле, цена (Ц), если хотите, и есть «стоимость товара». Цена – это фундаментальное понятие экономической теории, и мы принимаем всю ее изменчивость, «волатильность», подверженность «колебаниям рынка», ибо в них, в казалось бы случайных  прыжках, не меньше смысла, чем в ее долгосрочном тренде. Окружают цену тоже два фундаментальных, очень сложных, но все же интуитивно понятных понятия – затраты (З) на изготовление товара, и его полезность (П) для покупателя.

Эта триада ярко проявляет себя в процессе обмена – центральной фазы товарного цикла. Обмен – это сделка между двумя агентами. Один (продавец) хорошо знает свои затраты З, другой (покупатель) – свои потребности и оценивает полезность П товара. Сделка в нормальных экономических условиях осуществляется, если

 

П > Ц > З.

 

Действительно, продавец просто не будет производить  товар, если его цена будет меньше затрат; покупатель не будет покупать товар, если цена будет больше ожидаемой полезности. Иначе говоря, каждый из агентов должен от сделки получить пользу: покупатель П-Ц; производитель Ц-З. Иначе сделка не состоится. Эта польза вовсе не есть еще «прибавочная стоимость», выражающая эксплуатацию – о ней еще будет разговор.  Все гораздо  значительней и проще: труд производит ценности, и обмен ими может быть выгоден обеим сторонам.

Надо подчеркнуть, что все три вышеупомянутые понятия – категории  именно экономические, измеряемые в единицах стоимости, скажем, в рублях. Очевидно,  насчет экономической природы цены нет сомнений. Что касается затрат, то, конечно, они имеют разные аспекты: эстетический, моральный, энергетический, технический, медицинский и пр., пр. Но есть у них и стоимостная сторона, и потому конкретному труду, производящему конкретный товар, соответствует определенная точка на стоимостном поле, а также соответствующее значение стоимости. Аналогично и потребление блага – среди разных его аспектов есть и стоимость его полезности.

Для многих возможность количественного сравнения затрат, пользы и обменной цены является камнем преткновения. «Как можно приводить к общему знаменателю совершенно разные, несопоставимые вещи? Это абсурд» – говорят они. Но в том-то и дело, что в этом «абсурде» заключена вся хозяйственная деятельность, вся экономика. Если бы не этот «абсурд», то никакая хозяйственная деятельность вообще не была бы возможна, ибо ее суть – в правильном сопоставлении пользы и затрат.

Одним из таких горе-теоретиков, отрицавших единую меру для разных фаз жизненного цикла товара, являлся Маркс. У него потребительная стоимость (т.е. полезность) вообще не входит в сферу экономики, а труд (т.е. затраты) измеряется рабочим временем. Но поскольку, по его мнению, стоимость и есть труд, то на рынке обмениваются равные количества труда. Соответственно, деньги – посредник обмена – измеряют единицы труда, но в силу незнания человечеством его, Маркса, теории, они носят название не трудодней, а рублей. По сути дела специфичность экономической сферы у Маркса исчезает.

 

6. Цена-эксплуататор

 

Одним из устойчивых мифов, навязанных нам классической школой, является вера  в справедливость рыночных сделок. «Ведь они же совершаются добровольно» – вот стандартное объяснение. И совершенно нелогичное – добровольность вовсе не означает, что участники сделки получают равную пользу. Сплошь и рядом рыночные сделки неравноценны – более сильный экономически получает от них большую выгоду, чем партнер. Только при абсолютной конкуренции экономическая сила не конвертируется в дополнительную прибыль. Но это – предельный идеальный случай. На деле же имеет место определенный монополизм, а значит – и возможность диктовать свои условия.

Техника такого диктата очень проста – изменение цены в выгодную для себя сторону. Именно так – при помощи несправедливой цены – и осуществляется эксплуатация; именно так и получается «прибавочная стоимость», о которой правильно говорил Маркс (но неверно ее объяснял). Именно для того, чтобы скрыть подлинный механизм эксплуатации сторонники рынка так рьяно внушают нам мысль о теоретически несомненной справедливости сделок. «Случайные» колебания цены как раз и отражают ту подпольную борьбу, которую ведут рыночные агенты.  Более подробно обо всем этом в статье «Эксплуатация в рыночной экономике: попытка разобраться» [2].

Но получить добавочную прибыль можно воздействуя не только на цену, но и на две другие категории. Во-первых можно снизить затраты. Если это делается за счет совершенствования процесса производства, то это еще куда ни шло. Но чаще снижение затрат реализуется за счет занижения заработной платы, что по сути дела сводится к предыдущему случаю, ибо несправедливой устанавливается цена наемного труда. Во-вторых, можно повлиять на покупателя, изменив у него представление о полезности товара – тогда его купят большее число покупателей. Для этого существует реклама. По сути дела это путь обмана. Так что эксплуатация и обман – не исключение, а «нормальное», обычное состояние рынка.

В связи с рыночной экономикой очень  интересно взглянуть на современные курсы «Экономикс», до предела начиненные формулами и графиками. Казалось бы, там все математически строго, комар носа не подточит. Но лукавство их в том, что ни один график, ни один параметр не иллюстрирует факт эксплуатации. Что ж, за то американских экономистов и кормят, и даже дают нобелевские премии. Мы же слишком долгое время занимались (и занимаемся до сих пор) бесплодными спорами о сущности стоимости. Не лучше ли было, восприняв модель «затраты-цена-полезность» и сам принцип математического описания экономических явлений, создать уже другую,  русскую экономику, в которой графиками и формулами явно демонстрировалась бы капиталистическая эксплуатация – ее величина и способы ее получения?

 

7. Стоимость при социализме и натуральном хозяйстве

 

Укажем, что эта тройка понятий работает и для нерыночной, государственной социалистической  экономики типа СССР. Действительно, и полезность  продукции, и затраты на ее производство остаются не менее важными, чем при капитализме. Что же касается цены, то она назначается сверху, государством, Госкомцен. Это крайне существенно, ибо в этом случае исчезает сделочный характер обмена. Обмен превращается в вариант раздачи, в распределение, когда, ради гибкости, номенклатура благ не оговаривается, но общая их сумма ограничивается выдаваемыми за труд квитанциями (деньгами). Рынка нет,  хотя есть его подобие, сбивающее многих с толку. Дело в том, что подлинный рынок – это столкновение интересов, приводящее к формированию цены. Столкновение, при котором экономически сильный эксплуатирует слабого. Здесь же – директивное назначение цены, уничтожающее конфликтность сделки, и  следовательно – эксплуатацию со стороны участников такого псевдорынка (хотя и не уничтожающее возможность эксплуатации со стороны государства). Соответственно, и цена в корне изменяет свою  природу, становясь одним из инструментов управления раздачей.

Можно пойти еще дальше и показать, что, с необходимыми поправками, та же модель пригодна и для описания натурального хозяйства. «Но ведь там нет обмена, – скажет читатель, - а значит, о цене не может идти речи». И будет прав – да, цены нет, но зато затраты и польза налицо. И налицо условие П > З – иначе никакое дело совершаться не будет. И в самом деле, как, скажем, крестьянин мыслит: «Можно завести корову; тогда будет молоко, сметана, после появится бычок на продажу. Но ведь возня – надо заготавливать сено, надо оборудовать хлев, надо доить, ухаживать, пасти». И решает: либо «заведу, буду сына молочком поить», либо «нет, не стоит связываться, морока одна». То есть в одном лице он играет две роли – производителя и потребителя, как бы ведет спор между двумя своими половинами, кладя на одну чашу весов затраты, а на другую – пользу. Цена тут не важна – ведь сколько бы одна половина моего «я» не  давала другой, все равно сальдо будет нулевым.

Таким образом, универсальность и жизненность этих категорий велика. Затраты и польза  присутствуют при любой хозяйственной деятельности, если же возникает передача произведенного другому, то появляется цена.

 

8. Стоимость и справедливость

 

Способ, которым общество придает значения тройке наших понятий, фактически является определением справедливости в данном обществе. Особенно важно вменение цены – оно в основном «ответственно» за  ту форму справедливости, которая господствует в обществе.

Рыночная экономика ставит для человека одну цель – прибыль, которая достигается в борьбе, в силовом (в экономическом смысле) противостоянии субъектов рынка. Поэтому и цена в рыночной экономике устанавливается к выгоде более сильных, причем степень этой силы оказывается такой, что распределение благ происходит по капиталу. Такая с позволения сказать «справедливость» для Запада вполне органична, такова уж их ментальность. Правда, ради справедливости, надо сказать, что это все же лучше, чем криминальный беспредел.

Социализм старается установить цену  такой, чтобы осуществить трудовую  справедливость: кто сколько наработал, тот столько и получил. Далеко не всегда в СССР это соблюдалось, были большие искажения, особенно в оплате труда крестьян, но все же принцип был именно таким. Увы, наш народ этой справедливости не оценил: ему показалось, что рыночная справедливость лучше. Результат – наша катастрофа конца XX в., из которой  мы не можем выбраться до сих пор, и если будем следовать либерально-рыночному курсу – не выберемся никогда. Бог всегда наказывает тех, кто исповедовал высокие идеалы, но после их предал. 

Как выбираться из ямы? Возвращаться к натуральному хозяйству нереально – его производительность, по сравнению с индустриальным, мизерна. Значит – государственный социализм; иного не дано. Но надо учесть уроки прошлой неудачи. Главное – достичь такого нравственного уровня народа, чтобы гарантировать иммунитет от либерально-рыночной заразы. Этого можно достичь, только восприняв высшие духовные ценности, которые несет христианство. Православный социализм – вот наш русский путь. Идя по нему мы можем не только восстановить, но и превзойти трудовую справедливость, соединив ее с любовью к ближнему, жертвенностью и подвижничеством.

И тогда, кто  знает,  может быть,  мы будем свидетелями возникновения совершенно новой, праведной стоимости.

 

Литература

 

1. Ю.М. Осипов. Очерки философии хозяйства. – М.: Юрист, 2000. – 368 с.

2. http://www.chri-soc.narod.ru/expluatacia_v_rinichnoi_economike.htm

 

 

23.01.09

 



На главную страницу

Список работ автора


Top.Mail.Ru Rambler's Top100

Hosted by uCoz