Rambler's Top100

Лекция 8. Исторический взгляд на трансформацию христианских обществ

 

Средние века: попытки перехода к христократии. Государство иезуитов в Парагвае. Охранительный барьер. Атака мамоны на сотериологическое общество (культура и политика). «Великая трансформация». Россия: коллективистское общество.

 

Теоретические выкладки, сделанные в прошлой лекции, можно подтвердить историческим материалом. История явственно показывает нам оба прогнозируемых процесса: и развитие материального  производства, заставляющее общество сползать  к мамонизму, и попытки построения общества высшего типа – христократического. Сначала поговорим о втором.

 

Средние века: попытки перехода к христократии

Понимание того, что если общество декларирует себя христианским, то оно должно реально воплощать в себе христианскую мораль,  было присуще  многим христианским мыслителям. И всегда выход из создавшейся ситуации они видели в построении общества христократического типа.  В «Утопии» Томаса Мора [1](1478-1535) деньги присутствуют только при расчетах с иностранцами, золото используется для изготовления ночных горшков, частной собственности нет, все трудятся. Однако, уравниловки тоже нет. Каждому воздается «по справедливости». В «Городе Солнца» Томмазо Кампанеллы[2] нет и личной собственности, даже трапезы всегда общие. Но опять-таки все трудятся (всего по 4 часа), и этого достаточно для возникновения общества изобилия. В Англии XVII в. возникают движения квакеров, «диггеров», «левеллеров», провозглашающие равенство, любовь и взаимопомощь между людьми. Идеолог левеллеров Джерард Уинстенли организует общину и издает «Закон свободы» – план преобразования общества, где декларируется общественная собственность, но оставляется личная. И при этом необходимо заметить, что и утописты и солярии – люди набожные, истово исповедующие религию и верящие в бессмертие души, а сами авторы этих сочинений – люди воцерковленные: Кампанелла – монах-доминиканец, Мор – католик, недавно канонизированный, Уинстенли – богослов.

Века XVIII-XIX также полны религиозных социалистических движений. Анри Сен-Симон пишет «Новое христианство» – трактат, в котором предлагается строить социализм на базе христианской морали. Шарль Фурье создает свою социальную систему как реализацию божественного замысла. «Мы ставим Бога на первый план, — говорит он, — а человеческий разум на второй». Правда, католическая церковь его яростно критиковала как еретика. Роберт Оуэн – человек, глубоко верующий, хотя он отвергает христианство, но лишь потому, что церковники не хотят исправлять несправедливость в обществе. В середине XIX в. В Англии возникает движение христианских социалистов, утверждавших, что кооперация и общественная собственность естественным образом вытекают из принципа христианской любви.

Но дело не ограничивалось словами – в делах тоже не было недостатка. В XV веке в Чехии священник Ян Гус  проповедовал причащение под двумя видами – Христовыми телом и кровью. Постепенно его проповедь выросла в учение о преображении  этого мира под действием благодати Христовой. Гус был вызван на Церковный собор, арестован и сожжен, что вызвало массовые волнения в Чехии и  вызвало движение таборитов, превративших свой лагерь в христианскую коммуну. На флаге таборитов была изображена евхаристическая чаша. Табориты продержались более 15-ти лет, хотя против них папой и феодалами было организовано шесть крестовых походов – лишь последний сумел взять Табор и перебить его жителей.

Через столетие нечто подобное, но в большем масштабе произошло в Германии. Священник Томас Мюнцер в период реформации выступил с проповедью теократического коммунизма. Эта проповедь, сочетавшаяся с яркой критикой существующей несправедливости и призывом устроить свою, подлинно христианскую власть без князей и бюргеров, нашла широкую поддержку среди крестьян, что  привело к массовым выступлениям (1525). Но выступления были быстро подавлены, причем с невообразимой жестокостью (Мюнцер после страшных пыток казнен, десятки тысяч крестьян были посажены на кол, повешены или обезглавлены).  

Собственно, все это люди старшего поколения «проходили» не только в институте, но и в школе. Однако в советские времена все объяснялось борьбой народа с эксплуатацией, хотя признавалось, что форма этих выступлений была религиозной.  Ныне же мы часто встречаем «церковный» взгляд на эти события, сводящийся к тому, что и табориты и германские крестьяне были отпетые бандиты, захватывавшие чужое имение и, к тому же исповедовавшие явную ересь. Думается, что настало время выработать более глубокий взгляд на все упомянутые (и не упомянутые) трактаты и народные движения. Это были попытки перехода  от сотериологического общества к обществу христократическому. И среди этих попыток были не только неудачи: укажем на удивительный «парагвайский феномен».

 

Государство иезуитов в Парагвае.

Полтора столетия, в период (если мерить русской историей) от Смутного времени и до императрицы матушки Екатерины II, на противоположной стороне земного шара, в Парагвае существовало удивительное государство, воплотившее в себе чаяния как  ревнителей социального  христианства, так и простых батюшек, стремящихся просто к общинной жизни прихода. Все началось с Кампанеллы – иезуиты-миссионеры настолько были восхищены «Городом Солнца», что решили реализовать его среди дикого племени гуарани, известного своим людоедством. И получилось!

Представьте себе такую картину. Рано утром большой отряд земледельцев, хорошо  помолившись в храме, выходит на работу, неся впереди на специальных носилках огромную икону Божией матери. Придя на поле и поставив носилки на видном месте, работники с молитвой и церковными песнопениями с большим энтузиазмом целый день работают. А вечером, также с песнями такой своеобразный «крестный ход» возвращается домой и снова всем составом идет помолиться в храм. Есть от чего прийти в изумление!

Но историки приводят еще более удивительные сведения. Иезуиты ввели общественную собственность, разделив поля на общественные и личные. Деньги и торговля отсутствовали. Все выработанное на общественных полях сдавалось на склады и оттуда выдавалось поровну. Причем, очевидцев ставило в тупик то, что общественные поля колосились и были хорошо ухожены, а личные – наоборот, заброшены. Племя гуарани преобразилось. Из людоедов они превратились в искренних христиан. В своих поселениях (редукциях) были построены великолепные храмы, всегда полные молящихся. Туземцы оказались очень мягким, художественно восприимчивым народом. Появилось много замечательных музыкантов, певцов, композиторов, расцвели ремесла. Резко снизилась преступность, да и за проступки в подавляющем  большинстве случаев назначалась церковная епитимья. Искренность и глубину принятия туземцами христианства подтверждает любопытный факт: в каждой редукции было  только два (!) отца-иезутиа: один был духовником,  другой – администратором. Все остальные начальствующие были индейцами, причем их выборы были публичными и демократичными. Для защиты от белых (!) разбойников, которые охотились за скальпами индейцев, была создана армия, где даже офицеры были туземцами. Численность гуарани резко увеличилась и достигала 300 тыс. Распад процветающего государства был обусловлен внешними обстоятельствами – запретом в 1767 г. ордена иезуитов, отзывом монахов из Парагвая и военной агрессией объединившихся против туземцев Испании и Португалии.

Впрочем, случай государства иезуитов вовсе не иллюстрирует переход от сотериологического общества к христократическому. Тут христианское общество создавалось с чистого листа, причем среди народа, который до этого жил племенами, без частной собственности. Феномен парагвайского государства говорит нам о том, что построение христократического общества возможно в принципе, причем даже на этой грешной земле. Но урок  истории как раз заключается в том, что если сотериологическое общество построено, то переход от него к обществу христократическому весьма и весьма труден.

 

Атака мамоны на сотериологическое общество (культура, религия и политика).

Но вернемся к судьбам сотериологического общества. Как мы предположили, в дальней перспективе оно неустойчиво, ибо предоставленная самой себе экономика, вытесняя веру, стремится подчинить себе всю жизнь.  История этот прогноз полностью подтверждает.

Первую атаку мамонизм предпринял еще в XI в., когда новоявленные капиталисты Венеции и Генуи захватили ключевые позиции в торговле Византии. А когда византийцы воспротивились, то «республика св. Марка» (Венеция) профинансировала 4-ый крестовый поход, приведший к взятию Константинополя (1204). От этого удара Византия так до конца и не оправилась.

Атака ведется и на поприще культуры. Европа, начиная с XIV в.,  вступает в эпоху ренессанса, или возрождения. Спрашивается, возрождения чего? Подлинного христианства? Нет. Оказывается, это  возрождение культуры и мироощущения античности – языческой Римской империи и  языческой Древней Греции. Культура обмирщается, из церковной превращается в светскую. Уже не Бог – мера всех вещей, а человек. Антропоцентризм – вот то, что приносит ренессанс, разрушая тем самым христианское теоцентрическое мировоззрение.

Следующий пункт атаки – религия. Католичество, до XIII в,  поддерживает идею христократического строя. Однако эта поддержка имела лишь теоретический характер, поскольку на деле католичество всегда противилось любым попыткам установления христократии.  А с XIII, трудами Фомы Аквинского, оно начинает активно поддерживать концепцию сотериологического общества, (как в теории, так и на практике). Хотя католичество старается  противостоять давлению развивающегося капитализма, но, пятясь как рак, оно сдает одну позицию за другой.

Однако пьянящий звон золотых монет оказывается столь притягателен, что многие и многие начинают считать, что католики уж очень консервативны – они слишком оглядываются на сотериологическую доктрину, слишком медлят с легализацией капитализма. Нужно  новое христианство, без предрассудков, и без Церкви как социообразующего  института – пусть спасение перестанет быть заботой общества и станет сугубо личным делом. И такое христианство в лице протестантизма появляется. В Европе происходит религиозная реформация. Бюргеры и рантье подхватывают почин Лютера и защищают новое христианство от католической реставрации. Кальвин разрешает в Женеве брать в рост под любой процент, и туда съезжаются еврейские ростовщики, оживляя (к своей выгоде) предпринимательскую деятельность. Кстати, Лютер и Мюнцер начинали вместе. Но, быстро поняли, что ведут общество  в разные стороны: Лютер – в мамоническое общество, Мюнцер – в христократическое, и стали заклятыми врагами.

Отметим, что это не просто конфликт между нарождающейся буржуазией и отжившими свой век феодалами. Идет яростное сражение между сотриологическим строем общества и обществом мамоническим. Идет на всех  фронтах: богословском, церковном, культурном, научном, экономическом, общественно-гражданском, политическом. На поприще политики борьба особенно обостряется. Мы помним, что в сотериологическом обществе огромное значение имеет монарх. Он является гарантом стабильности, уравновешивая интересы Церкви и  мира. Поэтому, чтобы свалить сотериологическое общество, нужно в первую очередь ликвидировать монархию, заменив ее зависимой от мира  властью. Для этого мамонические силы изобрели технологию народоправства: руками народа свергнуть монарха, а затем поставить управляемую администрацию из своих людей.  Покатились головы королей. И хотя технология не всегда безупречно срабатывала (монархии иногда восстанавливались), но в целом результат налицо: на Западе, если где монархия и сохранилась, то стала «конституционной», т.е. абсолютно безвластной, потешной, бутафорской, выродилась в превосходный объект сплетен и пересудов для СМИ.

И еще один предварительный удар наносит мамона. У историков он носит название «просвещение». В Европе в большом количестве появляются «просветители», которые учат, что церковные представления о мире отжили свой век, стали анахронизмом. Наука все это опровергла, выяснив подлинные основы мироздания, происхождение человека и сущность социума. Только взгляды современной науки, в отличие от невежественных церковных, истинны и непререкаемы.  Если Ренессанс еще признавал Бога и Церковь, хотя и ставил человека вровень с Богом, то Просвещение вообще упраздняет Бога, ставя на его место науку, рационализм, пользу, выгоду.

 

«Великая трансформация».

Наконец, с небольшим отставанием по фазе силы мамоны стали решать главную задачу – введение в глобальном масштабе мамонических социально-экономических отношений. Этот процесс, названный социологом Карлом Поланьи «великой трансформацией» /1/, занял всего-то век с небольшим. Все началось в конце XVIII в. с замечательных технических изобретений (явившихся следствием эпохи просвещения): сначала прядильные машины, затем паровая машина, наконец, дизель и электромотор. Разразилась промышленная революция, позволившая организовать массовое производство продукции и подтолкнувшая основные производства работать не на гарантированный заказ, а на рынок, который, при удаче,  мог дать несравненно большую прибыль.

Надо сказать, что рынок был всегда и везде. Но до «великой трансформации» он не был принудительно-тотальным. Существовало натуральное хозяйство, существовали частные и государственные заказы – большинство ремесленников работало именно так. Позднее появились предприниматели («купцы»), которые стали организовывать ремесленников в мануфактуры, где уже было введено разделение труда. Но вследствие ручного характера труда прибыли этих предпринимателей были довольно скромными.

Внедрение машин в производство все резко изменило. Благодаря машинам производительность труда резко выросло, а количество необходимых рабочих – резко сократилось. И предпринимателям становятся выгодна работа на свободный рынок – в случае удачи такая стратегия может принести колоссальные барыши, несравнимые с работой на заказы. В результате чего рынок быстро развивается. Жить без  рынка оказывается просто невозможно.

С другой стороны, крестьяне, которых фермеры заменили машинами, остаются без приработков, и начинают беднеть. Они толпами бросаются в город и поступают работать на  фабрики.  Образовывается рынок труда. Теперь жизнь и смерть большинства людей становится напрямую зависящей от денег и прибыли.

Историки и светские социологи этот процесс назвали превращением традиционного общества в индустриальное. Но с точки зрения христианской социологии тут более уместно видеть точку, в которой сотериологическое общество трансформировалось в мамоническое. Вот он – момент, когда воцарился мамона! Отныне мир поклонился ему и признал, что вне его владычества он жить не может и не хочет.

Россия: коллективистское общество.

Если обратиться к России, то там трансформация сотериологического общества получила совершенно нестандартный оборот. Можно утверждать, что Россия пошла по третьему, уникальному пути трансформации.

Русь приняла  христианство от Византии. Причем это произошло в X веке, когда Империя прочно остановилась на парадигме сотериологического общества. Естественно,  учителя стали навязывать свою доктрину ученикам. Ученики же, ошеломленные свалившимися на них  величием христианских идей и великолепием служб, стали послушно копировать учителей. В Московский период Русь становится типичным сотериологическим государством, в этом смысле следующим византийским образцам. 

Но по самой своей природе русы – более общинный, комъюнотарный (по выражению Бердяева) народ, чем греки. Чаяние христократического общества на Руси было сильнее, чем у греков.

В результате весьма сложных исторических процессов (о которых мы будем говорить в последующих лекциях) в России в начале XX в. сформировалось особое, еще нигде не виданное общество, которое мы будем именовать коллективистским. Его экономика была построена на социализме – необходимой компоненте христологического общества. Но идеология была «человекобожеской», т.е. атеистической, ориентированной на земное благополучие.

Коллективистское общество является еще одним, четвертым общественным типом, логически завершающим систему. Таблица 1 иллюстрирует наш подход к классификации общественных формаций. Согласно ей, общества классифицируются по двум признакам: а) духовная составляющая и б) материальная составляющая. Каждый из признаков имеет два значения: положительный и отрицательный в смысле христианской морали.

 

Таблица 1.

Классификационные признаки предлагаемой системы общественных формаций

Экономика (материальная составляющая)

Социализм (общественная собственность)

Мамонизм (частная собственность)

Идеология (духовная составляющая)

 Религия Богочеловечества (христианство)

Христократическое общество

Сотериологическое

общество

«Религия человекобожия»

(атеизм)

Коллективистское общество

Мамоническое общество

 

 

Называя себя Святой Русью, Россия всегда стремилась к реализации своей, русской идеи – построению христократического общества. Дважды она приближалась к этой цели, причем с разных сторон: один раз, построив в средние века общество сотериологическое, и второй раз, в советское время, живя в обществе коллективистском. Господь дал возможность русскому народу прочувствовать и православие и социализм – обе стороны христократического общества. Достигнуть синтеза, увы, не удалось, и в этом наша главная трагедия. Но веление Божие непреложно, и этот синтез все равно требует своего осуществления.

 

Литература

 

1. К. Поланьи. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени – СПб.: Алетейя, 2002. – 320 с.

 

Дополнительные авторские материалы:

Сомин Н.В. Государство иезуитов в Парагвае



[1] Томас Мор (1478-1535)

Отец Джон Мор – судья, был известен своей справедливостью. Желал, чтобы и сын стал юристом.

Томас получил образование в Оксфорде, хотел стать монахом, но желание послужить стране пересилило, и уже в 1504 г. он избирается в парламент, в 1518 г. он – член тайного совета, в 1521 – посвящен в рыцари (приставка «сэр»), затем спикер палаты общин, и наконец в 1529г ­– лорд канцлер.

Мор был дважды женат (первая жена умерла от родов). Был всегда верен католицизму. Написал «Ответ Лютеру».

Король Генрих VIII задумал развестись со своей женой (Екатериной Арагонской) и жениться на Анне Болейн. Папа был против этого. И тогда Генрих решил порвать с Римом и создать новую веру – Англиканскую. Мор возражал. Он отказался присягать королю (и новой наследнице Елизавете), за что был посажен в Тауэр и затем казнен.

Канонизирован католиками в 1935г.

Книга «Утопия» была опубликована в 1516 г. (на латыни), затем много раз переиздавалась и переводилась на европейские языки. Книга состоит из двух частей.

В первой части Мор разговаривает с Рафаилом Гитлодеем – образованным моряком, который судит о современной жизни. Именно Гидлодей (а не Мор из книги) высказывает заветные мысли Мора-мыслителя. Так, выступая резко против огораживания, Гидлодей передает свой разговор с кардиналом о причине повсеместного воровства:

"Какая же это?" - спросил кардинал.

"Ваши овцы, - отвечаю я, - обычно такие кроткие, довольные очень немногим, теперь, говорят, стали такими прожорливыми и неукротимыми, что поедают даже людей, разоряют и опустошают поля, дома и города.»

Это означает, что процесс огораживания земель под пастбища привел к пауперизации крестьян и образованию огромного количества нищих. Отсюда и воровство.

Далее разговор переходит к более общим темам. Гитлодей говорит:

«При неоднократном и внимательном созерцании всех процветающих ныне государств я могу клятвенно утверждать, что они представляются не чем иным, как некиим заговором богачей, ратующих под именем и вывеской государства о своих личных выгодах».

Разговор переходит к проблеме собственности.

«Впрочем, друг Мор, если сказать тебе по правде мое мнение, так, по-моему, где только есть частная собственность, где все мерят на деньги, там вряд ли когда-либо возможно правильное и успешное течение государственных дел; иначе придется считать правильным то, что все лучшее достается самым дурным, или удачным то, что все разделено очень немногим, да и те получают отнюдь не достаточно, остальные же решительно бедствуют».

«Этот мудрец (Платон – Н.С.) легко усмотрел, что один-единственный путь к благополучию общества заключается в объявлении имущественного равенства, а вряд ли это когда-либо можно выполнить там, где у каждого есть своя собственность. Именно, если каждый на определенных законных основаниях старается присвоить себе сколько может, то, каково бы ни было имущественное изобилие, все оно попадает немногим; а они, разделив его между собою, оставляют прочим одну нужду, и обычно бывает так, что одни вполне заслуживают жребия других: именно, первые хищны, бесчестны и никуда не годны, а вторые, наоборот, люди скромные и простые и повседневным трудом приносят больше пользы обществу, чем себе лично.

Поэтому я твердо убежден в том, что распределение средств равномерным и справедливым способом и благополучие в ходе людских дел возможны только с совершенным уничтожением частной собственности;

Но пока у каждого есть личная собственность, нет совершенно никакой надежды на выздоровление и возвращение организма в хорошее состояние.

- А мне кажется наоборот, - возражаю я, - никогда нельзя жить богато там, где все общее. Каким образом может получиться изобилие продуктов, если каждый будет уклоняться от работы, так как его не вынуждает к ней расчет на личную прибыль, а, с другой стороны, твердая надежда на чужой труд дает возможность лениться? А когда людей будет подстрекать недостаток в продуктах и никакой закон не сможет охранять как личную собственность приобретенное каждым, то не будут ли тогда люди по необходимости страдать от постоянных кровопролитий и беспорядков?»

Гитлодей отвечает:

«вот если бы ты побыл со мною в Утопии и сам посмотрел на их нравы и законы, как это сделал я, который прожил там пять лет и никогда не уехал бы оттуда, если бы не руководился желанием поведать об этом новом мире, - ты бы вполне признал, что нигде в другом месте ты не видал народа с более правильным устройством, чем там.

Друг Рафаил, - говорю я, - убедительно прошу тебя - опиши нам этот остров; не старайся быть кратким, но расскажи по порядку про его земли, реки, города, жителей, их нравы, учреждения, законы и, наконец, про все, с чем ты признаешь желательным ознакомить нас, а ты должен признать, что мы желаем знать все, чего еще не знаем».

Вторая часть: организация жизни в г. Утопия.

Конфедерация 54 городов, причем не понятно, как формируется центральное правительство.

Общественная собственность, денег нет, все получают со складов, устроенных в домах сифогрантов.

Из золота делают ночные горшки и цепи для рабов.

Политическое устройство: в одном городе:

1 Князь
Сенат: 20 траниборов
Собрание 20
0 сифогрантов
Семьи - 6 000 чел.

Семья – «многоэтажная», более 10 чел., скорее это трудовая ячейка.

Все работают (кроме высших должностных лиц и ученых). Работа в деревне – вахтовым методом : надо отработать 2 года. Всего работают по 6 часов в сутки, остальное время – для самосовершенствования. Однако этого достаточно для изобилия.

Войны ведутся в основном подкупом – жизнь каждого утопийца очень ценится.

Религиозная терпимость. Язычество. Христианство приносят с собой только спутники Гидлотея.

Выводы Гитлодея:

«При неоднократном и внимательном созерцании всех процветающих ныне государств я могу клятвенно утверждать, что они представляются не чем иным, как некиим заговором богачей, ратующих под именем и вывеской государства о своих личных выгодах».

«Утопия» - вовсе не утопия, а вполне реальный план социалистического общества.

 

[2] Томмазо Кампанелла (1568-1639)

Джиан Кампанелла в 15 лет вступил в домениканский орден (ради получения образования) и получил имя Томас. Увлекается философией и астрологией. В Неаполе Кампанелла стал организатором заговора против испанских властей. Заговор был раскрыт, и его осудили на пожизненное заключение.  Провел в тюрьме 27 лет. Был в пятидесяти тюрьмах, перенес невообразимые пытки (одна из них длилась 40 часов). Выпущен по заступничеству папы в 1626. Конец жизни провел во Франции.

В тюрьме написал «Город солнца» (1602- на итальянском, 1623 – издана на латыни).

Отношение к труду в городе Солнца.

«никто не считает для себя унизительным прислуживать за столом или на кухне, ходить за больными и т.д. Всякую службу называют они учением… Поэтому каждый, на какую бы службу ни был он назначен, исполняет ее как самую почетную».
«Самые тяжелые ремесла, например, кузнечное или строительное, считаются у них и самыми похвальными, и никто не уклоняется от занятия ими, тем более что наклонность к ним обнаруживается от рождения, а благодаря такому распорядку работ всякий занимается не вредным для него трудом, а, наоборот, развивающим его силы».Но опять-таки все трудятся (всего по 4 часа), и этого достаточно для возникновения общества изобилия.

Кампанелла намного больше, чем Мор, приблизился к идее «от каждого по способностям». Это объясняется не тем, что «уровень жизни» соляриев несколько выше, чем утопийцев. Главное тут в ином отношении к труду: солярии работают «всегда с радостью». В труде, сообразном с природной склонностью, Кампанелла видит залог «сохранения» личности. Не случайно его солярии куда внимательней, чем утопийцы, относятся к природным наклонностям человека, их выявлению, пестованию и даже «программированию».

Распределение

«потому что все, в чем они нуждаются, они получают от общины, и должностные лица тщательно следят за тем, чтобы никто не получил больше, чем ему следует, никому, однако, не отказывая в необходимом».

Деторождение.

«так как частные лица  по большей  части  и  дурно производят  потомство, и дурно его воспитывают, на гибель  государства, то священная обязанность  наблюдения за этим,  как  за  первой  основой  государственного благосостояния,  вверяется заботам должностных лиц, и ручаться за надежность этого может только община, а  не частные  лица. Поэтому производители  и производительницы  подбираются наилучшие по своим  природным качествам, согласно правилам философии».

Таким образом, Город Солнца предстает как огромная фабрика по производству здорового потомства.

В целом «Город Солнца» оказывается куда более фантастической и куда менее христианской книгой, чем «Утопия» Мора.

 


К следующей лекции

К предыдущей лекции

Оглавление лекций

На главную страницу

Список работ автора


Top.Mail.Ru Rambler's Top100

Hosted by uCoz