Сомин Н.В.
(Рассказ экскурсовода окончен, и наши собеседники продолжают разговор).
ПП: Итак, я повторю свои недоумения. Почему вы считаете, что обобществление имуществ столь уж необходимо для христианской жизни?
ХС: Если отвечать кратко, то по двум очевидным причинам. Во-первых, христиане должны жить по христиански. Апостолы, создав в Иерусалимской общине обобществление собственности, раз и навсегда показали, какой должна быть подлинная христианская жизнь в ее социальном аспекте. А во-вторых, история христианского мира являет нам, что в условиях частной собственности он секуляризуется и просто-таки переходит в свою противоположность, становясь миром сатанинским.
ПП: Сразу скажу, что я сторонник частной собственности и ,если хотите, капитализма, но капитализма с христианским лицом. Поэтому я уверен, что оба ваших тезиса неверны. Однако начать следует с несомненного – с Писания. Нигде в Евангелии Христос не призывает к обобществлению имуществ. Об Иерусалимской общине много говорят, но далеко не всегда понимают тот скрытый смысл, ради которого апостол Лука привел в Деяниях Апостольских рассказ о ней. А дело заключается как раз в том, что он хотел показать пример экстремизма. Да, да экстремизма, хотя и обусловленного религиозным энтузиазмом. И потому Лука корректно, но вполне определенно весь его пафос развенчивает.
ХС: Вы это серьезно?
ПП: Вполне.
ХС: Но ведь только что Христос учил апостолов, «в продолжении сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием» (Деян.1,3). И вот первое, что они сделали, вдруг оказалось такой ошибкой. Так значит ученики Христовы, апостолы, устроители Иерусалимской общины, были троечниками? Причем, все двенадцать?
ПП: Ну, я этого не говорил…
ХС: Но это же вытекает из ваших слов. И более того. У Луки в начале 2-ой главы Деяний Апостольских рассказывается о Пятидесятнице, о сошествии Святаго Духа на апостолов, а уже в конце той же главы приводится рассказ о создании общины на коммунистических принципах. Так что же, благодать Духа Святого оказалась втуне?
ПП: Что вы на меня набросились. Так думаю не только я, но и многие авторитетные толкователи Нового Завета. Например, тот же о. Сергий Булгаков считал, что обобществление имуществ в Иерусалимской общине было вызвано острым ожиданием пришествия Господа. Это был праздник в истории христианства. Но в буднях нужно устраиваться более приземленно – иначе не проживешь.
ХС: Да, примерно такие высказывания у Булгакова есть[1]. Но вопреки намерениям философа, его логика как раз доказывают правоту христианского социализма. В Иерусалимской общине верующие в чаянии скорого Второго пришествия спасителя решили достойно подготовиться ко входу в Царство Божие. И для этого они делают все имущество общим. Но наша ситуация иная – мы не знаем сроков пришествия. Значит, нам нужно эту подготовку, это «навыкание Богу» сделать постоянным, долговременным, обеспечить его и для последующих поколений. А для этого необходимо осуществить не только коммунистическое распределение, но и коммунистическое производство. По сути дела это реализовано в наших общежительных монастырях.
ПП: Но ведь сами Деяния Апостольские говорят о неудаче общения имуществ в иерусалимской общине. Так, в них рассказывается о споре между эллинистами и евреями по разделу собственности, так что апостолам пришлось выбрать семь диаконов, дабы они распределяли пожертвования (Деян.6,1-6). Разве этот скандал не говорит о том, что заведенные апостолами порядки были неудачны?
ХС: Нет. Этот эпизод говорит как раз обратное тому, что вы пытаетесь доказать. Если бы апостолы увидели в общей собственности ошибочную меру, то им было очень легко эту практику прекратить – поводы, действительно, были. Но они признавали принцип «общения имений» столь ценным, столь важным для жизни общины, что, несмотря на нестроения, они решили во что бы то ни стало его сохранить, и именно для исполнения этого предложили поставить специальных служителей – диаконов.
ПП: Но есть еще более удручающий эпизод: сразу же после возникновения Иерусалимской общины ее члены Анания и Сапфира утаили часть денег при продаже своей собственности (Деян.5,1-11). Не означает ли это, что имущественный уклад общины по плечу только избранным и не может быть распространен на всех христиан?
ХС: Для святых отцов этот эпизод означает совершенно другое. В частности, Иоанн Златоуст характеризует поступок Анании и Сапфиры как «святотатство»[2]. И если учесть, что непосредственно перед этим он произносит восторженную речь о жизни в Иерусалимской общине, называя ее «ангельским житием», то совершенно ясно, в чем это «святотатство» заключается: жизнь в условиях общей собственности и единения всех членов общины в евхаристии Златоуст считает святой, исполненной Божией благодати, а потому ее дискредитацию, которое допустила эта супружеская чета, нужно и в самом деле рассматривать как святотатство.
ПП: Вы все время переиначиваете Писание в свою пользу.
ХС: Я только следую святым отцам. А святоотеческое предание всегда к коммунистическим порядкам Иерусалимской общины относилось безусловно положительно. Что же касается ваших уничижительных толкований, то они появились лишь в XIX веке.
ПП: Я себе представляю имущественное святоотеческое учение иначе. Сам принцип частной собственности не отвергается. Но вместе с тем указывается, что Господь является верховным собственником всего. Иначе говоря, Господь дает имение каждому человеку с тем, чтобы он этим имением разумно, по Божьи, распорядился. Если владелец собственности игнорирует волю Божию, подпадает под власть маммоны, то он грешит. Если же собственник не привязан к своему богатству и творит милостыню, то Господь благословляет все его имение, как бы велико оно ни было. Так что никакого «коммунизма» святые отцы не предлагали.
ХС: Вы изложили так называемую общепринятую точку зрения. Но должен вас разочаровать – она не святоотеческая.
ПП: Как это не святоотеческая? Так или примерно так описывается церковное учение о богатстве и собственности во всех православных изданиях. Но там не может появиться ничего, чтобы не основывалось на святоотеческом предании.
ХС: И тем не менее, святые отцы Василий Великий, Амвросий Медиоланский, Григорий Богослов, Киприан Карфагенский, Симеон Новый Богослов, Иоанн Златоуст и другие придерживались иного учения. Суть его в том, что подлинно христианским имущественным устроением является общая собственность. И лишь из икономических соображений, как ступень к христианскому совершенству, они допускали частную собственность, сочетаемую со щедрой милостыней, т.е. то, что предусматривает ваша общепринятая теория. Впрочем, она тоже имеет свою давнюю историю: ее первое изложение появилось в начале III в. у Климента Александрийского в его книге «Кто из богатых спасется». Но в IV веке она была превзойдена святыми отцами, причем прежде всего – великим святителем Иоанном Златоустом.
ПП: Вы записываете Златоуста в коммунисты?
ХС: Что ж, он действительно считал, что христианам подобает жить в условиях общей собственности и прямо с амвона призывал своих прихожан последовать примеру апостольской общины[3]. Но, будучи великим моралистом, он был и великим пастырем, прекрасно понимавшим, что в одночасье достичь столь высокого уровня нельзя, а потому в качестве первого шага к имущественному идеалу он предлагал своим пасомым нормы Климента. Тем самым великий святитель блестяще выполнил задачу сохранения преемства учений и указал общепринятой доктрине свое – подчиненное место. Однако сатанинские силы яростно противились победе христианства в имущественных отношениях. И произошла трагедия. Златоуст был, говоря современным языком, репрессирован и замучен в ссылке, а учение его было выхолощено. То, что Златоустом рассматривалось лишь как временное состояние, пригодное только для новоначальных, стало впоследствии христианской нормой. Именно этот «климентизм» и выдается в нынешних тоненьких книжечках для православных за настоящее церковное учение.
ПП: Я все же думаю, что все изложенное вами – игра воображения. Церковь не может уклониться от истины, в том числе – и в имущественном вопросе.
ХС: В лице святого Иоанна Златоуста она и не уклонилась. Что же касается искажения его учения, то будем надеяться, что это все же временное явление.
ПП: Знаете, меня раздражает ваша привычка по всякому поводу апеллировать к Иоанну Златоусту. Ведь есть и другие святые отцы, которые думали иначе.
ХС: Простите великодушно. Но дело в том, что текстов Златоуста о богатстве и собственности в пять раз больше, чем всех остальных святых отцов вместе взятых. Причем, и мастерство слова и глубина мыслей в них просто поражают. Неудивительно, что Златоуст канонизирован именно как великий учитель Церкви. Тем самым фактически канонизировано и его имущественное учение. Так что лучшего авторитета в этой области мы не найдем. Так что вам придется потерпеть ссылки на Златоуста. Что же касается других святых отцов, то уверяю вас – они ни в чем не противоречат великому святителю. Так что вполне можно говорить о святоотеческом учении в противовес «климентизму».
ПП: И слово-то какое придумали – «климентизм»! Нет, уж лучше я буду говорить «общепринятая концепция», потому что имя вашему «святоотеческому учению» – экстремизм! Да, ваши нападки на общепринятое мнение носят революционный, экстремистский характер. На самом же деле это очень взвешенная концепция, учитывающая естественную привязанность человека к собственности, а потому открывающая реальный путь к спасению. Вы же зачисляете ее чуть ли не в порождения сатаны.
ХС: Нет, я далек от этого. У «климентизма» есть положительные стороны. Например, эта доктрина все же требует, чтобы христианин не относился к деньгам пристрастно и не был их рабом. Этим «климентизм» разительно отличается от т.н. «протестантской этики», суть которой в том, что материальный достаток и благополучие считаются положительными христианскими ценностями. А потому стремление к увеличению богатства через капиталистические механизмы рассматривается как добродетель. Соответственно, предприниматели, день и ночь изыскивающие возможность увеличить свою прибыль, числятся уважаемыми и добродетельными христианами. Такая позиция является полностью антихристианской.
ПП: Согласен, с протестантами нам не по пути. Но значит, вы сами признаете, что общепринятая концепция предостерегает от соблазна любостяжания, и тем самым является ориентированной на спасение?
ХС: Ориентированной на личное спасение некоторых. Но строить экономику на этой концепции невозможно.
ПП: Помилуйте! Россия испокон веков жила по заповедям общепринятой доктрины и – ничего, обходилась.
ХС: Да, для традиционного общества общепринятая концепция еще как-то работала. Но история – вещь жестокая. Ее содержание – борьба наций за существование и превосходство. И с переходом в индустриальную фазу эта конкуренция приняла экономический характер: кто кого перегонит в экономическом соревновании, тот и победил. И нетрудно видеть, что в этом геополитическом смысле наша общепринятая доктрина, с ее требованием не привязываться к богатству, сильно проигрывает «протестантской этике». Поэтому сама жизнь настоятельно требует от нас смены парадигмы. Куда мы пойдем – к «протестантской этике» или к святоотеческой концепции? Вот главный вопрос, который ставит нынешнее время перед нашей Церковью.
ПП: Я все же думаю, что можно жить в условиях современного производства и оставаться в рамках общепринятой концепции.
ХС: Именно так думали католики, когда стали развивать свою социальную доктрину. Там тоже с самого начала была выбрана безусловная ориентация на частную собственность. И к чему они пришли?
ПП: А что вас ужасает? Конечно, мы не можем принять ни примат папы, ни их агрессивную прозелитическую политику. Но к католической социальной доктрине следует присмотреться. Кстати, из нее следует определенная социальная картина, и она вполне в духе общепринятой концепции. Да, в этом обществе будут богатые и бедные. Но не нужно пугаться. Богатые там благотворят, а бедные – благодарят и смиряются. Тем самым спасаются и те и другие.
ХС: И это вы предлагаете в качестве христианского идеала? По моему все это просто недостойно высоты христианства. Видите ли, заповедь «люби ближнего как самого себя» не оставляет места социальному неравенству[4]. А тут оно наоборот демонстративно декларируется. Стало быть, подлинной христианской любви ваш идеал не предусматривает. Гора родила мышь.
ПП: Что ж, человек – тварь падшая. Вот на общий уровень падшести и рассчитана эта концепция. Ибо общество нужно строить для всех, а не только для избранных.
ХС: Но ведь результат католической социальной доктрины известен: «великий» папа Иоанн Павел II признал весь новый мировой порядок вполне христианским. Другими словами, католики определенно перешли на рельсы «протестантской этики». И такой дрейф климентизма неизбежен, если в делать упор на принцип частной собственности.
ПП: Я думаю, что католики – реалисты и считают, что бедные и богатые будут в этом мире до второго пришествия. Межу прочим , это не только мое мнение, но и мнение Господа нашего Иисуса Христа, который сказал: «нищих всегда имеете с собою» (Мф.26,11).
ХС: Да, сказал. Но отсюда вовсе не следует, что это хорошо и должно так быть. Христос говорит и о великих бедствиях, которые ждут людей перед вторым пришествием. Так что же – и это считать хорошим? Пророчества Христа, конечно, верны, но он лишь говорит, что так будет, не давая оценок. Увы, и в конце времен будут бедные. Но это лишь значит, что мы с Вами, христиане, не сможем эту беду преодолеть. И мне кажется, именно потому, что заранее с ней смиряемся.
ПП: Но ведь само Евангелие говорит нам, что отдать имение другим –– это только для совершенных. Вспомните эпизод с богатым юношей (Мф.16-30). Там Христос говорит: «Если хочешь быть совершенным, поди, продай имение твое и раздай нищим» (Мф.19,21).
ХС: Этот эпизод как раз говорит нечто противоположное. В контексте иудейской культуры слово «совершенный» означает «совершивший», то есть исполнивший все заповеди. А перед тем, как Христос произнес озвученную вами фразу, богатый юноша бахвалился, что он выполнил все заповеди. Иначе говоря, он считал себя «совершенным». И именно на это Господь возразил: «если хочешь быть совершенным» – юноша не исполнил все заповеди. И прежде всего не исполнил заповедь «люби ближнего своего, как самого себя» (Мф.19,16). А для того, чтобы ее исполнить (и стать «совершенным»), Христос предложил ему: «продай имение свое и раздай нищим». Примерно такой смысл вкладывает в него Иоанн Златоуст[5]. Такое толкование подтверждает и параллельный рассказ того же эпизода евангелистом Лукой. Там юноша умалчивает, что он исполнил заповедь любви. И Господь, заметив это, ему говорит: «еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим» (Лк.18,22). Таким образом, о «совершенстве» в этом эпизоде речь как раз не идет. В нем заключена совсем другая мысль: заповедь о любви к ближнему эквивалентна заповеди раздать нуждающимся свое богатство. А не проявив любви разве можно спастись? Выходит, что даже на индивидуальном уровне следование общепринятой доктрине спасению не помогает. Но в том то и дело, что наши православные никак не могут понять, что «общение имений» – не блажь, а необходимость.
ПП: Однако история показала, что общественная собственность – хоть и высока, но непосильна для человека, она рано или поздно все равно развалится. Частная же собственность – я повторяю это – реалистична. На ней можно и нужно строить общество.
ХС: Общество, в которое придет антихрист. Разве вы не видите, что делает частная собственность с людьми? Как она подогревает в них эгоизм? Как требует поклонения маммоне? Как делает из людей зверей?
ПП: Я могу согласиться, что если смотреть на частную собственность по человечески, то она разделяет людей, растаскивая их по углам. Но Бог и святая Церковь давно выработали средство, которое преодолевает имущественную рознь. Это милостыня. Именно милостыня возгревает любовь в общине несмотря на то, что каждый имеет свою собственность. Тот же Иоанн Златоуст превозносит милостыню до небес. Но ведь милостыня – это жертва своего, а не чужого. Так что не имея собственности вообще нельзя подвизаться в этой добродетели. Поэтому милостыня и частная собственность обуславливают друг друга.
ХС: Начну с последнего. Это так называемый «благотворительный аргумент» за частную собственность. Он придуман еще Климентом Александрийским[6] и позже бесконечное число раз повторялся. К несчастью, он демонстрирует лишь удивительное желание – сохранять болезнь ради того, чтобы ее вечно лечить. Его адепты готовы ради того, чтобы милосердный самарянин мог возливать елей на впавшего в разбойники человека, держать несчастного постоянно израненным. Действительно, Златоуст много и восторженно говорит о милостыне. Но в том-то и дело, что он говорит не о нашей милостыне, когда мы походя бросаем десятку в полиэтиленовый мешок нищего. Златоуст под милостыней понимал нечто совершенно другое. Милостыня должна быть очень щедрой – в пределе отдать все; должна твориться всеми независимо от количества его имения; и наконец, нужно давать всем, не разбирая, грешен нищий или праведен. Вот такая милостыня, по Златоусту, выше поста и молитвы. И не удивительно, ибо она ведет к обобществлению имуществ. Златоуст не раз говорит, что именно в результате такой милостыни возник христианский коммунизм в Иерусалимской общине. Да, милостыня начинается с частной собственности, но должна кончаться общественной. Иначе говоря, для великого святителя милостыня – не упражнение в показном благочестии, а средство социального преобразования общества, путь от «холодного слова «мое и твое»»[7] к ангельскому житию Иерусалимской общины.
ПП: Но неужели вы полагаете, что обобществление имущества само по себе может установить царство любви?
ХС: Нет, я так не думаю. Любовь между людьми возникает под действием благодати Божией. По сути дела это одно и то же, ибо «Бог есть любовь» (1 Ин.4,8). Организация жизни христиан на принципе «мое и твое» эту любовь разрушает. Наоборот, «общение имений», само будучи следствием любви, дает возможность благодати Божией действовать беспрепятственно, и тем самым укрепляет любовь. Об этом ясно говорит великий Златоуст[8].
ПП: Так что же, объединим пиджаки, квартиры, сделаем общими жен?
ХС: Перестаньте! Общность жен провозглашалась только самыми маргинальными сектантскими группами и всегда жестко осуждалась в среде ранних христиан, ориентированных, как известно, на общность имуществ[9]. Что же касается пиджаков, то следует различать личную и частную собственность. Дело в том, что термин «частная собственность» в нашем социуме часто применяется к случаю, когда частное лицо и принадлежащей ему собственности извлекает прибыль. В случае же, когда частное лицо использует свою собственность для удовлетворения личных нужд, говорят о личной собственности. Так вот, обобществление личной собственности следует производить очень осторожно – тут в действие вступают многочисленные бытовые, психологические и просто гигиенические факторы. Но что касается частной собственности, то ее изживание – необходимое условие сохранения между людьми человеческих отношений. Это и кладется в основу христианского социализма, или, лучше сказать, христианского коммунизма.
ПП: Зачем вы все время говорите «коммунизм», «социализм»? Эти слова безнадежно опорочены и их употребление вызывает только отрицательные эмоции.
ХС: Разве вы не видите, что в мире идет упорная война за слова. Одна из стратегий сил зла – дискредитировать любые положительные термины, придать им отрицательный оттенок. Так что придумывание новых терминов бесполезно – их также опорочат, как и старые. Поэтому уж лучше держаться старых слов, смысл которых более или менее известен всем. Кстати, раз речь зашла о словах, то, видимо, содержательные аргументы иссякли?
ПП: Ну почему же. Спор только начинается.
ХС: Да! Собственность – настолько притягательная штука, что в выдумывании ее оправданий человечество проявило исключительную изобретательность. Спор наш можно продолжать бесконечно. Так что не останавливайтесь на мелочах, высказывайте самое существенное.
ПП: Что ж, и выскажу. Главное в вашем неверном понимании замысла Божьего о человеке. Ведь именно частная собственность – воля Божия. Она внедрена Господом в человеческую психику на уровне инстинкта. И это подтверждается тысячами фактов. Это норма, от которой нельзя уйти не исказив человеческую природу.
ХС: Падшую человеческую природу. Именно грехопадение привело к тому, что идея частной собственности внедрилась в людские умы.
ПП: Это опять следует из Писания?
ХС: Конечно, причем об этом говорится с первых же страниц Библии. В Эдеме Адам и Ева не имели абсолютно ничего. Но сразу же после грехопадения они взяли себе небезызвестные смоковные листья…
ПП: Но есть заповедь «не укради». Ее провозглашает Господь не только в Ветхом, но и в Новом Завете. Значит, оба завета предполагают собственность.
ХС: Но к общественной собственности эта заповедь применима в еще большей мере. Если для частной собственности ее нарушение – грех нелюбви к ближнему, то для общественной собственности – уже святотатство. По этому поводу мы уже вспоминали с вами Ананию и Сапфиру.
ПП: Я думаю, что вы путаете желание своего и право собственности. Это разные вещи, и если от первого надо избавляться, то второе вполне законно.
ХС: Вещи, конечно, разные, но сильно связанные. Точнее, первое является причиной второго. Иначе говоря, право собственности было введено падшим человеком как легализация страсти любостяжания.
ПП: Введено не человеком, а Богом.
ХС: Я высказываю не свое мнение – так думали Лактанций, Григорий Богослов Амвросий Медиоланский[10] и другие святые отцы. Вы же опять следуете инославным теориям. Именно так еще недавно католические богословы интерпретировали своего великого схоласта Фому Аквинского. Дело в том, что Фома первым в католической церкви определенно и ясно высказался за частную собственность, провозгласив ее естественной для человека, хотя до него общим было мнение, что естественна как раз общественная собственность. Так вот, чтобы завуалировать допущенный Аквинатом разрыв традиции, они посчитали, что говоря о естественности индивидуальной собственности, Фома имел в виду состояние человека после грехопадения. Правда, после падения социализма они свою теорию подправили, и сейчас считают, что индивидуальная собственность – естественный закон для человека вообще, а не только падшего. Впрочем, также на самом деле думал и сам Фома Аквинский…
Благочестивая паломница на переднем сидении: (БП): Господи! Да замолчите вы или нет? Ну никакого благочестия. Все уши прожужжали. А тут еще и антихриста этого католического, как его бишь, – Афинского, помянули.…
(Продолжение разговора в Диалоге четвертом).
Сентябрь 2005.
[1] «Некоторые видят здесь вообще норму экономического строя для христианской общины. Однако, вдумываясь внимательно в содержание этого места, мы должны прийти к заключению, что именно хозяйственной нормы тут не содержится и что здесь описан исключительный праздник в истории христианства, а то, что естественно в праздник, не вполне применимо в будние дни. Значение нормы имеет, конечно, то чувство любви, которое ярко пылало в этой общине и при данных обстоятельствах имело экономическим последствием описанную форму общения имуществ. Но самая эта форма не представляет собой чего-либо абсолютного. Приглядываясь к ней ближе, мы видим, что в данном случае отнюдь не вводится какой либо новый хозяйственный порядок или хозяйственный строй, а тем более новая организация производства. Напротив, по-видимому, в это время христианская община какой бы то ни было хозяйственной деятельностью вовсе и не занималась, «постоянно» находясь «в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах». Здесь происходила не организация, а ликвидация хозяйства» (Булгаков С.Н. Христианство и социальный вопрос// С.Н. Булгаков. Два града. Исследования о природе общественных идеалов. – СПб.: Изд-во РГХИ, 1997 - с. 133).
[2] "И подлинно, кто решился продать свое и отдать (Богу - Н.С.), а потом удержать у себя, тот святотатец" /IX:118/.
[3]"Но если бы мы сделали опыт, тогда отважились бы на это дело. И какая была бы благодать! Если тогда, когда не было верных, кроме лишь трех и пяти тысяч, когда все по всей вселенной были врагами веры, когда ниоткуда не ожидали утешения, они столь смело приступили к этому делу, то не тем ли более это возможно теперь, когда, по благодати Божией, везде во вселенной пребывают верные? И остался ли бы тогда кто язычником? Я, по крайней мере, думаю, никто: таким образом мы всех склонили бы и привлекли бы к себе. Впрочем, если пойдем этим путем, то уповаю на Бога, будет и это. Только послушайтесь меня, и устроим дело таким порядком; и если Бог продлит жизнь, то, я уверен, мы скоро будем вести такой образ жизни" /IX:114/.
[4] Василий Великий: "кто любит ближнего как самого себя, тот ничего не имеет у себя излишнего перед ближним» (Василий Великий. К обогащающимся. Творения, часть IV,М., 1993. – с.101).
[5] На слова богатого юноши «Все это я исполнил от юности моей» Златоуст замечает: "...юноша сам себя обличил в пустом самодовольстве: ведь если он жил в таком изобилии, а других, находившихся в бедности, презирал, то как же он мог сказать, что возлюбил ближнего?" /VIII:262/.
[6] «чем же может наделять другого тот, кто сам ничего не имеет?» (Климент Александрийский. Кто из богатых спасется? М., 2000. – с.18-19).
[7] Златоуст об Иерусалимской общине: «Не было холодного слова: мое и твое; потому радость была на трапезе. Никто не думал, что ест свое; никто (не думал), что ест чужое, хотя это и кажется загадкою. Не считали чужим того, что принадлежало братьям, - так как то было Господне; не считали и своим, но - принадлежащим братьям" /IX:73/.
[8] "Но скажи мне: любовь ли родила нестяжание, или нестяжание - любовь? Мне кажется, любовь - нестяжание, которое укрепляло ее еще больше" /IX:110/.
[9] Тертуллиан: "Мы живем по-братски на счет общности имуществ, между тем как у вас эти имущества производят ежедневные раздоры между братьями. Мы, которые роднимся друг с другом духом и душой, нисколько не колеблемся относительно общности вещей. У нас все нераздельное, за исключением жен; общность прекращается у нас на этом пункте" ("Апологетика", гл. 39).
[10] Лактанций (IVв.): "Любостяжание есть источник всех зол: оно происходит от презрения к истинному величию Божию. Люди, обилующие в чем-либо, не только перестали уделять другим избытки свои, начали присваивать и похищать себе чужое, будучи влекомы к тому собственною корыстью. То, что прежде было в общем употреблении у всех людей, начало скопляться часто в домах у немногих. Чтобы других подвергнуть своему рабству, люди стали собирать себе в одни руки первые потребности жизни и беречь их тщательно, дабы небесные дары сделать своею собственностью, не для того, чтобы уделять их ближнему из человеколюбия, которого в них не было, но чтобы удовлетворять единственно своему любостяжанию и корысти. После того, составили они себе самые несправедливые законы под личиною мнимого правосудия, посредством которых защитили против силы народа свое хищничество" ("Божественные наставления", кн.5, гл.6).
Григорий Богослов: "По крайней мере представили бы они (богатые - Н.С.), что бедность и богатство, свободное, в обыкновенном смысле понимаемое, состояние... в последствии времени появились в роде человеческом и, как некоторые недуги, вторглись вместе с неправдою, которая и изобрела их. Сначала же было не так... Свобода и богатство (раньше - Н.С.) заключались единственно в соблюдении заповеди; а истинная бедность и рабство - в преступлении оной; но с того времени, как появились зависть и раздоры,.. с того времени расторглось родство между людьми, отчуждение их друг от друга выразилось в различных наименованиях званий и любостяжании, призвав и закон на помощь своей власти, заставило позабыть о благородстве естества человеческого - ты же смотри на первоначальное равенство прав, а не на последовавшее разделение; не на законы властителя, а на законы Создателя" Св. (Григорий Богослов. О любви к бедным. Творения, т.1, Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994. – с. 221).
Амвросий Медиоланский: "Тогда как Господь Бог наш именно желал, чтобы земля была общим владением всех и всем служила (своими) продуктами, скупость, однако, распределяет права владения" (Толкование на Пс.118, бес.8,22).
"Затем они полагали форму справедливости в том, чтобы каждый относился к тому, что общее, т.е. общественное, как к общественному, а к тому, что частное, как к своему. Но и это не согласно с природой. Ибо природа дала все всем сообща. Бог велел всему родиться так, чтобы быть общей всем пищей, и чтобы земля была, так сказать, общим владением всех. Значит природа создала общее право, захват (usurpatio) - частное" ("Об обязанностях" 1,28).