Практически все проповеди св. Иоанна Златоуста удивительно совершенны. Настолько, что почти невозможно выявить изменения в позиции Златоуста, в том числе – по имущественному вопросу. Может быть поэтому вопрос о развитии взглядов св. Иоанна и о идейных влияниях на него никогда не ставился. Однако, вряд ли стоит рассматривать их, в своем блестящем вооружении риторической виртуозности и богословской отточенности, рожденными словно Афина из головы Зевса. Златоуст начал свою проповедническую деятельность в зрелом возрасте – приняв пресвитерский сан 39 лет (несколько его сочинений в диаконском чине имущественной проблемы практически не касаются), так что он имел достаточно времени выверить свою позицию. Обычно Златоуста рассматривают как богослова-моралиста, вобравшего в себя всю предыдущую восточную православную традицию. Во многом это верно. Однако вопрос о церковных писателях, влияние которых на богословие великого святителя особенно существенно, имеет важное значение. Дело в том, что выявление таких писателей может дать ключ к расшифровке позиции самого Златоуста, поскольку любые отличия воззрений Златоуста от своего «предтечи» обнаруживают плоды собственных глубокий раздумий святителя.
Святитель Иоанн – учитель Церкви, по многом завершивший традицию восточного христианства, в особенности в области нравственного богословия. После него моралистов такого масштаба христианство уже не рождало. Но до него подвизалось множество выдающихся христианских проповедников и писателей, начиная с Апостола Павла и кончая Василием Великим и Григорием Богословом. Будучи широко образованным человеком, Златоуст, безусловно, был знаком с лучшими произведениями христианской литературы. Правда, жанр проповеди, ориентация на самого среднего слушателя, пастырская позиция вынуждали Златоуста строить дискурс без ссылок на предшественников, а потому мы крайне редко встречаем их имена в произведениях великого святителя.
Поиск учителей Златоуста затруднен, так что любое предположение будет лишь гипотезой. Однако содержательный анализ воззрений Златоуста позволяет сделать одно предположение: писателем, серьезно на него повлиявшим, является учитель Церкви III в. Климент Александрийский, и в частности – его книга «Кто из богатых спасется?» /60/. Пока мы отложим аргументацию в пользу этого предположения, поскольку для их формулировки необходимо рассмотреть имущественные воззрения Климента.
Когда православные богословы хотят указать на святоотеческие источники учения Церкви о богатстве, бедности, собственности и милостыне, то прежде всего они говорят не об Иоанне Златоусте, а о сочинении Климента Александрийского «Кто из богатых спасется?» Действительно, это небольшое творение, упоминаемое уже Евсевием Кесарийским /59:98/, приобрело исключительную популярность и зачастую рассматривается в православной традиции как нормативный церковный взгляд на вопрос.
Сам Климент – личность замечательная. Прекрасный оратор, педагог, интеллектуал, знаток эллинской философии, Климент Александрийский обратился в христианство и стал пресвитером и наставником огласительного училища в Александрии. Удивительная гармоничность и благородство его облика привлекали и до сих привлекают к нему множество почитателей. Хотя Климент, по-видимому, никогда не был канонизирован, его из уважения иногда именуют «святителем».
По форме «Кто из богатых спасется?» является развернутым толкованием на известный евангельский эпизод с богатым юношей (Мф.19,16-30; Мк.10,17-31; Лк.18,18-30). Эпизод этот столь замечателен, что нет сил удержаться и не привести его, причем в изложении и Матфея и Луки.
«И вот некто подошед сказал Ему: Учитель Благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную? Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди. Говорит Ему: какие? Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и люби ближнего твоего, как самого себя. Юноша говорит Ему: все это сохранил я от юности моей; чего еще не достает мне? Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение. Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие. Услышавши это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись? А Иисус воззрев сказал им: человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф.19,16-26).
«И спросил Его некто из начальствующих: Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Знаешь заповеди: не прелюбодействуй; не убивай; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца твоего и матерь твою. Он же сказал: все это сохранил я от юности моей. Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного не достает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Он же, услышав сие, опечалился, потому что был очень богат» (Лк.18,18-23).
Климент утверждает, что слова Христа богатому юноше «все, что имеешь, продай и раздай нищим» понимать буквально нельзя: Христос имел в виду не внешний отказ от имения, а внутреннее отвержение той власти, которую имеет богатство над людьми. Климент пишет:
«Продай имение твое. Но что значит это? Не это повелевает Господь, о чем некоторые слишком поспешно думают, что наличное свое имущество он должен был разбросать и со своими богатствами расстаться; нет, он должен только (ложные) мнения относительно богатства из своей души выкинуть, алчность и жажду их, беспокоиться о них перестать, устранить со своего пути это терния жизни, заглушающие собой семена Слова» /60:16/.
Здесь ясно проступает используемый Климентом аллегорический, специфически «александрийский» метод толкования Писания, суть которого состоит в иносказательном переносе событий библейской истории на сферу души человеческой. По Клименту, Господь требует не отказа от собственности, а отвержение страсти любостяжания:
«Итак, что же это за новое повеление дает Спаситель? (…) Не чувственное что-либо заповедует Он, что и другими было делаемо, а нечто другое. Он заповедует то, что чувственным лишь означается. Он заповедует большее, Божественнейшее и совершеннейшее, а именно: самую душу и ее образ мыслей и расположений обнажать от того, что страстьми порождается, и с корнем инородное из сердца вырывать и выбрасывать» /60:17/.
Этим противопоставлением внешнего внутреннему у Климента и объясняется вся коллизия: юноша «отошел с печалью» не из-за плененности богатством, а потому, что не владел александрийской экзегезой:
«Так как богатый и преданный исполнению закона юноша собственного смысла слов Господа не понял, а равным образом и того, как один и тот же человек в одно и то же время может быть и бедным и богатым, располагать внешними благами и не иметь их, может пользоваться миром и не пользоваться, то отошел он от Господа печальным и разбитым» /60:27/.
Отталкиваясь от своего истолкования, Климент Александрийский развертывает целую доктрину имущественной этики, суть которой в следующем.
1. «Можешь ты владеть богатством». Собственность сама по себе не является препятствием для спасения, а потому отказ от собственности для христианина не обязателен. Климент восклицает: «Можешь ты владеть богатством» /60:32/, «возможно и при богатстве получить спасение» /60:27/. При этом, помимо того, что слова Спасителя о раздаче имения следует понимать аллегорически, выдвигаются два дополнительных аргумента.
Аргумент первый: отказ от необходимого имущества для человека невозможен: «Не достижимо и не осуществимо, чтобы лишающийся необходимого для жизни не был в духе разбит и, с лучшим расставшись, не обеспокаиваем был бы постоянными попытками и усилиями откуда бы то ни было раздобыть необходимые для жизни средства» /60:18/. Для Климента это совершенно очевидно: «Мог ли же теперь Спаситель добивающимся вечной жизни советовать нечто вредное и гибельное для жизни, которую Он обещает?» /60:18/.
Аргумент второй: Благотворить можно только из своего: «чем же может наделять другого тот, кто сам ничего не имеет?» /60:18-19/. Этот т.н. «аргумент от благотворения» именно у Климента появляется в христианской литературе впервые. В дальнейшем он был развит Фомой Аквинским, и с тех пор часто используется христианскими апологетами частной собственности.
Вывод Климента однозначен: «Итак, пользование внешними вещами Господь даже поощряет» /60:21/.
2. Богатство не должно владеть человеком. Но обладание богатством для христианина не мешает спасению только «если богатством, к коему он остается равнодушным, будет располагать он хорошо» /60:27/. Как видим, формулируемое Климентом условие распадается на два.
Первое. Само богатство - «ни добро, ни зло», а «невинно» /60:20/, и, следовательно, все дело в том, как относиться к нему. По Клименту, необходимо, чтобы человек распоряжался богатством, а не богатство владело бы человеком; спасется только тот богатый, «кто господином состоит над своей собственностью, а не рабом ее» /60:22/. В этом случае человек обладает собственностью «как даром Божиим» /60:22/. Если же страсть любостяжания владеет собственником, то тогда богатство губительно, и от него надо отказаться: «Но вот ты замечаешь, что богатство тебя порабощает и выводит тебя из равновесия. Брось его, отвергни, откажись, убеги» /60:33/.
Второе – «хорошее» использование имения, под чем, в частности, подразумевается благотворение. Спасется тот из богатых, кто «постоянно занят какими-нибудь добрыми и Божественными делами» /60:21/.
3. «Другое богатство». Итак, для богатых имеется возможность спастись. В то же время бедность не есть панацея от осуждения, ибо «не на внешнем чем-либо утверждается спасение, … а на душевной добродетели». А потому «Может равным образом и человек бедный и без средств упиваться пожеланиями, и может трезвиться и свободным быть от них человек богатый» /60:18/. «Таким образом, есть бедняки неложные и есть, с другой стороны, бедняки неистинные и ложные» /60:26/.
Развивая подобные соображения в духе своего аллегорического метода, Климент наделяет слова «богатство» и «бедность» другим смыслом: «то уже само собою становится ясным, и понятным, что душа бедная теми гибельными пожеланиями, какие развиваются при богатстве, спасется; но, с другой стороны, может она и погибнуть, если тем она богата, что богатство разрушительного в себе имеет» /60:25-26/.
4. Наконец, только Бог – в полном смысле слова собственник всего сущего: «И опять: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители (Лк.16,9). Дает сим знать Господь, что по природе своей, хотя и всякое богатство, каким бы кто ни владел, не составляет прямой собственности того, но что возможно из всей неправоты создавать дело правое и спасительное, а именно: успокаивать кого-либо из тех, кои у Отца имеют вечную обитель» /60: 42-43/. Иначе говоря, богатство свое следует тратить на благотворение сиротам, кротким вдовам и бедным богобоязненным мужам. «Всякому просящему у тебя, давай (Лк.6,30). … Вот прекраснейшая торговля! Вот Божественный товар! Деньгами приобретать вечность и, раздавая миру преходящее, получать за это вечное жилище на небесах! О, плыви к этому рынку, богач» /60:44/. Любовь – вот высшая тайна христианства. По любви Христос за нас «предал Он Свою, стоящую всей вселенной жизнь. Он желает и от нас пожертвований этого друг за друга. А если мы обязаны жизнь свою слагать за братьев и желаем войти в этот союз со Спасителем, то стоит ли нам скряжнически у себя удерживать то, что принадлежит этому миру, что собою представляет нечто нищенское чуждое (нашему существу) и бренное? К чему мы друг от друга запирать будем то, что вскоре огонь пожрет?» /60:49-50/.
Сделаем некоторые выводы.
1. Климента Александрийского можно считать основателем «умеренной» доктрины. Это означает, что она – не просто «самодел» богословов XIX века, как хотел представить дело Экземплярский. «Умеренная» доктрина укоренена в древней и весьма почитаемой патристической традиции, а потому требует к себе внимательного и вдумчивого отношения. Ей нельзя отказать в цельности, логической убедительности, взвешенности и реалистичности позиции. Кроме того, Климент избегает тех искажений, которые стали придавать доктрине позднейшие богословы.
Наиболее существенно то, что в изложении Климента нет акцента на примат частной собственности - есть лишь почва для того, чтобы такой вывод сделать. Поэтому заявления о «священности» частной собственности, достаточно частые в устах русских богословов второй половины XIX в., уже являются дополняющим «творчеством» апологетов «умеренной» доктрины. Такие дополнения были обусловлены, на наш взгляд, двумя причинами.
Прежде всего это объясняется засилием инославного богословия в России, в особенности протестантского, в котором идея «священности» частной собственности составляет его неотъемлемую часть.
Кроме того, Климент жил в эпоху, когда, с одной стороны, гонения на христиан были эпизодическими, а потому довольно многие, в том числе и богатые, обращались в христианство. Но, с другой стороны, хотя традиции жизни христиан в условиях общности имущества, уже были в основном утрачены, но память о них была еще достаточно крепка, а потому в христианской среде не раз возникали мнения, что оставаясь богатым спастись невозможно. Климент, уловив изменение ситуации, таких мнений не разделяет, чем и обусловлено появление «Кто из богатых спасется?». Богословы же начала XX века писали в совершенно другой ситуации: на Церковь наступал атеистический социализм, а сама Она, будучи под пятой государственной власти, вынуждена была оправдывать господствовавшие в государстве порядки.
Что касается климентовой экзегезы эпизода с богатым юношей, то Экземплярский ее справедливо критикует: «Толкование это, конечно, ошибочно по существу, так как оно совершенно расходится со всеми данными Евангельского повествования. Насколько неоснователен был аллегоризм Климента в толковании данного места видно уже из того одного, что это толкование не удержалось даже в Александрийской школе дольше самого Климента, так что уже Ориген толковал это место Евангелия в буквальном смысле» /5:78/. Но тут же Экземплярский указывает, что Климент впервые высказал ряд ценных идей о христианском осмыслении богатства, и прежде всего мысль о том, что и к богатству приложим «общий христианский принцип, что возвышает и оскверняет человека не внешнее, но то, что исходит из нашего сердца» /9:81/.
Богословы «умеренной» концепции стараются доказать, что Златоуст продолжает линию Климента, и в доказательство приводят ряд выписок из Златоуста, подтверждающих, казалось бы, полную идентичность концепций Климента и Златоуста. И действительно, на первый взгляд Златоуст просто повторяет и развивает мысли и образы Климента. Но на деле отношение к климентовской концепции самого Златоуста гораздо сложнее. Если вчитаться в творения святителя внимательнее, то получается совсем иная картина.
Безусловно, Златоуст знал книгу своего предшественника и благоговейно ее чтил. Он сплошь и рядом высказывает те же идеи, зачастую иллюстрируя их красочными примерами. Но здесь мы сталкиваемся с удивительным парадоксом. Несмотря на то, что, казалось бы, Златоуст использует (кроме экзегезы) все соображения Климента, имущественные концепции обоих отцов различны. Причем, различия настолько существенны, что можно говорить о двух святоотеческих традициях отношения к богатству, бедности, собственности и милостыне: климентовской и златоустовской. Дело в том, что Златоуст вовсе не ограничивается кругом климентовских идей – для него они по сути дела являются исходным материалом, отталкиваясь от которого великий святитель идет дальше. В результате, с одной стороны, тезисы Климента у Златоуста обрастают существенными дополнениями, часто совершенно изменяющими первоначальный смысл. А с другой – Златоуст высказывает новые важные положения, отсутствующие в «Кто из богатых спасется?». Если присмотреться, то Златоуст, почтительно вдумываясь в климентовские идеи, зачастую, хотя и неявно, спорит с ними. Поэтому концепцию Златоуста можно скорее рассматривать как «размышления по поводу Климента», чем следование Клименту. И в результате Златоуст строит новое богословие собственности, но умело включает в него все ценное, что есть в концепции Климента.
В следующей главе рассматриваются воззрения Златоуста на собственность, богатство, бедность и милостыню. При этом, для того, чтобы более точно раскрыть суть концепции Златоуста, его воззрения сопоставляются с мнениями Климента.
