1.2. Св. Иоанн Златоуст как личность. Его судьба

Авторитет великого святителя и вселенского учителя св. Иоанна Златоуста непререкаем. Для известного православного богослова И. Мейендорфа Златоуст «без сомнения самый известный из отцов Церкви»[1]. И его учительство, прежде всего, тяготеет к нравс­твенной области. Богословы характеризуют Златоуста как великого христианского моралиста. Русский ученый Л.И. Писарев пишет: «Златоуст оказался столпом христианства в области нравственно-практической жизни по преимуществу. Здесь лежит его главная незаменимая заслуга для Церкви и общества» /47:143/. Поэтому мы с особым вниманием должны вникнуть в его воззрения по такой животрепещущей нравственной проблеме, как отношение челове­ка к имению, богатству, собственности – теме, так излюбленной святи­телем.

В настоящей работе делается попытка сделать шаг в указанном направлении и по возможности разносторонне осмыслить имущественное учение великого христианского моралиста.

Изложение ведется по следующему плану. В данной, первой главе, описывается личность Златоуста и то окружение – политическое, социальное и церковное, в котором святитель был погружен. Кроме того, рассматриваются вопросы оценки имущественного учения святителя различными авторами и богословских влияний на формирование имущественной концепции святителя. Центральная, вторая глава работы, посвящена подробному изложению воззрений святителя на богатство, бедность, собственность и милостыню. В третьей главе прослеживается историческая судьба воззрений Златоуста. Исследуются истоки златоустовской концепции в творениях предшествующих ему святых отцов, а также позднейшего, в том числе русского богословия. Кроме того, обсуждается проблема специфики социальной мысли Златоуста.

Конечно, имя Златоуста не обойдено вниманием биографов и исследователей. Однако, особенно в православных изданиях, виден некий стереотип, которому следуют как авторы жития великого святителя, так и интерпретаторы его имущественного учения.

Житие Златоуста описано и современными ему исто­риками, и многочисленными биографами. Впрочем, современные авторы /3, 4, 5, 6, 46, 48, 49, 51/, в основном черпают материал из четырех классических древних работ современников Златоуста: Сократа Схоластика /1/, Эрмия Созомена /2/, еп. Феодорита Кирского /65/ и еп. Палладия Еленопольского /61/. Из них наиболее информативны сочинения Палладия – друга и ученика Златоуста, с большой симпатией описавшего жизнь и борения святителя. Важно также и сочинение Сократа Схоластика, посвятившего Златоусту целую книгу (из семи книг, составивших его «Историю»). Биографические сведения о Златоусте широко известны, и потому нет смысла их подробно пересказывать. Укажем лишь на наиболее существенные, необходимые для осмысления личности святителя, события его жизни.

Св. Иоанн Златоуст родился в Антиохии в знатной христианской семье в 347 году. Он получил прекрасное образование, и его ждала блестящая карьера. Но служение Христу занимает все его помыслы и, приняв святое крещение, Иоанн, пребывает 4 года чтецом, а затем предается духовному подвижничеству в монастыре в горах Антиохии. Через 6 лет он возвращается в Антиохию и в 380 г. становится диаконом, а в 386-м – пресви­тером и начинает свою проповедническую деятельность. Необычайный ораторский талант и глубина его проповедей побуждает церковный народ дать ему имя Хризостом (Златоуст). Слава его как великого проповедника растет, выходит из стен Антиохии и достигает столицы. И в феврале 398 г. император Аркадий призывает Златоуста на Константинопольскую кафедру. В этот второй, самый трудный и трагичный период своей деятельности, Златоуст продолжает свои проповеди, имевшие шумный успех и в столице. Но его принципиальность плодит врагов. Нарастает и ненависть к нему как со стороны царского двора, так и в епископской среде. Власти фабрикуют Собор Епископов «под Дубом», который низлагает Златоуста. Правда, инициировавшая собор императрица Евдоксия под впечатлением землетрясения возвращает уже отправленного в ссылку святителя снова на кафедру. Но Златоуст не меняется: он снова бескомпромиссно обличает пороки, невзирая на лица. И снова власти организуют его низложение: в 404 г. новый Собор Епископов вновь осуждает святителя, и его отправляют в ссылку в городок Кукуз в Армении. А в 407 г. при конвоировании святителя в Пицунду он изнемог от трудностей пути и умер 14 сентября 407 г. в городке Команы (по всей вероятности, Команы Понтийские, расположенные в современной Турции). Через 30 лет Златоуст был канонизирован, а вскоре наречен «вселенским учителем и великим святителем».

Так или примерно так описывают его житие в календарях. Но из такого краткого абриса жизни Златоуста трудно разглядеть неповторимую личность святителя и тем более почувствовать пронзительную трагичность его судьбы. До некоторой степени этот пробел закрывают интересные работы ныне канонизированного проф. МДА И.В. Попова /50/, французского проф. Эме Пюша /49/, писателя Амадея Тьерри /5/ и современного швейцарского исследователя проф. Рудольфа Брендле /77/.

Другой недостаток биографической литературы – затушевка тех, поистине катастрофических последствий, которые связаны с убийством (будем называть вещи своими именами) Златоуста и разгромом его последователей. Эти события оказали огромное влияние и на жизнь Церкви, и на судьбу всей Византии.

В нашем повествовании мы попытаемся осветить эти моменты. Но все же главная проблема – выяснение содержания имущественного учения Златоуста. К ней мы в первую очередь и обратимся.

 

Время Златоуста

Время, в которое жил св. Иоанн Златоуст, – это удивительный IV век, время расцвета Церкви, ее бурного роста и превращения в гос­подствующую государственную Церковь, определяющую строй жизни всей Римской Империи. Это время непростых взаимоотношений с императорской властью, частично благодатных и принесших замечательные плоды, частично же – конфликтных и для Церкви скорбных. Это время великих святителей, выдающихся богословов и замечательных церковных деятелей. Одним из таких – величайшим из великих святителей – является св. Иоанн Златоуст. Поражает его ораторский дар, его виртуозное знание Писания, его мужество и принципиальность, его стремление до конца следовать воле Божией. Но, может быть, главное в Златоусте – удивительное сочетание двух, казалось бы, противоположных черт. С одной стороны Златоуст жил высочайшей жизнью и был человеком нового мира. А с другой – он доскональнейшим образом знал и понимал многочисленные мирские проблемы. Иначе говоря, это был великий пастырь. Личность Златоуста – огромного масштаба, и она нуждается во всестороннем освещении и осмыслении.

 

Подготовка к служению

Призванием великого святителя было не догматическое богословие и даже не епископское служение, а нравственная проповедь. И к этому призванию Господь тщательно готовил Своего избранника. Чтобы исполнить это призвание, помимо исключительных талантов от Бога и неколебимой веры, необходимо еще многое: обширные знания, доскональное знание жизни и, главное, – исключительная чистота души, соединенная с даром любви к людям. И удивительным образом все в жизни будущего великого христианского моралиста вело к воспитанию этих качеств.

Еще будучи ребенком, Иоанн получил мощный заряд любви – его мать Анфуса фактически положила всю свою жизнь на воспитание сына. Это о ней Ливаний, знаменитый ритор и язычник, учитель ораторского искусства Златоуста сказал: «Ах, какие у христиан есть женщины!» /3:6/. Анфуса сумела дать сыну прекрасное образование. Иоанн, помимо Ливания, учился философии у философа Андрагафия. Видимо, не без его влияния у Златоуста нет-нет да и проскользнет какая-либо из идей стоицизма.

Мать хотела направить своего сына по юридической стезе, и будущий святитель начал адвокатскую практику, благо его ораторский талант способствовал ей. Однако это продолжалось недолго. Видимо, сам дух этого дела, заставлявший отступать от правды, претил ему. Впоследствии Златоуст крайне неодобрительно отзывался о судьях и адвокатах.

Все помыслы будущего святителя привлекает христианский путь. Отметим, что чисто церковная подготовка Златоуста была долгой: 4 года – чтецом в храме, затем 4 года подвижничества в монастыре и 2 года уединения в пустыни, и, наконец, пять с половиной лет диаконства. Неудивительно, что когда Златоуст стал пресвитером (а это свершилось в 39 лет) и приступил к проповеднической деятельности, он был всесторонне готов к этой миссии. Путь этот отнюдь не был ровным, наоборот, изобиловал искушениями. Палладий об этом периоде жизни Златоуста замечает: «Не ложась в течение двух лет ни днем ни ночью, он умерщвляет находящееся под чревом, поразив холодом деятельность органов, соседних с почками» /61:56/. Кроме того, известно, что подвизаясь в пустыне Иоанн испортил желудок и с тех пор непрерывно болел. Именно это обстоятельство вынудило Иоанна покинуть уединение и вернуться в Антиохию, где он вскоре был рукоположен в диаконы.

О служении Златоуста в сане диакона следует сказать особо. В то время диаконское служение было шире ны­нешнего: помимо служения в храме оно предполагало посещение больных и помощь бедным. Поэтому пять с половиной лет диаконского служения для будущего святителя оказались прекрасной школой любви к ближнему, дав ему глубочайшее знание о положении беднейших слоев населения. О подвиж­ническом характере деятельности св. Иоанна в этот период говорит многозначительный факт: он отказался в пользу бедных от всего своего имущества. Этим св. Иоанн на собственном примере реализовал личный идеал христианина – полное нестяжание. Тем самым Златоуст приобрел неоспоримое моральное право нелицеприятно обсуждать имущественные вопросы, призывая других в достижению не только личного, но и общественного идеалов.

Но для того чтобы реализовать общинный идеал, общность имуществ, одного личного подвига уже недостаточно – нужно стремление многих. А потому Господь ставит Златоуста на новую, пресвитерскую ступень, откуда он имеет возможность проповедовать, убеждать, призывать.

 

Социальная среда

 Проповедь Златоуста звучала в двух крупнейших городах Византийской империи – Антиохии и Константинополе. Поучительно посмотреть на ту паству, которой проповедовал великий святитель.

 Антиохия, по слову Златоуста, – «глава восточных городов», «метро­полия всего христианства». Это громадный полис (по /8/ – до 500 тыс. чел., сам Златоуст говорит о 200 тыс. /VII:851/, Ливаний – о 150 тыс./49:6/), с населением, сильно расслоенным в социальном смысле. Много рабов – до 1/4 всего населения; такое же число рабовладельцев. Впрочем, иметь раба было делом обычным, и далеко не все рабовладель­цы были богачами. Наиболее многочисленная прослойка в городе – ordo plebeius: мелкие ремесленники и мелкие торговцы, существовавшие собственным трудом /7/. Многие из них разорялись и становились нищи­ми. Антиохия еще борется за свою гражданскую самостоятельность, ко­торую она имела в языческие времена, а потому заметную прослойку составляют куриалы – роды знатных горожан, из которых обычно выбира­лось городское самоуправление и военное ополчение. Но самоуправление восточными императорами искореняется, и богачи-куриалы постепенно беднеют. Подлинно богаты – чиновники императорской власти и крупные земельные собственники – их дворцы поражали великолепием. Естествен­но, это вызывало ненависть бедняков, так что кровавые мятежи и бес­порядки не были редкостью. В один из таких мятежей (397 г.) Златоуст произносит серию своих знаменитых проповедей «О статуях». Вообще же в IV веке Антиохия переживала подъем как в культурном, так и в стро­ительном отношении /8/, связанный с расцветом христианства. Однако лишь половина жителей были христианами, да и то по большей части номинальными /48:6/. Другую половину составляли язычники и евреи, сильные своим богатством и фабричным ткацким производством. Вследс­твие нетвердого положения христианства возникало множество партий, религиозных расколов и ересей.

Несколько иная ситуация в Константинополе – новой столице Восточной Империи. Константинополь уже заявил себя первенс­твующим на Востоке церковным центром, хотя и уступил вселенское первенство Риму. По масштабам столица сравнима с Антиохией: число православных оценивается в 100 тыс. чел. /49/, но здесь они в мень­шинстве. Константинополь – город контрастов еще больших, чем Антио­хия. Великолепие императорского двора, роскошь знати и высшего чиновничества и вместе с тем страшная, душераздирающая бедность, множество едва одетых нищих на улицах и папертях храмов (по оценке /49/ – около 50 тыс.). Плюс к этому – развращенность нравов, в том числе духовенс­тва.

Стихия Златоуста – не отшельничество, а народная масса. Его личность и его проповеди оказывались столь впечатляющими, что и в Антиохии, и в столице он завоевывает у простых людей исключительный авторитет, буквально становится народным кумиром. Люди видели в нем бескомпромиссного глашатая правды, защитника бедных и угнетенных. Сама воплощенная совесть являлась людям в лице великого святителя. И народ валил на его проповеди.

Предание сохранило нам некоторые черты облика Златоуста. Это был человек маленького роста, с большой лысой головой, с лицом, испещренном морщинами. Исследователи говорят о его сирийском происхождении. Златоуст обычно говорил проповеди после Евангелия, прочтенный фрагмент которого он истолковывал. И, как правило, к этому моменту храм был забит битком, и чтобы все слышали, великий святитель выходил не на амвон, а продвигался в середину храма на место чтеца. Проповеди пользовались таким успехом, что вскоре появились скорописцы, которые стали записывать их и неплохо на этом зарабатывать. Кстати, благодаря этому обстоятельству у нас имеется очень большой корпус златоустовских текстов. Считается, что подавляющее их большинство является записями его гомилий, авторизованных святителем.

 

Конфликты

В отличие от своего предшественника по Константинопольской кафедре, сговорчивого Нектария, у Златоуста оказался совсем другой характер. Это быстро почувствовали и духовенство, и двор. И не удивительно, что начались противостояния, причем на обоих фронтах.

Для Златоуста Церковь – невеста Агнца (Отк. 21:9), а потому она должна быть чиста и непорочна. И став архиепископом, главой всей Византийской Церкви, он начинает наводить порядок: удаляет недостойных священнослужителей, в том числе – и епископов, запрещает монахам праздношатание по столице. Но главная его забота – сделать Церковь – матерью бедных и обездоленных. Златоуст говорил: «Церковь не на то, чтобы плавить в ней золото и ковать серебро; (...) Что пользы, если Христова трапеза полна золотых сосудов, а Сам Христос томится голодом. Сперва напитай Его, алчущего, (...) украшая дом Божий, не презирай скорбящего брата; этот храм превосходнее первого» /VII:522-523/. Не внешнее благолепие, а милосердие – вот истинная красота Церкви. И у Златоуста слова не расходились с делами. Еще в Антиохии он продает ценные церковные сосуды и дорогие облачения и вырученные средства направляет на благотворительность – строительство больниц, приютов и богаделен. С той же целью уже в Константинополе он продает мраморные колонны, предназначенные его предшественником для церкви св. Анастасии. Наконец, он увольняет многочисленный архиепископский штат прислуги и отменяет дорогостоящие официальные приемы. Неудивительно, что столичное духовенство, привыкшее жить припеваючи, было всеми этими новшествами недовольно и затаило ненависть к новому архиепископу.

Еще более сложные отношения складывались у святителя со своими собратьями-епископами. Увы, многие из них имели не пастырские, а скорее волчьи повадки. «В конце концов, я никого так не боюсь, как епископов» /III:643/, – писал святитель Олимпиаде. Он знал, что говорил. Особенно неприятный конфликт возник у Златоуста с епископом Александрийским Феофилом. Александрия, древнейшая из ка­федр, основанная евангелистом Марком, после II Вселенского собора, утвердившего место Константинополя выше Александрии, считала себя обиженной, а константинопольских епископов – выскочками, что и ста­ралась показать при каждом удобном случае. И как только на Констан­тинопольскую кафедру взошел смело употребляющий власть Златоуст, Александрийский «фараон» Феофил почувствовал в нем своего врага-конкурента, ко­торого нужно свалить /48:26/. К тому же, как отмечает Сократ, Феофил был сребролюбив /1:248/, и надо полагать, златоустовские обличения в любостяжании он воспринимал на свой счет. Впрочем, и другие епископы, особенно те, которые были за симонию лично смещены святителем во время поездки его в Ефес, стали его ярыми врагами. Ефесский эпизод вызвал много пререканий как среди современников, так и потомков. Но нужно заметить, что Златоуст действовал не по установившимся негласным правилам, а как ему подсказывала совесть человека, ответственного за Церковь.

Еще тяжелей был конфликт с царским двором и лично царской четой. Чтобы понять его, нужно познакомиться с воззрениями Златоуста на царскую власть.

Ныне в православии поклонение царю и признание его главой Церкви рассматривается как непререкаемая традиция, идущая от Византии. Однако во времена Златоуста было иначе. Сам святитель настолько высоко ставил авторитет Церкви, что считал ее власть намного выше царской: «Исследуй меру власти, данной каждому из них, и увидишь, что священник сидит гораздо выше царя» /VI:417/. Почему? Вот объяснения святителя: «Царю вверены тела, а священнику – души. (...) Последняя власть больше; потому царь и преклоняет голову под руки священника, и всегда в Ветхом Завете священники помазывали царей» /VI:412/. «Царь получил власть распоряжаться делами земными и больше этой власти не имеет ничего» /VI:417/. «Меньшее благословляется от лучшего» /VI:417/. Интересно, что смысл помазания святитель видел вовсе не в признании за царем сакральной власти, а в благословении на дела милосердия: «(Таким помазанием. – Н.С.) давалось (царям и священникам – Н.С.) разуметь, что в начальнике должно быть более милосердия; это показывало, что и Дух нисходит на человека для милосердия же. (...) Вот для чего они помазывались елеем» /XI:256/. Да и вообще об использовании власти императорами Златоуст был далеко не высокого мнения. Так, упоминая о приказе императора Феодосия (кстати, канонизированного) сравнять с землей Антиохию, святитель замечает: «Они (императоры. – Н.С.) пользуются властью как хотят! Таково-то зло – власть» /XI:415/.

Таким образом, обожествления императорской власти и самого императора у святителя нет и в помине. Он видел в императоре не главу Церкви, а наоборот, ее члена-мирянина, хотя и занимающего исключительно важный светский пост. А потому считал себя не только вправе, но и своей обязанностью наставлять императорскую чету в нравственной плоскости, хвалить за хорошие поступки и обличать за неправедные.

В особенности это относилось к императрице Евдоксии – женщине с сильным характером, но подверженной многим порокам. Нет оснований обвинять святителя в предвзятости к императрице (об этом нередко говорят даже современные авторы). Если она совершала праведные дела, то святитель расточал ей похвалы. Так, после участия царицы в крестном ходе с мощами мучеников, Златоуст расточает ей похвалы: «Чему наперед можно в ней удивляться: ревности ли, которая жарче огня; вере ли, – тверже алмаза; сокрушению ли духа и смирению, которым она скрыла все, до крайности отвергши царское достоинство и диадему, и отсюда всякую спесь, а облекшись вместо порфиры в одежду смирения, и вследствие ее став еще светлее?» /XII:294/. Однако если императрица грешила, то Златоуст не останавливался перед самыми едкими обличениями. Однажды, любостяжательная Евдоксия «положила глаз» на великолепный виноградник умершего патриция Феогноста, хотя по праву он должен был перейти его вдове. Узнав об этом, Златоуст в одной из своих проповедей рассказал о схожей ситуации с нечестивой женой царя Ахава Иезавелью. А позже, после того как по проискам императрицы над святителем нависла угроза изгнания, Златоуст со скорбной иронией замечает: «Братия, станем ли мы изощрять язык против царицы? Но что мне сказать? Иезавель неистовствует, и Илия убегает; Иродиада веселится, и Иоанн заключается в узы; египтянка клевещет, и Иосиф отводится в темницу» /III:453/. Да, сравнивать императрицу с Иезавелью и Иродиадой – на это может решиться только очень смелый человек. Впрочем, Палладий намекает, что Златоуст не был столь безрассуден, и эти сравнения ему приписала молва /61:59/. Бог ведает, где истина. Со своей стороны, Евдоксия очень скоро поняла, что новый архиепископ неуправ­ляем. Он совершенно не светский человек, живет замкнуто, не под­вержен тщеславию и самолюбию, не любит роскоши и излишеств. Он излучает удивительную нравственную силу. Он несговорчив, не идет на компромиссы, его нельзя устрашить, с ним нельзя сторговаться. Он не раболепствует перед царской четой, и тем более – перед двором. И главное – эти прозрачные намеки на императрицу! Да, такой неудобный человек должен быть уничтожен. И Евдоксия постепенно склоняет к этому хотя и благочестивого, но слабого и недалекого императора Аркадия.

Наконец, третья партия, противоборствующая архиепископу – партия богатеев и константинопольских аристократов. История сохранила нам некоторые имена, причем, самое интересное – женщин. Но стоит ли приводить их? Ведь их – легион, этих душителей правды ради власти, богатства и благополучия. Им Златоуст, с его обличением богатых, тоже неугоден, и они тоже стремятся его низвергнуть. В последнее время исследователи обратили внимание на одно малоизвестное жизнеописание Златоуста, приписываемое Мартирию Антиохийскому /78/. Как оказалось, это житие принадлежит очень осведомленному стороннику Златоуста, приводящему подробности, которыми не располагал даже Палладий. Мартирий (или автор, скрывающийся под его именем) пишет, что чуть ли не главной причиной конфликта святителя с двором было строительство больницы для прокаженных, которое затеял Златоуст на окраине Константинополя. Этому стали активно противодействовать богатые собственники земли, которые посчитали, что из-за близости больницы к реке, которая протекала рядом, цена земельных участков в этом районе резко упадет. Они то и сумели привлечь на свою сторону императрицу. После падения Златоуста первое, что сделали собственники, – послали посланников, чтобы арестовать здание больницы и возвратить затраченные на нее деньги /78:212/.

Но свалить Златоуста было не так-то просто: своими бесподобными пропове­дями, своей честностью и прин­ципиальностью он привлекает к себе множество народа. Поэтому все три партии сговариваются, и в конце концов организуют бесчестное судилище «под Дубом» («Дуб» – название дворца в Халкидоне, кстати, дворца, принадлежащего государству). Господь дает обвинителям возможность одуматься и покаяться, наслав на город землетрясение. Кажется сначала, что так оно и происходит: суеверная Евдоксия, напу­ганная землетрясением, все поворачивает вспять, и Иоанн – снова на кафедре. Но она с ужасом вскоре убеждается, что Иоанн совершенно не изменился: он снова во всеуслышание обличает пороки императрицы. Евдоксия взбешена: нет, этот человек воистину не понимает, кто здесь хозяин. Снова организуется собор подручных епископов, Иоанн снова низложен и отправлен в далекую ссылку, а его сторонники подвергнуты жестокому разгрому. Три с половиной года св. Иоанн Зла­тоуст, находясь в далекой Армении, пытается добиться правды, пишет друзьям, епископам, Папе Римскому. Но все тщетно. Наконец, последний акт драмы: святителя «переводят» на другое место ссылки – еще дальше. Конвоирам приказано не церемониться, и они везут на муле больного, измученного святителя под палящими лучами южного солнца без шляпы. Картина, напоминающая гонения на Церковь в XX веке. Но это происходит не в безбожной Советской России, а в православнейшей Империи, считавшей себя средоточием всемирного христианства…

 

Посмертная судьба

«В мире скорбни будете» (Ин.16:33). Эту евангельскую истину еще раз подтвердила жизнь Златоуста. Мир не вынес святости великого святителя. Впрочем, если быть точнее, не вынесла богатая властная верхушка. Низы же, народ с огромным энтузиазмом приветствовал Златоуста и активно боролся за его освобождение. Так что, подобно Христу, Златоуст принес «не мир, но разделение». Известно, что после высылки Златоуста (и первой, и второй), сотни тысяч горожан вышли на улицы. Начались кровавые столкновения с войсками, сгорел Сенат и даже храм Святой Софии (по одной версии его подожгла разъяренная толпа, по другой – в храм ударила молния). Но власть пошла до конца – мятеж был подавлен, Константинопольскую кафедру заняли враги Златоуста, сначала Арзас, а затем – Аттик, и началось жестокое преследование сторонников великого святителя. И гонимых было предостаточно: и тех, что непосредственно поддерживали Златоуста в конфликтах, и просто сочувствующих или согласных с его учением.

И надо сказать, что в этот раз богатые и властные преуспели. Хотя и позже находятся охотники обличать личные мерзости императорской семьи, но не более. Школа Златоуста, начавшая формироваться вокруг его личности, была разгромлена. Конечно, слава великого святителя гремела по всей Империи, и многие приезжали в Константинополь только за тем, чтобы послушать Златоуста. В этом смысле к его ученикам могут быть причислены такие известные духовные писатели, как Палладий Еленопольский, Нил Синайский, Иоанн Кассиан Римлянин, Исидор Пелусиот, причем у двух последних имущественная тема звучит достаточно отчетливо. Однако, конечно же, их голос был значительно слабее, чем голос великого Златоуста. А те, что шли за ним, удовольствовались лишь крохами со стола великого святителя, озвучивая лишь отдельные его мысли и даже не пытаясь охватить все его имущественное учение целиком. К Иоанну Кассиану, св. Исидору и более поздним византийским писателям мы еще вернемся.

Этот падший мир переменчив. Нетленные мощи святителя были обретены через 30 лет после его мученической кончины. А вскоре он был причислен к лику святых. Причем, причислен как великий святитель и вселенский учитель. И поскольку тема богатства и собственности у Златоуста стоит на первом месте, то логично было бы предположить, что освящено и его имущественное учение. Но… Но увы, история сыграла с великим святителем злую шутку. Сам Златоуст прославлен, но его учение забыто. Не совсем, конечно. Но утеряна его универсальность и стройность – от него остались лишь отдельные положения. Более того, святителя стараются представить завзятым поборником частной собственности, старающимся примирить бедных и богатых, призывая первых к благотворительности, а вторых – к терпению. Разрушить этот, веками создававшийся, крайне односторонний и, в сущности, неверный образ, – задача исключительной важности. Задача непростая, требующая тщательного анализа текстов святителя.