Мы только что рассмотрели картину "психологии богатства" по Златоусту. Но человек, раболепствующий богатству, губит не только себя - он причиняет неисчислимые беды окружающим. И Златоуст, выходя из области личной психологии, обращается к сфере взаимоотношений между людьми. Важность для Златоуста именно этой сферы отмечает известный патролог И.В. Попов: "Св. Иоанн Златоуст был проповедником евангельских начал в общественных отношениях, и в это его главная своеобразность" /50:39/. И нужно добавить, что «своеобразность» святителя заключается не только в самом факте обращения к социуму, но и в том, как он эти проблемы трактует.
По ветхозаветным представлениям богатство дается Богом и является
признаком Его благоволения к человеку. У Климента
обсуждения этого вопроса мы не найдем. Наоборот, Златоуста он живо интересует.
Он несколько раз останавливается на библейском речении: "богатство и нищета от Господа"
(Сир.11,14). Вот одно из толкований святителя, может быть для некоторых неожиданное:
"Это было сказано в Ветхом Завете,
когда богатство считалось весьма важным, а бедность была презираема, одно было
проклятием, а другое - благословением. А теперь не так"
/XII:160/.
Иными
словами, христианство отказалось от мысли, что богатство есть благословение
Божие. По этому поводу Златоуст замечает: "Разве Тот, кто повелел не собирать
богатства, подаст то, чего не велел приобретать?" /X:293/. Скорее
наоборот, ставя во главу угла сотериологию,
христианство видит не в богатстве, а именно в бедности более
спасительное состояние. "Добродетель
гораздо удобнее совершается при бедности" /XI:313/ - говорит
святитель.
А
вот другое толкование на ту же библейскую фразу:
"Откуда же, скажешь, богатые? Ведь сказано: богатство и нищета от Господа (Сир.11,14). Но спросим возражающих нам: всякое ли богатство и всякая ли бедность от Господа? Кто может сказать это? Мы видим, что многие собирают великое богатство хищением, гробокопательством, чародейством и другими подобными способами, И, владея им, даже недостойны жизни. Что же, отвечай мне, можно ли сказать, что это богатство от Бога? Нет. Откуда же? От греха" /X:350/.
Богатство – не «от Бога», а «от греха». Формулировка поистине убийственная. А вот еще мнение святителя:
"Почему же, скажешь, Он многим
дает? Но откуда видно, что Он дает? Кто же, скажешь, дает другой? Собственное
их любостяжание, грабительство" /XII:173-174/.
Далеко не всегда дает Бог. Очень часто человек, обладая дарованной Создателем свободой, берет сам, по своей воле. И зоркое око святителя видит, что именно последний случай имеет место наиболее часто.
Все
предыдущее рассмотрение показывает, что богача делает богачом его личные грехи:
любостяжание и сребролюбие. Но в том то и дело, что
индивидуальный грех одного оказывается далеко небезразличным для окружающих.
Стяжание богатства оказывается сопряженным уже с грехами жестокого,
бесчеловечного отношения к ближним. Надо сказать, что
насчет
не только нравственной но и правовой чистоты способов
стяжания богатства у Златоуста нет никаких иллюзий:
Не думай, что если богатые здесь не
подвергаются наказанию, то они и не грешны; нет, - если можно было бы
беспрепятственно подвергать богатых наказанию, то темницы наполнились бы ими
/XII:25/.
Святитель даже сомневается, что честное приобретение богатства вообще возможно:
"...если ты хочешь разбогатеть, то
не лихоимствуй, если хочешь оставить детям богатство,
приобретай (богатство) честное, - если только таковое бывает"
/XI:21/.
«Хищение», «лихоимство», «грабительство» - вот определения, которыми награждает Златоуст приобретение богатства. Причем, святитель подчеркивает, что богач не просто душу свою губит – он совершает несправедливость по отношению к другим. Златоуст эту мысль выражает в отточенной, афористической форме:
"обижать заставляет любостяжание" /VII:239/.
"сребролюбие - виновник бедности" /X:234/.
Тут от психологических мотивов
Златоуст перекидывает мостик к социальным. И нужно
сказать, что в обсуждении святителем этого вопроса социальные мотивы
превалируют. Он видит, что обогащение одних влечет обеднение других. И великий
моралист это не стесняется утверждать это открыто, в четких, прямо-таки в социал-экономических
формулировках:
"невозможно разбогатеть тому, кто
не делает несправедливости" /XI:703/.
"В отношении имущества невозможно
быть одному богатым без того, чтобы наперед другой не сделался бедным"
/X:419/.
Итак, мнение святителя вполне ясно: богатство, не от Бога, а от греха и стяживается оно через несправедливость и насилие. Фактически, Златоуст, задолго до Прудона, высказывает его знаменитую формулу: "Собственность есть кража" /45:45/. Святитель ярко живописует образ хищника, т.е. богача, который приобретает свое богатство путем экономического грабежа. Пересказывать это бесполезно – лучше послушаем самого святителя:
«Он не смотрит на людей, как на людей, не смотрит на небо, как на небо, не устремляет взоров к Господу, но во всем видит деньги. Человеческие глаза, видя удрученных бедностью, обыкновенно проливают слезы; а глаза грабителя, видя бедных, выражают зверство. Человеческие глаза не смотрят на чужое, не желают принадлежащего другим, но еще другим раздают свое; а глаза корыстолюбца не успокаиваются дотоле, пока не похитят у других всего, потому что смотрят не по-человечески, а по-зверски» /X:90/.
"Он (сребролюбец - Н.С.) нападает на всех, все поглощает подобно аду, всюду ходит, как общий враг рода человеческого. Ему хочется, чтобы не было ни одного человека, чтобы ему одному обладать всем" /VII:321/.
«Ведь и любостяжатель - вор и разбойник, даже хуже, потому что бесчеловечнее. (Вор) не настолько, по крайней мере, дерзок, он таится и налагает руку ночью, как бы стыдясь и боясь греха; напротив, любостяжатель, поправ всякий стыд, с открытым лицом среди площади грабит всех, будучи в одно и то же время и вором и мучителем» /XI:562/.
«А каковы речи богатых? Свойственные свиньям, собакам, волкам и другим животным. Одни из них рассуждают о трапезе, о блюдах, о сластях, о винах, о благовониях, об одеждах и всякого рода излишествах; другие – о процентах и закладах, о составлении заемных писем и уплате неисчетного множества долгов, получивших начало еще при отцах и дедах, об отнятии у одного – дома, у другого – поля, у иного – слуги и всего его имущества» /X:131/.
Таков результат пленения богатством в области взаимоотношений между людьми.
Столь резко отрицательная оценка Златоустом способов обогащения прямо-таки поражает. Кажется, что святитель излишне ригористичен. Неужели богатство нельзя приобрести праведным путем? Неужели же богатство не может быть от Бога? Нет, Златоуст этого не отрицает. Он приводит примеры богатых праведников. Правда, из Ветхого Завета – Авраам, Иов, Иосиф. Ниже эти златоустовские примеры будут разобраны. Обращаясь же к современной ему жизни, Златоуст вынужден констатировать, что практически все богатство наживается нечестным путем, «от неправды, грабительства и любостяжания» /X:293/.
Но раз так, то почему Бог попускает богатство? Процитируем уже приведенное высказывание святителя чуть дальше:
"Почему же, скажешь, Он многим дает? Но откуда видно, что Он дает? Кто же, скажешь, дает другой? Собственное их любостяжание, грабительство. А почему Он попускает это? Потому же, почему (попускает) убийство, воровство, насилие" /XII:173-174/.
Бог дает свободу – вот по сути дела ответ святителя. Но знаменательно, что Златоуст соотносит желание получить богатство с убийством, воровством и насилием. Кстати о свободе, как одной из причин, святитель говорит прямо:
«праведник не терпит никакого вреда от бедности, напротив, еще более прославляется, а злой человек ведется богатством к мучению, если не переменится, и еще прежде наказания богатство часто бывало для него причиною многих зол и ввергало его в бесчисленные пропасти. Бог же попускает это, с одной стороны, в знак свободы (человеческой) воли, с другой - для научения прочих не бесноваться и не гоняться за деньгами» /X:293/.
В этом отрывке мы видим еще одну причину – печальные примеры служат назиданием других. Тут замечательно, что для Златоуста «гоняться за деньгами» – значит «бесноваться». Вот еще один ответ святителя:
"Почему же, скажешь, Бог попускает таким людям делаться богатыми? Потому что Он долготерпелив и хочет привести нас к покаянию; потому что Он уготовал геенну и назначил день, в который будет судить вселенную. Если бы Он тотчас наказывал обогащающихся неправедно, то Закхей не имел бы времени раскаяться и отдать вчетверо больше того, что похитил, с прибавлением собственного имущества" /X:352/.
Итак
– Господь попускает богатство, чтобы дать время на покаяние. Но покаяние-то в
чем должно выразиться? Святитель уверен - в том, чтобы раздать богатство
другим:
"Бог попустил тебе иметь больше других не для того,
чтобы ты тратил на блудодеяние, и пьянство, и
пресыщение, и дорогие одежды, и на другие предметы роскоши, но для того, чтобы
ты уделял нуждающимся"
/I:805/.
Богатство дается для того, чтобы оно было роздано бедным. Впрочем, эта же мысль (в более мягком варианте, когда богатый благотворит, но остается богатым) имеется и у Климента. Но для него, как мы уже обращали внимание, случай праведного богатого равновероятен случаю богача-хищника. Опыт же великого святителя совершенно иной: праведников единицы, а хищников – миллионы. Впрочем, он уверен, что любой исход, любой вариант имеет глубокий нравственный смысл:
«А
что скажешь, если человек порочный богат и не терпит ничего худого? Если он
добродетелен и богат, это справедливо; а если порочен, то
что нам сказать? То, что в таком случае он жалок; богатство, присоединяясь к
пороку, увеличивает зло. А если он добродетелен и беден? Это нисколько не
вредит ему. А если порочен и беден? Значит, он терпит это справедливо и по
достоинству, и даже с пользой для себя» /X:293-294/.
В
качестве обобщения социальной темы
Златоуст формулирует всеобщий моральный
закон – о богатстве и любви. Хотя
в «Кто из богатых спасется?» Климент и приводит потрясающие душу
апостольские слова «Любовь не ищет своего», но, тем не менее, у него любовь к
ближнему дальше благотворительности не идет. Иное дело у Златоуста. Он
разворачивает целую философию собственности в свете любви к ближнему.
Именно с этой точки зрения он смотрит на богатство: умножает ли оно любовь,
или, наоборот, тушит ее. И с удивительным прямодушием и бесстрашием Златоуст
формулирует свой закон. А именно между богатством и христианской любовью
существует обратная зависимость: больше богатства – меньше любви и наоборот,
больше любви – меньше богатства. Вот некоторые выписки из творений святителя:
"...желание иметь средств к жизни
больше, нежели сколько у ближнего, происходит не от
иного чего, как от того, что любовь охладела" /XI:153/.
"...каким образом владеющий богатством бывает благ? Конечно, он не благ, но он
становится благим, когда раздает свое богатство. Когда же не имеет его, тогда
он и благ; и когда раздает его другим, тогда тоже благ; а до тех пор, пока
удерживает его при себе, он не бывает благим" /XI:705/.
"...если, имея богатство, раздаем
его другим, или предложенного нам не берем, мы бываем
добры; напротив, если берем или приобретаем его, то становимся недобрыми"
/XI:706/.
В
этом законе сконцентрирована глубинная суть всего христианского имущественного
учения. Человек стремится к богатству, потому что любит себя, а не ближних. И
наоборот, именно любовь к ближнему заставляет богатого
раздавать свое имение:
"Вот почему и признаком учеников Своих Он поставил любовь, потому что тот, кто любит, необходимо печется о благосостоянии любимого лица" /VII:781/.
И если бы заповедь любви исполнялась, то богатство и бедность просто бы исчезли:
«О Боге сказал «всем сердцем твоим»; а о ближнем: «яко сам
себе», что равносильно выражению «всем сердцем твоим». Подлинно, если бы это было исполняемо с точностью, то не было бы ни
раба, ни свободного, ни начальника, ни подчиненного, ни богатого, ни бедного,
ни малого, ни великого, и сам диавол не был бы
известен, и не только один, но и другой, и хотя бы было их сто или даже тысячи,
они не могли бы сделать ничего, если бы была любовь…Ее не побеждает ни
богатство, ни бедность, или лучше, не было бы ни бедности, ни излишнего
богатства, если бы была любовь, а было бы только добро, проистекающее из того и
другого. От богатства мы имели бы довольство, от бедности беззаботность, не
терпели бы ни беспокойств неразлучных с богатством, ни опасений от бедности» /X:324-325/.
Для
Златоуста уже сам факт обладания богатством говорит о том, что этот человек отвергся христианской любви. Примеры святитель черпает
прямо из Евангелия.
Притча
о богаче и Лазаре. В качестве одного из примеров он не
раз указывает на богача из притчи о богаче и Лазаре (Лк.16,19-31). Богач
удивительно жестокосерд по отношению к бедственному положению Лазаря:
"...первый порок богатого -
жестокость и бесчеловечие в высшей степени" /I:787/.
«Ведь богач не только роскошествовал, но видел дважды, трижды, или вернее многократно в день (Лазаря), - так как он лежал у двери, представляя жалкое зрелище несчастья, и одним видом мог бы смягчить даже каменную душу, - и не смотря на это, богач, по своему бесчеловечию, не склонялся на помощь бедному, а сам имел сибаритскую трапезу, полные чаши, обильно разливаемое вино, блестящие толпы поваров, тунеядцев и льстецов с самого утра, и хоры поющих, (толпы) виночерпиев и смехотворцев; измышлял всякого рода невоздержание, пьянствовал и пресыщался, роскошествовал и в одежде, и в трапезе, и во многом другом, проводя так все время; а об этом бедном и не думал, видя каждый день, как он мучается от сильного голода, от тяжкой болезни, от множества ран, от беспомощного состояния и происходящих отсюда зол» /III:487/.
Переходя же к описанию нищенского состояния Лазаря, святитель замечает:
"Бедность действительно есть бедствие; это знают испытавшие ее;
никакое слово не может изобразить всей скорби, какую терпят живущие в
нищете" /I:792/.
Тут ясно слышна характеристика бедности как
социального явления: непроизвольная бедность – тяжкое зло. Вот еще выражение
той же мысли:
"невольная бедность хуже разженной печи
и зверей" /VII:815/.
« бедность страшнее огня, и обыкновенно сильнее опаляет» /VIII:50/.
А потому, разумеется, христианин должен всеми
силами бороться с этим злом.
Нет больше доказательств любви, как не презирать заблуждающих
братьев. Увидел враждующих? Помири. Увидел обманом приобретающих имущества? Помешай. Увидел обижаемых?
Защити" /XI:154-155/.
Перед лицом бедности отказ в милостыне – тяжкий
грех. Ибо в лице бедных мы встречаем Самого Господа
Иисуса Христа:
О, крайнее безумие! Какое оправдание, какое
прощение получишь ты, когда Христос стоит пред дверьми твоими в виде бедного, а
ты нисколько не трогаешься?» /V:569-570/.
Пример богача нас должен в этом убедить. Итак, отсутствие любви – подлинная причина бедности. По сути дела об этом говорит уже приводившийся афоризм: "сребролюбие - виновник бедности" /X:234/. Ведь сребролюбие, по Златоусту, и есть зримый признак отсутствия любви.
Однако заметим, что осуждения
государственных порядков святитель избегал. Но все же
иногда прорывается и это:
«...богатому немного может повредить тяжесть податей, а домы бедных она как поток разрушает, наполняя селения
воплями, и ни старости не жалеют сборщики податей, ни вдовства жен, ни
сиротства детей, но бесчинствуют во все время, как бы общие враги страны,
требуя от земледельцев того, чего земля не производила" /I:128/.
Эпизод
с богатым юношей. Другой пример еще более интересен –
это известный евангельский эпизод с богатым юношей (Мф.19,16-30; Мк.10,17-31;Лк.18,18-30).
На этом тексте следует остановиться более подробно. Дело в том, что эпизод с богатым юношей, как правило, все-таки толкуют в духе Климента (хотя и не используют его александрийскую экзегезу): богатый юноша исполнил предлагаемые Христом заповеди, но когда Господь призвал его к совершенству, юноша оказался на это неспособен. Отсюда делается вывод в духе «общепринятой» доктрины: только христианское совершенство требует полного отречения от богатства, а «просто спастись» и богатому вполне возможно.
Однако прочтем Евангельские тексты более внимательно. В Евангелии от Матфея Спаситель говорит юноше: «Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди» (Мф.19,17), и далее перечисляет несколько хорошо известных ветхозаветных заповедей. Но знаменательно, что в конце перечисления Христос указывает на заповедь «люби ближнего твоего как самого себя» (Мф,19,19). Юноша отвечает «все это я сохранил от юности моей». Именно на этот ответ Златоуст замечает:
"...юноша сам себя обличил в
пустом самодовольстве: ведь если он жил в таком изобилии, а других,
находившихся в бедности, презирал, то как же он мог
сказать, что возлюбил ближнего?" /VIII:262/.
Этим замечанием высвечивается суть всего эпизода: юноша солгал – раз он держит при себе богатство, то, значит, он не любит ближнего как самого себя. В замечательном ответе Иисуса «если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах» (Мф.19,21) скрыто несколько глубоких смыслов. Во-первых в контексте ветхозаветной культуры слово «совершенный» имело семантику: «выполнивший (совершивший) все заповеди». Ответ Христа свидетельствует, что юноша не достиг совершенства, т.е. не исполнил всех заповедей. Он не исполнил главной из них – заповеди любви к ближнему. Во-вторых, в ответе Иисуса затаена ирония, часто не замечаемая комментаторами. Смысл ответа такой: «ну, уж если ты так стремишься быть совершенным, то пойди продай имение твое и раздай нищим». По Златоусту, Христос тут же тонко обличил ложь юноши, указав на действие, которое должно вытекать из любви к ближнему. Но тот «отошел с печалью» (Мф.19,22), вдруг все сразу поняв, но будучи не в силах побороть привязанность к богатству. Для Христа (и великого святителя) раздать все бедным – эквивалентно заповеди «люби ближнего как самого себя». Но ведь Христос именно ее поставил условием стяжания жизни вечной (Мф.25,31-46). В Евангелии от Луки о совершенстве уже речи не идет: там в перечислении заповедей «люби ближнего как самого себя» отсутствует, но зато после ответа юноши Христос говорит: «еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим» (Лк.18,22). Здесь прямо указывается, что именно этого – любви к ближнему – недостает, «чтобы наследовать жизнь вечную» (Лк.18,18).
Таким образом, смысл обоих евангельских версий (Мф. и Лк.) эпизода с богатым юношей совершенно идентичен: «раздай все» равносильно «люби ближнего как самого себя»; любовь же к ближнему – не совершенство, а необходимое условие входа в Царство Небесное. А потому не раздавших богатства в Царстве Небесном не ждут: «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (Лк.18,25). Богатство для великого святителя является как бы лакмусовой бумажкой, выявляющей качества души: если человек богат, то это значит, что он не употребил свое богатство в качестве милостыни; значит – он жестокосерд. Современные же комментаторы, пытаясь все же доказать, что богатым (=не любящим) вход не Небо не закрыт, совершают подлог: они берут перечень заповедей из Лк., а фразу о совершенстве – из Мф., по своему конструируя эпизод. Этот прием давно разоблачен новозаветной критикой: можно объединять смыслы из разных Евангелий, но нельзя соединять тексты синоптиков, и на основе такого заново сгенерированного текста строить толкование. Заметим, что именно так - создав свой текст эпизода с богатым юношей – действует Климент Александрийский /60:9/. Но что простительно в II веке, то в XX-том – уже подтасовка.
Третий евангельский эпизод –
притча о неверном управителе (Лк.16,1-13). Это притча – о частной
собственности /43/, о том, что получать доход с присвоенного в собственность
имущества неправедно, ибо все сущее на земле принадлежит только Богу, а человек
же является лишь управителем этого
имущества. Такое толкование – вполне в духе Златоуста. Он прежде всего обращает внимание на слова
притчи «от маммоны
неправды» (Лк.16,9), комментируя их так:
"Он не напрасно высказал такое прибавление ("от мамоны неправды" - Н.С.). Так как у многих богачей богатство собрано грабежом и жадностью, то Он говорит: это дурно, и не следовало тебе так собирать деньги; но так как ты уже собрал, то отстань от грабежа и жадности и воспользуйся для должного своими деньгами. Не то я говорю, чтобы ты грабя оказывал милостыню, но чтобы ты прекратил жадность, воспользовался богатством для милостыни и человеколюбия" /III:307/.
То,
что богатство приобретается в основном грабительством – об этом было сказано
достаточно. Но мысль Златоуста на этом не кончается: он призывает изменить
злобу на любовь и соответственно – все неправедно нажитое богатство раздать в
виде милостыни:
"И Христос сказав: "сотворите себе други", не остановился на этом, но присовокупил: "от мамоны неправды", требуя тем и твоего содействия (Лук. 16,9), - поскольку здесь Он разумел не что иное, как милостыню. (...) Его слова имеют такой смысл: ты приобрел худо - истрать хорошо. Собрал неправедно - расточи праведно" /VII:58/.
Притча о неверном управителе завершается знаменитым речением Господа, на котором часто останавливается Златоуст – «не можете служить Богу и мамоне» (Лк.16,13; Мф.6,24). Развивая скрытый в этих словах мотив идолослужения Златоуст говорит:
«Если скажешь: что
такое мамона? Любостяжание, - и ты ему поклоняешься. Не поклоняюсь, говоришь?
Почему? Потому что себя не сгибаешь? Но ты гораздо более воздаешь поклонения
делами и поступками, потому что такое поклонение важнее (...) Но ты не заколяешь овец? Зато - людей и души разумные, иные -
голодом, другие - клеветою. Ничего нет неистовее подобной жертвы» /XI:151-152/.
Бог есть любовь, мамона же – идол богатства. А потому Любовь и богатство – несовместимы. Служа богатству мы изменяем Любви; по любви же мы должны раздать нажитое нуждающимся:
"оно (сребролюбие - Н.С.) удаляет нас от блаженнейшего служения Христу: "не можете, говорится, Богу работати и мамоне"
(Матф.6,24), - потому что мамона требует
совершенно противного Христу. Христос говорит: подай
нуждающимся, а мамона: отними у нуждающихся; Христос говорит: прощай
злоумышляющим на тебя и обидящим, а мамона напротив:
строй козни против людей, нисколько не обижающих тебя; Христос говорит: будь
человеколюбив и кроток, а мамона напротив: будь жесток и бесчеловечен, считай
ни за что слезы бедных" /VIII:270/.
Мамона,
таким образом, для Златоуста предстает как яростный, непримиримый противник
Христа. Их направленность – совершенно противоположна: если Христос – любовь и
милость, то мамона – жестокость и бесчеловечие.
В устах великого святителя мамона вырастает в некую социальную
реальность, губящую всех. О социальной
наполненности этого понятия мы еще будем
говорить.
Тут
снова уместно возвратиться к вопросу «Как спастись богатому?» и рассмотреть его
уже не с аскетической точки зрения, а с позиций христианской любви. Мы уже не
раз упоминали, что великий святитель считал, что богатый может спастись, только
раздав свое имение бедным. Социальная тема позволяет святителю высказать в
защиту этого тезиса новые аргументы. Один из них: Самим Богом предназначено,
что единственное употребление богатства – раздача его бедным, ибо это
богатство на самом деле принадлежит не
богачу, а нуждающимся в них:
"Как казнохранитель, получивший царские деньги, если не раздаст их кому приказано, а истратит на собственную прихоть, подвергается наказанию и погибели; так и богач есть как бы приемщик денег, следующих к раздаче бедным, получивший повеление разделить их нуждающимся из его сослужителей; посему, если он истратит на себя сколько-нибудь сверх необходимой нужды, то подвергнется там жесточайшей ответственности; потому что имущество его принадлежит не ему собственно, но его сослужителям" /I:805-806/.
«Как для желудка было бы пороком –
удерживать пищу у себя, а не распределять, потому что
это повредило бы всему телу, так и для богатых порок – удерживать свое
имущество у себя, потому что это губит и их самих и других» /X:97/.
Но главный аргумент состоит в том, что раздавать побуждает христианская любовь:
"только тогда ты оправдаешься,
когда ничего не будешь иметь, когда ничем не будешь владеть; а пока ты
что-нибудь имеешь, то хотя бы ты дал тысячам людей, а остаются еще другие
алчущие, нет тебе никакого оправдания" /XII:664-665/.
Проф.
В.И. Экземплярский по поводу этой выписки замечает: "В этих словах...
выражена, по нашему убеждению, сущность воззрений св. Иоанна Златоуста на христианское
употребление богатства. Всякие границы в деле его раздавания
отпадают, согласно с духом Евангельского учения" /9:133/.
Мысль
Златоуста о том, что если богач хочет спастись, то он должен отдать все,
пронизывает все учение святителя об имущественном вопросе. И теперь, при
обсуждении взаимоотношений к ближним, она уже не
кажется слишком ригоричной. Отдать все христианин
должен по любви к ближнему. Ибо без любви никто
спастись не может.
Но
дело не только в любви, но и в справедливости. Вспомним, что Златоуст нисколько
не обольщается насчет праведности нажитого: великий сердцеведец прекрасно
знает, что как правило оно собирается неправдою. Как
же возвратить похищенное. Святитель говорит:
"Уврачевать милостыней в
соответствующей мере то зло, которое нанесено любостяжанием невозможно. Если ты
отнял у кого обол, то тебе мало уже обола, чтобы посредством милостыни
залечить рану, нанесенную любостяжанием, но потребен талант. По закону,
пойманный вор должен возвратить вчетверо больше украденного им. Но хищник хуже
вора. Он должен возвратить в десять раз больше похищенного. Впрочем
и тогда он только получит отпущение в своей неправде, но не насладится плодами
милосердия (...) Если же, и поступая таким образом, ты едва можешь вознаградить
вред другого, то когда ты поступаешь наоборот, т.е., похитив все имущество у
ближнего, раздаешь только малую часть его, и притом не тем, у которых похитил,
а другим, - какое ты будешь иметь оправдание?"
/VII:543/.
Поэтому-то
у богатого остается только один шанс: отдать все и уповать на милосердие Божие.
«Но
позвольте, – скажут сторонники Климента, – ведь были
ветхозаветные праведники: Авраам, Иов, которые не будучи подвержены власти
мамоны, так и умерли богатыми, и тем не менее
почитаются христианами наряду с новозаветными святыми. Разве их пример не противоречит мнению
Златоуста?» Посмотрим, что говорит о них Златоуст. Сам великий святитель об
Аврааме и Иове упоминает множество раз. Так, комментируя речение Спасителя «Не
можете Богу работати и мамоне» (Мф.6,24), Златоуст
восклицает:
«Как же Авраам и Иов угодили Богу, спросишь ты? Не о богатых упоминай мне, а о тех, которые раболепствовали богатству. Иов был богат, но не служил мамоне» /VII:243/.
Суть его позиции отражают следующие фрагменты:
«исследуй тщательно жизнь их, и ты ясно увидишь, что каждый
из них имел целью пользу не свою, а ближних; тем они особенно и прославились»
/X:248/.
Это можешь узнать
из самих дел их. Авраам владел богатством на пользу всех странников и имевших
нужду (…) Таков же был блаженный Иов. (…) он постоянно делал, употребляя все
свое богатство на нуждающихся" /X:351-352/.
Господь потому оставляет богатство
праведникам, что они все его в самом деле используют
на нуждающихся. Вот как святитель изображает страннолюбие
Авраама:
«Был ли богат Авраам? Да, он был богат, Ты видел его богатство? Посмотри же и на образ его жизни… Изобилуя богатством, он оставлял дом, жену, детей, рабов, которых имел триста восемнадцать, оставлял всех и выходил на ловитву, распростирал сеть страннолюбия, чтобы какой-нибудь путник, какой-нибудь странник не прошел мимо его дома. Посмотри, что делает старец. Он не поручает этого слуге, хотя имел их триста восемнадцать, - потому что знал обыкновенную леность рабов, - опасаясь, чтобы слуга не проспал, не пропустил странника и не потерял добычи. Вот Авраам, вот богатый!» /V:566/.
Таким образом, нестяжательные богатые возможны. Однако, отношение к этому феномену у Златоуста все-таки особое – скорее как к чуду, чем к обыденности. Его взгляд на это раскрывает фрагмент, сказанный им по поводу «игольных ушей» (Мф.19,24):
"А отсюда видно, немалая награда ожидает тех, кто при богатстве умеет жить благоразумно. Потому Христос называет такой образ жизни делом Божиим, чтобы показать, что много нужно благодати тому, кто хочет так жить" /VII:646/.
Иначе говоря, можно спастись и оставаясь богатым. Но это - удел лишь «мужей великих и дивных» /X:293/, высоких душ, получивших особую, сугубую благодать от Бога. Воистину "Человекам это невозможно, Богу же все возможно" (Мф.19,26). Но как спастись остальным, обычным христианам, которым не дарована эта редкая способность жить в богатстве не впадая в «петлю Златоуста»? Путь, с точки зрения великого святителя, один: «что имеешь, продай и раздай нищим» (Лк.18,22).
