Св. Иоанн Златоуст – не только великий учитель Церкви, но и великий пастырь. Он ставил перед собой задачу не только изложить верное учение о собственности, но и привести к исполнению его своих прихожан. Причем пастырскому аспекту своей деятельности Златоуст придает решающее значение. Это видно хотя бы из огромного интереса святителя к методике изложения материала. Для святителя очень важно, не только что говорится, но и как говорится. В этом смысле его особенно восхищает Новый Завет. Он постоянно отмечает не только прямой смысл евангельских слов, но и те пастырские намерения, с которыми эти слова говорит Спаситель. Вот несколько примеров из его проповедей:
На слова «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть» (Мф.6,24).
«Видишь ли, как Христос мало-помалу удаляя пристрастие к настоящим благам и, предлагая обширное слово о презрении богатств, ниспровергает владычество сребролюбия? Он не удовлетворился тем, что сказал прежде, хотя говорил много и сильно; но присоединяет и другие побуждения, более грозные. Что может быть поразительнее теперь произнесенных слов, если богатство в самом деле может отлучить нас от служения Христу? И что вместе вожделеннее, если презирая богатство, можем иметь истинное расположение и любовь ко Христу? Что всегда говорил, то и ныне скажу: именно, подобно искусному врачу, показывающему, что от невнимания его советам происходит болезнь, а от повиновения – здоровье, Христос тем и другим, т.е. пользой и вредом, побуждает слушателей к повиновению Своим словам. Итак, смотри, как Христос, уничтожая препятствие, указывает и устраивает нашу пользу. Богатство для вас вредно, Он говорит, не только потому, что оно вооружает против вас разбойников и совершенно помрачает ваш ум, но преимущественно потому, что оно, делая вас пленниками бездушного богатства, удаляет вас от служения Богу, и, таким образом, вредит вам и тем, что делает вас рабами вещей, над которыми вы должны господствовать, и тем, что не позволяет служить Богу, которому вы должны служить более всего. Как прежде Он показал двоякий вред для собирающих богатство на земле и тот, что собирают богатство там, где ржа истребляет, и тот, что не собирают богатство там, где стража самая безопасная, так и теперь показывает двоякий вред – и тот, что богатство удаляет нас от Бога, и тот что оно порабощает маммоне. Впрочем, не тотчас выставляет это на вид, но наперед высказывает общие мысли, говоря таким образом: "Никто не может служить двум господам". Здесь под двумя господами Он имеет в виду господ, приказывающих совсем противоположное один другому: иначе не были бы и двоими. Ведь у множества уверовавших "было одно сердце и одна душа" (Деян.4,32). Хотя верующие были разделены телом, но помыслом были едины. Потом, усиливая сказанное, Спаситель говорит: тот не только служить не будет, но еще возненавидит и отвратится. "Или одного будет ненавидеть, – Он говорит, – а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть". В этих двух изречениях Спаситель, кажется, выражает одну и ту же мысль; но не без причины Он говорит так, а с тем намерением, чтобы показать, как легче перемениться на лучшее. Чтобы ты не говорил: я однажды навсегда порабощен богатством, угнетен им, Он – показывает, что есть возможность и перемениться, есть возможность перейти как на ту, так и на другую сторону. Итак, высказав общую мысль, чтобы заставить самого слушателя быть беспристрастным судьей Его слов и произнести суд на основании самого дела, Христос как только увидел, что слушатель соглашается с Его словами, тотчас раскрывает Свою мысль: "не можете, – говорит, служить Богу и маммоне". /VII:242-243/.
Тут Нагорная проповедь предстает пред нами не как набор заповедей, но как пастырская проповедь, где Спаситель, имея целью убедить слушателей в Своих словах, тончайшим образом выстраивает повествование. Аналогично, Златоуст все время занимается расшифровкой пастырских интенций ап. Павла, причем делает это удивительно проницательно. Его речь пестрит восклицаниями типа:
«Замечаешь ли, как (апостол) доказал» /IX:576/;
«Заметь опять искусство Павла, как он обращает речь свою к совершенно противоположному» /IX:586/.
Часто святитель, как в Евангелии, так и в Павловых посланиях выделяет речения, выражающие заповеди Господни, и речения, носящие икономический характер, снисходящие к слушателям или подготавливающие их для восприятия более высоких истин. Логично предположить, что и сам Златоуст, предлагая слушателям свои проповеди, строит их аналогичным образом. И действительно, анализ показывает, что великий святитель, ради того, чтобы более эффективно воздействовать на своих слушателей, широко пользуется самыми различными приемами. Наиболее характерные из них мы будем отмечать в дальнейшем изложении. Но об одном, наиболее важном, следует упомянуть заранее. Это – икономия, т.е. прием постепенного, пошагового ведения своих пасомых от самых очевидных нравственных норм к вершинам христианского совершенства. В своих гомилиях св. Златоуст выступает как бы в двух лицах: он - великий христианский моралист и одновременно - великий пастырь. Имея за плечами огромный опыт детоводительства ко Христу, Златоуст прекрасно понимал, что сделаться преподобным, достичь нравственных высот, в одночасье нельзя. Нужны многие годы упорной работы над собой. А потому, если новоначальному сразу предложить к исполнению подлинно христианские заповеди, то они могут оказаться неудобоисполнимыми, что ввергнет его в уныние и сильно повредит его спасению. Поэтому великий пастырь очень часто снижает планку требований и предлагает слушателям сначала исполнить заниженные нормы. Однако он всегда рассматривает эту меру как педагогический прием: если человек такую норму выполнит, то нравственный горизонт его расширится и он увидит, что это – отнюдь не совершенство, что можно двигаться выше по лестнице добродетелей. Так, восходя из силы в силу, христианин может достичь очень больших высот и исполнить (разумеется, не достигая полного совершенства) самые высокие заповеди Божии.
Видимо, принцип икономии святитель усвоил во время подготовки к своему служению, подвизаясь в монашеском делании во время многолетнего пребывания в горах близ Антиохии. Можно предположить, что и сам святитель далеко не сразу овладел вершинами христианской нравственности, так что этот принцип был им прочувствован на себе.
Принцип икономии позволяет разрешить многие, на первый взгляд непреодолимые противоречия в имущественном учении великого святителя. В частности решается т.н. проблема «климентистских» текстов.
Выше мы изложили принципиальные воззрения святителя на имущественную проблему. Так виделось Златоусту учение, заповеданное нам Самим Спасителем. Однако, полистав творения святителя, читатель может найти фрагменты, которые этому учению противоречат. Причем, таких найдется множество, по объему вполне сопоставимое с принципиальными цитатами и даже превосходящее их. Их характерная особенность – снижение планки, компромисс с существующим положением вещей.. Вот небольшая их подборка:
"Рассматривая внимательно, мы найдем, что это (нестяжание
- Н.С.) заповедано было не всем, а одним апостолам, и им не навсегда, но на
некоторое определенное время(...) Если бы бедность была законом и повелением,
то надлежало бы с самого начала сказать это, а не высказывать в виде совета и
увещания (...) А не одно и то же – советовать и давать
закон. Кто дает закон, тот желает, чтобы предписанное непременно было исполняемо;
а кто советует и увещевает и представляет на волю слушающего избрать то, о чем
говорит, тот делает слушателя властным принять и не принять"
/III:192-193/.
"Это я говорю не потому, что деньги - грех: грех не уделять их
бедным и плохо пользоваться ими. Бог не создал ничего плохого, но все очень
хорошо; так что и деньги хороши" /X:129/.
"Впрочем, Он не запрещает обогащаться, но не велит быть рабом денег и предаваться любостяжанию" /VII:751/.
"Он говорит: откажись от имения. Так в этом трудность? Но этого он
решительно и не заповедывал, а только дал совет"
/VII:885/.
"Не то я говорю, чтобы иметь богатство
было грешно, грех – не разделять его бедным и худо пользоваться им. Бог не
сотворил ничего худого, но "вся добра зело" (Быт.1,31);
следовательно, и богатство - добро, но тогда, когда оно не завладевает имеющим
его, когда оно избавляет ближних от бедности (...) Богат тот, кто не нуждается
брать у других, но сам помогает другим; а кто старается брать у других, тот не богат, а беден. Таким образом,
не богатство есть зло, а бедственное
настроение души, обращающее
богатство в бедность"
/X:129-130/.
"Говорю и не перестану говорить это, хотя многие и упрекают меня
(говоря): всегда он говорит, докучает богатым. Однако, ведь, и те всегда
докучают бедным. А я докучаю богатым, вернее же сказать, не богатым, а тем, кто
худо пользуется богатством. Всегда говорю, обвиняя не богатого, а хищника. Иное
дело богатый, иное - хищник; различай эти две вещи и не соединяй несоединимого. Богат ты? Не запрещаю. Похищаешь? Обвиняю.
Имеешь свое? Пользуйся. Берешь чужое? Не смолчу. Желаешь убить меня? Готов
кровь пролить, только бы удержать тебя от греха(...) И бедные - мои дети, и
богатые - мои дети" /XII:557-558/.
Этот ряд можно расширять и расширять. Вырванные из контекста, а главное,
не соотнесенные с тем педагогическим замыслом, который проводил великий
святитель, они могут быть поняты как согласие с позицией Климента.
Поэтому такие фрагменты мы будем называть «климентистскими». К сожалению, так и понимало их подавляющее
большинство богословов, как отечественных, так и зарубежных. Многие из них при
этом, правда, отмечали, что у Златоуста имеется и другой ряд высказываний
(разобранных нами в предыдущих п.), которые, как казалось, входят в
противоречие с приведенными. Если «климентистские»
тексты говорят о допустимости владения богатством, если это владение сочетается
с благотворительностью, то в принципиальных высказываниях Златоуст речь ведет
об избавлении от богатства путем раздачи его бедным в виде щедрой милостыни.
Однако противоречие тут только кажущееся.
Указанное противоречие вполне разрешается принципом икономии, если его последовательно применить к имущественным текстам Златоуста. Дело в том, сфера имущественных отношений допускает очень много градаций нравственной высоты. Так, между человеком, который воздерживается от прямого воровства и подвижником, достигшим полной нестяжательности – огромная дистанция. И пройти ее в одночасье почти невозможно – как правило нужен многолетний труд по изменению сознания, по избавлению от власти мамммоны, по укреплению любви к людям. Поэтому для находящихся в начале восхождения Златоуст предпочитает снижать планку требований, ставя перед пасомыми понятные цели, которые по плечу их духовному возрасту.
Но посмотрим, перед каким контингентом слушателей в основном проповедовал великий святитель в храмах. По сути дела – это срез всего византийского общества. И конечно же, большинство из них составляли новоначальные, люди, считающие себя православными, но в то же время очень далекими от праведности. Поэтому вполне естественно, что в проповедях святителя встречается масса приведенных выше "климентистских" высказываний.
Но есть и более убедительные доказательства того, что эти высказывания не являются выражением подлинно христианского учения, а обусловлены именно педагогическими соображениями. Оказывается в творениях великого святителя имеется целый пласт высказываний, ставящих в этом вопросе все точки над “i”. Дело в том, Златоуст никогда не забывал, что «климентистские» нормы не являются христианским идеалом, и что не только возможно, но и необходимо их преодоление, дабы достичь более высоких ступеней нравственного совершенства. По сути дела в «климентистских» требованиях святитель видел лишь временную меру, лишь первый шаг, сделав который, человеку открываются новые, более высокие перспективы.
Но может быть Златоуста. Однако, ставя перед новоначальными посильные им задачи, святитель тем не менее не раз подчеркивает, что эти задачи - отнюдь не христианский идеал, что подлинно христианское отношение к имению куда более высокое (оно было нами охарактеризовано в предыдущем изложении), причем эти идеалы отнюдь не сказка, не утопия - эти идеалы реально достижимы, они достигались и достигаются многими.
Такого рода мысли святитель высказывает не раз. Вот лишь некоторые "икономические" цитаты:
"Итак, если вдруг всего достигнуть для тебя трудно, то не домогайся получить все в один раз, но постепенно мало по малу восходи по этой лестнице, ведущей тебя на небо" /VII:647/.
"А что многие исполнили это учение (не заботьтесь, что вам есть и во что одеться - Матф.6,25), мы можем доказать примером тех, которые так любомудрствуют и в наше время. Но на первый раз для нас достаточно будет, если вы научитесь не лихоимствовать, почитать добром милостыню, и узнаете, что должно уделять от своих имуществ неимущим. Если, возлюбленный, ты исполнишь это, то скоро будешь в состоянии исполнить и то" /VII:247/.
"Не можешь совершенно расстаться с богатством? Уделяй часть от имения твоего (...) Не хочешь отдать Ему (Христу) всего? Отдай по крайней мере половину, или третью часть" /VII:478/.
"...у нас и речь теперь не о том, чтобы вы растратили имущество. Я желал бы этого; но так как это бремя выше сил ваших, то я не принуждаю. Я только убеждаю, чтобы вы не желали чужого, чтобы уделяли и от своего" /VIII:441/.
"А что говорит Христос? Лиси язвины имут, и птицы небесны гнезда: Сын же человеческий не имать, где главу подклонити (Лук.9,58). Если бы мы стали этого требовать от вас, то это, может быть, многим показалось бы делом трудным и тягостным. Итак, ради вашей немощи, я оставляю эту строгость: а требую только, чтобы вы не имели пристрастия к богатству, - и как, ради немощи многих, я не требую от вас такой высокой добродетели, так убеждаю вас, и тем более, удаляться пороков. Я не осуждаю тех, которые имеют домы, поля, деньги, слуг; а только хочу, чтобы вы владели этим всем осмотрительно и надлежащим образом. Каким надлежащим образом? Как следует господам, а не рабам, т.е. владеть богатством, а не так, чтобы оно обладало вами, употреблять его, а не злоупотреблять" /VIII:129/.
Обратим внимание на то, что тезис: "владеть богатством, а не так, чтобы оно обладало вами", - тезис, который обычно венчает учение о собственности современных богословов, - святитель тоже высказывает, но для него он - не вершина учения, а лишь одни из первых шагов, которые обязаны сделать новоначальные:
"Ведь не на самый верх нестяжания ведем мы тебя, просим только, чтобы ты отсек лишнее, и возлюбил только довольство, а довольство ограничивается самым нужным, без чего жить нельзя. (...) Когда ты научишься ограничиваться довольством, тогда, если ты захочешь подражать евангельской вдовице (Лк.21,14), поведем тебя к высшему. Ты недостоин еще любомудрия этой жены, когда заботишься о довольстве. Она была выше и этой заботы, потому что все средства своего пропитания повергла (в сокровищницу)" /X:640-641/.
Ту же мысль проводит святитель, говоря и об общении имуществ:
"Пусть же наши слова относятся к людям совершенным, а менее совершенным скажем следующее: уделяйте от имения своего нуждающимся" /X:150/.
А вот целая методика исцеления от страсти любостяжания, которую великий святитель излагает слушателям на трех страницах текста. Тут Златоуст как бы открывает нам секреты своей педагогики:
«Если захочешь, то и ты можешь скоро исцелиться, Если угодно, мы по
примеру врачей предпишем тебе и подробные правила, как поступать. Прежде всего надобно не падать духом и не отчаиваться в своем
спасении; потом – взирать не на одни только примеры людей исправившихся, но и
погибших от страстей. Вспоминая о Закхее
и Матфее, надобно представлять и Иуду, и Гиезия, и Ахара, и Ахаава, и Ананию, и Сапфиру, чтобы примерами первых предохранить себя
от отчаяния, а примерами последних истребить в себе нерадение и не допустить
душу – оставаться невнимательной к
предлагаемым увещаниям, на расположить себя – говорить тоже, что говорили
приступившие к Петру иудеи: «что сотворим, да спасемся» (Деян.2,37), и
услышать, что нужно делать. Что же нужно делать? Нужно знать,
что вещи ничтожны, что богатство есть беглый и неблагодарный раб, что оно
подвергает бесчисленным бедствиям владеющих им, и тому подобные истины
постоянно повторять себе. Как врачи, для утешения больных, требущих себе холодного питья, уверяют их, что оно будет
подано, упоминают об источнике, о сосуде, о потребном для того времени и о
многом другом, – потому что если отказать вдруг, то они могут придти в гнев и
бешенство, – так будем поступать и мы с корыстолюбцами. Если они скажут: мы
хотим обогатиться, - не будем тотчас же говорить, что богатство есть зло, но
согласимся и скажем, что и мы желаем им того же, но желаем в надлежащее время,
- богатства истинного, доставляющего радости вечные, собираемого для них самих,
а не для других и часто для врагов; обратим их внимание на правила любомудрия и
скажем, что мы запрещаем не обогащаться, но
обогащаться дурными способами; можно обогащаться, но без корыстолюбия, без
грабительства и насилия, без худой молвы. Располагая их к себе такими словами,
не будем еще говорить им о геенне, потому что больной сначала не может
перенести этих напоминаний; а будем в рассуждениях своих более касаться
предметов настоящих и говорить: для чего ты хочешь обогащаться несправедливо?
Для того ли, чтобы другим собрать золото и серебро, а себе - бесчисленные
укоризны и проклятия? Для того ли, чтобы ограбленный тобою терзался и мучился,
имея нужду в необходимом, везде порицал тебя и при наступлении ночи ходил по
площадям и всем переулкам, недоумевая и не зная, как провести ночь?(…) Будем же рассказывать им о чужих несчастьях, о
преждевременных сиротствах, о заключенных в темницах, обижаемых в судилищах, о
подвергающих опасности жизнь свою, о неожиданном вдовстве или о внезапной
нищете богачей, и этими страшными событиями трогать их душу. Рассказами
о других мы внушим им бояться того же и за себя(...) Когда же увидим, что они
тронуты этими рассказами, тогда, наконец, будем говорить с ними и о геенне;
впрочем, не как бы желая устрашить их, но выражая сожаление о других, скажем:
что говорить о настоящем? - жизнь наша здесь не оканчивается; в будущем
постигнет таких людей еще жесточайшее наказание, река огненная, червь ядовитый,
мрак нескончаемый, мучения вечные" /X:106-108/.
В Приложении дается более полный корпус такого рода "икономических" высказываний Златоуста. Они не оставляют сомнения относительно того, что великий святитель считал христианскими идеалами и каковы должны быть первые шаги по их достижению. При этом идеалы отнюдь не виделись Златоусту недостижимыми. В «икономических» текстах святитель не раз упоминает о людях, которые уже живут по подлинно христианским имущественным нормам. Кроме того, выше уже приводился отрывок, в котором Златоуст прямо в храме призывал своих прихожан последовать примеру христиан Иерусалимской общины.
Выше мы указывали, что праведность в имущественной сфере имеет много степеней совершенства. Но ради достижения полной ясности можно ситуацию упростить и все эти стадии свести к двум – нормы святоотеческие и нормы «климентистские». Таким образом, сочетая в себе учителя и пастыря, Златоуст предлагает нам «двухэтажную» концепцию. Если верхний этаж занимают принципиальные воззрения святителя на должное христианское отношение к богатству и собственности, то нижний этаж занимают снисходительные, временные нормы, обращенные к новоначальным и призванные быть ступеньками к нормам принципиальным.
Очень важно, что в качестве нижнего этажа великий святитель фактически берет воззрения Климента. Тем самым Златоуст блестяще решает задачу преемственности учения. С одной стороны, он максимально использует все ценное, что заключено в концепции Климента Александрийского. Но, с другой стороны, святитель не абсолютизирует его взгляды, а находит концепции Климента свое подобающее ей, подчиненное место.
