Леонтьев Константин Николаевич (1831-1891).
В целом все миросозерцание Леонтьева можно назвать христианским реалистическим консерватизмом. Но его бескрылый, сумрачный взгляд на социум обрамлен чрезвычайно оригинальными идеями, на которых следует остановиться. Мы их постараемся раскрыть с помощью цитат из сочинений самого мыслителя.
Биографические данные. Отец, Николай Борисович Леонтьев, - дворянин средней
руки, мать же, Феодосия Петровна, происходит из старинного дворянского рода
Карабановых. Константин – младший, седьмой по счету ребенок в семье Леонтьевых.
Окончил Московский ун-т. по медицинскому факультету. В то время был
материалистом и эстетом, находившимся под влиянием Милля и Герцена.
1854 году,
досрочно получив диплом, Леонтьев отправляется добровольцем в Крым в качестве
батальонного лекаря.
В 1861 году Леонтьев снова едет в Крым, в Феодосию,
где неожиданно для всех женится на Елизавете Павловне Политовой, “полуграмотной,
простодушной и красивой мещанке”, после сошедшей с ума.
В Салониках в
Из письма Розанову:
«Но в лето 1871 года, когда в Салониках, лежа на
диване в страхе неожиданной смерти (от сильнейшего приступа холеры), я
смотрел на образ Божией Матери (только что привезенный мне монахом с Афона), я ничего
этого предвидеть ещё не мог, и все литературные планы мои ещё были даже
очень смутны. Я думал в ту минуту не о спасении души (ибо вера в Личного
Бога давно далась мне гораздо легче, чем вера в моё собственное бессмертие),
я, обыкновенно вовсе не боязливый, пришёл в ужас просто от мысли о телесной
смерти, и, будучи уже заранее подготовлен целым рядом других
психологических превращений, симпатий и отвращений, я вдруг, в одну минуту,
поверил в существование и могущество этой Божией Матери; поверил так
ощутительно и твёрдо, как если бы видел перед собою живую, знакомую,
действительную женщину, очень добрую и очень могущественную, и воскликнул:
«Матерь Божия! Рано! Рано умирать мне!.. Я ещё ничего не сделал достойного моих
способностей и вел в высшей степени развратную, утончённо-грешную
жизнь! Подними меня с этого одра смерти. Я поеду на Афон, поклонюсь
старцам, чтобы они обратили меня в простого и настоящего православного,
верующего в среду и пятницу и в чудеса, и даже постригусь в монахи».
Отставка в
«сознаюсь Вам, что Соловьев – единственный и первый
человек (или писатель, что ли), который с тех пор, как я созрел, поколебал меня
и насильно заставил думать в новом направлении. Вы-то лучше других знаете, что
ни Аксаков, ни Хомяков, ни тем более Катков, ни даже Данилевский вполне не
удовлетворяли меня. Я чувствовал, что я перерос их моею мыслью, и если я не
сумел выразить ее, эту мою мысль, в моих сочинениях, ни достаточно популярно,
ни достаточно научно, ни достаточно завлекательно, ни достаточно убедительно,
то этот сравнительный неуспех ни разу не поколебал во мне внутренней веры моей
в особое культурное призвание России. В первый раз Соловьев заставил меня
задуматься и поколебал меня» /1:465/.
Август
По приезде в Троице-Сергиеву лавру простудился. Ноябрь
Эстетика во главу угла.
Эстетический критерий, по Леонтьеву – самый универсальный. Эту мысль Леонтьев никогда не оставлял.
«эстетические требования осуществимее, чем моральные» /1:386/.
В.В. Розанову,
«Я считаю эстетику мерилом, наилучшим для истории и жизни, ибо оно приложимо ко всем векам и ко всем местностям» /1:584/.
Разумеется, абсолютизация эстетики неверна и даже абсурдна. Но Леонтьев долго держался такого образа мыслей, и из эстетического критерия следовали его немного странные политические предпочтения.
Цветущая сложность. Гипотеза триединого
процесса.
Леонтьев, считая себя последователем Данилевского, исповедовал теорию троичной фазы развития цивилизации: 1) первоначальная наивная простота, 2) «цветущая сложность» (вершина развития); 3) «вторичное упростительное смешение» - верный признак скорой гибели цивилизации.
Главный «упроститель», по глубочайшему убеждению Леонтьева – буржуазный прогресс (это – одна из самых главных идей Леонтьева, определяющая его мировоззрение). Поэтому Запад прочно находится именно на этой последней стадии. Россия перенимает это вторичное упрощение у Запада и потому тоже на краю гибели.
Как избежать
«вторичного упрощения»? Вот некоторые советы Леонтьева (из письма И.И. Фуделю,
«1) Государство должно быть пестро, сложно, крепко, сословно и с осторожностью подвижно.
2) Церковь должна быть независимее нынешней. Иерархия должна быть смелее, властнее, сосредоточеннее. Церковь должна смягчать государственность, а не наоборот.
3) Быт должен быть поэтичен, разнообразен в национальном обособленном от Запада единстве (…)
4) Законы, принципы власти должны быть строже, люди должны стараться быть лично добрее; одно уравновесит другое.
5) Наука должна развиваться в духе глубокого презрения к своей пользе» /1:385-386/
Критика «розового христианства»
Леонтьев исповедовал христианство «страха Божия», а не любви.
«О своей религии я думаю и должен думать прежде всего с точки зрения спасения моей души (а все остальное и польза ближних «приложится») /1:387/
Из статьи «О всемирной любви» /2/(1880),посвященной разбору Юбилейной речи Достоевского:
«Итак, пророчество всеобщего примирения людей о Христе не есть православное пророчество, а какое-то общегуманитарное. Церковь этого мира не обещает, а кто "преслушает Церковь, тебе, тот пусть будет как язычник и мытарь" (14) (то есть чужд тебе как вредный своим примером человек; конечно, до тех пор, пока он не исправится и не обратится).
Возвратимся к европейцам... Прежде, например, чем полюбить кого-либо из европейских либералов и радикалов, надо бояться Церкви.
Начало премудрости (то есть настоящей веры) есть страх, а любовь - только плод.
Слишком розовый оттенок, вносимый в христианство этою речью г. Достоевского, есть новшество по отношению к Церкви, от человечества ничего особенно благотворного в будущем не ждущей; но этот оттенок не имеет в себе ничего - ни особенно русского, ни особенно нового по отношению к преобладающей европейской мысли XVIII и XIX веков.
Братство по возможности и гуманность действительно рекомендуются Священным Писанием Нового Завета для загробного спасения личной души; но в Священном Писании нигде не сказано, что люди дойдут посредством этой гуманности до мира и благоденствия. Христос нам этого не обещал... Это неправда: Христос приказывает, или советует, всем любить ближних во имя Бога; но, с другой стороны, пророчествует, что Его многие не послушают».
Интересно, что Леонтьев в христианстве видел элементы «вторичного упрощения» и мучился этим. Из письма Розанову, «безумные» тезисы, где Леонтьев смело и прямо характеризует свое мировоззрение:
«2) Более или менее удачная повсеместная проповедь христианства должна неизбежно и значительно уменьшить это разнообразие…
3) Итак, и христианская проповедь, и прогресс европейский совокупными усилиями стремятся убить эстетику жизни на земле, т.е. саму жизнь…
5) Что же делать? Христианству мы должны помогать даже и в ущерб любимой нами эстетике из трансцендентального эгоизма, по страху загробного суда, для спасения наших собственных душ, но прогрессу мы должны. где можем, противиться, ибо он одинаково вредит и христианству и эстетике» /1:586/
Поздний период: подморозка социализмом.
В конце жизни Леонтьев стал частично пересматривать свою позицию, поскольку чувствовал, что сам принцип эстетического критерия пробуксовывает. И он, вопреки своей эстетической и страстной натуре, начинает смотреть на социально-политические вопросы с точки зрения возможности: что возможно сделать, чтобы продлить жизнь России.
"Необходимо,- заключает К. Леонтьев,- вступить решительным и твёрдым шагом на путь чисто экономических, хозяйственных реформ, необходимо опередить в этом отношении изнеженную духом Европу, стать во главе движения ... из последних стать первыми в мiре!"./3:392/.
Уже интересное заявление, ибо раньше Леонтьев вообще отрицал важность экономики. Но оказывается, эта экономика у него должна быть построена на социалистических началах. Он видел общинный строй, где «вся земля будет разделена между подобными общинами и личная поземельная собственность будет … уничтожена" /5/. Он писал:
"Социализм, т.е. глубокий и отчасти насильственный экономический и бытовой переворот, теперь, видимо, неотвратим, по крайней мере для некоторой части человечества" ("О всемирной любви").
"социализм, понятый только с экономической стороны, может принять и охранительный характер" /4/.
Иначе говоря, с помощью социализма Россию можно «подморозить», т.е.затормозить ее неотвратимое движение к «вторичному упрощению» и гибели. Он пишет «Записку о необходимости новой большой газеты в С.-Петербурге» /3/, рассылает ее своим благодетелям: Т.Филиппову, К. Победоносцеву, где утверждает:
«Я скажу даже больше: если социализм – не как нигилистических бунт и бред всеотрицания, а как законная организация труда и капитала, как новое корпоративное принудительное закрепощение человеческих обществ – имеет будущее, то в России создать этот новый порядок, не вредящий ни Церкви, и семье, ни высшей цивилизации, не может никто, кроме Монархического правительства» /3:395/.
Очень знаменательное признание. Во-первых, оказывается, социализм – порядок, «не вредящий ни Церкви, и семье, ни высшей цивилизации». Иначе говоря, для Леонтьева христианский социализм вполне для его целей приемлем. А во-вторых, во главе христианско-социалистического государства он видел Православного Царя.
Конечно, он понимал социализм как закон, как «рабство», которое закрепостит людей. Но это намного лучше, что либерализм, который безусловно приведет к гибели России. Тут Леонтьев оказался пророком.
Наиболее известное произведение Леонтьева – книга «Византизм и славянство» /6/. В ней он высоко ставит симфонию между государством и Церковью, считая, что именно она приостановила «упростительное смешение» Империи и обеспечила Византии долгую жизнь.
Литература
1. Константин Леонтьев. Избранные письма (1854-1891). СПб.: Пушкинский фонд. 1993. – 640 с.
2.
К.Н.Леонтьев. О всемирной любви. //Леонтьев К. Н. Восток, Россия и славянство.
С.312-
3. «Записка о необходимости новой большой газеты в С.-Петербурге». // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. 391-395..
4 "Как надо понимать сближение с народом", // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство, стр.289.
5. Леонтьев К. Н. Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения. // Леонтьев К. Н. Восток, Россия и славянство. С. 427.
6. Леонтьев К.Н. Византизм и славянство. // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство, М.: Республика, – с. 94-155.
